Меня зовут доктор Левит. Реальная история придуманных людей

Михаил Рицнер

У доктора Марка Левита были любимые жена, дочь и работа, когда он стал слышать чужие голоса в голове. В отчаянии он летит в Израиль, где в атмосфере Иерусалима ощутил себя библейским пророком Исайей. В кибуце он знакомится с Эммой. Когда они решают создать семью, голоса приказывают Марку очистить Эмму от скверны. Сможет ли любовь Эммы исцелить его? Книга повествует также о любви и мифах, о «психиатрической кухне», где автор прошёл путь от поварёнка до шеф-повара.

Глава 2. Тель-Авив — Мельбурн

Целью научного туризма является участие

в научных конференциях.

20 сентября 2011 года, аэропорт Бен-Гурион, Тель-Авив

Почти одновременно с приземлением самолета Марка в Бен-Гурионе с другой полосы аэропорта поднялся в воздух Boeing 747 и взял направление в Австралию. В четырнадцатом ряду расположились, мирно беседуя, Бетти (Бет) Эрлих и Даниэль (Дан) Ландау, известные специалисты Центра психического здоровья «Кармель». Они направлялись на Конгресс психиатров в Мельбурне. Бетти выбрала место у окна, Дан сел рядом, а третье кресло было свободным. Они слегка касались друг друга плечами, позволяя телам и душам безмолвно общаться им одним известным способом. Предстоящий полет обещал быть долгим, а поездка — волнительной. Никто в их окружении на работе и дома не догадывался, что они пара.

Даниэль Ландау выглядел рослым и моложавым мужчиной 55-ти лет с гривой чёрных густых волос чуть тронутых бобровой проседью на крепко посаженной голове. Редкие веснушки рассыпались по крупному носу и скулам. Борода «бальбо» придавала мужественность, а шелковый шейный платок винного цвета подчеркивал стиль и шарм, равно как и характер, не лишенный нарциссических черт.²² За дымчатыми очками «хамелеон» скрывались зеленоватые глаза с внимательным цепким взглядом. Фамилия ведет свое происхождение от баварского города Ландау. Род Ландау — один из известнейших раввинских средневековых родов, давшего миру большое число талмудистов, ученых и общественных деятелей. В XX веке фамилию прославил советский физик Лев Ландау.

Дан щедро излучал благополучие и респектабельность. Будучи опытным психиатром, он обладал завидной выдержкой, хорошо контролировал речь, умел не только выражать, но и скрывать свои мысли. Никто не знал, о чем он в самом деле думает, когда что-либо утверждает или отвергает. Дан обладал способностью иметь дело с людьми и с одинаковым успехом мог излучать эмпатию²³ и проявлять главенство и властность, требуя надлежащего выполнения сотрудниками своих обязанностей. Про таких, как Дан, говорят, что они поцелованные Богом. Не секрет, что он не был обделен вниманием милых женщин.

— У меня появилась замечательная идея, профессор, — игриво произнесла Бет, улыбаясь во все лицо и легонько поглаживая руку соседа.

Бетти Эрлих выглядела элегантной худощавой женщиной с красивым благородным лицом, лет на десять моложе своего спутника. Серо-голубые глаза и глубокая эмоциональность составляли основу ее обаяния. На лице Бетти редко были видны следы макияжа, к которому она прибегала в особых случаях, будучи стороницей «no makeup».²⁴ Она родила двух сыновей, но домашним хозяйством не занималась. Дом держался на муже и помощнице. Бет работала главным клиническим психологом в Центре психического здоровья «Кармель» и слыла ученицей знаменитого американского психотерапевта профессора Ирвина Ялома, у которого стажировалась по групповой терапии в Стэнфордском университете (США). У нее была репутация умной женщины и психолога — профессионала.

— И что же за идея упала в самую красивую голову нашего Центра? — в тон ей улыбнулся уголками рта Дан.

— Наш полет будет длиться вечность и делать тут нечего. Так? — она вопросительно взглянула на Дана.

