Бархатное убийство

Николай Леонов, 2013

"Солнце садилось. Последние лучи его легли на вершины стройных кипарисов, на склон горы, где расположились домики поселка, окрасив их в багряный цвет. А здесь, вблизи моря, где находилась вилла «Аркадия», уже лежала густая тень. На скамейке, что стояла на самой верхней террасе прилегающего к вилле парка, сидели двое: Петр Тишкин, молодой человек 28 лет, высокий, но сутулый, с несколько мечтательным выражением лица, и его тридцатипятилетняя сестра Настя. Хотя они могли видеться и в течение дня, оба ценили этот вечерний час, когда им выпадала возможность побыть наедине, поговорить…"

Глава 4

Обратная дорога до поселка, а затем и до виллы заняла больше времени: ближе к полудню движение на дорогах усилилось, так что ехать пришлось почти час. Но и теперь за все время поездки водитель не проронил ни слова. Гуров его тоже ни о чем не спрашивал. Конечно, Жилкина — так звали водителя — нужно было допросить, как и других обитателей виллы «Аркадия», однако он не хотел делать этого наспех, да еще сидя за спиной у водителя. «Придет время — и этого голубчика допросим», — решил Лев.

Наконец дома поселка остались позади. Дорога повернула и устремилась в горы, обходя группу неприступных скал, обрывавшихся в море. Но часть этих скал уже не существовала. Поверхность здесь была выровнена и образовывала несколько террас, на которых был высажен парк. Среди зелени виднелись несколько построек. Это и была вилла «Аркадия».

Машина подъехала к воротам и остановилась. Однако сигналить водитель не стал — он просто ждал. Через минуту створки стали медленно расходиться. Они въехали внутрь и вскоре оказались перед домом. Здесь водитель впервые открыл рот:

— Я вам в ближайшее время не нужен?

— Нет, часа два точно не нужны, — ответил Гуров. — Потом, ближе к вечеру, надо будет вернуться в санаторий.

— Тогда я схожу поем. Потом буду в гараже, — проинформировал его Жилкин.

Гуров вышел и огляделся. Вилла представляла собой трехэтажный, выстроенный в модном псевдоготическом стиле дом, напоминавший средневековый замок. Впрочем, «замок» был тщательно оштукатурен и сверкал новенькими окнами. Слева от него начиналась лужайка, за которой виднелся бассейн, у которого в шезлонге возлежала длинноногая девушка с книжкой в руке.

«Ага, это, как видно, та самая любовница хозяина, о которой говорил капитан», — догадался Гуров.

Справа находился парк, оттуда, из-за деревьев, доносился рокот газонокосилки. «Там, скорее всего, трудится садовник, — продолжал рассуждать Лев. — Тот, у которого, по словам Синичкина, безупречное алиби. Человеку с таким алиби бояться нечего, он может многое рассказать об остальных обитателях виллы. Да и любовница тоже наверняка может кое-что сообщить…»

Однако в первую очередь ему хотелось побеседовать с сестрой убитого. Надо было кого-то спросить, где ее искать. Водитель уже уехал в гараж, так что удобнее всего было спросить у девушки в шезлонге. Лев уже повернулся, чтобы направиться к ней, как дверь дома открылась и оттуда вышел осанистый мужчина лет пятидесяти. Густые усы и уверенная манера держаться придавали ему весьма внушительный вид. Если бы Гуров уже не был знаком с хозяином виллы Кривулиным, он бы решил, что усач и есть хозяин.

— Добрый день! — поздоровался с ним Лев. — Я только что приехал и хотел кое-что узнать.

— Добрый день, уважаемый! — приветствовал его усач. В его речи ощущался мягкий южный акцент. — Вы с Сергеем приехали? Так вы, наверное, полковник из Москвы?

— Да, моя фамилия Гуров, — представился сыщик.

— Очень рад, очень рад! — воскликнул усач. — Очень приятно видеть у нас такого известного человека! Я — здешний управляющий, Чанба моя фамилия, зовут Константин Семенович, но можно просто Костя. А вас, простите, как зовут?

— Лев Иванович.

— Слушаю вас, дорогой Лев Иванович! Что вы хотели узнать? Я все покажу, все расскажу! А может, вы хотите что-нибудь выпить с дороги или поесть? А то время уже к обеду. Сейчас я скажу Леше, он вам накроет…

— Нет, я сюда не есть-пить приехал, — ответил Гуров. — Ваш хозяин Кривулин попросил меня принять участие в расследовании убийства.

— Да, такая беда, такая беда! — сокрушенно покачал головой управляющий. — Петя такой был умный, такой тихий, такой знающий! И кто мог такое удумать — просто ума не приложу! Это кто-то чужой пробрался, у нас такого злодея нет!

— А вот ваш хозяин другого мнения, — заметил сыщик. — Он считает, что убийство мог совершить только человек, живущий на вилле. Кривулин мне говорил, что вилла хорошо охраняется, и посторонний сюда пройти не может.

— Да, это Егор Борисович верно сказал! Никакой злодей к нам не проберется! — заявил управляющий с таким же воодушевлением, с каким только что утверждал, что убийство совершил посторонний.

