Оставьте Дверь открытой

МинюкИ

В повести-фэнтези «Оставьте Дверь открытой» не всё так просто, как может показаться на первый взгляд. Здесь фантазия переплетается с реальностью, проникает в неё и приглашает поразмышлять.Студентка Оля едет на каникулы к бабушке, мечтая наслаждаться природой, собирать ягоды и пить душистый чай. Кто бы мог подумать, что там начнёт происходить нечто таинственное и пугающее. Связаны ли эти события с артефактом, найденным за много километров от бабушкиного дома?Вы всё узнаете, прочитав эту книгу.

Глава 4

Только к концу второго дня мы наконец добрались до места, где сошли с баржи. Нам опять предстояло всё разгрузить и перетащить на стоявший на берегу грузовик. Но в этот раз всё было немного сложнее. На реке в этом месте не было предусмотрено никакой маломальской пристани, поэтому сначала всё сгружали на лодку, а затем на берегу перегружали в машину. Мы провозились почти до глубокой ночи. После чего Архип Осипович, которого мы за всё время нашего путешествия на барже ни разу не видели, а также повар и несколько ребят из отряда забрались в грузовик вместе со всем нашим скарбом и уехали. Мы же в сопровождении начальника отряда Палыча отправились пешком. Идти налегке было комфортно, и после длительного пребывания на барже было приятно размять ноги на твёрдой земле.

Шли долго по еле заметной дороге, которая угадывалась лишь по примятой нашим грузовиком траве. Фонарики были только у начальника и замыкающего нашего отряда — низкорослого бородача Сени. Пару раз отдохнули. Разговаривать почему-то никому не хотелось. Только Славик на привалах что-то наигрывал на гитаре, которую ни за что не захотел положить со всеми вещами в грузовик. Часа через три среди деревьев мы заметили отблески костра. Все приободрились и прибавили шагу.

Когда мы добрались, лагерь был почти разбит. Установлены две большие палатки, а поодаль стояла ещё одна, маленькая и чёрная, из-за цвета её сразу и не приметить. У костра на импровизированной плитке колдовал Капустин.

— Так, сейчас перекус. Завтра обустраиваем лагерь и распределяем фронт работы. В общем, отдыхаем, — сказал Палыч, когда все собрались поближе к костру. — Просьба от нашего гостя — не подходить близко к его палатке. Он чутко спит и не хочет, чтобы ему мешали. Всем ясно?

— Ясно, — почти хором ответили все. Затем расселись кто на что и принялись за ужин. Первый, сидящий ближе к котлу, принимал от повара тарелку с ложкой и передавал по кругу. Капустин замечательно знал своё дело, и варево получилось очень даже съедобным.

После ужина Палыч распределил всех по палаткам. Нас, студентов, поселил в одну ещё с троими, из которых я знал хорошо только бородача. Двое других были молчаливые братья, очень похожие друг на друга, по-началу я даже думал, что они немые.

Некоторое время мы провозились в палатках, обустраивая себе походные кровати. Потом забрались в спальники и все в скоре уснули. Я же долго ворочался от волнения и предвкушения предстоящей работы. Это был мой первый выезд на раскопки. И вот скоро моя мечта исполнится: я стану настоящим археологом. В итоге уснуть так и не смог и, чтобы не разбудить всех своим ёрзаньем, решил выйти подышать немного. На улице стало значительно прохладнее; поёжившись, я пошёл к затухающему костру. От него всё ещё исходило тепло. Усевшись поближе, я рассматривал всё, что меня окружало. Хотелось запомнить это, чтобы потом, когда-нибудь в старости, рассказывать своим внукам о своей первой экспедиции.

Две палатки стояли рядом, и там мирно спали завтрашние товарищи по работе. Недалеко от них, прикрытые брезентом, в траве, составлены ящики и коробки, инструменты и ещё много всего. А ещё дальше, под деревьями, еле различимая, больше похожая на шатёр, стояла палатка нашего заказчика. Интересно, и чего это он приехал с нами? Но, видимо, так надо. Я новичок, и многое мне непонятно.

Пока я смотрел на этот странный шатёр, мне показалось, что сквозь щель в так называемой двери проникает какое-то синее свечение. Но стоило мне приглядеться — оно исчезло.