Говорила Бет с пресловутым «аканьем», характерным для московского акцента. Она, обладая развитым интеллектом и практическим опытом, подмечала то, что не видят другие. По своей должности она часто бывала в отделениях, участвовала в обсуждении сложных случаев и проводила показательные сеансы групповой терапии. Поэтому не удивительно, что Дан и Бет часто пересекались по работе, охотно сотрудничали и, казалось бы, неплохо знали друг друга.

— Абсолютная правда. Ну и что? — Дан в ответ тихонько сжал ее руку.

Сидя рядом, они ощущали тепло друг друга и поток электронов в невидимой цепи между ними. Главную роль играли феромоны или запахи, пролагающие «путь к сердцу через нос».²⁵ Запахи — тонкая материя, благодаря которой можно заинтересоваться, влюбиться или возненавидеть. Бетти пьянела от запаха пота Дана, а он от тонкого запаха ее волос. Какой бы парфюм она ни использовала, ее выдавал собственный, возбуждающий аромат.

— Давай, ты расскажешь мне о себе, а я о себе. Прежде у нас не было возможности быть так долго вместе, а когда мы все-таки уединялись, то все время уходило сам знаешь на что. Так как?

— Хгм…! И насколько подробно ты хочешь обо мне знать? — поинтересовался Дан, поглаживая подбородок и обдумывая решение. Она застала его врасплох и, непривычно для себя, он медленно преодолевал сомнения, внутренне соглашаясь с аргументами Бет.

— Начинай с рождения, босс. Говори правду и ничего, кроме правды!

— Ну, во-первых, я не твой босс! А во-вторых, наши истории взрывоопасны, они не для чужих ушей.

— Никому не расскажу, мамой клянусь! Только ты первый, — продолжила серьезно настаивать Бет тоном шаловливой девочки.

Хотя они работали в одном Центре, их личные истории оставались за некой «красной чертой», куда допускались люди, принадлежащие к самому ближнему кругу. Бетти давно чувствовала физическую близость с Даном, но не входила в этот ближний круг. Да она и не ставила себе такую цель, хотя хотела быть ближе к нему, роднее что ли.

— Ладно, уговорила, — произнес Дан после паузы. — Я был поздним и единственным ребенком. Мама родила меня десятого декабря 1956 года.

— Это как раз ни для кого не секрет. В этот день твои сотрудники приносят торты, вино и говорят красивые слова, правда, не все слова они могут о тебе сказать вслух.

— Я их к этому не побуждаю, но все равно приятно. Ты намекаешь, что я закрываю им рты или уволю их за некую правду? — опешил Дан и в его голосе прозвучали досадные нотки.

— Нет, что ты, — смущенно возразила Бет. — Ты меня не понял. Я намекала на «скелеты», к которым мы еще вернемся. Продолжай, я на твоей стороне.

— Ладно. Родители преподавали математику в школе. Скандалов дома я не помню. Может быть, они и ругались, но не в моем присутствии.

— Да ты счастливчик, друг мой. Удивительно, не многим так везет с рождения, — Бет не удержалась от реплики, чем-то похожей по интонации на сказанное Остапом Бендером: «Интересный вы человек! Все у вас в порядке. Удивительно, с таким счастьем — и на свободе!»²⁶

— Возможно, но, когда это у тебя есть, то не ценишь, что так и должно быть. Мне, например, хотелось иметь брата или сестру, но увы. С детства у меня осталось легкое заикание, которое заметно до сих пор при публичных выступлениях.

— А как ты пережил подростковый период? — Бет подбрасывала ему вопросы, чтобы он ничего не пропустил. Кресло было узким и она временами ерзала в нем.

— Обошлось без наркотиков и попоек, пару раз был безответно влюблен, учился

я средне и без усердия — все давалось легко. Надо отдать должное отцу, он не давил на меня и не давал маме меня «воспитывать» в духе советской морали.

— Они были коммунистами?

— Членом партии был отец, но насколько я знаю, он не был активистом. Школьные дела и политику они обсуждали на кухне, подальше от моих ушей. Знаю, что советскую власть они не любили.

— Забавно. Ты не представляешь, насколько это похоже на то, что я видела в моей семье, — сказала Бетти, — мне очень интересно.

