Год дракона

Надежда Сухова

Драконы живут среди нас! Они вернулись, но уже не в облике крылатых гигантов. Их внешний вид мало отличается от человеческого – старанием богов, которым удалось скрестить ДНК драконов с ДНК Хомо сапиенс. Правда, непокорность у драконов осталась в крови. Некоторые из них не желают подчиняться богам, выходят из повиновения, с лёгкостью маскируясь в людской толпе.

Новая жизнь

Я раскрашивал свои унылые будни, как мог. Я хотел поступить в автомобильный техникум, как мой брат, но директор детдома рассмеялся мне в лицо: с моей успеваемостью о таком даже мечтать было нельзя. Никто не дал мне ни единого шанса — мои документы отправили в кулинарное училище, куда я и был зачислен на льготной основе после двух экзаменов. Мне не нравилось учиться на повара, и первую же сессию я провалил. Директор детдома популярно объяснил мне, почему он не любит дармоедов и что меня ждёт во взрослой жизни, когда я выйду за ворота этой богадельни. Мои возражения насчет того, что в жизни надо заниматься любимым делом, он даже слушать не стал. На следующий год его стараниями я предпринял вторую попытку поступить в кулинарное училище. Я кое-как убедил себя, что быть поваром — не так уж и плохо. Я смогу поехать в город, найду работу в какой-нибудь столовке, и тогда мне позволят заботиться о Вовке, если он стал инвалидом после Чечни. Мысль, что я смогу отплатить старшему брату за всё, что он дал нам с Максиком, грела меня, и я терпеливо постигал мудрёную профессию.

Шёл восьмой год ожиданий. Я жил мелкими радостями и привилегиями старшего воспитанника детдома. Всю учебную неделю проводил в городе (меня там поселили в общежитии), на выходные возвращался в родные пенаты. В городе я был белой вороной, потому что не пил вместе с одногруппниками водку, а на дискотеках быстро уставал от громкой музыки. В училище у меня не было друзей: парни и девушки меня сторонились. Впрочем, я тоже сторонился их, потому что мои сверстники казались мне примитивными созданиями. Все их желания сводились к тому, чтобы достать выпивки и заняться сексом.

Иногда я завидовал одногруппникам, но больше частью — жалел их. Не имея важной цели, какую имел я, они неслись по течению жизни, ослеплённые физиологией, и этим ничем не отличались от тараканов, вольготно проживавших вместе с нами в общежитии.

В детдоме я тоже выделялся из общей массы, потому что занимался несвойственной для старшего воспитанника работой: помогал повару тёте Маше, возился с младшими, не воровал, не пил, не дрался с деревенскими. Сироты на меня смотрели косо, но мои ровесницы, преодолевая страх перед моей странностью, пытались со мной заигрывать. Я не отвечал им взаимностью, но и не отталкивал — держал на нейтральном расстоянии детдомовской дружбы. Я жил в ожидании своего совершеннолетия, когда можно будет стать свободным человеком и начать поиски брата, и не хотел, чтобы любовные отношения помешали моим планам.

И вот в каникулы, 31 января, когда я пилил дрова за сараем, а Лерка Владимирова тёрлась рядом, всячески строя мне глазки, во двор въехал тёмно-синий, почти чёрный «Чероки». Он был не первой молодости, где-то середины девяностых, его заднее левое крыло недавно заменили, и оно выделялось более светлым цветом. Впрочем, пара дней по нашему бездорожью и слякоти — и от разницы в цвете не останется и следа. Я не видел номера машины, но точно знал, что приехал кто-то чужой: таких джипов я не помнил ни у местных чиновников, ни у здешних бизнесменов, которые частенько наведывались к нам с показушной благотворительностью.

Из джипа долго никто не выходил, и моё любопытство росло с каждой секундой. К тому же сквозь тонированные стёкла не было видно, сколько человек сидит в салоне.

— Как думаешь кто? — Лерка тоже наблюдала за машиной гостя.

— Не знаю, — почему-то шёпотом ответил я, и когда дверь водителя открылась, мне вдруг стало нехорошо. Я на секунду представил, как из джипа сейчас выйдут несколько бандитов и откроют стрельбу по сиротам. Я хотел предотвратить это, но не знал как, поэтому бросил Лерке: «Жди тут!» и шагнул навстречу неизбежности.

В следующую секунду я изумлённо замер: из джипа вышел Вовка. Он стал ещё плечистее и выше, и его мощную фигуру удачно подчёркивала короткая тёплая куртка и чёрные штаны, заправленные в армейские сапоги, какие носят десантники. Довершала портрет трёхдневная щетина, которая придавала лицу брата мужественности. Я не мог ни пошевелиться, ни произнести хоть слово. А Вовка, словно виделся со мной только вчера, привычным движением захлопнул дверцу, поставил машину на сигнализацию и только после этого улыбнулся.

Он всё так же чуть сильнее оттягивал правый уголок рта, из-за чего улыбка получалась немного скошенной вправо, как будто он по-доброму усмехался над неумелыми младшими братьями. Но эта улыбка стоила дороже всех сокровищ мира. Я задохнулся от сердцебиения и, наконец, смог сойти с места — бросился брату на шею, как будто мне всё ещё было десять лет. Вовка обнял меня, и я ощутил, какая сила появилась в его руках. Возможно, в детстве он просто не сжимал нас так крепко, как теперь.