— Ну вот, уже мерещится всякое, надо идти спать, — пробурчал я и направился к своей палатке. Постарался зайти как можно тише и протиснуться к своему месту в дальнем правом углу. По ходу кого-то задел. Но хорошо, что сон крепок. Я забрался в спальник и мгновенно уснул. Даже не додумав мысль о странном синем свечении.

На следующее утро я проснулся очень бодрым, несмотря на то, что лег спать очень поздно. В палатке уже никого не было.

Я вышел на улицу, и в глаза сразу бросилось преображение нашего лагеря. Всё, что было свалено ранее в одном углу, теперь приобрело упорядоченный вид. Вот стоит полевая кухня с навесом и ящиками, сложенными в виде подставок под импровизированный стол, за которым Капустин уже что-то нарезает. На крючках в подпорках для навеса висит разная утварь. Рядом с нашей палаткой разместился ещё один небольшой навес с рабочим инструментом.

— Ты вовремя, — кивнул мне Палыч, приглашая присоединиться ко всем сидящим на бревнах в импровизированной кухне. — Продолжаю, — Палыч листал блокнот и делал какие-то пометки. — В этот раз братья и студенты работают на подхвате, пока не будет расчищено всё от колышка до колышка. Сеня, ты на пиле. Родя, ты с твоим любимым топором помогаешь с мелочью.

— Когда начинаем? — спросил Сеня, почёсывая свою бороду. — Раньше начнём, как говорится… — усмехнулся он.

— Мы ждём указаний Архипа Осиповича, кстати, он просил для краткости называть его Архо. Странно, но хозяин — барин. Так вот, он с утра взял колышки и флажки и сказал, что сам всё разметит. Велел дожидаться и самим пока никуда не лезть. Он наш заказчик, я ему не указ. Так что сидим и ждём.

Весь день так и прошёл в ожидании Архо, а его всё не было. К вечеру мы порядком заскучали. Я решил вернуться к прочтению книги, пока ещё светло. Но стоило мне открыть её, как на поляну вышел мужчина. Сразу его и не узнать. Архип Осипович был одет в странного вида тёмный плащ, почти полностью его скрывающий. На голове то ли шапка, то ли тюрбан. Но трость была с ним, и именно по ней я и опознал нашего главного. Что именно он главный, я уже не сомневался.

— Завтра с рассветом выходим, — тихо сказал он, и я опять удивился тому, что его голос слышится в голове как через стереонаушники. Проходя мимо меня, он приостановился, увидев книгу в моих руках, покачал головой и погрозил пальцем:

— Не вздумай брать с собой на раскопки.

Затем, обведя всех своим пронизывающим взглядом, слегка повысив голос, произнёс:

— Это касается всех. Завтра берём с собою только инструмент и ничего лишнего, — договорил он и скрылся в своей палатке-шатре.

Я с интересом посмотрел на свою книгу ещё раз. Что ни говори, занятная она какая-то. Ну не могу я её никак начать читать. Вот и сейчас нас уже звали на ужин. Я сунул книгу во внутренний карман ветровки, которая лежала рядом со мной на бревне, и мысли сразу перескочили на другое. «Это плюсы молодости, лёгкое отношение ко всему», — говорила мама, а я не понимал, неужели в возрасте отношение к жизни может поменяться.

Мы поужинали и в скором времени разбрелись все по палаткам. Завтра рано вставать, и день обещает быть насыщенным. Нужно набраться сил. Может, из-за лесного воздуха, а может, из-за желания, чтобы завтра наступило побыстрее, но уснул я быстро и легко.

Рассвет только-только начинался, когда нас разбудил Палыч. Все быстро умылись, оделись и получили от Капустина сухой паёк. Он раздавал каждому завёрнутый в бумагу завтрак и фляжку с чаем, и казалось, что он извиняется за то, что не накормил, как полагается.