— Значит, это все-таки кто-то из своих, — заключил Гуров. — Вот я и должен выяснить кто. И для начала мне хотелось бы побеседовать с сестрой убитого. Кажется, ее зовут Настя?

— Да, верно, уважаемый, Настя у нас горничной работает, — сказал Чанба. На этот раз в его голосе звучала искренняя печаль. — Тоже такая тихая, исполнительная, работящая! Они с Петей очень похожи… были. Как она теперь будет жить — ума не приложу! Это такое горе, такое горе! Егор Борисович ее от работы освободил. Сказал: сколько нужно, столько пусть и отдыхает. Только какой же это отдых?

— А где она? — спросил Лев.

— У себя в комнате сидит, — ответил управляющий. — Как Петю увезли, так и сидит. Мне кажется, она даже не ложилась. Я ее завтракать звал — не пошла.

— Проводите меня к ней, — попросил сыщик.

— Идемте, уважаемый, — кивнул Чанба.

Они вошли в дом. Первое, что бросилось Гурову в глаза в просторном холле, — это занавешенное черной материей зеркало на стене. Обитатели виллы показывали, что помнят об убитом. Такой же черный креп был и в гостиной.

Миновав гостиную, управляющий и следовавший за ним Гуров свернули направо. Здесь была еще одна дверь, перед ней они и остановились.

— Вот ее комната, — шепотом проговорил Чанба. — Идите, уважаемый Лев Иванович, побеседуйте с ней. Может, это даже хорошо, что кто-то к ней придет, отвлечет.

Гуров шагнул к двери и постучал. Только потому, что внимательно прислушивался, он различил негромко произнесенное «войдите».

В комнате на стуле возле окна сидела молодая женщина. В руках у нее была губка, какими протирают окна, и она производила впечатление человека, присевшего на минуту передохнуть. Между тем она, скорее всего, сидела на этом стуле уже несколько часов. А может, и весь день.

— Здравствуйте, Настя, — поздоровался Лев. — Я из полиции, меня зовут Лев Иванович Гуров. Ваш хозяин попросил меня принять участие в расследовании гибели вашего брата. Но прежде я хотел бы выразить вам мои соболезнования.

— Да, спасибо, — кивнула женщина. — Меня, правда, уже спрашивали, но я могу и вам рассказать. Садитесь…

Тут она оглянулась, сообразила, что второго стула в комнате нет, и пересела на кровать.

— Я беседовал с капитаном Синичкиным, который ведет это дело, — начал Гуров, — и он сообщил мне, что вы, видимо, были последним человеком, который вчера видел Петра. Вы ведь вчера вечером беседовали?

— Да, там, в парке, — ответила Настя, неопределенно махнув рукой в сторону окна. — Мы каждый вечер подолгу беседовали. Если он с Егором Борисовичем не уезжал, конечно.

— И во сколько вы расстались?

— Десять уже точно было… Я, когда с Петей рассталась, сразу спать пошла. Когда ложилась, посмотрела на часы — было без двадцати одиннадцать. Так что расстались мы, наверное, где-то в десять двадцать.

— Брат говорил вам, зачем собирался идти в кабинет хозяина?

— Да, он сказал, что ему надо какой-то документ в Москву подготовить и отправить. А еще, что он ждет подрядчиков, им нужно деньги отдать.

— Скажите, а Кривулин часто поручал вашему брату передавать деньги?

— Да, он Пете полностью доверял, — кивнула Настя. — Про Петю все знали, что он копейки чужой не возьмет. Так что такие поручения Егор Борисович ему часто давал.

— А о какой сумме идет речь, брат вам не говорил?

— Нет, не говорил.

— Где проходил ваш разговор с братом?

— Там, в верхней части парка. — Настя вновь показала рукой в окно, на этот раз ее жест был более определенным. — На верхней террасе есть скамейка, мы на ней любим сидеть. Любили то есть…

— Пока с братом беседовали, и потом, до того как лечь, вы видели кого-нибудь? Кто-то попался вам на глаза?

Настя задумалась, потом ответила:

— Пока мы разговаривали — нет, рядом никого не было. А когда спустились — да, видели. На нижней террасе Александр Ермолаевич возился, листья убирал.

— О ком вы говорите? — спросил Гуров и пояснил: — Я ведь еще не всех здесь знаю.

— Александр Ермолаевич — это наш садовник, — объяснила Настя. — Он такой работящий, его никогда не увидишь, чтобы просто так, без дела сидел.

— И садовник продолжал работать в десять вечера? — удивился Лев. — Странно как-то…

— Ничего странного! — возразила Настя. — У нас в парке освещение хорошее, все видно. Чтобы листья убрать, много света не надо.

— Значит, вы видели, как садовник убирает листья?

— Нет, не совсем так. Он за кустами был, его самого видно не было. Просто я услышала — человек граблями стучит, листья убирает, и подумала, что это Александр Ермолаевич.

— То есть это мог быть и другой человек, который выполнял работу садовника, — заключил Гуров.

