Цветы лазоревые. Юмористические рассказы

Николай Лейкин, 1885

Известный писатель конца XIX – начала XX века Николай Александрович Лейкин внимательно подмечает и ярко описывает в своих рассказах характерные приметы времени, что делает его произведения не только водоворотом образов и ситуаций, но и своеобразной энциклопедией российской жизни на рубеже столетий. В этом сборнике охвачена жизнь во всем ее многообразии, и многие иронично обыгранные темы, такие как суеверия, сплетни, семейные дрязги, бедность и нищета, бюрократия, показуха в благотворительности и повсеместное пьянство, отзываются в читателях и сейчас. Разыгрываются и сценки, характерные именно для того периода: отношения обнищавшего дворянства и новых хозяев жизни – купцов. Высмеивается, хотя, скорее, и по-доброму, ограниченность последних и желание решить любую проблему с помощью денег – например, купить главную роль в пьесе.

У бабушки в Новый год

На темном и маленьком дворе многоэтажного каменного дома на Литейной улице, у подъезда надворного флигеля стоит карета с гербами на дверцах, трое щегольских саней с пузатыми кучерами на облучках и двое извозчичьих саней. На двор въехали еще сани с запряженным в них дорогим рысаком. Из саней выскочил офицер в парадной форме и направился в подъезд довольно сомнительной чистоты лестницы. Он позвонился у дверей второго этажа. На дверной медной дощечке было вырезано: «Княгиня Ксения Петровна Галикова». Пришлось повторить звонок. Ему отворила старуха в коричневом шерстяном платье и в чепце, из-под которого выглядывали совсем седые волосы.

— Граф Владимир Дмитрич… — проговорила она, пятясь в прихожую. — Так, кажется, я называю вашу милость? С Новым годом, ваше сиятельство.

— Так, так, Марьюшка. И тебя также с Новым годом… — отвечал офицер, сбрасывая с себя шинель. — У! Да у вас сегодня целый съезд!.. — сказал он, смотря из прихожей в маленькую гостиную, где виднелись генерал в ленте, несколько офицеров в парадной форме, камергер в мундире и два-три воспитанника военно-учебных заведений.

— Все, все собрались поздравить… Пожалуйте…

Офицер, позвякивая шпорами, влетел в гостиную и направился к очень древней, совсем сморщенной маленькой старушке, сидевшей в широком кресле. Старушка была в шелковом ватном капоте, но, невзирая на это, ноги ее были окутаны шалью. Голову ее украшал белый чепчик с целым ворохом мелких рюшей и темно-лиловых бантиков.

— С Новым годом, бабенька! — сказал офицер, целуя у старухи руку.

— Спасибо, спасибо, что вспомнил меня, старуху, — отвечала та, слезливо моргая глазами. — Вот все собрались сегодня, все… Очень рада. А то ведь забыли меня. Никто… Только отец Кирилл иногда… Ну, что же?.. С чем тебя поздравить? Что получил к Новому году? Хвастайся…

— Да еще ничего, бабенька… Я недавно служу.

— А ты старайся, старайся, чтобы тебя заметили.

— Буду стараться, бабенька, — отвечал офицер, пожимая руки всем присутствующим и поздравляя с Новым годом.

Все присутствующие были племянники и внуки старушки-княгини.

— Маша! Да скоро ли у тебя шоколад-то? — кричала она своей камеристке-старушке, которая отворяла дверь офицеру. — Поторопись, мать моя. Ну, рассказывайте что-нибудь. Вот сейчас шоколад подадут.

— Вы, бабенька, нам что-нибудь расскажите… — послышались голоса.

— Я, друзья мои, только и могу рассказывать, что жить нынче уж очень трудно стало. Ох как трудно!.. Что за ножовый народ нынче стал, так это просто удивляться надо! Вот только одна Маша… Она меня покоит, а все остальное — разбойники какие-то. А все оттого, что вожжи ослабли. Вообрази, Павлуша, — обратилась старуха к генералу, — сегодня только первое число, а уж управляющей два раза за деньгами приходил… И вчера приходил, и сегодня приходил. И некому выгнать. Машенька не может. Она и кричит на него, но толку никакого… Хоть бы ты попугал его хорошенько.