— Так вот, окончив школу и Московский 2-й медицинский институт, я был принят в ординатуру по психиатрии у профессора Якова Аркадьевича Шмилова. По блату, естественно, — евреев туда не принимали. В ординатуре я сделал кандидатскую по «вялотекущей шизофрении», после чего меня оставили младшим научным сотрудником в НИИ психиатрии АМН СССР.

Голос Дана завораживал Бетти своим приятным бархатным тембром: «Такой голос он получил не зря. Кто-то свыше хотел, чтобы он стал психиатром.»

— Не многим евреям удавалось остаться в академическом институте, — произнесла задумчиво Бет.

— Я полностью обязан своему шефу и академику — директору института, который не строго соблюдал процентную норму. После беседы со мной, академик сказал шефу: «Я его возьму, если он сделает хорошую докторскую и не уедет в Израиль». «Я могу гарантировать первое из двух. А что касается Израиля, то вы же знаете, что никого не выпускают», — ответил Яков Аркадьевич, известный патологической честностью, — Дан улыбнулся приятным воспоминаниям.

— Теперь все понятно, ты — блатник, мой друг. Ты не стыдился, имея такие привилегии? — Бетти с удовольствием подначивала его.

— В клинике я был одним из лучших по публикациям («публикуй или умри» — был девиз академика) и как клиницист, имел хорошую репутацию. Да и докторская была на подходе.

— Ладно, ладно, но как ты с такой карьерой стал сионистом и диссидентом?

— Ты удивишься, но я не был ни сионистом, ни диссидентом. Я, как и ты, был законопослушным гражданином СССР, где евреи не имели равные права с другими народами, так как государство их дискриминировало.

— И поэтому ты уехал? Думаю, что не совсем понятно, почему такой весь успешный врач и ученый, которого никто не репрессировал, взял и эмигрировал. Не так ли, Дан?

— Я сам на этот вопрос не сразу дал ответ.

— И, все-таки, в чем дело?

— Ну, во-первых, режим большевиков невыносимо смердил,²⁷ жить и работать при нем становилось невмоготу людям любой сферы деятельности и национальности. Во-вторых, быть профессионально успешным евреем не избавляло от чувства второсортности и унизительной «инвалидности по пятой графе».²⁸ В-третих, внешняя сторона моей карьеры и формальные достижения частично компенсировали неудовлетворенность и обиды. Я никогда не стремился стать, например, директором института, но я был не согласен с тем, что мои шансы претендовать на такую должность советская власть даже теоретически считала нулевыми! Это называется государственным антисемитизмом. «А собственно почему я должен это терпеть?», — все чаще задавал я себе вопрос. Помнишь у Жванецкого: «Я шел, шел… и в 10-м классе я перестал идти на медаль. Ни черта не получилось — еврей! Потом опять еврей, и снова еврей — всё время я натыкался на это лбом, у меня не было того — самого главного… Антисемитизм — это что-то очень больное…»

— Помню, помню, — с живостью и грустью поддержала Бет. — Жванецкий даже кого-то спросил: «А вы могли бы в этой стране прожить евреем?»

— Надо жить в своей стране, — решил я. Поэтому, на волне перестройки (спасибо Горбачеву) и не подозревая, что грянет Исход евреев из СССР (как из Египета), я вместе с женой и двумя дочерьми уехал в Израиль. Было мне тогда 32 года.

— Теперь я лучше тебя понимаю, — удовлетворенно произнесла Бетти, остановив на нем долгий взгляд. — Но осознавал ли ты в какую «черную дыру» ныряешь? Как ты надеялся работать психиатром в стране без языка, без знания культуры? Дан, ты авантюрист?

— Да, да, я ожидал трудности, правда не такого масштаба. Я перенес тяжелый эмиграционные стресс, семейные проблемы, пять лет зубрил иврит, доказывал свою квалификацию и многое другое. Мне помог совет Иосифа Бродского:

«Каким бы отвратительным ни было ваше положение, старайтесь не винить в этом внешние силы: историю, государство, начальство, расу, родителей, фазу луны, детство, несвоевременную высадку на горшок и т. д. В момент, когда вы возлагаете вину на что-то, вы подрываете собственную решимость что-нибудь изменить;….»²⁹

— Ух ты! — искренне удивилась Бетти, — я тоже люблю стихи Бродского, но не слышала про такую его речь.