— Почему это? Кто же станет за садом ухаживать, если Александр Ермолаевич здесь? Он этого никому не позволит!

— Хорошо, я понял, — кивнул Гуров. — А еще кого-нибудь видели?

— Когда я мимо дежурки проходила — это будка такая рядом с домом, — там Бориса видела, охранника. А потом, уже когда в дом вошла и проходила через общую комнату — она у нас вроде гостиной для слуг, — там сидели Леша, наш повар, и Сережа, водитель. Телевизор смотрели.

— Во сколько это было?

— Я же говорила — примерно в половине одиннадцатого.

— Понятно… Значит, в половине одиннадцатого Жилкин еще сидел в общей комнате. Все? Больше никого не видели?

— Нет, больше никого.

— А вы не знаете, где в это время были остальные?

— А кто остальные? Константин Семенович, наверное, домой уехал. Он обычно, если дел особых нет, часов в семь-восемь домой уезжает.

— На чем?

— На машине своей, на чем еще?

— А что у него за машина?

— Я не помню, «Форд», кажется. Она возле гаража стоит. Хотя… Слушайте, а ведь я вру!

— В каком смысле?

— Нет, не уехал Константин Семенович. Я, когда шла с Петей поговорить, кондиционер выключила — не люблю его, шумит очень, и простудиться можно, — и окно открыла. Слышала, как Константин Семенович с кем-то возле дома разговаривал, сердито так, вроде даже ругался. Только вполголоса, так что слов слышно не было. Наверное, это он с Борей-охранником говорил, втык ему за что-то делал.

— Вы же сказали, что видели охранника в дежурке?

— Да, видела. Видимо, Константин Семенович его позвал, замечание какое-то сделал. Ведь Борис не только за воротами следит, он у нас еще вроде мастера — должен всю электронику в порядке поддерживать. А он не всегда это делает. Вот я и подумала, что управляющий его вызвал и выволочку устроил.

— Но вы не можете поручиться, что управляющий говорил именно с охранником?

— Нет, поручиться не могу. Но голос был похож. И вообще… Кого бы еще Константин Семенович стал так ругать?

— Хорошо, путь это был охранник. Остается еще любов… я хотел сказать, остается еще Татьяна Осипова. Ее вы не видели?

— Нет, не видела. Но слышала. Когда проходила через гостиную, со второго этажа музыка раздавалась. Это, наверное, от нее. Она любит всякие музыкальные передачи смотреть.

— Так, теперь мы, кажется, никого не забыли, — заключил Гуров. — А скажите, вы в тот вечер в поведении брата не заметили ничего необычного? Его ничего не беспокоило? Не тревожило?

— Нет, Петю ничего не беспокоило, — покачала головой девушка. — Это меня беспокоило, не его. Предчувствие у меня нехорошее было. Я ему так и сказала: «Давай уедем, тревожно мне что-то». А он стал меня успокаивать, сказал, что ему здесь хорошо, античную литературу изучает… Если бы я тогда настояла, увела его куда-нибудь…

— Не надо себя винить, — попытался утешить ее Гуров. — Ну, куда вы могли увести брата на ночь глядя? Значит, ничего необычного в тот вечер вы не заметили?

— Необычного? — Настя задумалась, припоминая. — Нет, ничего… Хотя подождите! Было одно… Правда, это ерунда, неважно…

— Что именно?

— Да костюм!

— Какой костюм?

— На нем в тот вечер костюм был чужой, — объяснила девушка. — Я еще удивилась, говорю: «Вон на тебе какой костюм модняцкий!» А он ответил: «Да это не мой, Егора Борисовича. Он мне вдруг взял и подарил. Размер-то у нас с ним одинаковый». И еще добавил: «Я обычно не люблю чужие вещи носить, но из уважения к нему согласился. Один вечер поношу, а потом сниму». Так и не снял. В этом костюме его и убили…

— Вот как… — протянул Гуров. — А не знаете, ваш хозяин раньше дарил брату какие-то вещи?

— Нет, не припомню такого, — покачала головой Настя. — Даже не знаю, чего это ему вздумалось.

— Ладно, я его самого спрошу. Что ж, пока у меня к вам вопросов больше нет. Не буду отнимать у вас время…

Тут Гуров понял неуместность своих последних слов и, чтобы загладить неловкость, спросил:

— Что теперь будете делать?

— Буду ждать, когда следователь разрешит уехать и Петю увезти, — ответила Настя. — Я его в Москве хочу похоронить, рядом с родителями. И сюда потом не вернусь. Смотреть на этот дом больше не могу! Так что я теперь одного жду: когда можно будет уехать.

— Я поговорю с капитаном Синичкиным, а если нужно, и со следователем, — пообещал Лев. — Думаю, они не станут возражать против вашего отъезда. В конце концов, если возникнут вопросы, их можно и по телефону задать. Скажите, а у вашего Константина Семеновича кабинет есть? Мне хочется теперь с ним побеседовать.

— Да, есть у него кабинет, рядом с кухней. Только он там редко сидит, обычно где-то на территории.

— Ладно, поищем, — сказал Гуров и вышел из комнаты.