Земля и воля. Собрание сочинений. Том 15

Николай Ольков

Для сибирского крестьянина не было слов и понятий более дорогих, чем свобода и земля. Без того и другого – погибель. Этот роман о том, как горстка крепких крестьян вступила в противоборство с властью, когда НЭП был заменен сплошной коллективизацией. Полтора десятка семей ушли тайно в глубину тайги. А потом война…

Глава шестая

Перед сном сказал Марфе, что утром едет в тайгу, проверить, как там ребята. Она обрадовалась, а потом заплакала, поняв, что отец не привезет с собой сыночков.

— Мироша, может, хоть булочек или пирожков им постряпать? — с надеждой спросила она.

Мирон усмехнулся: «Вот дура баба! К ним пути самое малое четверо суток, да их там пятнадцать человек, это короб надо пирогов вести». Но жену обижать не стал, сказал, чтобы на дорогу мяса свиного отварила и шмат сала положила, а буханку хлеба за пазухой сохранит. С вечера подготовил Вороного и Карего, в две смены будут везти, дремать придется в седле при тихом шаге, в крайнем случае, один раз можно остановиться, развести костер, на теплой земле уснуть пару часов. И кони отдохнут. По два мешка овса приготовил на каждого, проверил Трезора, на месте ли. Спал крепко, очнулся, когда жена уже укладывала в подсумок продукты. Оделся тепло, та же пуховая рубаха, меховые штаны, новый полушубок. Тулуп и две толстых попоны, чтобы лошадей на стоянке укрыть, увязал на свободном жеребце. Ружье и мешочек с патронами, взял и короткий обрез, мало ли что? Закрепил поклажу, легко сел на Воронка и поскакал улицей, Карий, пристегнутый к седлу, налегке бежал сзади. Село мирно спало. Вот так же, только в конце января, рано утром верхом же собрался он в уезд, к обеду другого дня был у Колмакова, а тот ему новость: в уезде восстание, в Бархатовой местные мужики перебили всех коммунистов и комсомольцев, на кресте у церкви распнули молоденькую учительницу, потом кто-то сжалился, пристрелил, чтоб не мучилась. Два месяца в село налетали отряды, все искали врагов, врагов не было, тогда искали самогон, ловили женщин или просто вызывали их через посыльных в сельсовет. Дважды врывались к нему в дом, интересовались, почему он не в отряде. Мирон столь уверенно говорил, что командующий армией оставил его специально для организации снабжения войск повстанцев хлебом и мясом, и гости убирались. Тут была доля правды, муку и мясо пару раз он отправлял в уездные городки, находившиеся в руках восставших. Как все это было ужасно! Потом пришла Красная Армия и разгромила бедных мужиков, загнав их в болота и глухие леса. Они выходили на милость власти больные, худые, обовшивевшие. Редко кого оставляли в живых, на всех лежал и дожидался жертв собранный материал, а вот брату Никифору повезло, его папка просто пропала, а новое следствие вести не захотели, дали на всякий случай десять лет и отправили пилить тайгу.

Вот и сейчас такая же тишина, и она так же обманчива. Наверное, ее нарушат не выстрелы из охотничьих ружей, а длинные речи о новой жизни, какие-то лозунги, ребятишки в классе перед собранием будут взбираться друг другу на плечи и кричать длинные речевки, это ему дочка рассказала. А что будет потом? Неужели тех мужиков, что в невыносимых условиях после войны и восстания со слезами и потом пахали запущенные пашни, молотили скудный колос и все-таки делились им с государством — неужели этих мужиков лишат хозяйств, сошлют в чужие края, а дело отдадут Синеоким? Щербаков неглупый мужик, только и он уверен, что это единственный способ спасти бедноту и поднять сельское хозяйство.

Мирон так задумался, что чуть не проскочил сверток за деревней Ивановкой, его изрядно припорошило снегом, но следы конских копыт видны, это его ребята проехали, так что надо поспешать. Когда совсем развиднелось, Мирон потерял след, метнулся влево, потом вправо и понял, что ребята ушли с дороги, потому что в тайге снега меньше и кони идут легче. «Молодцы, сообразили!». Теперь он пустил вперед собаку, и она уверенно шла по следу. Воронок, знавший повадки Трезора, от него не отставал.

Конец ознакомительного фрагмента.