Сатир и нимфа, или Похождения Трифона Ивановича и Акулины Степановны

Николай Лейкин, 1888

Бытописец России конца XIX – начала XX века, сатирик Николай Александрович Лейкин как всегда точно ухватывает подсмотренные им в жизни образы соотечественников самых разных сословий и характеров. В этом, в чем-то смешном, а в чем-то грустном романе остроумно обыграны самые разные типы персонажей. Одинокий пожилой купец Трифон Иванович Заколов проникается теплыми чувствами к своей кухарке Акулине. Скромная и тихая женщина по-настоящему преображается под влиянием своего нового статуса в доме, и динамика между «сатиром» и «нимфой» кардинально меняется. Подруга-горничная дает Акулине полезные, с ее точки зрения, советы, а родственник из деревни просится на хлебное место, и далеко не сразу ясно, к чему приведет цепь событий, начавшаяся с простой симпатии.

XV. Нимфа принимает визитера

— Погрызть разве орешков от скуки, — сказала сама себе Акулина, оставшись дома одна, и начала щелкать кедровые орехи, как вдруг в прихожей раздался звонок.

В прихожей чей-то мужской голос спрашивал:

— Дяденька Трифон Иваныч дома?

— Были дома, но сейчас только ушли, — отвечала кухарка Анисья, отворившая дверь. — Через час ладили опять вернуться.

— Неприятно. А я мечтал сделать болгарский переворот рюмки мадеры в рот… И никого из ваших приказчиков дома нет?

— Усидят ли они, батюшка, дома! Похватали наскоро праздничного харча, вырядились, да давай бог ноги…

Акулина приотворила дверь и выглянула в прихожую. В прихожей стоял молодой человек в ильковой шинели нараспашку и в глянцевой шляпе-цилиндре. Она улыбнулась приветливой улыбкой и сказала:

— Трифон Иваныч ушедши свою сестрицу с праздником поздравить, а вы милости просим и без него, потому я дома.

— Мерси, мадам… — поклонился молодой человек и спросил: — Только позвольте прежде опрос сделать: не вы ли та самая Акулина Степановна, о которой слухом земля полнится?

— Мы самые и есть. Прошу покорнейше выпить и закусить.

— Тре жоли и даже, можно сказать, авек плезир… Бери, старушенция, одежу и вешай! — сбросил молодой человек с себя шубу на руки Анисьи и ринулся из прихожей в комнату.

Он был во фраке, в белом галстуке, с бриллиантовыми запонками в груди сорочки, с маленькими закрученными усиками и уже заметно навеселе.

— Прежде всего, мадам, позвольте отрекомендоваться, — расшаркался он перед Акулиной, — Николай Семенов сын Куролесов… Племянник Трифона Иваныча. Я сын той самой сестрицы, к которой Трифон Иванович отправился. Прошу любить и жаловать. Сукном торгуем.

Акулина совсем сомлела от такого приема и, указывая на закуску, могла только выговорить:

— Выпить и закусить пожалуйте.

— Выпить мы выпьем, своего не упустим, это само собой, — отвечал молодой человек, — но прежде всего позвольте насладиться лицезрением прекрасной дамы. Вы дама или девица?

— Замужняя.

— Еще того лучше. Вот насчет этого происшествия у нас в рынке разные разговоры: одни говорят, что вы мадам, а другие — что мамзель… Знаете что, мадам? Дяденька Трифон Иваныч хоть и старого сорта человек, но у него вкус отменный… Это я по вашей физиономии личности сужу. Умеет выбирать дамский пол.

— Выпейте и закусите, пожалуйста, — говорила совсем смущенная Акулина.

— Нет, уж прежде позвольте на вас со всех сторон налюбоваться, — говорил племянник Трифона Ивановича и, приложив кулаки к глазам, обходил Акулину со всех сторон.

— Полноте… Что вы! Ведь это вы в насмешку… — жеманилась Акулина.

— Помилуйте, какая тут насмешка, коли я очарован. Ну, дяденька! Исполать тебе! Умеешь экономок выбирать. Или пардон… Может быть, я не так… Вы в воспитальницах?.. — задал он вопрос.

