Бархатное убийство

Николай Леонов, 2013

"Солнце садилось. Последние лучи его легли на вершины стройных кипарисов, на склон горы, где расположились домики поселка, окрасив их в багряный цвет. А здесь, вблизи моря, где находилась вилла «Аркадия», уже лежала густая тень. На скамейке, что стояла на самой верхней террасе прилегающего к вилле парка, сидели двое: Петр Тишкин, молодой человек 28 лет, высокий, но сутулый, с несколько мечтательным выражением лица, и его тридцатипятилетняя сестра Настя. Хотя они могли видеться и в течение дня, оба ценили этот вечерний час, когда им выпадала возможность побыть наедине, поговорить…"

Глава 5

Настя оказалась права: кабинет рядом с кухней был открыт, но пустовал. Видимо, управляющий находился, как выразилась горничная, «на территории». Гуров вышел из дома и огляделся. Справа, возле бассейна, теперь никого не было: длинноногая любительница музыкальных передач Татьяна Осипова, видимо, куда-то ушла. Может, в море нырять, а может, по магазинам. Хотя какие здесь, в поселке, магазины? Впрочем, беседа с любовницей Кривулина не входила в ближайшие планы Гурова. Сейчас ему хотелось поговорить в первую очередь именно с управляющим. Во-первых, он лучше всех должен знать людей, живущих в доме, а во-вторых, он в тот день почему-то задержался и допоздна оставался в усадьбе. Интересно почему? И еще одному человеку сыщик хотел задать такой же вопрос — садовнику Александру Ермолаевичу.

Лев прислушался: не доносится ли из-за кустов стрекот газонокосилки. Нет, там было тихо. Значит, садовник тоже переместился в другое место.

Гуров отправился на поиски.

Обогнул куст с ярко-зелеными листьями и крупными белыми цветами и увидел свежеподстриженный газон. «Наверное, садовник где-то рядом», — решил он и двинулся дальше. Однако за следующим поворотом дорожки ему навстречу шел вовсе не садовник, а человек, с которым он провел, можно сказать, все утро — водитель Сергей Жилкин.

— Хорошо, что ты мне встретился, — сказал Лев. — Поговорить надо. Давай сядем вот здесь. — И указал на изящную скамью, стоявшую под кипарисом.

— Что ж, давайте поговорим, — согласился Жилкин.

Гуров сел, похлопал рукой рядом с собой — садись, мол, голубь, поближе. Однако водитель, он же телохранитель, поступил по-своему: сел подальше, и не лицом к сыщику, а боком, глядя прямо перед собой.

— Меня интересует, где ты был и что делал вчера вечером, — начал Лев, — с восьми вечера и до двенадцати ночи.

— Это можно, — ответил Сергей. — Я после ужина в гараже был: трамблер менял. Как заменил, пошел к морю, искупался, потом сел «ящик» смотреть.

— Где смотрел?

— В общей комнате, там вроде гостиной для слуг.

— Один?

— Нет, с Лешкой. С поваром.

— А что показывали?

— Матч за звание чемпиона мира в тяжелом весе между Поветкиным и Рахманом.

— А ты, я вижу, в этом разбираешься. Что, занимался боксом или просто интересуешься?

— Занимался. Три года, пока в школе учился, и потом еще четыре.

— А почему бросил?

— Почему бросил? — Водитель повторил заданный ему вопрос, после чего в первый раз за время их беседы повернулся к Гурову. На его лице появилась кривая ухмылка: — Бросил, потому очередь мне пришла «ходку» делать. Срок я получил. А вы что, разве не знали?

— Нет, не знал, — удивленно проговорил Лев.

— Я думал, Борисыч скажет, — все так же усмехаясь, сказал Сергей, — или следак, что дело ведет.

— А срок за что получил?

— За что? Я в бедности рос, у родителей вечно денег не хватало. Каждую сотню считали. А у меня друган один был, вместе в секцию ходили, Колькой звали. И вот стал этот Колька вдруг в гору идти. «Шузы» новые, вообще шмотки крутые. В кабак меня зовет. Раз зовет, два. И все время он платит. Мне неловко, а что делать — денег-то нет. Я поинтересовался, откуда у него бабло? А он ответил, что связался с крутыми пацанами, которые настоящие дела делают — берут кассы в магазинах. Не в продуктовых, а в настоящих — ювелирных или меховых. Там главное — быстрота и натиск. Ну, и расчет, конечно. Но расчетом есть кому заниматься, а его дело — охранников валить. И сказал мне Колян, что есть у них в коллективе еще одно место. Я подумал-подумал и пошел.

