Седьмая тень

Наталья Викторовна Любимова, 2019

Однажды студенты медицинского института отправляются на практику в маленький, богом забытый городок. Никто из них и не подозревает о том, что их туда собрала сама судьба. Что отныне их жизни тесно переплетутся, и они поймут, что случайностей не бывает…Герои книги попадают в круговорот странных событий и загадочных приключений. Они еще сами не знают, кто из них окажется главной фигурой на шахматной доске, а кто только пешкой в жестокой игре Добра и Зла? За кем будет идти смертельная охота? И кто станет хранителем древнего артефакта?..

Глава 5 «Предназначение»

Тоня стояла на островке тусклого света, который падал от свечи в старинной лампе, в руках пожилой худощавой женщины. Тьма, что преследовала их по пятам отступила и затаилась в лесной чаще. Женщина склонилась над внезапно рухнувшим парнем, провела рукой по его лицу и груди и произнесла:

— Аb initio!²

Потом Тоней овладел страх, и что делала и говорила женщина, казалось ей странным и непостижимым. Она не понимала ничего, речь женщины казалась каким-то набором слов не относящимися ни к ней, ни к лежащему на земле парню, ни к врачеванию. Как будто та была в каком-то глубоком трансе.

— Встреча — только начало, соединение будет в конце. Смерть одного неизбежна. Соблазн будет велик, тьма спустится на землю. Судьба Мира уже решена, он должен сделать свой выбор. Скоро настанет его час, — заключила женщина, и тяжело вздохнула. Потом перевела усталый взгляд на девушку и добавила:

— У каждого свой путь, за человека в его судьбе очень многое решают другие, но главный выбор он всегда делает сам.

Затем она снова провела рукой по груди и лицу Романа, и глядя будто сквозь него, сказала:

— Иди в дом, там, на сундуке, лежит полотенце, а на печке стоит ковш с отваром, принеси их сюда.

Тоня только сейчас обратила внимание на то, что в лесу действительно стоял деревянный сруб. Домом его язык не поворачивался назвать, скорее он был похож на избушку только без курьих ножек. Дверь была приоткрыта. В щель пробивалась полоска тусклого света.

В избушке было тепло. Ее убранство состояло из потрескавшейся беленой печки, которую недавно протопили, широкой деревянной кровати, видимо срубленной из того же материала, что и сама избушка, стола с начисто выскобленной крышкой и двумя лавками по обе его стороны. На столе горела толстая восковая свеча. В углу висела полка с посудой. Посуда в основном была из меди и керамики, «скорее всего позапрошлый век», подумала девушка. К потолку избушки на разноцветные веревочки были подвешены небольшими снопиками разные травы, и сухие цветы. Пахло только, что приготовленным отваром. На сундуке под посудной полкой лежало льняное, домотканое полотенце. Взяв все, что просила женщина, Тоня вышла на улицу.

Женщина ловко навязала на полотенце большие узлы, обвила им плечо и предплечье Антонова стала потихоньку тянуть за его концы. Узлы помаленьку перемещались с места на место, пока все полотенце не прошло от плеча до локтя, лежащего без сознания на земле парня. По мере того, как все полотенце оказалось в руках женщины, она быстро развязала на нем узлы и сложила в несколько раз. Взяла из рук девушки ковш с отваром, приподняла голову Романа, и влила глоток жидкости ему в рот. Он пошевелился и стал приходить в себя.

Сквозь далекую черноту оторвавшегося сознания Роман почувствовал тупую боль. Она была далекой еле различимой, будто бы чужой. В ушах нарастал звон, казалось, что били в колокол над самой его головой. Этот звон достиг такого резонанса, что вот-вот должна была лопнуть голова. И вот этот звон так же резко прекратился, как и возник. Из глубины сознания донеслось бормотание какой-то женщины, затем теплом разлилась по телу сладковато-горькая жидкость и заполонила собой каждую клеточку организма. От этого тепла захотелось спать и не просыпаться, по крайней мере, несколько часов. Но внутренний голос приказал открыть глаза, и Роман их открыл.

Перед ним на коленях стояла женщина, придерживая одной рукой его голову, другой держа ковш с какой-то жидкостью. По другую его сторону со свечой в руках стояла Тоня с перепуганным лицом и растрепанными волосами. Антонов оперся на локоть и ощутил, что боль в плече прошла, рука свободно двигалась и гнулась в локте, и даже опухоль начала спадать. Он сел, выпил остаток отвара, поданный женщиной, и почувствовал себя гораздо лучше.