— Не понимаю даже, что вы и говорите… — отвечала Акулина, смущенно опуская глаза.

— То есть на каком вы положении у дяденьки существуете: в экономках или в воспитальницах?

— Я ни на каком положении, а так как он вдовый человек и без хозяйки, то и взяли меня в ключницы, чтобы по хозяйству… Только они меня предпочитают и приказали, чтоб и приказчики, и знакомые ихние также меня предпочитали и Акулиной Степановной звали. Да вы выпейте и закусите. Что ж вы, в самом деле?..

Племянник поклонился.

— Вот теперь, когда я насладился лицезрением вашей распрекрасной красоты, я готов и выпить, и закусить, но только с тем, чтобы и дама сердца моего дяденьки выпила со мной вместе, — отвечал он.

— Да уж дамам-то как будто и много… Ведь уж былое дело сегодня.

— И у меня былое, стало быть, два сапога пара… Прошу нацедить сосуды из ваших белых ручек.

Акулина налила, и они выпили. Племянник Трифона Ивановича, подбавив хмелю, приходил еще в больший восторг от Акулины и восклицал:

— Ай да дяденька! Утер нос даже и племяннику! Ну, Акулина Степановна, признаюсь, распрекрасная вы мадам… Первый сорт!

Акулина возносилась чуть не в облака. У ней даже дыхание сперло от похвал, и она только и твердила:

— Выпейте и закусите, пожалуйста.

— С вами ежели, то готов пить до могилы.

— Нет, уж мне-то много… Я дама… Дамы много не пьют. А вы одни выпейте.

— Разве за ваше здоровье только? Ну хорошо, извольте… За здоровье распрекрасного предмета — Акулины Степановны! — вскричал Куролесов, подняв рюмку.

— Да что вы уж так-то очень… Ведь и сглазить можно, — потупилась Акулина.

Племянник Трифона Ивановича выпил и сказал:

— Знаете, Акулина Степановна, ведь вы по своей красоте даже французинкам можете нос утереть.

— Ну уж… Что уж… Куда мне! Я и в дамы-то недавно вышла.

— Хоть и недавно, а в самую центру попали. Ай да дяденька! Вот они, старики-то! Ловко умеют откапывать. Скажите, Акулина Степановна, где он вас откопал?

— Да я уж с год у них жила, а только они меня не замечали.

— Ах, старый человек! Да разве можно такой пронзительный кусок не заметить! Вы изволили у них в услужении жить?

— Да, в услужении… А потом они меня в ключницы взяли, и вот теперь я около них.

— Стало быть, ключницей ему приходитесь?

— Да, ключницей.

— Дяде ключницей… Ну а мне-то вы кто же приходитесь? Ежели дяде ключницей, то племяннику тетенькой…

не родной, а все-таки тетенькой. Выпьемте, тетенька, Акулина Степановна!

— Нет, уж увольте… Нельзя мне хмельного потреблять. Я боюсь Трифона Иваныча… Они ладили скоро вернуться.

— С племянником-то выпить нельзя? С племянником-то можно.

— Нет, уж и с племянником увольте… Боюсь я их… Они заругаются. Вот кабы с ними, кабы они сами пожелали, то дело другое, потому я им потрафляю.

— Ну, не волензи, так как хотите! Тогда я один. Здоровье дяденьки Трифона Иваныча, так как они успели найти такую распрекрасную красоту!

Куролесов выпил и еще более охмелел. Акулина уж тяготилась им, но он не уходил.

— Странное дело, отчего я раньше не мог вас заметить! — говорил он пьяным голосом, покачиваясь на стуле. — Я ведь ходил сюда к нему. Хоть редко, но ходил. Странно. А у меня глаз зорок… Ох как зорок!

— В ненастоящем теле жила, оттого и не заметили, — отвечала Акулина. — А вот теперь, когда я в белом теле…

В это время в прихожей раздался звонок.

— Это, должно быть, они… Трифон Иваныч… — проговорила Акулина, несколько смутившись.

В дверях в столовую действительно показался Трифон Иванович.