— И долго ты валил охранников? — усмехнулся Гуров.

— Не очень, — признался водитель. — Полгода не прошло, как нас всех взяли. Я получил шесть лет. Отсидел из них четыре.

— По УДО вышел?

— Да, в связи с образцовым поведением. Ну, вышел, а дальше что делать? Чувствую, придется снова тем же заниматься. Профессии нет, учиться поздно, да и кто меня со справкой на настоящую работу возьмет? Ну, устроился в один ЧОП. Решил: как выйдут на меня какие серьезные люди — соглашусь. Но только первым на меня вышел вот он, Борисыч.

— А как вы с ним познакомились?

— Наш ЧОП его контору охранял, и чем-то я ему приглянулся. Он как-то спросил, пойду ли к нему водителем, а заодно и телохранителем? Я подумал и согласился. И вот третий год уже работаю.

— А кто еще здесь знает о твоем уголовном прошлом?

— Кроме Борисыча, никто, — ответил Жилкин. — Если он кому-то еще не рассказал.

Теперь, когда водитель ему рассказал о своем прошлом, Гуров понял странности его поведения: особую молчаливость, нежелание идти на контакт. Ведь для блатного откровенничать с полицейским — это, что называется, «западло». И вообще воровской кодекс предписывает больше помалкивать.

— Так вот почему ты на меня весь день волком смотришь! — заключил Гуров.

— Что же мне с вами, обниматься, что ли? Того и гляди пришлете наряд — и вперед, в кутузку. Ясно же, что я первый на подозрении.

— А что, на тебе «мокрое» дело уже висело?

— Нет, убивать я никого не убивал, — покачал головой водитель. — Я шел по статье «участие в вооруженном ограблении». Но какая разница? Ходка была? Была. Значит, все.

— Пока что тебе никто обвинений не предъявляет, — заверил его Лев. — И хозяин о твоем прошлом не говорил — ни мне, ни капитану Синичкину. Так что ты здесь на равных с остальными. И пока ты на равных, давай еще немного поговорим про вчерашний вечер. Значит, вы смотрели бокс вместе с поваром. Во сколько начали смотреть и во сколько закончили?

— Смотря про кого говорить. Включил «ящик» я, когда с моря вернулся. Это было в половине десятого. Минут через пятнадцать Леха подошел. Я еще подумал: сейчас начнет зудеть, чтобы на другой канал переключить, он ведь бокс никогда не смотрит. Но он ничего, сидел, смотрел. Где-то через полчаса к нам заглянул Семеныч, позвал его, и Леха вышел.

— Это ты про управляющего говоришь? — уточнил Гуров.

— Ну да. Где-то минут двадцать его не было, весь четвертый и пятый раунды. Потом вернулся, злой такой, хоть самого на ринг выпускай. Снова стали вместе смотреть. А без пяти одиннадцать Сашок этого Рахмана нокаутировал, и бой закончился. Полный абзац! Американос на канаты завалился, на ногах не стоит. Ну, и я спать пошел.

— А повар?

— Он остался и сразу стал каналы щелкать, боевик какой искать. Он в основном боевики смотрит.

— А ты, пока ложился, ничего особенного не видел, не слышал?

Жилкин немного подумал, припоминая, потом покачал головой:

— Нет, ничего не было. Все штатно.

— Ладно, у меня пока вопросов нет, — сказал Гуров, поднимаясь. — Появятся — задам. А где можно сейчас вашего Семеныча найти?

— Да в гараже, «Форд» свой драит, гудок новый устанавливает. Он все ко мне подъезжал, чтобы я ему машину за так мыл. Да только как подъехал, так и отъехал. Пришлось нашему завхозу самому горбатиться. Так что там его и найдете. А я тоже спросить хотел: ехать сейчас никуда не надо?

— Нет, пока таких планов нет, — ответил Лев. — Я еще немного у вас побуду.

— Тогда я пойду поплаваю, — сказал водитель. — Что здесь хорошо — поплавать вдоволь можно.

На том они и расстались. Жилкин повернул на дорожку, ведущую вниз, к морю, а Гуров направился в сторону гаража.

Сергей не обманул: управляющий Константин Семенович действительно находился в гараже. Он до половины погрузился в капот машины, так что наружу торчала только задняя часть. Пришлось Гурову к ней и обращаться.

— Константин Семенович! — позвал он.

Управляющий с неожиданной при его комплекции резвостью вынырнул из-под крышки капота. В одной руке он держал гаечный ключ, в другой — отвертку.