— Спасибо, вы настоящая волшебница. Рука вообще не болит, как вам это удалось? — спросил Антонов.

— Помогаю избранным, — ответила женщина, заглянув в его глаза.

Этот взгляд был тяжелым, заглядывал в душу и мысли, словно сканировал рентгеном. Затем она взяла его за руку подержала ее в своих горячих ладошках и тихо, почти шепотом проговорила:

— Береги себя, и ее тоже, кивнув в сторону Антонины, добавила она, — тяжелые времена грядут, ты должен быть сильным… Удачи тебе.

Потом поднялась с колен, подошла к девушке, долго молча, смотрела в ее глаза, тяжело вздохнула, взяла из ее рук свечу и, махнув в сторону рукой, сказала:

— Дорога там… Вас уже ждут. Идите….

И не оглядываясь, пошла к избушке.

Роман взял Тоню за локоть, она вздрогнула, словно очнулась от оцепенения.

— Пойдем, нас ищут уже, наверное, — сказал он ей, и потянул в сторону, куда указала женщина.

***

Когда вышли на опушку леса уже рассвело. Шли не долго, примерно минут сорок. Впереди замаячила знакомая тропинка, бегущая к небольшому холму. Вчера за ним остался водитель со старым УАЗиком, — интересно, подумал Антонов, уехал он обратно, или остался их ждать? — Наверное, уехал, не ждал же он их тут всю ночь, — сам, мысленно ответил он, на свой вопрос. А вслух спросил:

— Слушай, а почему ее бабкой Лукерьей зовут? Она ведь еще не старая. На вид ей лет пятьдесят, ну пятьдесят пять не больше.

— Не знаю, — отозвалась Тоня, я ведь ее тоже никогда не видела. Да и странно все как-то. Почему мы сейчас шли по дорожке, и так быстро вышли к опушке. А вчера, по ней же, мы шли несколько часов. И что вчера вообще происходило в лесу? Что-то ведь нас преследовало. Я чувствовала это, ощущала каждой клеточкой тела.

Антонов и сам задавал себе этот вопрос, но ему было легче, он мог списать это на полуобморочное состояние, на болевые галлюцинации, да на что угодно. Но Тоня, она ведь тоже все это видела и чувствовала. Значит, ему это не показалось, значит было реальностью, но что это было?

— И эта женщина, ее слова, она говорила по латыни, ты не находишь это странным? — продолжала девушка. — А как она смотрела на меня, мне казалось, что все внутренности вынули из меня, всю энергию выкачали. Мне стало так плохо, что казалось еще мгновение, и я потеряю сознание. Если бы ты не потянул меня за руку, я бы упала.

— А что она говорила? — спросил ее Роман.

— Ты знаешь, это было похоже на бред, вроде этого: «все только начинается кто-то с кем-то встретиться, чья-то судьба предрешена». Но главное не в этом, — она нас ждала. Как будто знала, что мы идем, и что у тебя повреждено плечо. У нее уже все было готово, — и отвар, и полотенце, — заключила Тоня.

— Наверное, ей позвонил Губкин, рассказал, что у меня с плечом, а пока мы с тобой по лесу бегали, отвар двадцать раз приготовить можно было, — заключил Антонов.

— Не знаю, мне показалось, что она не пользуется сотовой связью, да и вряд ли тут есть роуминг. В центре города и то связь ужасная, а на окраинах ее и вовсе нет, а ты хочешь, чтоб она в лесу была. Да и электричества тут нет, как она по-твоему, телефон заряжает, от свечи что ли, или от печки? — не сдавалась Тоня.

Антонов не успел ничего ответить, так как за холмом оказалась куча народа. Завидев Романа с Тоней, из толпы им на встречу бросился Губкин с криками:

— Слава богу, вы живы! Где вы были? С вами все в порядке? Мы вас уже четвертый день ищем.

— Как четвертый? — удивился Рома, — мы только вчера вечером с больницы уехали.

— Какой вчера, во вторник вы уехали, — возмущался Губкин, — Валерьяныч вас до утра прождал, потом сам к бабке Лукерье сходил, вас там не было, ну он в панике в амбулаторию, полгорода вас искать ходило, прочесали весь лес вдоль и поперек. Уже думали, если до вечера не найдем, то сгинете вы в этом окаянном лесу, а я под суд пойду.