Сеня и Родя тащили свой инструмент, нам же, студентам и братьям, выдали перчатки. Все собрались, и почти сразу же вышел Архо. Он был в том же одеянии, в котором мы видели его вчера. Не говоря ни слова, он кивнул головой, здороваясь со всеми сразу. Затем махнул рукой и возглавил наш отряд. Мы двинулись в лес. Не знаю, как он находил дорогу, но мне нестерпимо хотелось, как Гензелю и Гретель, бросать крошки на землю, чтобы суметь потом вернуться в лагерь. Оглянувшись, увидел Палыча, втыкающего в землю что-то напоминающее шашлычные палки с яркой лентой на конце. Всё, дорога домой отмечается, можно расслабиться. Мы шли плотной цепочкой, и поэтому рассмотреть, что там впереди, не было никакой возможности, а любопытство одолевало. Немного прибавив шагу и обогнав впереди идущих одного за другим, я видел теперь перед собой только нашего главного. И ничего, кроме бескрайнего леса. Как Архо ориентировался в этом пространстве, я не знаю, но шёл он довольно-таки бодро. Спустя полчаса он поднял руку, и все остановились.

— Впереди поляна, на ней холм, я его полностью со всех сторон отметил вот такой верёвкой, — он показал ярко-жёлтый отрезок бечёвки. — Всё, что вы принесли с собой, оставляйте здесь, в отмеченную зону заходим только с инструментом. И я очень вас попрошу не разговаривать без необходимости. Вот здесь, с правой стороны, — показал он рукой, — есть место и для вашего скарба, и для отдыха. И туда же можно вытаскивать всё, что валяется на земле. Все деревья и ветки складываем аккуратно и уносим потом в лагерь для костра. Если заметите что-нибудь необычное, сразу говорить мне.

С правой стороны действительно была поляна, а с неё, как через лесной коридор, просматривался наш участок работы. Кто не успел перекусить по дороге, оставили здесь свои пакеты, укутав их куртками. Потом все вместе столпились у импровизированного входа на участок, окружённый жёлтой бечёвкой.

— Ё… — кто-то присвистнул, за что получил почти испепеляющий взгляд Архо.

А свиснуть было из-за чего. Перед нами открылся ровный круглый холм, очерченный, казалось, невидимым циркулем; вокруг холма плотной стеной стояли деревья с буйной кроной. Внутри круга находились только сухие деревья, вырванные с корнем и сваленные макушками в центр. Представлялось, что кто-то огромной рукой сложил большой костёр и осталось только его поджечь. Перед началом раскопок нам нужно было вынести весь этот валежник. Работы предстояло много.

Сеня весело завёл свою бензопилу и ринулся на ближайшее дерево. Позже к нему присоединился Родя, работая топором и убирая мелкие сучья. Скоро и нам работа нашлась. Надев перчатки, впятером мы принялись собирать результат работы наших дровосеков. К обеду на поляне выросла довольно большая поленница и несколько вязанок хвороста.

Все работали молча, и лишь иногда доносились междометия из-за неудачно взятого бревна. Визг пилы и стук топора заполнили всё пространство. Ещё пару раз кто-то сматерился. А в остальном мы выполняли странные требования нашего заказчика. Он же не заходил внутрь круга, просто патрулировал по периметру, наблюдая за тем, как мы работаем. Краем глаза мы видели его чёрную фигуру, идущую вдоль жёлтой линии.

Когда солнце стояло прямо над нами, с поляны донёсся звук, похожий на удары ложки о металлическую тарелку. Всем стало ясно, что пора обедать. Оставили инструмент и спешно направились к выходу из рабочей зоны.

Обед Палыч с Капустиным и Жорой-шофёром приволокли нам на импровизированный склад — поляну. Здесь же был уже оборудован стол. Все расселись и так же молча принялись есть. Притих даже балагур Сашок. Мне казалось, что ему молчание давалось тяжелее, чем перенос веток и брёвен. Да, странная компания подобралась. Я их уже немного узнал, но до сих пор удивлялся тому, какие они разные, но вместе с тем так дополняют друг друга. Раньше почему-то думал, что все археологи — весёлый и говорливый народ. А оказались очень серьёзными и молчаливыми парнями. Ни анекдотов, ни баек у костра. Наверное, именно поэтому этот отряд взяли на такую работу. А вот Сашку было не сладко. Он со своей дружелюбностью и болтливостью пытался хоть кого-то разговорить, но от него все отмахивались, как от разыгравшегося щенка. Поэтому его можно было часто заметить или возле Славки, который наигрывал на своей гитаре и периодически кивал — может, слушал, а может, просто своим мыслям. Или ходил к Капустину и травил ему байки. Тот слушал, но обычно не вступал со студентом в диалог, как будто Сашок был заменой радио, которое здесь не работало.