— Это может прозвучать нескромно, но я инициировал научные исследования в научной лаборатории, которую создал на гранты, полученные в США. За 20 лет моя группа опубликовала много статей, обзоров и книг, которые заслужили признание в мировом научном сообществе, а меня приглашали читать лекции за границей и избрали профессором Техниона.³⁰

— Твои «делишки» хорошо известны и скромностью ты не страдаешь, — прервала Бетти список формальных достижений своего друга. — Ты лучше расскажи по-подробней о себе. Да, и не забудь упомянуть про свои «скелеты в шкафу».

Профессор Ландау славился ясным умом и остроумием, не любил «словоблудия»,³¹ коллеги побаивались его острого языка. Женщины, кроме того, видели в нем привлекательного мужчину, однако мало кому удалось приблизиться к нему. Поэтому никто не знал, что у него происходит в душе и дома.

— Tы счастлив, живешь в согласии с собой? — Бет переводила стрелки туда, где была ее территория — на психологию и внутренний мир друга.

За красивой и холодноватой внешностью Бетти, чем-то похожей на Николь Кидман,³² скрывалась чувствительная и темпераментная натура. Ей понравилось выражение писателя Хулио Кортасар: «На самом деле каждый из нас — театральная пьеса, которую смотрят со второго акта. Все очень мило, но ничего не понять.» Многолетний брак не утолил ее потребность в любви, а женские фантазии продолжали занимать особое место в её снах и не только.

— Счастлив ли я? — переспросил вслух Дан. — Мой однофамилец, физик Лев Ландау (или Дау, как его звали) считал, что каждый человек обязан быть счастливым и для этого к жизни нужно относиться просто и с юмором. Например, с женой Дау заключил «брачный пакт о ненападении», подразумевавший свободу личной жизни супругов. Я частично принял его формулу счастья, — «работа, любовь и общение с людьми», что доставляет больше удовольствия, чем огорчений.³³ Вот и сейчас, я лечу в Австралию с любимой женщиной. Ну и как ты думаешь, я счастлив? — вернул Дан вопрос Бетти с неотразимой улыбкой, говорящей о том, что ответ им обоим хорошо известен. «Пакта о ненападении я не заключал. Моя жена хоть и смотрела на меня с обожанием, но все-таки не смогла понять моей души», — подумал он.

Дан развернулся к ней правым боком, насколько позволяло узкое кресло, и погрузился в ее глаза своим цепким взглядом. Бет не отвела своих глаз, давая понять, что их игра будет на равных. Она впервые услышала главное: «Так я его любимая женщина! Умеет же профессор порадовать женщину. Он счастлив, конечно счастлив. В клинике он врач и босс, в Технионе — лектор и учитель, на Конгрессах — спикер и председатель заседаний. А еще редактор, рецензент, экзаменатор, отец двух дочерей. Ко всему этому у него есть я! Чего бы ему не быть счастливым? Да он никогда и не жалуется.»

— Очень интересно, доктор, — сказала Бэт вслух. — Ты счастлив, но как же ты так умело спрятал в шкафу все свои скелеты? Ни одного не упомянул. Мы еще вернемся к темной стороне твоей загадочной личности, — протянула последние два слова Бет, сладко потягиваясь и представляя себе, что они уже прилетели, поселились в гостинице и залезли в ванну, вместе, естественно. Но тут в ход ее сладких грез и мыслей врезался голос стюардессы:

— Уважаемые пассажиры! Через несколько минут мы предложим вам легкий ужин. Поднимите спинку кресла, пожалуйста. Приятного аппетита.

— Вот видишь, Бет? У меня в команде самолета есть свои люди. Они не согласны на твое дальнейшее проникновение в мою «темную душу» и очень своевременно решили нас покормить. После ужина твоя очередь рассказать мне свою легенду, — Дан откровенно радовался тому, что его «выход» закончился.

— Моя жизнь — никакая не легенда, мой друг, а интересная история хорошенькой и умной женщины, которую, как мы недавно выяснили, ты любишь, — Бет таким образом подчеркнула то единственно интересное, что услышала от своего друга.

