Смерть на винограднике

Мэри Лу Лонгворт, 2013

Новое запутанное дело Верлака и Бонне – дело о загадочном убийстве Полин д’Аррас, супруги одного из самых богатых и знатных людей Прованса, чье тело было обнаружено на винограднике, принадлежащем известному виноделу Оливье Боннару. Интересно, что этому преступлению предшествовали два странных происшествия: похищение из погребов Боннара нескольких бутылок раритетных вин и вроде бы ничем не мотивированный нервный срыв мадам д’Аррас, с рыданиями блуждавшей по улицам городка в домашней одежде. Совпадения? Верлак и Бонне уверены: таких совпадений не бывает и эти события как-то связаны с убийством. Но как?..

Глава 5

Нападение в Эгюийе

Скоростной поезд подкатил к современному, возведенному из дерева и стали зданию вокзала в Эксе с четырехчасовым опозданием, в четверть десятого вечера. Вздох облегчения прокатился по рядам усталых пассажиров, все потянулись за своими пальто и сумками.

— Ну, всем хорошего вечера, — пошутил мужчина средних лет, засовывая ноутбук в кейс.

— Ага, было круто, — отозвался какой-то студент и запихнул наушники и айпод в обшарпанный рюкзак. Женщина, сидевшая позади Верлака, опять позвонила домой и продолжала говорить, пока шла по проходу: видимо, малыш Шарль все-таки съел овощи, но теперь наотрез отказывался ложиться спать без мамы.

Верлак с улыбкой переглянулся с пожилой женщиной, сидевшей через проход от него, и пропустил ее вперед.

— Нам причинили неудобство, — заговорила незнакомка, глядя на симпатичного попутчика темными печальными глазами. — Но оно не идет ни в какое сравнение с трагедией несчастного или несчастной, чья жизнь сегодня оборвалась.

Верлак кивнул.

— Да, мадам, несмотря на все неудобства, нам повезло. — Он не стал объяснять, что за сегодняшний день столкнулся уже со вторым самоубийством. — Помочь вам донести чемодан? — предложил он, увидев, что на багажной полке рядом с сумкой женщины лежит большой коричневый чемодан.

— Очень любезно с вашей стороны, — откликнулась дама. — Да, будьте добры. Мой зять скорее всего ждет меня на перроне.

Верлак поднял чемодан незнакомки и последовал за ней на освещенный перрон. Женщину встретил с распростертыми объятиями мужчина лет сорока. Она обняла зятя, поблагодарила Верлака, и они обменялись пожеланиями всего наилучшего. Верлаку еще не случалось знакомиться во время поездок на скоростном поезде. Видимо, причиной необычной разговорчивости стало самоубийство, которое потрясло его.

Подняв глаза к ночному небу, Верлак увидел над Эксом полную луну. Несколько секунд он стоял в нерешительности, не зная, то ли пройти через станцию и вниз по лестнице, к остановке маршрутного автобуса, или не ждать его, а просто выйти в ближайшую дверь и взять такси — вереница машин выстроилась всего в нескольких метрах. Но принять решение он не успел: в автоматические двери со стороны парковки быстро вошел Бруно Полик.

— Простите за опоздание, — произнес комиссар.

— Я только что приехал. Напрасно вы все-таки приехали за мной, Бруно. Когда я отправлял вам сообщение о том, что прибытие задерживается, то думал, вы просто уедете домой.

— Я и уехал — правда, только около восьми вечера. А потом позвонили из Дворца правосудия и вызвали меня в Эгюий, — объяснил Полик. — Садитесь, — добавил он, распахивая перед Верлаком дверцу своего «Ренджровера» старой модели. — Спасибо, что съездили в Париж и поговорили с экспертом по винам, — продолжал Полик, подъезжая к шлагбауму парковки и расплачиваясь. — Элен и Оливье тоже вам благодарны. И передают привет.