— А сегодня разве не среда? — осторожно поинтересовался Роман.

— Суббота уже! Слушай, а ты точно только плечо повредил? Головой не ударялся? — Озадачено поинтересовался главврач.

Антонов не знал, что и подумать, неужели он три дня был без сознания. А как же Тоня? Почему она не сказала ему, что он так долго был в «отключке»? Но спросить он у нее ничего не успел, стая девчонок уже оттащила ее в сторону и обвила плотным кольцом. Все бурно обсуждали их поиски, Губкин цепкой хваткой тащил Романа к машине. УАЗика не было, вместо него стояла грязная «Нива», за рулем сидел худощавый мужчина средних лет, его лицо было пепельно-серое и одутловатое, под глазами были мешки, в глазах читалась боль и грусть.

Завидев приближающегося Губкина тянувшего за собой парня, он вышел им на встречу из машины, и спросил:

— Ну, что нашлись? А то я уже спасателей вызвал из райцентра с кинологами. Надо позвонить пусть не приезжают. В этот момент его глаза встретились с глазами Антонова, он протянул левую руку для рукопожатия, и Роман только теперь обратил внимание на то, что вместо правой — у него протез.

— Иван Николаевич Северский, — представился он.

— Роман Антонов, — протянул в ответ ему руку, наконец-то вырвавшийся из мертвой хватки Губкина парень.

Народ стал расходиться. К «Ниве» подошли Максим с Андреем.

— Ну, вы даете, — с иронией в голосе начал причитать Максим, весь город на уши поставили. Мы две ночи не спали, в больнице такой переполох… Бабуськи-медики только и судачат о вас: сгинули, пропали, утонули в озере и еще кучу всяких небылиц напридумывали, сами на себя страху нагоняют, потом им сердцем плохо, давление скачет, мы только и делали, что их спасали, да выхаживали.

Андрей был чем-то расстроен, и явно всеобщей радости от того, что Роман с Тоней нашлись, не разделял. Единственный раз он улыбнулся, когда увидел Тоню живую и здоровую.

В прочем он никогда не отличался общительностью, старался находиться в тени, никогда не рисовался перед парнями и девчонками. Отличался старательностью и прилежанием. Никогда не пропускал занятия, много сидел за учебниками, на студенческих вечеринках замечен не был. Внешне напоминал медведя: высокий, широкоплечий, немного неуклюжий, с большими ручищами, сосредоточенным взглядом, часто напускал на себя взрослую серьезность и строгость, поэтому девчонки его как-то сторонились и даже побаивались, хотя явно он им был симпатичен. Но Андрей на них никакого внимания не обращал и на все их провокации не поддавался. У него была цель — стать первоклассным хирургом-кардиологом, и он к ней стремился изо всех своих «медвежьих» сил.

Он был приверженцем старых моральных устоев, сначала любимая профессия, достойная заработная плата, потом дом и дружная семья. Размениваться по пустякам у него не было ни желания, ни времени. А потому, ко всему он подходил основательно, долго обдумывал каждую мелочь, каждую деталь, и только потом принимал решение.

Так было и с поступлением в медицинский институт. Родители Андрея были далеки от медицины, отец был строителем, мать — воспитателем в детском саду.

В детстве Андрей мечтал стать архитектором, чтобы по его чертежам строились красивые, необычные здания, чтобы в жилых домах были уютные просторные комнаты. Чтобы у каждого члена семьи был свой уголок, где можно было побыть одному, отдохнуть и в то же время заняться любимым делом, почитать, послушать музыку, порисовать, да и просто помечтать в тишине никому не мешая. Но этой детской мечте не довелось сбыться…