— Извините, что мешаю проведению ремонта, — сказал Лев, — но мне нужно с вами побеседовать. Где мы можем это сделать?

— Да здесь и побеседуем, уважаемый, — ответил Чанба. — Вот там, в тени, сядем на скамеечку и побеседуем. Только руки помою и буду совсем готов. А ремонт пусть подождет.

Они вышли из гаража и присели на скамью в тени кипарисов.

— Расскажите, что вы делали вчера, начиная с восьми вечера и до полуночи, — попросил Гуров, повторив стандартную фразу своего сегодняшнего расследования.

— Что делал, уважаемый? Да разве все упомнишь? Столько всего делать приходится — верчусь как белка в колесе! Ведь на мне весь дом держится, все хозяйство. Всем приходится заниматься, обо всем заботиться. Я и продукты покупаю, и счета оплачиваю, и прислуге зарплату выдаю, и за порядком слежу — абсолютно все! Абсолютно!

— Я верю, что у вас много забот, и все же вам придется постараться и вспомнить именно вчерашний вечер. Кстати, а почему вы так задержались вчера в усадьбе? Мне говорили, что обычно вы часов в семь уже уезжаете, а вчера до ночи все еще были здесь. Что заставило вас остаться?

— Да все то же, дорогой, — дела, — развел руками Чанба. — То одно, то другое…

— Нет, так у нас не пойдет, — покачал головой Гуров. — Вы упорно не хотите отвечать на мои вопросы. Давайте тогда я попрошу капитана Синичкина, и он выпишет вам повестку на завтра. Явитесь в Лазаревское, в участок, и там мы с вами побеседуем.

— Зачем повестка? Зачем в участок? — возмущенно произнес управляющий. — Разве я отказываюсь? Я всегда готов ответить! Нет такого вопроса, на который Константин Чанба не мог бы ответить!

— Ну так и ответьте, — начиная терять терпение, бросил Лев. — Почему вы вчера задержались в усадьбе позже обычного? И что делали начиная с восьми вечера? И если вы опять заведете ту же песню «всего, дорогой, не упомнишь», я вас буду считать уже не свидетелем, а подозреваемым, который упорно отказывается отвечать на мои вопросы.

— Да отвечаю я, отвечаю! — воскликнул Чанба. — Сейчас все расскажу. Значит, какой у вас вопрос? Ах да, восемь вечера! Восемь вечера, восемь вечера… Сначала я перекусил, потом с Сашей — это садовник наш — беседовал…

— Это было в восемь или позже? — уточнил Гуров.

— Нет, наверное, раньше, еще в семь. Я на часы не смотрел, дорогой. Когда делами занимаешься, некогда на часы смотреть.

— Хорошо, а потом?

— Посмотрел я, что там Саша сделать успел… Потом еще в дежурку зашел, проверил, как у Бори, охранника, дела идут. Ну, и поехал домой.

— И во сколько же это было?

— Да часов в девять, наверное. Да, стемнело уже, так что девять уже было.

— Знаете, Константин Семенович, память вас, видимо, подвела, — заметил Лев. — Вы никак не могли уехать из усадьбы в девять, потому что в десять часов горничная Настя, собираясь идти на встречу с братом, отчетливо слышала ваш голос. Вы с кем-то разговаривали. И не просто разговаривали, а делали выговор. Так что перестаньте темнить и отвечайте: с кем вы беседовали в десять вечера?

— А ведь верно! — хлопнул себя по коленке управляющий, словно только что вспомнил забытую деталь вчерашнего вечера. — Точно, задержался я! Надо было с Борей, охранником, побеседовать, внушение ему сделать. Он ведь у нас не только за охрану отвечает, а еще за всю техническую сторону. А я заметил, что несколько лампочек в доме и возле дома не горят. Вот я ему и делал замечание. Как сделал — так сразу домой поехал.

— И ничего подозрительного или необычного вы в тот вечер не видели?

— Ничего особенного не было, клянусь! — заверил Чанба, в знак своей искренности прижав руку к груди.

— Клясться необязательно, достаточно сказать правду. Ладно, с вами я пока закончил. Но думаю, что вопросы еще будут. И не вздумайте водить меня за нос и тянуть, как сейчас. А теперь скажите, где я могу увидеть повара?

— Так на кухне он! — воскликнул управляющий и вскочил с места, словно собираясь немедленно бежать на кухню за поваром. — Там, в доме! А что, вы его тоже хотите о вчерашнем вечере спрашивать?

— Разумеется, — ответил Гуров. — Как и всех остальных. А что?

— Да нет, ничего, — сказал управляющий. — Это я так.