— Сегодня утром мне надо было заняться бумагами вместе с родителями, а наш эксперт по винам, Ипполит Тебо, живет недалеко от них, буквально за углом, — ответил Верлак. — Он сообщил мне ценные сведения и к тому же заявил, что уверен, вор еще вернется.

Полик застонал:

— Этого я и боялся. Ладно, предупрежу Оливье. — Он выехал на шоссе и бросил быстрый взгляд на судью: — Есть хотите?

Бруно Полик часто думал о еде.

— Вообще-то нет, спасибо. Когда мы пересаживались на другой поезд в Валансе, нам раздали сухой паек. Я уж думал, что найду в своей коробке игрушку.

Полик рассмеялся:

— Так вам пришлось сменить поезд?

— Да. Наш был сильно разбит спереди и для дальних перегонов непригоден. До Валанса мы еле дотащились.

— Бедняга, — тихонько выговорил Полик.

Верлак кивнул, а потом вдруг сообразил, что комиссара вызвали обратно во Дворец правосудия, едва тот успел прибыть домой в Пертюи, всего двадцать минут назад.

— Расскажите же мне, зачем вас вызвали в Экс и испортили вам вечер?

— Отчасти поэтому я и встретил вас на станции, шеф, — сообщил Полик. — Решил ввести вас в курс дела, опередив Русселя.

Верлак промолчал. Ничего говорить и не требовалось. Ивом Русселем звали не в меру деятельного прокурора Экса.

— Что стряслось в Эгюийе? — помолчав, спросил он.

— Ранним вечером изнасиловали молодую женщину, — ответил Полик. — Ее сильно избили и пытались задушить, но она чудом осталась жива. Сейчас она в больнице, между жизнью и смертью.

— Господи… — Верлак обхватил голову крупными ладонями и тяжело вздохнул. Потом поднял голову и вгляделся в огни Экса вдалеке. — Еще сегодня утром мир казался розовым, — признался он, по-прежнему глядя в окно. — Впрочем, я всегда об этом думаю, сидя на скамейке в парижском парке.

— Ее зовут Сюзанна Монмори, — продолжал Полик. — Ей двадцать восемь лет, она живет одна в квартире в Эгюийе. Ближайшие соседи не слышали ничего, кроме звуков ее телевизора, завтра утром мы допросим остальных.

— Взлом был? — заинтересованно спросил Верлак.

— Замок не поврежден.

— Может, она знала напавшего?

— Похоже на то. Как и большинство женщин в подобной ситуации. В квартире разгром. Видимо, мадемуазель Монмори боролась за свою жизнь.

— В какое время это произошло?

— Между десятью минутами пятого и половиной восьмого вечера. Коллеги мадемуазель Монмори — она работает в филиале «Банка Прованса» в Эгюийе — сообщили, что она пожаловалась на боль в горле и ушла с работы пораньше. Банк она покинула около четырех, а оттуда десять минут ходьбы до ее квартиры.

— Кто нашел ее в половине восьмого? — спросил Верлак.

— Один из коллег забеспокоился и решил ее проведать. Он постучал несколько раз, ответа не дождался, решил попробовать дверь и обнаружил, что она не заперта. Он нашел пострадавшую и сразу же вызвал «скорую».

— Проверьте его.

Полик кивнул.

— Вот и Руссель так сказал, а когда я оставил их вдвоем, устроил бедному парню допрос с пристрастием.

— Хорошо.

Полик удивленно вскинул голову. Обычно судья проявлял больше сочувствия и склонности думать о картине в целом.

— У меня выдался день смертей, — пояснил Верлак, обернувшись к комиссару. — Зачем вообще этому парню взбрело в голову навещать коллегу, у которой всего лишь заболело горло? У всех время от времени болит горло. Я ему не верю.

— Он говорит, что неравнодушен к ней, а больным горлом воспользовался как предлогом, чтобы зайти в гости. И собирался пригласить ее на ужин.

— Вот это уже правдоподобнее. А вы как думаете?