Ужин был не таким уж и легким, на подносе уместился горячий обед: мясо (или рыба, по выбору), рис (или паста), овощи и фрукты, пироженое, чай, кофе, соки, виски, пиво или вино. Их выбор оказался похожим, кроме алкоголя: Дан выбрал виски, а Бет — красное вино. Трапеза разморила обоих, но спать было еще рано.

— Ну а теперь, дорогая, «кви-про-кво».³⁴

— Ладно. Я тоже москвичка, родители были музыкантами: папа — скрипач, а мама — пианистка. Они познакомились во время выступлений их оркестра. К сожалению, оба рано ушли.

— Извини, соболезную, — Дан погладил ее по плечу.

Бетти кивнула головой.

— В моем детстве ничего примечательного не происходило. Росла послушной девочкой, шкодничала редко. Окончила школу среди лучших, а затем — психологический факультет МГУ, случайно попала в процентную квоту. Рано выскочила замуж.

— По любви, конечно?

— История об этом умалчивает. В Израиль приехала по инициативе мужа с маленьким сыном, второй родился уже здесь. Прошла специализацию по клинической психологии в Израиле, открыла свою клинику. В моем доме мир, несчастной себя не считаю, сублимировалась в детей и работу.³⁵ Два ребенка — тяжелый якорь. А когда появился ты…, жить стало потеплее. Да ты и сам знаешь.

— А вот с этого момента поподробней, — его реплика прозвучала игриво, напоминая расхожую просьбу психологов и психиатров при интервьюировании, — Дан взял ее руку в свою и легонько пожал, что означало: «Да, я с тобой.»

— Встречаясь с тобой в клинике, я чувствовала спиной, когда ты смотрел на меня своими глазами — радарами. Пару лет тому назад, оказавшись в Эйлате на конференции, после бара с его коктейлями, мы неожиданно очутились в одной кровати. Ты помнишь?

— Это невозможно забыть, но так уж и неожиданно, Бет?

— Женским чутьем я чувствовала, что это должно было когда-нибудь произойти и, будучи в баре в тот вечер, я ясно поняла: сейчас или никогда. Мы оба не упустили шанс, не так ли? — голос выдавал, что с ней определённо случилась что-то хорошее.

— Пожалуй. Наша первая ночь была безумной! Я давно чувствовал себя на подъеме, когда ты была рядом. Завести роман там, где работаешь, — безрассудство. Но ты формально не подчинялась и не зависела от меня.

— О служебном романе я и не задумывалась. Ту безумную ночь я тоже не смогла забыть, да и не хотела. Когда через месяц ты пригласил меня на свидание, я отказалась, причем дважды, и вовсе не потому, что не хотела тебя — я скучала по твоим рукам и ласкам. Ты не сдавался, и мои тормоза отказали, хотя страхи остались до сих пор.

— Да, да, да… наши встречи стали частью моей жизни и я не мыслю ее без тебя, — Дан приложил к губам ее руку и поцеловал одним касанием.

— А я давно называла тебя Даником и мысленно разговаривала с тобой обо всем на свете, но подавляла свои чувства. Я их боялась, особенно, любви. Бурю эмоций и желаний, которые ты вызывал у меня, сам об этом не подозревая, я ранее не испытывала никогда и ни к кому. Я ни на минуту не сомневалась, что это была любовь.

В голосе Бетти слышались дрожащие нотки, лишенные прежней шаловливости и наигранности. Она была рада не только тому, что услышала от Дана, но еще и тому, что впервые смогла сказать о своих чувствах. Как женщине, ей было трудно носить это в себе, а поделиться она ни с кем не могла. Теперь же Бетти испытала удивительное облегчение (катарсис³⁶) и благодарность Дану за удивительное «послевкусие», о чем он и не подозревал.

— Это я как раз подозревал, — сказал Дан, угадав ее мысли, — но не был уверен. Ты не обижайся, но поначалу я испытывал обычное влечение к хорошенькой женщине, романтические чувства пробудились позже. Ты помнишь, что говаривал Карл Юнг: «Встреча двух личностей подобна контакту двух химических веществ: если есть хоть малейшая реакция, изменяются оба элемента.»³⁷ Так вот, когда секс разбудил влюбленность, я стал испытывать одновременно радость и тревогу. Вот тогда мы и договорились о «табу» — не вовлекать в роман свои семьи и ни в коем случае не разрушать их. Пока нам это удается. А теперь «тест» на твою искренность и доверие. Можешь не отвечать, если не хочешь.