— Да ведь это, ma tante^[1], как же… Ведь это… — Генерал крякнул и развел руками.

— Нет, ты пугни. Он тебя испугается. Хочешь, я сейчас пошлю за ним?

— После когда-нибудь, ma tante, после. Вы за прошлый-то месяц платили ли за квартиру?

— Нет еще. Но ведь я не сбегу… Я заплачу… Откуда мне взять сейчас? Вот пришлют из деревни — я и заплачу. Из пенсиона я не могу. Велик ли мой пенсион! Опять же, и эти лавочники! Каждый день за деньгами… Пугни ты хоть лавочников-то!

— Пугну, ma tante, пугну… Я нарочно как-нибудь заеду к вам… Мы их созовем всех — я и пугну. А сегодня неловко, сегодня Новый год.

— Да ведь они и сегодня ко мне лезли. Вот и дворники… Подай им за воду. Приходят поздравлять с Новым годом и за воду требуют… Маша им дает три рубля на чай, а они за воду… Все, все… словно сговорились. Ездила я тут к Спасителю на Петербургскую сторону… Брала карету… Приехала и говорю: а за деньгами потом зайди… Так что же ты думаешь?.. Не уходит кучер из прихожей, да и только. Бились, бились — отдали. И то уж Маша ему из своих… Звание не уважают… Как с простой мужичкой… Только отец Кирилл да Маша и услаждают мою жизнь. Вы Машу-то у меня не забудьте… Суньте ей на Новый год.

— Мы уж дали ей, бабенька… — послышались голоса.

— Ну, то-то… Кабы не Маша, то мужики ко мне в комнаты врывались бы… Вот какие нахалы! Посылаю сегодня в сливочную лавку за молоком, чтобы шоколад сварить… Не дают молока. «Деньги подайте». Молока не дают! На что же это похоже! А полотеры? Полотеры меня замучили, совсем замучили… Месяц уже как полов не натирают, а за деньгами ходят. И ведь как нахально…

— Да ведь вы, бабенька, должно быть, за прежние месяцы им не заплатили?

— Не заплатила, но заплачу. Не господа, могут и подождать. Да ведь, в сущности, ежели рассудить, так тут и платить им не за что. Что такое полотеры? Купцы разве они? Товар они мне разве какой-нибудь отпускают? Ведь полы-то им ни копейки не стоит натереть. Только разве маленький кусочек воску… Говорю: «Натирайте». А они не хотят. «Деньги, — говорят, — пожалуйте…» Так и не натерли ни к Рождеству, ни к Новому году. А сегодня поздравлять пришли. Маша насилу их выгнала. Вот и прачка тоже… Это уж совсем мерзавка… Вообрази, Павлуша, она мне даже белья моего не отдает. «Заплатите, — говорит, — деньги, тогда я и белье отдам», — рассказывала старуха-княгиня генералу. — Постращай ты мне хоть прачку-то. Она и теперь в кухне сидит.

— Мы уж порешили, тетенька, все это сделать в один день, в один день и сделаем, — уклончиво отвечал генерал.

Старуха Маша вошла с подносом, на котором стояли чашки с шоколадом и лежали в сухарнице бисквиты.

— Ну, вот по чашечке, по чашечке… — заговорила княгиня и прибавила: — И бисквиты Маша насилу могла из булочной добыть. Не отпускают без денег, да и кончено.

Все взяли по чашке и принялись пить. Княгиня не отставала от генерала.

— Ну когда же, Павлуша, ты приедешь народ-то мне попугать? — спрашивала она.

— А вот как-нибудь на будущей неделе, тетенька. Уж вы не беспокойтесь, я приеду, — отвечал он.

Примечания

1

Тетушка (фр.).