— Я ему верю. — Полик свернул с шоссе и въехал в Экс. — Он не мог сдержать слезы. Прямо рыдал. А потом вдруг разозлился, страшно разозлился. Словом, был не в себе. Он выпускник Института изучения политики, это место работы у него всего лишь второе.

— Если он учился в престижном учебном заведении, это еще не значит, что он не способен на убийство. Но вы правы: судя по эмоциональной реакции, он не убийца, — рассудил Верлак, пока они ехали через центр города и узкую улицу Мюль-Нуар. Верлак засмотрелся в окно на золотистый отсвет каменных фасадов. В опоздании поезда есть лишь один положительный момент, думал он: ему всегда нравилось возвращаться домой, в Экс, поздно вечером, когда город казался особенно живописным.

— А эта женщина… — снова заговорил он.

— Мадемуазель Монмори, — подсказал Полик.

— Благодарю. Если она выживет, то сможет опознать того, кто на нее напал.

— Вот именно. Я поставил двоих полицейских охранять ее в больнице и еще двоих отправил следить за ее квартирой.

— Правильно.

— Отвезти вас домой, шеф? — спросил Полик.

Они подъехали к развилке: дорога справа вела к дому судьи, точнее, к его квартире на четвертом этаже, с видом на собор Экса, а дорога слева — к Дворцу правосудия.

Верлак повернулся к комиссару и спросил:

— А вы как думаете?

— Фламан собирает информацию по мадемуазель Монмори. Мы могли бы с ней ознакомиться. Но если вы устали, закончим на этом, а завтра утром начнем пораньше.

— Во дворце найдется холодное пиво? — спросил Верлак.

Полик засмеялся:

— Да, кажется, кое-что осталось — Фламан угощал.

— По какому случаю? — спросил Верлак. Ни о чем подобном он не слышал — но, наверное, получил известие по электронной почте, прочитал и забыл напрочь.

— Это было как раз вчера вечером. У него помолвка. — Полик смущенно кашлянул, не зная точно, входил ли Антуан Верлак в число приглашенных. Наверное, следовало сообщить ему заранее, но он так и не мог понять, как относятся другие полицейские к его боссу. Повернув налево, он сказал: — В таком случае немного поработаем. Лично я не прочь.

— Я тоже. Почему-то после того, как мы задержались в пути, у меня открылось второе дыхание или, по крайней мере, дорога не вымотала меня настолько, как я предполагал.

Машину Полика поставили в подземный гараж Дворца правосудия и сразу направились в общий офис, поискать что-нибудь перекусить. Как и предсказывал Полик, в холодильнике осталось несколько банок пива, не слишком залежалые чипсы и соленые крендельки, пересыпанные в миски. Забрав четыре банки, чипсы и крендельки, судья и комиссар направились наверх, в кабинет Верлака. Первым делом Верлак позвонил Марин и извинился, а затем открыл папку, которую Фламан подготовил и оставил на столе босса.

Надев очки для чтения, Верлак склонился над столом, поставив локти на полированную поверхность.

— Рассказывайте, чем мы располагаем.

Полик придвинул папку к себе и принялся перебирать бумаги, собранные Фламаном.

— Мадемуазель Сюзанна-Мари Монмори. Родилась в Авиньоне восемнадцатого июля семьдесят восьмого года, значит, двадцать восемь лет ей стукнуло совсем недавно. Не замужем и никогда не была. Живет одна, домашних питомцев не держит.

Верлак кивнул:

— Продолжайте.

— Работала в «Банке Прованса» с тех пор, как восемь лет назад окончила муниципальный колледж. На работу ее принимал ее нынешний босс — директор Камиль Иакелья. Он женат, имеет четверых детей и живет в Эгюийе. Здесь Фламан сделал пометку, что Иакелья был «в шоке», узнав, что на его сотрудницу напали.

— И неудивительно, если благодаря ему мадемуазель Монмори получила свою первую работу, — заметил Верлак. — Они, наверное, были достаточно близки.

— Было уже поздно, поэтому мы условились, что завтра утром приедем в Эгюий и побеседуем с ее коллегами в банке, — продолжал Полик. — До обеда банк будет закрыт.

