Пиво, стихи и зеленые глаза (сборник)

Михаил Ландбург, 2006

Каждая новелла, вошедшая в сборник – сжатый до нескольких страниц роман. Насколько емок иврит, насколько спрессованы мир и война, история и религия, жизнь и смерть, любовь и ненависть, на, казалось бы, крошечной территории Израиля; настолько насыщены тексты Миши Ландбурга. Каждого приехавшего в Израиль поражает то, как на протяжении считанных километров меняется климат, природа, пейзаж страны. Так и читателя новелл и на иврите и в авторском переводе на русский, захватывают резкие, но такие естественные повороты сюжета. В книгу известного израильского писателя Михаила Ландбурга вошли новеллы, написанные пером мастера и посвященные вечным темам: любви, верности, одиночеству, жизни, смерти…

Сыновья Таля

Проводив доктора и акушерку, Таль остался на веранде выкурить сигарету.

«Теперь уже всё…» — подумал он и, улыбаясь, вернулся в дом.

На измученном лице жены лежала светлая тень — верный признак, что человек достиг своего заветного и долгожданного.

— Всё! — сказал Таль. — Теперь уже всё!..

— Всё! — проговорила жена и сразу уснула.

Таль смотрел на тяжело опущенные веки жены, на лежащий поверх одеяла свёрток с новой жизнью и улыбался. И его пятеро сыновей, столпившись в дверях, тоже улыбались.

— Это ваш новый брат… — прошептал Таль. — Это же…

— Томер! — в один голос сказали сыновья.

* * *

Рождение Томера воспринималось всей семьёй как нечто давно ожидаемое, даже непременное, и теперь старший сын, восьмилетний Бен, вывел братьев на веранду; те, подровняв носки, ждали появления отца.

— Отделение, — скомандовал Таль, — смирно!

Привычно вскинув головки, братья затаили дыхание, и тогда Таль, подойдя к ним, потрепал по щёчке каждого в отдельности, а двухлетнего Гришу поднял к себе на руки.

— Отделение, вольно! — выкрикнул Таль.

— А теперь что? — спросил ироничный Давид.

— Теперь — полный порядок! — ответил Таль и вдруг отвернулся.

* * *

Он отвернулся и тогда, когда после долгих месяцев, проведённых в госпитале, с его головы сняли бинты и подвели к большому зеркалу. Вспомнился увиденный в детстве фильм, в котором на весь экран показали обгоревшее лицо солдата.

— Не дрожи! — сказала медицинская сестра.

— А я себя узнаю?

— Глупый!

Неохотным, сдержанным движением повернул он голову к зеркалу и, чуть выждав, открыл один глаз. Тело обдало жаром, неуверенные пальцы трогали лицо на зеркале, а торопливые губы шептали какие-то имена.

— Это я? — лицо в коричневых, похожих на высохшую кору полосах, казалось чужим и отрешённым.

— Глупый! — повторила сестра.

«Наверно, все живые — глупые, — подумал Таль. — Мёртвые глупыми не бывают».

Вспомнил, что осенью к его дому прорываются с моря ветры, а деревья роняют с себя листья, зато весной, с первыми лучами солнца, листья вновь возвращаются… Теперь весна…

— Пора, — проговорил Таль в зеркало, — пора и мне…

Медицинская сестра спросила:

— Поумнел?

— Я жив!

— Вот именно!

— Вас как зовут?

— Сестра!

— Просто сестра?

— Этого достаточно.

— А у меня сестры никогда не было. У меня никогда никого не было. Подкидыш я. Это потом, когда я стал взрослым, у меня появилось отделение: Бен, Давид, Игал, Ран, Гриша и Томер. У меня вдруг появились шестеро братьев. Но однажды наш бронетранспортёр подорвался на мине… Теряя сознание, я успел заметить ненужные ноги, ненужные спины, ненужные глаза моих братьев… Я вновь осиротел… Они теперь там… А я здесь…

— Поплачь! — сказала сестра.

— Их больше нет…

— Поплачь! — повторила сестра и, уходя, добавила: — А потом живи!

Таль подставил голову под холодную струю из крана, и вода стекала на шею, на госпитальную куртку, на потёртые шлёпанцы.

«Господи, — не понимал Таль, — зачем даёшь, если отбираешь? Зачем оставил меня? Зачем без братьев? Зачем?»

Он стоял, низко опустив голову, и не понимал, а потом вдруг разом всё понял и едва слышно, словно боясь признаться самому себе, зашептал быстро-быстро: «Господи, кажется, догадываюсь, зачем Ты оставил меня!..»

* * *

Кроме Таля и девушки, по имени Рахель, в кафе возле моря никого не было.

— Я знаю, зачем Он меня оставил! — сказал Таль. — Вернуть моих братьев сможем лишь мы с тобой, понимаешь? Вернуть всё моё отделение, если мы с тобой вместе…

— Мы с тобой?

— Если вместе…

— Всё твоё отделение?

— Всех моих бойцов, всех до единого.

С берега в распахнутую дверь кафе ветер задувал сухие песчинки.

— Поможешь? — спросил Таль.

Рахель, опустив голову, молча следила за движением песчинок.

— Попытаюсь! — вдруг сказала она. — Я бы хотела…

Таль закрыл глаза.

Облегчённо вздохнул. Прикусил губу.

Представил себе, как в домик с просторной верандой входит девушка, присаживается на его кровать, и они неторопливо учатся быть счастливыми.

— Ты чудо! — проговорил Таль.

Они бродили вдоль берега, громко распевая песенку про чёрного козлика и белую мечту, а потом, утомившись, остановились и стали разглядывать выглянувшую луну. Шум моря не мешал девушке расслышать то, о чём говорил Таль.

* * *

То, о чём говорил Таль, одновременно и радовало, и пугало, и смущало и влекло.

— Буду тебе женой! — сказала Рахель.

— В таком случае, мы их вернём…

— Конечно, — сказала Рахель, опустив глаза, — всех до единого!

* * *

Ночью, после рождения Томера, Талю приснился сон, будто он бродит по небу и заглядывает то за облака, то за крыло уснувшей на лету птицы. Он искал всю ночь. Прилежно искал, старательно. И вдруг услышал: «Командир, все здесь!» Таль рассмеялся. «Всё, — подумал он, — теперь уже всё!..»