***

Семья Тихомировых состояла кроме родителей и Андрея еще из двух человек, его старшего брата — Сергея, который пошел по стопам отца, и младшей сестры Вики. Жили они в двухкомнатной малометражной квартирке, где каждый сантиметр ее площади использовался с максимальной перегрузкой. Андрей с братом занимали спальню, мать с отцом и младшей сестрой гостиную. Один письменный стол делили на троих, всюду лежали учебные принадлежности: тетради, книги, альбомы. Обедали в кухне по очереди, потому, что вместе за одним столом не помещались. Сначала мать кормила отца и старшего брата Сергея, потом Андрея с Викой и с ними присаживалась сама. Поэтому свои проблемы обсуждали по отдельности. Андрей был в курсе дел Вики и матери, и никогда в курсе дел отца и брата. С Сергеем они общались редко, тот после обеда или ужина уходил из дома, или смотрел телевизор вместе с отцом. Мать занималась домашними делами, Андрей шел в свою комнату учить уроки, потом помогал их выучить сестре. Они с ней были родственными душами, у них совпадали интересы и желания, общие темы разговоров. Самой родной для Андрея была Вика, она понимала его, как никто другой, всегда поддерживала, восхищалась и гордилась им, Андрей же в свою очередь, был для нее надежной защитой и опорой. У них были свои секреты, они охотно ими делились друг с другом, вместе собирали деньги на кино или книги, потом обсуждали увиденное или прочитанное. Им было так хорошо вместе, что любое свободное время они старались провести в обществе друг друга.

С раннего детства Андрей гулял с Викой, играл с ней, забирал из детского сада, потом провожал и встречал из школы, учил с ней уроки, разогревал обед, и даже мыл посуду, хотя это была ее прямая обязанность. Зато она с удовольствием ходила в магазин и выносила мусор вместо него. Вообще Андрей по натуре был домоседом, даже спортом он занимался дома. Делал зарядку, поднимал гири, тренировал спину и ноги. Только теснота, в которой они жили, всегда угнетала его. Ему хотелось простора, много места и света, чтобы у Вики была своя комната, где она могла бы рисовать свои эскизы, — она хотела стать дизайнером по интерьеру и ландшафту. Вместе с Андреем они мечтали открыть свою маленькую фирму, строить людям жилье, придумывать необычную планировку, авторскую не типовую мебель, и даже поклялись выполнять одно условие, которое было для них первостепенным, жилье должно быть капитальным, надежным и самое главное доступным. Чтобы каждая семья могла позволить себе большую квартиру или дом, где у каждого ее члена будет своя комната и много простора.

Но однажды мечта в одночасье рухнула. Вика тяжело заболела, у нее неожиданно для всех обнаружили порок сердца, и она стала угасать на глазах. Нужна была дорогостоящая операция за границей. Денег на нее не оказалось. Теперь большую часть времени Вика проводила в больнице, а когда ей становилось немного лучше, она просилась домой, чтобы чаще видеться с Андреем. В эти дни он старался изо всех сил: поднимал ей настроение, уверял, что она гораздо лучше выглядит, что завтра ей непременно станет легче, и они обязательно осуществят свою мечту. Рисовал для нее новые проекты домов, предлагал подумать над их интерьером. На ее лице появлялась улыбка, в глазах теплилась надежда. В такие минуты мать уходила на кухню, якобы для того, чтобы вымыть посуду, включала там воду и плакала.

Отец реже стал появляться дома, брал сверхурочную работу, чтобы как-то насобирать денег на операцию. Все отказывали себе во всем. Брат перешел учиться на заочное отделение, устроился в охранное предприятие, дежурил сутки, через трое. В свободное время ходил подрабатывать вместе с отцом на стройку. Андрей после школы тоже приходил помогать отцу с братом. Матери пришлось уволиться с работы, чтобы ухаживать за больной дочерью. Вся семья сплотилась вокруг этого горя, и когда Вика засыпала, садились вплотную друг к другу за кухонным столом и молчали, но каждый, Андрей был в этом уверен, думал о Вике. Все хотели ей помочь, но не знали, как.

Как-то в очередной раз осенью, когда Вика лежала в больнице, Андрей ждал окончания обхода. Рядом сидела женщина с заплаканным лицом и теребила в руках носовой платок. Из палаты вышел врач, и подойдя к ней, не церемонясь, вынес приговор:

— Мы не сможем помочь вашему сыну, лечение положительных результатов не принесет, нужна операция, но у нас нет таких специалистов. Здесь нужен ас, операция очень сложная, в принципе у вас есть немного времени, чтобы собрать деньги и поехать за границу, но это большие деньги, но и там нужно встать в очередь, и если вам повезет, то мальчик будет жить. Я могу дать вам координаты хорошей клиники. Но больше ничем вам помочь не смогу.