Верлак глотнул пива.

— А что насчет этого парня, которому она нравилась?

Полик перевернул страницу, наклонился над папкой и прочел:

— Гюстав Лапьер, двадцать пять лет, окончил Институт изучения политики в Лионе три года назад. Это место работы у него уже второе, первым тоже был банк. Видимо, он хочет быть инвестиционным банкиром.

— Значит, прокладывает себе путь на вершину? — уточнил Верлак. — Если он окончил одно из лучших учебных заведений, что он тогда делает в заштатном филиале банка средней руки?

— Хороший вопрос, — отозвался Полик, отхлебывая пиво. — Один из моих кузенов окончил этот институт и сразу же переселился в Париж, где получил отличную работу в Министерстве культуры.

— Бруно, сколько же у вас кузенов? — спросил Верлак. Бруно Полик вырос на ферме в Любероне в кругу на редкость большой семьи.

Полик сгреб пригоршню крендельков и принялся жевать.

— Двоюродных? Всего лишь сорок два. А троюродных — больше двухсот.

Верлак улыбнулся:

— Больше никакой информации?

Полик перевернул страницу и увидел, что больше бумаг в папке нет.

— Никакой.

— В таком случае сегодня на этом и закончим. Встретимся завтра утром у банка?

— Хорошо. Он находится в центре Эгюийя, рядом с мэрией. Значит, без нескольких минут девять?

— Отлично.

Пустые банки из-под пива они выбросили возле кабинета Верлака в контейнер для мусора, идущего в переработку.

— Кстати, — спохватился Верлак, — от той пропавшей женщины нет вестей?

— Мадам Даррас! Да, я как раз собирался вам сказать. Все вышло именно так, как вы предсказывали. Она и вправду задержалась в «Монопри», а потом решила зайти в парикмахерскую. После этого визита она выглядела растерянной, поэтому один из парикмахеров проводил ее домой, где ждал месье Даррас. Простите, что отнял у вас время, шеф.

— Ничего страшного, Бруно, — успокоил Верлак, вспомнив его деда Жана. Одеваясь, он решил, что сегодня заночует у себя, а Марин отправит сообщение и пообещает, что они увидятся следующим вечером и что он приготовит ужин. Ему вспомнились его кузены — их было двое, — с которыми он не виделся, пожалуй, больше десяти лет. Отец Верлака вырос единственным ребенком в семье, а у его матери было двое братьев, один из которых так и не женился, другой был вдовцом с двумя сыновьями. Старший кузен Верлака работал кардиохирургом в Женеве, а последнее, что он слышал о младшем, — что тот бросил работу учителя истории в старших классах, переселился куда-то в Центральный массив и занялся овцеводством.

— Все в порядке?

Марин постаралась скрыть разочарование, узнав, что сегодня вечером они с Антуаном не увидятся. Но оказалось, что скрывать что-либо от родного отца она так и не научилась.

— Антуан вернулся из Парижа, но будет работать допоздна, — сказала она, повесив трубку. Из-за дождя отец сам отвез ее мать на репетицию хора в церковь Святого Иоанна Мальтийского, поэтому его визит получился неожиданным, но очень приятным. Марин жалела, что такое случается нечасто.

— По бокалу вина? — спросила она. — Или травяного чая? Я же знаю, вы с мамой его обожаете.

— Да, верно, я на старости лет пристрастился к травяному чаю, — ответил дочери Анатоль Бонне. — Но за компанию с тобой с удовольствием выпью вина.

— У меня в холодильнике есть сыр и оливки. — Марин ушла на кухню и вернулась в гостиную с сырной тарелкой: пирамидка шевра из Луары, кусок стилтона, и сен-марселен — настолько мягкий, что к нему была подана ложечка. В следующий рейс на кухню Марин направилась за вином и бокалами, а когда принесла их, ее отец уже склонился над журнальным столом с ножом в руке, спеша нарезать сырную пирамидку.