Мы работали, пока было светло. Вечером, оставив инструмент на поляне и прикрыв его брезентом, двинулись в лагерь, забрав с собой, сколько смогли, дров для кухни и костра.

Далее последовали несколько дней, похожих один на другой. Только на рабочей территории становилось всё меньше сухостоя, и мы наконец увидели точные очертания этого холма с возвышением по центру. Я наблюдал, как стремительно расчищается пространство и как у всех от этого улучшается настроение. Нам не терпелось приступить к раскопкам и увидеть, что же скрыто под землёй на этом странном месте так далеко от цивилизации. И чего так нетерпеливо ждёт наш заказчик.

Вечером того дня, когда вся поляна была расчищена и мы готовились к предстоящим на следующий день раскопкам, Архо долго о чём-то беседовал с Палычем. Мы не слышали их разговора, но по жестикуляции рук нашего начальника поняли, что он чем-то крайне недоволен. Потом, махнув рукой, мол, «делай, как знаешь», он направился к нам, сидящим у костра.

— Завтра начинаем. Очищаем верхний слой как обычно. Кайло, лопаты, совки берём утром и после работы оставляем там, прямо на месте раскопок. Землю за круг выносить запретил. Как, он думает, мы должны работать? — раздражённо пробурчал Палыч. — Студенты, будете носить землю к краю поляны, — он замолчал, будто решая, говорить или нет. — Так, вот ещё одно условие: ничего с раскопок не выносить. Я знаю — традиция первого камешка на память. Не в этот раз. Извините. Зато могу обрадовать: если мы выполним все его условия, он ещё нам накинет за работу. Ну, а зачем мы сюда приехали, как не заработать?

Ребята немного побурчали, недовольные тем, что им запретили исполнить их обряд «первого камня», но сумма предложенной прибавки вроде бы всех примирила. Я позже спрашивал у Сени, что это за обряд, и он рассказал, что, когда начал работать в этом отряде, у одного парнишки была примета: первый найденный камешек положить в карман и носить до окончания раскопок, якобы тогда всё шло отлично и без всяких неприятностей, которые обычно сопровождали археологов. И действительно, сколько они уже выезжают на раскопки, если первый камень лежит в кармане, всё проходит на ура. И как-то негласно этот обряд начали выполнять во всех последующих экспедициях. И ни дождей, ни болезней до этого выезда не было.

— Так что, боюсь, неприятностями мы обеспеченны, — грустно заметил он, почёсывая свою бороду.

* * *

Речка, или скорее ручей, как и прежде, весело бежал через заросли и терялся где-то среди деревьев. Там, где обычно они набирали воду, был сделан небольшой деревянный мостик, сколоченный чьей-то заботливой рукой бесконечное время тому назад. Его обшарпанные доски заканчивались на середине заводи и отражались в водном зеркале. Воздух был переполнен запахом трав, теплом и щебетанием птиц. По медленно двигающийся глади ручья перебежками сновали водомерки.

Оля зашла на мостик, встав на колени, улыбнулась своему отражению и зачерпнула ведром воду. Поднялась, поставила ведро рядом с собой и засмотрелась на красоту такого родного и любимого с детства места. «Времени предостаточно, я просто окунусь и сразу обратно, — подумала она, быстро стягивая с себя сарафан. — Конечно, заводь совсем маленькая — не поплавать».

Зажав пальцами нос, она прыгнула солдатиком в речку. Вода была восхитительно прохладной. Оля перевернулась на спину, легла на воду, широко раскинув руки и оставив на поверхности только счастливое лицо и медленно шевелящиеся пальцы ног. Звуки стали глуше. Девушка отстранённо слышала доносившиеся звуки птиц, плеск воды и даже будто чьё-то протяжное пение. Оля закрыла глаза и отдалась на волю воды и этой постепенно становившейся громче песни. Та её не пугала, а казалась очень знакомой, но забытой, как если бы когда-то давно она её уже слышала. Вдруг рядом в воде что-то плюхнулось и забрызгало девушке лицо. Оля сразу приняла вертикальное положение, огляделась и, ничего не увидев, поспешно забралась на мостик. Обняла себя, отжимая воду из бюстгальтера, и надела сарафан. Ещё раз огляделась и, взяв ведёрко с водой, направилась к дому.