— Доктор, — обратилась женщина к нему, — неужели у нас в России нет ни одного специалиста такого класса?

— Почему, есть, но очень мало, два — три человека, но очередь на операции у них расписана на несколько лет вперед, боюсь, что вы не успеете ее дождаться, да и оборудования у нас такого нет. К нам в глубинку, специалисты такого класса не едут, предпочитают практиковать в Москве, в крайнем случае, в Санкт-Петербурге или выезжают за границу по приглашению и становятся там миллионерами, — печально заключил он.

То же самое сказали и матери Андрея, когда та пришла в слезах домой и сообщила им страшный диагноз Вики.

Сидя тогда в этом коридоре, он и принял судьбоносное решение, он станет тем самым асом, в котором нуждаются люди, он не поедет ни в Москву, ни за границу. Он останется здесь, в своем городе и будет спасать больные сердца детей, их матерей и близких. И если успеет, то спасет и свою сестру.

Той осенью Андрей перешел в одиннадцатый класс, занятия только начались, и если раньше он интересовался математикой, физикой, черчением, теперь все чертежи были заброшены, на письменном столе появились медицинские энциклопедии, биология, учебник по хирургии и кардиологии, по ночам он сидел в Интернете и изучал медицинские сайты.

Когда он получил аттестат и отнес документы в медицинский институт, школьные учителя очень удивились. Они прочили ему другое будущее, но семья Андрея поддержала. Конкурс был большой, но когда преподаватели узнали о причине его поступления, и его истинных намерениях, то решили дать парню шанс. И Андрей их не подвел. Скоро он стал лучшим на своем факультете, параллельно с учебой он устроился медбратом в больнице, просился на все операции, связанные с кардиологией, и уже на третьем курсе ассистировал у местных ведущих кардиохирургов. В его огромных ручищах инструментов не было видно, но руки его были ловкими, движения отточенными.

Тем временем деньги на операцию Вики были собраны, часть собрали сами, часть одолжили у знакомых, но большую часть взяли в кредит. После всех бумажных оформлений, очередь в клинику теперь казалась бесконечной. Кардиохирург, рекомендованный лечащим врачом, операции проводил не чаще одной в неделю. К тому времени Вика уже все время проводила в больнице, где работал Андрей. Он часто сидел рядом с ней, держал ее за руку и убеждал, что это скоро закончится, и она станет снова веселой попрыгуньей и великим дизайнером всех времен и народов. Только надо чуть-чуть потерпеть, а главное не терять надежду.

Ухаживая за больными, он видел и других детей, и их родителей, которые также, как и их семья жили одной надеждой, и готовы были отдать все, лишь бы их ребенок встал на ноги. В соседней палате лежал сын той женщины, что сидела рядом с Андреем, когда он принял решение стать кардиохирургом, звали его Мишей, было ему восемь лет, состояние его ухудшалось с каждым днем, рядом с ним дежурили по очереди мать и бабушка.

Отец мальчика, не выдержал напряженной обстановки в доме и оставил жену с больным ребенком на руках. Ей приходилось работать на двух работах, чтобы хоть как-то продержаться. Мальчику нужны были дорогие препараты и витамины. Андрей даже боялся спросить встали ли они на очередь в клинику, нашли ли деньги на операцию. Эта чужая боль тоже стала ему родной. Когда в палате никого не было, Андрей сидел и с этим мальчиком, рассказывал ему разные истории из прочитанных книг, подбадривал его и внушал надежду, которая угасала с каждым днем.

Наконец-то Вике пришло приглашение на операцию. Нужно было лететь в Израиль. У Андрея в это время началась сессия. С сестрой улетела мать. Но целый месяц Вике ничего не делали, снова собирали анализы, занимались подготовкой к операции, да и хирург, который должен был её оперировать, уехал на несколько дней отдохнуть к теплому морю.

Все в этой клинике оказалось платным, и пребывание, и питание, и медикаменты, и даже все необходимые процедуры, а их требовалось не мало. Деньги, скопленные на операцию, катастрофически испарялись, а хирург все не возвращался.

