Оставьте Дверь открытой

МинюкИ

В повести-фэнтези «Оставьте Дверь открытой» не всё так просто, как может показаться на первый взгляд. Здесь фантазия переплетается с реальностью, проникает в неё и приглашает поразмышлять.Студентка Оля едет на каникулы к бабушке, мечтая наслаждаться природой, собирать ягоды и пить душистый чай. Кто бы мог подумать, что там начнёт происходить нечто таинственное и пугающее. Связаны ли эти события с артефактом, найденным за много километров от бабушкиного дома?Вы всё узнаете, прочитав эту книгу.

Глава 10

Как запланировали, так всё и получилось. Утром собрали палатки и всё, что необходимо было забрать, сложили в грузовик. Ближе к обеду выдвинулись по направлению к реке. Палыч поехал с Жорой в надежде на то, что, когда все остальные доберутся до берега, он уже сможет связаться с местным портом, и его отряд заберут на том же месте, где и высаживали.

Идти было вполне сносно. Никуда не торопились, и это даже походило больше на прогулку, чем на марш-бросок. Как говорится, дорога домой всегда короче.

Мы с Сеней были благодарны ребятам за то, что они шли не так быстро и периодически останавливались, делая вид, что кто-то из них устал. Хотя все прекрасно понимали, что именно мы тормозили передвижение. Садиться в грузовик мы отказались, было стыдно перед остальными ехать, когда все топают пешком. Ведь мы-то значительно лучше себя чувствовали. Пара дней передышки дала нам возможность набраться сил.

Когда мы подошли к берегу, уже стемнело, и всё же рассмотреть стоящий недалеко от берега баркас было несложно. Кораблём это было не назвать: старое и ветхое суденышко, наверное, сохранившееся со времён Петра Первого. Удивительно, что оно вообще ещё на плаву. Пара фонарей освещали нос и корму. На фоне угасающего заката впечатление было неоднозначным. Радость, что не надо дожидаться баржи, и страх, что такая лодочка вряд ли способна передвигаться — и утонет, чуть отойдя от берега.

— Эй! Народ! — заорал, увидев нас, Палыч. — Давай быстрее, а то все анекдоты закончились!

Мы, как могли, прибавили шагу. Когда приблизились, Палыч представил нам капитана баркаса.

— Знакомьтесь. Наш капитан Егор Степанович, готов сопроводить, так сказать, аж до самого Райчихинска, — представил нам очень пожилого мужчину Палыч. — Вот байки травлю да анекдоты, пока говорю — нас ждут. Такой договор. Ну, и я пообещал, что по приходу в место назначения отблагодарим, с каждого по поллитры. Согласны?

Все с сомнением посмотрели на эту лодку.

— Со связью засада, — стал объяснять Палыч, — а здесь увидели, плывёт эта….

— Говно плывёт! — перебил его капитан. — А мы ходим! Я и так вас прождал сколько времени! Если не идёте с нами, ждите здесь сколько хотите. Только время с вами потерял, — он сплюнул на землю, махнул рукой и пошёл к берегу, где стояла шлюпка.

— Ребята, я, конечно, отправлю Жору своим ходом, но боюсь, здесь нам долго можно будет ждать, — Палыч смотрел на нас умоляюще. — Может, всё же поплывём?

Выбора большого не было, мы поспешили на берег за капитаном. И вскоре отчалили. Это было странное путешествие. Время будто остановилось. Постоянно чувствовалось лёгкое покачивание, которое через пару дней заставило позеленеть даже самых стойких.

Места было мало, поэтому, когда располагались на ночь, вся палуба была устелена телами. Питались мы сухпайками, которые сняли с грузовика вместе со спальниками и небольшим количеством необходимого барахла. О самом плавании и рассказать-то нечего. Днём все мучились от жары, ночью кутались в спальники. Я пару раз доставал книгу и хотел почитать, но чтение одной рукой да ещё с ощущением, что тебя постоянно мутит, никак не давалось. Я опять отложил её до лучших времен, хотя очень хотелось дочитать и узнать, что же сказала предсказательница. Ночью мне снились какие-то хлопающие двери. Они то открывались, то закрывались. И дурацкая фраза из «Властелина колец» — «Ты не пройдёшь!» — преследовала меня.