— Я же сказал, что вернусь за тобой, — голос у него был бархатистый и такой родной.

— Почему ты раньше не приезжал? — я разжал руки и отступил на шаг. — Я думал, ты погиб.

— Мне надо было подготовиться, — Вовка виновато пожал плечами.

— К чему?

— Чтобы защи… — он запнулся и смущённо кашлянул. — Чтобы позаботиться о тебе и Максике. Проводи меня к директору.

У меня ноги подкашивались от радости, мне хотелось кричать, но я лишь сдержанно улыбался.

— Это твой брат? — спрашивали меня все, кто попадался нам на пути к кабинету директора.

— Да, — небрежно отвечал я. — Он приехал за мной.

— Что-то вы долго думали, Владимир Сергеевич, — мрачно вздохнул директор, перебирая документы, которые привёз брат. — А где представитель отдела опеки?

— Вы с ним уже встречались, не ломайте комедию, — сурово ответил брат. — Вы просили привезти документы. Я собрал их и привёз.

У меня неприятно ёкнуло сердце: значит, директор уже знал, что мой брат жив и что он хочет забрать меня, но не сказал мне ни слова. В который раз за эти восемь лет мне захотелось сломать о его голову стул.

— Здесь не все документы.

Вовка в одно мгновение помрачнел, и мне показалось, что сейчас он воплотит мою мечту в реальность.

— Все, которые были в списке.

— Вы служили в горячей точке, Владимир Сергеевич. Служили четыре года, поэтому мне мало стандартной справки от психиатра. Нужна справка из военкомата, что вас демобилизовали по собственному желанию, а не по медицинским показаниям.

— Как вы думаете, психиатр, выдавший мне эту справку, не поинтересовался моим военным прошлым? — Вовка подался вперёд, как будто собирался боднуть директора. — Я беседовал с двумя профессорами, прежде чем мне дали добро на опекунство.

— Когда комитет по защите прав детей спросит с меня эту справку, что я ему отвечу? — повысил голос директор. — Если положен набор документов, то должен быть набор документов.

— Почему же вы не уточнили это при нашей встрече в отделе опеки?

— Я думал, что эта справка у вас на руках, раз вы проходили психиатрическую экспертизу. Странно, что её не затребовали врачи.

Вовка встал, с шумом отодвинув стул:

— Завтра я буду здесь со справкой. Только попробуйте придумать ещё какую-нибудь причину, по которой я не смогу забрать Женьку!

— Завтра пятница, в отделе опеки неприёмный день, — ехидно заметил директор, но Вовка смерил его тяжёлым взглядом:

— Завтра я привезу справку!

Кивнув мне, он быстро вышел, и я сорвался следом за ним.

— Ничего, Жень, ничего, — брат ободрительно хлопнул меня по плечу. — Я вернусь за тобой, подождёшь?

— Я восемь лет ждал, подожду ещё один день, — улыбнулся я, стараясь как-то успокоить его.

— Каждый час на счету, Женька, — Вовка вдруг остановился и впервые за всё это время посмотрел мне в глаза. — Я так соскучился по тебе, что не могу ждать ещё один день.

Мы вышли во двор.

— Я завтра с утра возьму эту чёртову бумагу и сразу обратно.

— Вов, не торопись. Дороги плохие.

— Если завтра этого козла не будет на месте, я тебя выкраду, Женька. Собери вещи на всякий случай.

У меня опять участился пульс от этих слов: Вовка готов на похищение, лишь бы мы снова были вместе!

Я провожал его как в тумане. Я сам не ожидал, что появление брата так растрогает меня, и все мои силы уходили на то, чтобы не броситься за его машиной и не заплакать.

Весь следующий день я прождал Вовку. Если бы мне было десять лет, я бы прилип к окну и не отходил от него до вечера. Но мне было семнадцать с лишним, и я старался вести себя достойно: не показывал, как я волнуюсь и чутко прислушиваюсь к любому шуму, доносящемуся со двора. Я тайком, чтобы никто не заметил и не настучал директору, собрал свои вещи. Я ждал условного сигнала, готовый сорваться в любую минуту в бега. Но в тот день Вовка не приехал. Я надеялся, что он появится в субботу, но и она прошла без брата.

Что случилось? Почему он не приехал? Ладно, если ему просто не удалось взять справку. А если он гнал по трассе и не справился с управлением? Вечером я заглянул на кухню к тёте Маше (у неё всегда работало радио) и поинтересовался последними местными новостями: не было ли каких аварий на дорогах. Она сказала, что ничего такого не слышала. Впрочем, журналисты сообщают только о крупных автокатастрофах с большим количеством жертв. А если на трассе просто перевернулся какой-то джип, — кому это интересно?

От волнения я не мог уснуть той ночью. В голову лезли дурные мысли, перед глазами стоял перевёрнутый и раскуроченный «Чероки» на обочине. Впервые моё сердце переполняла такая обида и злость на судьбу, что я задыхался.