Мать, прожив один день в гостинице при клинике, и узнав все расценки, жила теперь, где придется: на вокзале, в парке. Деньги на еду закончились, все средства уходили на лечение Вики. Все время в палате находиться ей не разрешали. Сжалилась над ней лишь пожилая иммигрантка, которая устроила ее в маленькое кафе ночной уборщицей. Хозяин разрешил ей поставить старую кушетку в кладовке между швабрами и ведрами, там она и жила. Денег, заработанных ею, хватало только на проезд и еду. Позвонив домой, и описав ситуацию, она надеялась, что домашние постараются найти деньги, но умом понимала, что взять их неоткуда, знакомым и друзьям они и так должны, а муж и сыновья, даже если сутками семь дней в неделю будут работать все равно не соберут такую сумму.

Когда, наконец, вернулся хирург, и назначили день операции, Вике вдруг стало хуже, и операцию перенесли еще на несколько дней. Деньги на нее муж и сыновья собирали по крупицам, набранных средств не хватало. Мать умолила хирурга все-таки сделать операцию дочери, а недостающие деньги обещала с процентами выслать чуть позже, и даже нотариально заверила все бумаги. Но было уже поздно, за день до операции Вика умерла.

В аэропорту вся семья встречала мать со специальным грузом, все оставшиеся деньги, собранные на операцию, ушли на оформление бумаг, транспортировку и сохранность этого «груза».

Мать постарела и осунулась, кроме безмерного горя над их семьей повис огромный долг. Пришлось продать свою отдельную квартиру, более-менее сохранившуюся мебель, и переселиться в коммуналку с клопами, крысами и тараканами. Но это не спасло, отдали только часть долгов, а в банке все росли проценты. Все работали только на них, не оставалось времени ни на отдых, ни на что другое. Старший брат Сергей бросил учебу, уехал на заработки на север, первые месяцы деньги высылал регулярно, но потом это стало случаться все реже и, в конце концов, он перестал их высылать, а потом и звонить. У отца от тяжелой физической работы и переживаний случился инфаркт, а потом инсульт. Мать, разрывалась между двумя работами и домом. Отец лежал, ни на что не реагируя, а Андрею казалось, что он просто смертельно устал, и теперь лег и отдыхает за всю свою прожитую жизнь. Иногда по его впалой покрытой морщинками и немного обросшей щеке катилась слеза. В такие моменты Андрею хотелось бежать без оглядки, пока не останется сил, потом упасть в траву и рыдать в голос, от горя, от безысходности, от подлой и жестокой жизни, от несправедливости. Но он говорил себе, ты не можешь дать себе расслабиться, ты нужен людям, ты должен сделать то, что обещал, ни смотря, ни на что. И он с удвоенным усердием занимался, корпел над учебниками, так же подрабатывал в больнице, старался выполнить работу побыстрее, чтобы оставалось время для учебы. Даже во время назначенных врачом процедур, между капельницами и уколами, перевязками и обработкой инструментов он мысленно повторял пройденный материал, вспоминал лекции, заучивал определения, а между сменами разгружал вагоны на товарной станции. Дома Андрей практически не бывал, заносил продукты, деньги и опять пропадал на несколько дней.

В те очень редкие часы, когда он бывал дома, они с матерью вдвоем сидели за кухонным столом, пили чай и разговаривали на посторонние темы, боясь даже невзначай затронуть больные места. В эти дни, мать старалась приготовить что-нибудь вкусненькое, и самый лакомый кусочек клала ему на тарелку.

Но впереди Андрея поджидал еще один удар. После смерти сестры, он всей душой привязался к мальчику Мише. Видя, как его мать тоже выбивается из сил, он чем мог, помогал им. Приносил соки, покупал лекарства. Экономил на своем обеде и ужине, а иногда обходился только чем-нибудь одним. Некогда здоровый парень похудел, осунулся, одежда, которая раньше плотно облегала его торс, стала слегка великовата. Только за счет накаченных мускулов он казался плотным.