Когда добрались до Райчихинска и пришвартовались к причалу, мы все почти выползли на него и были счастливы, что под ногами теперь твёрдая земля.

Жора был уже здесь. Он встречал нас с двумя ящиками водки. Я так понял, что это расплата за наше путешествие. Если бы нам сказали, как оно пройдёт, возможно, все согласились бы несколько дней подождать, чем пережить постоянное ощущение тошноты и головокружения.

— Да ладно вам, — утешал нас Жора, — подумаешь, пошатало. Я вот мчался на своей красотке, и её трясло ничуть не меньше.

При слове «красотка» он махнул головой, указывая на грузовик.

«Как грузовик может быть красоткой? Он же он, а не она», — думал я, приходя в относительную норму.

— Ну что, — с энтузиазмом в голосе начал Палыч, — вот и пункт сбора-разбора. Разбредаемся до следующей экспедиции? — подмигнул он нам, студентам, стоящим чуть поодаль от остальных. — Я встречусь с Архипом Осиповичем, передам ему всё, что мы нашли, — приподнял он небольшой тканый мешок, постоянно находящийся при нём, — и он сам каждому на карту переведёт причитающуюся ему часть зарплаты. Контракт все читали и все знаете, что деньги распределяет он, а не я. Телефонами рекомендую обменяться. Город вам не лес, за деревом не встретишься. Мой есть у каждого в документах.

Мы все тепло попрощались. Затем ещё долго вместе ждали проходящие мимо поезда, на которых разъезжались в разные города. Сперва уехали братья, буркнув на прощание:

— Пока, не хворай, — здесь я понял, что они всё-таки не немые.

Потом Капустин заскочил в вагон почти на ходу. Его поезд, как и наш, делает совсем короткую остановку.

Я же, Слава, Сашок и Сеня — все поехали на одном. А вот с вокзала нашего родного города уже, попрощавшись, разъехались в разные стороны.

* * *

Добравшись до дома, Оля открыла дверь своим ключом. Войдя, она услышала, что мама возится на кухне, слушая, как всегда, свою «старую» музыку и занимаясь домашними делами.

— Ой, Олюшка! — на звук захлопнувшейся двери выглянула из кухни мама. — А что так скоро?

Увидев грустное и заплаканное лицо дочери, она всё поняла.

— Бабушка? Она ушла? — тихо спросила мама.

Оля кивнула головой и, зайдя в свою комнату, плотно прикрыла дверь. Сняв рюкзак, она медленно начала его разбирать. Вытащив из-под кровати пустые обувные коробки, переложила в них содержимое узелка. Все пакеты, мешочки, какие-то веточки и палочки — всё было разложено по коробкам и задвинуто как можно глубже под кровать. А тетради, завёрнутые в золотую ткань, положила в дальний угол верхнего ящика своего письменного стола.

«Потом, потом я со всем разберусь», — с этими мыслями она легла на кровать и уснула.

Несколько раз к ней заходила мама. Покачивая головой, смотрела на дочь и видела, как она повзрослела за этот короткий период времени. Позже принесла разнос с горячим чаем и пирожком на блюдце, поставила его на тумбочку возле кровати. Ей было очень жаль Олю. Она знала, как сильно та любила свою бабушку. Она, конечно, тоже любила свою мать, но такой привязанности, которая была между Олей и её бабушкой, сама никогда не ощущала. Когда они виделись последний раз, мать ей сказала, что больше из своего дома она никуда не поедет, а когда придёт время, просто уйдёт, и никто не должен горевать о ней: ей будет очень хорошо там, куда она отправится. И за всё это время как-то у неё самой не получилось навестить мать. А вот Олюшка каждое лето отдыхала у неё, выбирая между отдыхом за границей или поездкой к бабушке неизменно последнее. А на днях ей приснилась мама. Утром, проснувшись, она почувствовала, что той больше нет, но отгоняла эти мысли до последнего. Сегодня, увидев Олю, она без слов всё поняла. Тихо поплакав, чтобы не разбудить дочь, принялась за обыденные дела.