Видимо, эти эмоции утомили меня, потому что я всё-таки заснул, а проснулся через пару часов от шума и ужасной суеты. Я подскочил на кровати и увидел дым. Разбудив своих соседей по комнате, я вытолкал их в коридор и велел бежать на улицу, а сам бросился в другое крыло, где находилась младшая спальня. Мне было ужасно страшно, но именно огонь и дым придавали мне сил. Очаг возгорания находился в том же крыле, поэтому выйти через двери мы уже не успели. Я стулом выбил стекло и стал передавать шестилеток через окно подоспевшему дворнику. Убедившись, что спальня пуста, я вылез в окно сам. Детей отвели в амбар, а я остался стоять посреди двора, наблюдая, как разгорается наш двухэтажный корпус. Огонь вырывался из окон, словно сам хотел спастись от страшной участи, и столько ужасного величия было в этих алых крыльях, что дух захватывало.

Когда приехали пожарные, крыло, в котором жили младшие ребята, почти полностью сгорело. Как огнеборцы разматывают рукава брандспойта и начинают сражение со стихией, я наблюдал уже из амбара. Младшие плакали, а я думал: вот он, идеальный шанс для побега. Пока меня хватятся, пока сообщат в розыск, пройдут сутки, а то и больше. За это время я мог бы уже добраться до областного центра, но я, как назло, в самый подходящий момент оказался не готовым бежать. Одет я был лишь в то, что успел натянуть в спальне: в джинсы, кроссовки и фланелевую рубашку. В таком виде февральской ночью далеко не уйдёшь.

Когда в борьбе с огнём наступил переломный момент, за нами из города пришёл автобус, чтобы отвезти в больницу и оказать помощь, если понадобится. Я помог усадить в него детей. Всех удивляло моё спокойствие, но я не был спокоен, я был равнодушен. Странная смесь событий лишила меня всяческих переживаний. Я ехал на заднем сидении автобуса, уткнувшись лбом в стекло, и думал, что теперь моя очередь отыскивать брата. Когда автобус свернул на шоссе, ведущее в город, мне показалось, что я увидел тёмный силуэт джипа, следующего за нами с выключенными фарами. Всего секунда и неясное видение — но в душе зажглась надежда.

На больничной стоянке мои ожидания оправдались: помогая выгружать младших, я заметил, как «Чероки» припарковался на противоположной стороне улицы. Никто не выходил из машины, как будто Вовка выжидал. Я понял, чего он ждёт: когда я замечу его. Вот он — сигнал к побегу!

— Это все? — спросила меня медсестра, встречающая детей в дверях приёмного покоя.

— Сейчас гляну в автобусе, — ответил я и вернулся на парковку. Убедившись, что взрослые заняты во всеобщей суматохе, я подбежал к джипу, открыл дверцу с пассажирской стороны и юркнул внутрь. Тепло салона обхватило меня уютным покрывалом.

— Молодца! — коротко бросил Вовка и бесшумно тронулся. Джип медленно проехал мимо больницы и свернул на первую же улицу. Там брат прибавил скорости, и моё сердце радостно застучало. Через пять минут мы уже мчались по трассе к границе с соседней областью. Я молчал, боясь нарушить такую прекрасную атмосферу побега.

— Согрелся? — наконец, спросил Вовка.

— Ага.

— Пожар — это ужас. Я боялся, что ты… Хотя… огонь нам не страшен, верно?

Его слова показались мне странными, но я всё равно кивнул.

— Голодный? Завтракать будем только через пять часов, не раньше. Надо оторваться от преследования.

Я снова кивнул и решился задать вопрос:

— Ты был там, когда дом загорелся?

— Да, я ночевал в машине, хотел выкрасть тебя рано утром, когда самый крепкий сон. А потом увидел всполохи и понял: не успел.

— Значит, справку ты так и не взял, раз решился на похищение?

— Директор же сказал: в пятницу приёма нет, — Вовка бросил на меня быстрый взгляд и улыбнулся: — Мне не хотелось затягивать с твоим вызволением.

Я не стал больше задавать вопросов. Мне было хорошо от одной мысли, что мы с братом снова вместе. Я положил голову на валик кресла и зачем-то произнёс:

— А Максика усыновила тётя Оля.

— Да, знаю. Его мы тоже заберём. Но сначала займёмся твоей личностью.

— Моей — чем?

— Документы сгорели вместе с детдомом, и ты теперь никто, — пояснил Вовка. — Это к лучшему, потому что так проще начать новую жизнь. А со старой нам стоит иметь как можно меньше общего.

— Почему?

— Потому что нас ищут нехорошие люди.

— Бандиты?

— Можно и так сказать.

— Зачем?

— Это я тебе расскажу чуть позже. Пока же у меня одна цель — забрать тебя и Максика. Со мной вы в безопасности.

— Его ты тоже выкрадешь?

— Это не так просто сделать: Петровы переехали в Болгарию, так что придётся действовать хитрее.

У меня дух захватывало от предстоящих приключений. Я вытянулся в кресле и зажмурился: начиналась новая жизнь.