Мать Миши сама не смогла собрать нужную сумму денег. В одной из очередей в банке по оформлению кредита, какая-то женщина посоветовала ей обратиться к своему знакомому, который смог бы ей помочь. Она встретилась с ним, и несколько месяцев ходила словно одухотворенная. Человек обещал не только помочь с деньгами, но и поспособствовать определить Мишу в клинику без очереди, как только сумма будет собрана. Даже пригласил телевидение и открыл счет в банке, куда все желающие могли перевести денежные средства для больного ребенка. Ролик о Мише прогнали по местному каналу несколько раз. Человек заверил мать мальчика, что скоро все будет хорошо, что сумма приближается к намеченной, надо только оплатить эфир на государственном канале, и без зазрения совести взял собранные деньги у доверчивой женщины. Через неделю вновь встретился с ней и успокоил, что все устроил, что ролик выйдет через два дня, но деньги, поступившие на счет в местном банке нужно перевести в другой и открыть новый счет, а так как женщина очень занята, то он сам от чистого сердца поможет ей с этой волокитой. Но не через два дня и даже не через две недели ролик по государственному каналу не прошел. Сотовый телефон этого «добродетеля» не отвечал, деньги с банковского счета исчезли. Человек с именем Петр Васильевич Соловьев, оказался банальным мошенником. Милиция обещала помочь, но пока поиски не увенчались успехом. Скорее всего, Соловьев был уже каким-нибудь Канарейкиным, и грелся под пальмами в южных странах.

У матери Миши случилась истерика, которая переросла в нервное расстройство, а потом в психоз. Теперь ей самой нужна была помощь специалиста. Она перестала за собой следить, часто сидела в коридоре с отсутствующим взглядом и не решалась войти в палату к сыну. Иногда медицинские сестры рассказывали друг другу, что видели ее в таком состоянии в парке на скамейке, или на автобусной остановке, или подолгу стоящей в магазине или в аптеке. От мальчика естественно все скрывали, бабушка приходила реже и все плакала. У Андрея разрывалось сердце, он не мог вынести еще одного предательства. Ему хотелось ускорить время обучения, пройти стажировку у мировых светил, нужно было уметь наверняка проводить те сложные операции, в которых нуждались дети. Но время тянулось медленно, опыта у него пока не было, и специалистом он точно себя не считал. Он как мог, облегчал состояние мальчика, тем самым, помогая себе справиться с горем, которое как ржа ело его изнутри.

Закончилась летняя сессия, наступило время практики. Андрея вместе со старшими ребятами с параллельных курсов отправили в маленький городишко Латуринск. Поселили их со Славкой Карауловым у бабы Фроси, так ее называли в городке. Для своих лет она была очень проворна и не в меру болтлива. Разговаривала всегда и со всеми: с квартирантами — парнями, соседями, мимо проходящими детьми, со своими двумя котами Кузьмой и Василием, с собакой Жучкой, с соседской коровой Майкой, с курами и поросенком Яшкой. Это бесконечное бормотание, причитание, сетование первое время выводило Андрея из себя. Но потом он привык к ним, и перестал обращать внимание.

Славка Караулов был большой любитель спорта, все вечера проводил, уткнувшись в телевизор, специально привезенный для этого, или в Интернет в телефоне. Андрея это вполне устраивало, он не любил подолгу общаться, не знал, о чем говорить, какую тему обсуждать, чтобы собеседнику было интересно. В большинстве случаев такому общению он предпочитал отмалчиваться и слушать других, либо отвечал односложно «да», «нет», «не знаю». Исключением была сестра Вика и мальчик Миша. С ними он мог говорить часами, и даже сам себе удивлялся, как легко находились разные темы, и ему даже не приходилось задумываться, что обсудить и о чем завести разговор.

Теперь Андрей находился в затруднительном положении. Впервые с ним происходило что-то необъяснимое. Его тянуло к этой строгой девчонке Тоне, которую он впервые увидел на практике. Ее волосы, глаза, движения, словно завораживали его. Рядом с ней он не мог дышать, сердце начинало предательски ускорять свой темп. Он боялся посмотреть в ее сторону, потому что ему казалось, она ослепит его, как солнце. Все валилось из рук, по ночам его мысли витали вокруг нее, он забывал о трудностях жизни, о несправедливости судьбы, и даже о своей святой цели.

После того случая в лесу, когда Тоня и Роман потерялись, в душе Андрея поселилось еще одно чувство, которое царапало, жгло, вызывало возмущение и гнев. Хотя Ромка Антонов был хорошим парнем, и у Андрея раньше вызывал только симпатию, теперь он стал ему казаться избалованным и слишком самоуверенным. А хуже всего было то, что Тоня с таким умилением и восторгом смотрела на него. Их что-то связало за эти три дня в лесу, но что, Андрей пока не знал, очень хотел узнать, но подсознательно боялся этой тайны.