— «Пулиньи Сен-Пьер», — с удовольствием произнес он название сыра, разрезая его, гладкий и белый внутри, как мрамор. — Давненько я его не пробовал!

Марин улыбнулась, глядя, как отец отрезает толстый ломтик ее любимого сыра.

— На улице д’Итали открылась новая сырная лавка, — сообщила она. — Ее хозяин двадцать лет проработал в сфере высоких технологий, а потом все бросил и посвятил себя единственной страсти.

Она подумала, что, если сказать отцу, где находится эта лавка, он сможет пойти и купить сыр для себя. Закупкой продуктов, а точнее, их выбором в зависимости от цены и удобства приготовления, но не от вкуса и качества, всегда занималась мать, хотя и строила карьеру наравне с отцом. Но гурманом в семье был именно отец, врач общей практики. Это роднило его с Антуаном Верлаком.

Словно по сигналу, доктор Бонне спросил:

— Кстати, как там Антуан?

Марин не удивилась тому, что отец спросил о Верлаке в тот самый момент, когда и она думала о нем. Нечто вроде телепатии между ней и отцом существовало всегда.

— В делах, — ответила она. — Из поместья Боклер украли вина. Да еще сегодняшний случай — пока не знаю, что стряслось, но, судя по голосу Антуана, дело серьезное.

Ее отец поспешно положил в рот ломтик хлеба, намазанный сен-марселеном, стараясь, чтобы сыр не стекал с хлеба.

— Антуан мне нравится, — сообщил он невзначай, таким же тоном, как если бы говорил, что любит сыр.

Марин показалось, что ее сердце вот-вот разорвется от переполняющих чувств. Мнением отца она всегда дорожила.

— Приятно слышать, — в тон ему откликнулась она.

— Человек, способный рассмешить твою maman так, как он сумел в тот раз, наверняка хороший.

Марин засмеялась, вспомнив свои опасения, что семейный ужин на прошлой неделе вызовет у всех мучительную неловкость. Роль хозяина взял на себя Антуан, они вместе с Марин приготовили баранью ногу, и вечер прошел успешно. Нет, не произвел фурор, но выдался приятным.

— Не знаю, как мама восприняла бы шутки на тему религии, — заметила Марин. До выхода на пенсию мадам Бонне преподавала теологию.

— О, твоей маме нравится анекдот про христианского священника, раввина и имама, оказавшихся вместе в самолете. — Отец глотнул вина и издал довольный возглас. — Что это мы пьем?

— Бургундское из Живри, — ответила Марин. — Тебе нравится?

Анатоль Бонне сделал еще глоток.

— Проверяю на всякий случай, — с улыбкой объяснил он. — Отличное вино. Где ты его купила?

— Антуан заказывает его оптом у винодела.

— Вот оно что! — отозвался отец. — Как думаешь, он согласится в следующий раз заказать ящик и на мою долю?

— Конечно! — Марин восприняла этот новый интерес к хорошим винам как знак того, что ее родители — или по крайней мере отец — одобрили Антуана.

— Как твоя подруга Сильви? — осведомился доктор Бонне.

— Отлично. Недавно звонила из Межева — там уже похолодало, они возвращаются перед самым началом школьных занятий.

— Перед самым началом? Бедная малышка Шарлотта даже не успеет толком освоиться в другом климате…

— Папа, — перебила Марин, — они всегда так делают. Стараются как можно дольше пробыть с родителями Сильвии и ее братьями и сестрами в Альпах…

— Без отца.

— Папа! — Марин прикусила губу, чтобы не разозлиться. Ее лучшая подруга Сильви, искусствовед и фотограф, в одиночку растила девятилетнюю Шарлотту, крестницу Марин.

Анатоль Бонне понял, что сказал лишнее, и указал на стилтон.

— А это что за сыр? Не похож ни на один голубой, которые я видел.

— Стилтон, — ответила Марин и вскинула руку, не давая отцу возразить: — Просто попробуй!