— Спрашивай, а там будет видно, — насторожилась Бет, но отступать она не хотела.

— Мой вопрос очень банальный. Ты имела любовников в браке?

Бетти почувствовала себя в ловушке. «Количество половых партнеров и сексуальные фантазии — табу для обсуждения с самыми близкими друзьями. Если любвеобильных мужчин называют альфа-самцами, то женщина в лучшем случае „блудливая кошка“, и это самое приличное из всех прозвищ. За измену можно поплатиться браком либо потерять возлюбленного», — прокачивала она ситуацию.

— Чтобы я ни ответила на твой «тест», ты не сможешь это проверить. Мне нечего рассказывать про два случайных «скелета» в моем шкафу. С ними не было романтических отношений и любви, — по лицу Бет пробежала тень легкой грусти.

— Ладно, ты права. Извини. И что это на меня нашло? Лучше скажи, чем отличаются психиатры от психологов? — Дан хотел разрядить обстановку.

— Тебе виднее, профессор, — удивилась Бет «ходу конем». — Я слышала, что психолог отличается от психиатра, как сумасшедший день — от сумасшедшего дома.

— Интересно. А я слышал, что пациенту, жалующемуся на бессонницу, психиатр выпишет снотворное, а психолог посоветует считать овец. Это правда, про овец?

— Что за шуточки. Причем тут овцы, — Бет, не выпуская руль из своих рук, «убрала коня с доски.» — У нас с тобой есть небольшое, но общее прошлое и замечательное настоящее, — на лице Бетти появилась радуга эмоций разной модальности, от смущения и подростковой стыдливости до влюбленности и счастья взрослой женщины.

— Что правда, то правда. — Дан чувствовал, что они зашли так далеко, что пора на этом остановиться. — Может быть нам удастся поспать? — спросил он неожиданно, даже для самого себя.

— Да, давай попробуем, — одобрительно сказала Бет. — Ничего, если я положу голову тебе на плечо? — Бэт примостилась, не дожидаясь ответа, и вдохнула любимый манящий запах.

— Ты можешь мне довериться, — услышала она, почувствовав как он склонил свою большую голову на ее голову.

«Картина маслом», — сказал бы Давид Гоцман из культового сериала «Ликвидация». В салоне самолета выключили свет, оставив слабую подсветку. Все пассажиры угомонились и стало тихо. Слышался штатный гул двигателей, как говорят пилоты.

* * *

Австралия не очень популярна среди израильских туристов из-за удаленности. Чаще других туда летают демобилизованные солдаты, которые около года путешествуют по миру, набираясь впечатлений для последующей взрослой жизни. Поездка Дана планировалась им как деловая. Когда Бетти услышала в столовой о его планах поехать на Конгресс в Австралию, она послала ему SMS³⁸: «Никогда не была так далеко от дома с любимым мужчиной.» Так как никакой реакции Дана не последовало, она с сожалением решила, что он не понял ее намек. Через неделю прилетело от него сообщение: «Мы можем поехать вместе с 20 по 30 сентября. Заказывать билеты и гостиницы на двоих?» С трудом скрывая волнение, Бетти рассказала мужу о своем участии в Конгрессе в Австралии. Он сожалел, что не может составить ей компанию из-за испытаний нового образца на работе. «Я буду рада тебя сопровождать», — ответила она Дану, безумно радуясь успехам мужа на работе. Так Бетти получила в подарок от судьбы десять «медовых» дней. На работе никому не пришло в голову связать ее отпуск с очередным Конгрессом профессора. Но что-то все-таки тревожило их — секретность поездки покрывала обман по отношению к их семьям. «А что, если кроме секса нам будет не интересно проводить так много времени вместе? Мало ли что еще может произойти между нами?» — эти и другие вопросы занимали обоих до встречи в аэропорту.