Несколько дней Оля была молчалива, ела, спала и, сидя на подоконнике, смотрела на улицу. Мама уговаривала её позвонить подружкам и сходить погулять, развеяться. Но дочь отказывалась, и её телефон по-прежнему был отключен. Затем молодость взяла своё, и, проснувшись утром, Оле очень захотелось встретиться с подружками в кафе, выпить ароматный капучино и просто поболтать ни о чём: о кино, о дураках-мальчишках и, конечно, про то, какие планы они строят на будущее.

Она надела джинсы и хотела надеть любимую кофточку с глубоким вырезом, но, понимая, что будет виден висящий на шее амулет, который никак ни походил на стильное украшение, натянула футболку. Ей было страшно снять этот оберег, ведь неизвестно, вернётся ли та боль. Но, возможно, даже это было не так важно, как то, что этот амулет был частичкой, оставшейся ей от бабушки, и она ни за что не хотела бы её лишиться.

Оля созвонилась с теми, кто не уехал и скучает летом в городе. Собрались в кафе, счастливые и готовые весело провести время. Им всем нравились их лёгкие искромётные разговоры и подшучивания друг над другом, нравилось пить кофе и пробовать разные новые десерты. А ещё им очень не хотелось становиться серьёзными. Хотя несколько девчонок из их компании уже стали взрослыми и отказывались «так бездарно проводить время». Оставшиеся и сами понимали, что не избегут взросления и ответственности — и это не за горами. От этого их встречи наполнялись ещё большей радостью и озорством.

Вот и в этот раз они хохотали над разными глупостями. Смеялись до слёз над рассказом приятельницы про первое свидание с парнем, с которым та познакомилась через Интернет. История была презабавнейшая. Но что-то Олю постоянно отвлекало от разговора, тревожило и не позволяло отдаться веселью полностью. Только когда прозвучал звук будто лопнувшей струны, она поняла, что всё это время чувствовала нарастающее напряжение. Извинившись и сославшись на срочное забытое дело, она поспешила домой. Что-то произошло. Она это точно знала. Но вот что?

Зайдя домой, она быстро скинула обувь и промчалась на кухню. Поцеловала мать, готовившую очередную вкусняшку, и попросила её не беспокоить, дескать будет готовить доклад к следующей сессии.

Закрыв плотно дверь, Оля присела за стол и достала из стола золотой свёрток. Вдруг вспомнила про найденную в узле записку, кинулась искать джинсы, отправленные в корзину для грязного белья. Их там не оказалось. Они обнаружились на балконе, подвешенные за штанины. Из кармана Оля достала истёртую и слипшуюся бумагу. Вернувшись в комнату, она попробовала развернуть порядком уже высохший лист. Ей с трудом это удалось, но буквы были сильно размыты, и прочесть их было невозможно. Она ругала себя последними словами за то, что не прочла эту записку сразу же, как только нашла её. И маму — за привычку не проверять карманы перед стиркой. Но ей пришлось взять себя в руки. Она вернулась к золотому свёртку и, развернув ткань, достала коричневую тетрадь. Вторую тетрадь она плотно спеленала тканью и засунула поглубже в стол. Затем Оля погладила тетрадь рукой, слегка помедлив, распустила стягивающий её красный жгут и открыла.

Она долго разбиралась с почерком и теми словами, которые там были использованы. Ей пришлось включить свой ноут и забраться в Интернет, чтобы понять точный смысл некоторых слов. Видимо, это писала ещё её прабабушка или прапрабабушка. А возможно, это было переписано или записано с их слов. Этого она понять не могла. Как и того, что там было написано. Вроде бы и язык русский, но смысл никак не доходил. Уже стемнело. Мать постучала в дверь и позвала ужинать. Затем, не дождавшись ответа, ещё раз постучала и ушла. Оля долго сидела за тетрадкой, переписывая себе в блокнот отрывки того, что могла разобрать.

Так потянулись дни. Оля выходила, ела и опять запиралась в своей комнате. Её мама сначала переживала, потом, кажется, привыкла. Дочь же была рядом. Они виделись за завтраком, обедом и ужином. А то, что она сидит в комнате, было воспринято как усиленная подготовка к учёбе. Ей было так спокойнее, а вскоре кончился отпуск, и отвлекающих от беспокойства за дочь дел значительно прибавилось.