Чтобы наполнить кадку, ей пришлось сходить к речке ёще два раза. И каждый раз, когда она набирала воду, ей мерещилось, что за ней кто-то наблюдает. Это было любопытно и немного страшно, она даже несколько раз останавливалась и осматривала всё вокруг.

— Конечно, никого здесь нет и быть не может, — уговаривала она себя. Но ощущение, что она здесь не одна, проходило, только когда она удалялась от речки подальше.

Натаскав воды, Оля пошла искать бабушку и увидела ту сидящей на завалинке и перебирающей траву, которую они вместе принесли с утра.

— Все, бабулечка, я наполнила кадку, — сказала она, присаживаясь рядом.

— Перебери-ка травку, да свей веночек из того, что тебе нравится, — протянула ей бабушка отобранную охапку. Чего в ней только не было: и колоски, и цветы, и травинки разного цвета, и всё это многообразие каким-то чудесным образом было совершенно гармоничным и таким красивым, что взгляд не отвести.

Оля сидела, склонив голову, и плела венок, что-то напевая себе под нос. Бабушка смотрела на внучку, в её глазах читалась любовь.

— Бабушка, а который час? — спросила Оля, завязывая венок.

— Да я и не знаю. Время оно какое, хочешь бежит, хочешь стоит, — бабушка встала и отряхнула передник. — Пойдём, покормлю тебя. А то накупалась, наработалась, проголодалась, небось? Венок положи у кадки. После пригодится.

Когда бабушка успела приготовить столько вкусного, Оля даже не пыталась разобраться, ей были привычны бытовые чудеса, заполнившие все её приезды сюда. В центре кухонного стола стоял эмалированный тазик с пахнущими жаром и ванилью ватрушками. Бабушка поставила перед внучкой тарелку. На ней, из под пышной шапки из сметаны, выглядывали вареники с вишней.

— Как покушаешь, пойдёшь в лесок да наберёшь ягоды, всей, что попадётся, главное, до краёв, — поставив на стол глиняный кувшинчик, наказала бабушка. — И смотри собирай все ягодки, что на тебя посмотрят.

— Вечер уже скоро, вдруг не успею?

— Справишься. Я тебе сейчас один секрет расскажу. Если вдруг увидишь, что не поспеваешь, представь золотое колесо да встань внутрь него и пусти против часовой стрелки. Вот время и приостановится. Да только потом не забудь поблагодарить, и попроси не раскручиваться быстро. А то всё, что задержала, стремительно вернётся, не заметишь, как пролетит много часов. Зато когда надо будет дождаться чего-то, там и отпустишь. И тебе хорошо, и Время не в обиде. Попей чай из трав, сил прибавит, — бабушка поставила перед ней большую кружку.

Оленька быстро поела, выпила чай и поблагодарила бабушку, которая сидела всё это время за столом, делая вид, что перебирает крупу, а сама тайком поглядывала на внучку.

Оля взяла кувшинчик и побежала через сад к ближайшему лесочку. Она с детства помнила, что там растёт вкуснейшая земляника. Кувшинчик был маленький, и Оля не сомневалась, что быстро наполнит его и успеет вернуться до темноты. Она посмотрела на солнце: оно сегодня было точно приколото к небосклону на булавку и почти не двигалось. Ягода действительно быстро собралась, вот только не земляника, а совершенно разная. Здесь была и малина, и голубика, и морошка, и клубника, и даже несколько ягод, названия которых она не знала. Но бабушка сказала собрать всю, вот она и собирает.

Оля успела до захода солнца, поэтому проверить замедление времени золотым колесом не получилось. Но она дала себе слово, что при необходимости обязательно воспользуется бабушкиным секретом. Она присела на крыльцо, поставив кувшинчик рядом с собой. Всё ещё теплые, согретые солнцем доски впитывали в себя усталость босых ног. Где-то стрекотал кузнечик, птицы пролетали, издавая свои «чирик-чирик», и несколько зонтиков-одуванчиков медленно летели, влекомые ветерком. Мир был наполнен умиротворением и безмятежностью.

Сколько время ни останавливай, всё равно настанет вечер. Сумерки тихо спустились на сад, вместе с ними пришла и прохлада. Оля нехотя поднялась и, взяв кувшинчик, оглянулась: где-то у реки опять слышалась песня.