Полет в Мельбурн занял почти сутки, с остановкой в Париже и пересадкой в Гонконге на рейс австралийской авиакомпании Qantas. Еще восемь часов и Дан с Бетти, уставшие, но счастливые, приземлились в Мельбурне. Пассажиры струйкой высыпали в рукав, соединяющий самолет с аэропортом Тулламарин, и по указателям двигались в сторону паспортного контроля и, затем, зала для получения багажа. В аэропорту их не на шутку огорчили, сообщив, что чемоданы еще не прибыли. Пришлось заполнить анкету с подробным описанием содержимого чемоданов. Клерк пообещал доставить чемоданы в гостиницу в течение суток, объяснив возникшую проблему недостатком времени при пересадке в Гонконге.

Встречающие прилетевших этим рейсом могли бы обратить внимание на представительного мужчину, рядом с которым уверенно шла красивая длинноногая женщина. На плече Дан нес дорожный портплед, в котором был элегантный костюм, галстуки, пара рубашек и ноутбук. Было видно, что этот человек уверенно ступал по земле и жизни. Женщина непринужденно держала его подруку. Они взяли такси и за 35 минут добрались до гостиницы Парк Хаятт Мельбурн.

— Даже не вериться, что мы на другом конце света, — заметила Бет, пройдя за Даном в номер.

— Только душ! — объявил Дан, довольный номером.

— Только ванна! Только ванна! — из последних сил возразила Бет.

— Только душ! — повторил он не столь уверенно.

— Только ванна! — не уступала женщина.

Их диалог мог бы напомнить читателю замечательную сцену из «Золотого теленка» Ильфа и Петрова: «Только кража», — предлагал Михаил Самуэлевич Паниковский. «Только ограбление», — возражал Шура Балаганов.

— Ладно, пусть будет ванна! — уступил Дан, положив начало их совместной жизни в стране кенгуру.

Бетти спала без задних ног, когда Дан вышел из ванной комнаты. «Как же я безумно устал», — подумал он прежде, чем провалился в глубокий сон.

Примечания

22

Нарциссизм — это особенность психики, при которой человек воспринимает себя как уникального индивидуума, считает себя лучше других, что не всегда соответствует действительности.

23

Эмпатия — это способность человека чувствовать эмоции, которые соответствуют эмоциям другого человека; умение мысленно вставать на место другого человека; способность отзываться на переживания другого человека.

24

Движение, призывающее девушек появляться на публике без макияжа.

25

Феромоны — это молекулы, производимые живым организмом, испускаемые во внешнюю среду и влияющие на поведение или психологческое состояние другого представителя того же вида.

26

Золотой теленок (Илья Ильф и Евгений Петров).

27

Смердит — издаёт зловонный тлетворный запах, который возникает, как правило, в результате разложения или распада. В данном тексте это метафора.

28

В формуляре Личного листка по учёту кадров паспортных органов СССР пятая графа служила для указания национальности. Евреи дискриминировались в силу государственного антисемитизма.

29

https://socratify.net/quotes/iosif-brodskii/59246

30

Технион — Израильский технологический институт — университет в городе Хайфа, один из старейших и знаменитейших вузов страны. В мировом рейтинге Технион входит в первую сотню университетов.

31

Бессодержательные, пустые разговоры, фразёрство, болтовня.

32

Николь Кидман (англ. Nicole Kidman) — киноактриса, продюсер, обладательница премии «Оскар».

33

Кора, жена Льва Ландау, написала скандальные воспоминания после смерти мужа в 1968 году. Они содержат шокирующие подробности их личной жизни и нелицеприятные оценки других ученых.

34

Quid pro quo — «нечто за нечто» — фразеологизм, обычно используемый в английском языке в значении «услуга за услугу».

35

Сублимация это замена одной сущности на другую, в психологииозначает«давать выход каким-либо эмоциям через отвлечённое занятие».

36

Катарсис — процесс высвобождения эмоций, разрешения внутренних конфликтов и нравственного возвышения, возникающий в ходе самовыражения.

37

Карл Густав Юнг (1875 — 1961) — знаменитый психиатр, основоположник аналитической психологии.

38

SMS — short message service — сервис коротких сообщений.