За эти три дня он чуть не умер от горя и тоски. Ему казалось, если еще и с этим дорогим ему человеком случится непоправимое, он не вынесет, его сердце и так не зарубцевалось еще. Глубокие раны кровоточили и болели. Еще один удар, и это большое сердце разорвалось бы на мелкие осколки, как боевая граната.

Когда Андрей увидел Тоню с Романом, выходивших из леса, уставшими, но живыми, вздох облегчения разлил благодать по всему телу. Ему хотелось побежать, к Тоне обнять ее, потрепать запутанные волосы, зацеловать ее глаза, губы и не выпускать из своих объятий больше не на секунду. Но Максим схватил его за локоть и с силой потащил к «Ниве», куда только что, так же, как его, Губкин притащил Романа.

***

На все расспросы Роман отвечал как-то осторожно, тщательно обдумывая каждый ответ. Ничего вразумительного и точного сказать не мог:

— Да, они с Тоней заблудились, он потерял счет времени, находился в полуобморочном состоянии, поэтому частично ничего не помнит, потом потерял сознание, а когда пришел в себя, рука не болела, ему показалось, что кто-то показал им дорогу, и они с Тоней вышли к людям.

Но Максим не думал отставать:

— Ну, а руку-то, кто тебе ее вправил? А эта Тоня-то, ничего красивая, можно было и на неделю потеряться. Она ведь местная, ни за что не поверю, что она не могла найти дорогу. Да и каждый в городе знает, где живет эта бабка Лукерья, но вас у нее не было. Эта девчонка просто положила на тебя глаз, и водила тебя по лесу, как Моисей евреев по пустыне, чтобы ты привык к ней, нуждался в ней, а потом она тебя спасла. Вот только рука твоя сюда никак не вяжется.

— Как ты меня достал! — огрызнулся Роман, — я тебе еще раз повторяю, я не помню. Может быть, я без сознания был, не соображал ничего, мне показалось, что мы только одну ночь по лесу и бродили. Мне было сильно плохо, я потерял сознание на какое-то время, возможно, я упал на вывихнутое плечо, и оно само собой вправилось, и рука перестала болеть. И тогда мне померещилось, что кто-то указал мне дорогу. Мы пошли, стало уже светать, и вышли на тропинку, а тут вы. Все!

— Надо будет у Тони спросить, пусть она расскажет свою версию, — не унимался Максим.

— Оставь ее в покое! — в один голос выкрикнули Роман с Андреем. Взглянули друг на друга, на секунду их глаза встретились и задержались. Роману на мгновение показалось, что эта фраза относилась и к нему. Затем они разошлись в разные стороны. Максим пошел вслед за Романом, Славка за Андреем.

Чувства Романа смешались, с ним впервые происходило подобное, никогда раньше он не испытывал их столько одновременно: и злость, и раздражение, и ненависть, и любовь, и ревность, и соперничество.

Так вот значит, как бывает больно, когда ты находишься между этими чувствами. Наверное, тоже самое, испытывает и Андрей Тихомиров. Роман вдруг вспомнил, с какой нежностью Андрей смотрел на Тоню, как трогательно улыбался сам себе, когда видел ее идущей по больничному коридору. В другой ситуации Роман поступил бы не раздумывая, он сам себе сказал бы: «зачем мне эта Тоня — Антонина, ничего особенного в ней нет. Завтра будет Таня, послезавтра Оля, Даша, Света и другие». Но не теперь. В нем проснулся инстинкт охотника. Он приложит максимум усилий, но эта девчонка будет только его девчонкой. Если понадобится, он перевернет Землю, разобьется в лепешку, преодолеет все преграды на своем пути, но добьется ее любви. Андрей конечно отличный парень, с нелегкой судьбой, он его уважает, и даже в какой-то мере восхищается его силой воли, его стремлением к цели, но сейчас, они по разные стороны баррикад, Андрей — сильный соперник, но последнее слово будет за ним, Романом Антоновым.

Он уже поклялся тогда в лесу невидимым силам, что отдаст жизнь за эту девчонку, и свое слово сдержит. А поэтому без боя не сдастся. Ведь не зря все это происходило с ними, это — его судьба. Роман это почувствовал там, как голодный зверь добычу, именно это помогло им выжить и найти выход. Именно он предназначен для нее, их связывает общая тайна, и они вместе будут ее разгадывать.

Примечания

2

Аb initio! (Лат.) С самого начала.