«Интересно, кто же это поёт, ведь кругом на много километров никого? Или в заброшенную деревню вернулись люди? Надо будет спросить у бабушки». С этими мыслями она и зашла в дом.

Бабушка стояла у кухонного стола и что-то тщательно перетирала в ступке.

— Уже вернулась? Где ягода?

Оля подала ей кувшинчик и села напротив. Ей было интересно, что делает бабушка, но она знала: задавать вопросы бесполезно, когда бабуля хочет что-то рассказать, она это делает, а так просто «языком молоть» не любит. Поэтому Оля просто села за стол с противоположной стороны, убрала нагар со свечки, стоящей здесь же, и с любопытством стала смотреть, как бабушка работает.

Когда травки, закинутые бабушкой в ступку, были перетёрты, туда же последовали одна за другой ягоды. И вот уже ступка пенится душистым коктейлем. Достав из передника белый платочек, бабушка развернула его, вынула три сухих листика глубокого терракотового цвета и добавила в ступку. Наклонилась и что-то шепнула. Жидкость в ступке поднялась пеной и резко опала. Оля даже не успела охнуть. Осторожно взяв кружку, бабушка накрыла её марлей и перелила всё перетертое содержимое. Отжав марлю до последний капли, она поставила кружку перед Олей.

— Пей, внучка. Оно поможет ничему не удивляться и принять всё, что ты и так уже знаешь, но боишься этому поверить. А после выходи на крылечко. Скоро луна взойдет. Она нам и нужна, — бабушка подвинула кружку ещё ближе к Оле, погладила внучку по голове и вышла.

Обхватив кружку двумя руками, Оля делала маленькие глотки. Пить это было довольно странно. Вкус необычный: насыщенный ягодный и одновременно вяжущий, ещё чувствовались мята и, кажется, перец. В голове слегка зашумело. Оля сделала над собой усилие и допила всё. Предметы перед глазами стали терять свои чёткие очертания. Зато вокруг — то тут, то там — появлялись какие-то разноцветные всполохи, которые исчезали, стоило только на них сосредоточиться.

Оля, слегка пошатываясь, вышла на крыльцо, ощущая всё пространство вокруг каждой клеточкой своего тела. Полная луна светила, как мощный софит, делая все предметы яркими, но подёрнутыми желтоватым цветом.

— Иди сюда, — позвала бабушка, стоя у кадки с водой, которую сегодня наполнила внучка. — Иди, иди, не бойся. Босиком иди, не ищи шлёпки.

Оля подошла и взяла в руки протянутый бабушкой венок.

— Загляни в кадку.

Оля заглянула и увидела, что полная луна отражается в ней, почти полностью занимая всю поверхность.

— Наклонись. Увидишь чётко свое отражение — надевай венок на себя, но взгляд не отводи. Я рядом, не бойся.

— Да я и не боюсь, — заплетающимся языком сказала Оля.

— Ну вот и умница.

Оля наклонилась над кадкой. Сначала она не видела ничего, кроме луны вокруг своего тёмного силуэта. Постепенно её отражение приобрело узнаваемые черты, и она начала видеть себя. Или не себя? Отражение казалось странным, объёмным. Выглядело всё так, словно из-под воды на неё смотрит ещё одна Оля. Когда отражение стало пугающе чётким, девушка вспомнила про венок и быстрее надела его на себя. Отражение тоже надело, но не венок, а корону из переплетающихся серебряных листьев. Оля отпрянула так резко, что чуть не сбила с ног бабушку.

— Ай, ну что ты будешь делать! — всплеснула руками бабушка. — Стой смирно!

Она схватила кадку и окатила внучку водой с головы до ног, затем с тяжёлым выдохом и с глухим деревянным стуком опустила кадку на табурет. Покачивая головой и вытирая руки о передник, бабушка, медленно переставляя ноги, зашла в дом.

Оля стояла мокрая, и ей было стыдно, что она испугалась. Ей показалось, будто она слышит с разных сторон смешки. Очень захотелось сбежать и спрятаться, как маленькому нашкодившему ребенку, но внутри что-то щёлкнуло, она топнула ногой, подняла высоко голову и, расправив плечи, медленно и величественно направилась в дом.