Оставьте Дверь открытой

МинюкИ

В повести-фэнтези «Оставьте Дверь открытой» не всё так просто, как может показаться на первый взгляд. Здесь фантазия переплетается с реальностью, проникает в неё и приглашает поразмышлять.Студентка Оля едет на каникулы к бабушке, мечтая наслаждаться природой, собирать ягоды и пить душистый чай. Кто бы мог подумать, что там начнёт происходить нечто таинственное и пугающее. Связаны ли эти события с артефактом, найденным за много километров от бабушкиного дома?Вы всё узнаете, прочитав эту книгу.

Глава 6

Через несколько дней мне стало значительно лучше. Я стал подниматься, и даже, с чьей-нибудь помощью, выходить на улицу. На солнышке мне было хорошо, оно словно быстрее возвращало меня к жизни. Иногда, проведя почти весь день на улице, я наблюдал за работой Капустина, смотрел, как ребята уходят на раскопки, а вместе с ними и Палыч. Хоть и уехал Архо, но его требования продолжали выполняться неукоснительно. И работали на раскопках семь человек. Вернее, работали шесть, а Сеня просто там сидел. Его руки уже распухли так, что он не мог удержать ими инструмент. Жоры с его грузовиком всё не было. И мы пытались, как могли, приободрить Сеню. А Палыч кормил его таблетками от аллергии и мазал зачем-то руки пантенолом, чтобы хоть как-то ему помочь. Бородач ворчал, говорил, что они у него совсем не болят, но для спокойствия друга и пил пилюли, и терпел все эти перевязки. Теперь я его иногда кормил. Но он предпочитал стиснуть глубокую тарелку с двух сторон и, переворачивая её как кружку, есть самостоятельно. Хуже обстояло дело с пуговицами на штанах. Но и здесь он придумал, как затягиваться верёвкой, чтобы никого не просить о помощи.

Каждый день, возвращаясь с раскопок, ребята сетовали, что там, кроме той штуки, видимо, ничего и не было. За всё время они нашли только несколько звеньев цепи.

— Ещё пару дней — и мы там котлован выроем, — ворчал Родя. — А что потом делать? Прохлаждаться до конца лета? Палыч, что думаешь?

Начальник пожимал плечами и старался нас приободрить:

— Ну, нам бы только Жору дождаться надо, без него мы отсюда всё равно не выберемся. Если через неделю после окончания раскопок не появится, то будем решать, что делать. А пока радуйтесь, продуктов у нас ещё на два месяца. И погода стоит замечательная. Даже комарьё не такое приставучее, как обычно в это время.

Теперь по вечерам все собирались у костра и рассказывали истории, или просто пели песни. Славик хоть только и учился игре на гитаре, но четыре блатных аккорда брал уверенно и перебором, и боем. Очень удивили братья. Я их по-прежнему не совсем различал, только если присмотреться, у одного над бровью был еле заметный шрам. Один из них на гитаре играл, как после консерватории. Заслушаешься. А второй брал у Капустина самый большой таз, переворачивал и выстукивал разные ритмы, как на барабане.

Моя рука, хоть и имела слегка синюшный оттенок, но вполне действовала. И это меня очень радовало. Вот только по ночам по-прежнему снились странные сны. И в каждом из них я проделывал одно и то же. Я растопыривал пальцы правой руки, возле неё начинал образовываться светящийся вихрь. Чем сильнее были напряжены пальцы, тем сильнее он закручивался. Я также приближал далёкие от меня предметы. А ещё пару раз видел девушку. Она была красивой, но почему-то пугала меня так, что я просыпался в холодном поту.

Вот и сегодня ребята ушли на раскопки, а я вновь слонялся без дела. Хотел помочь Капустину, но тот меня мягко послал, дескать, не хватало ещё чего-нибудь себе повредить. И тут я вспомнил про книгу. Точно, вот и время появилось для чтения. Припомнил, куда я её засунул, достал из-под подушки ветровку и вышел на улицу. Расположившись в тенёчке на бревне, я вытащил из кармана ветровки уже довольно измятую книгу. Опять обратил внимание на картинку обложки — и решил, что девушка снится мне потому, что я видел её здесь. Хоть она и не прорисована чётко, но образ был на неё слегка похож. А ещё волки и горы. Мне стало смешно. Вспомнилось, как перед экзаменами клал под подушку учебники «для лучшего запоминания материала». Держа книгу в левой руке, я начал переворачивать страницы правой, которая, как мне показалось, приобрела ещё более синий оттенок, чем вчера. Я несколько раз сжал и разжал пальцы. Да нет. Нигде не болит, рука полностью функционирует. Я погрузился в чтение.

История поначалу казалась обыкновенным рассказом о трудной жизни в отдалённом селении, о необходимости уходить на охоту в леса, полные опасных зверей, чтобы прокормить свою семью. Но постепенно чтение меня захватило. Передо мной стали разворачиваться картины придуманного мира, в который попал рассказчик. Я видел горы и реки, таинственный город, улицы, шумный восточный базар. Вот я остановился вместе с автором и засмотрелся на брошь, лежащую на прилавке у араба-торговца. Причудливо переплетённые листья, созданные рукой мастера, из разного металла с пробегающими по ним переливами, заворожили меня. Я потянул к ней руку, взял и поднёс к глазам, чтобы рассмотреть поближе. И тут же её выронил. Брошь упала в траву перед моими ногами. Я вскочил. Книга тоже упала в траву. Я, конечно знал, что, когда читаю, вижу не буквы и слова, а «смотрю фильм», но такого, настолько реального, со мной ещё не было. Правую руку сильно покалывало, словно она затекла. Я старательно её растер, разминая каждый палец, пока покалывание постепенно не уменьшилось. Всё это время я не отводил взгляд от упавших в траву вещей. Мой мозг отказывался анализировать произошедшее. Я просто наклонился и поднял брошь.

* * *

Ночные сны растворились в чудесном утре. Однако возможность видеть границы двух миров Оля не утратила. Даже сейчас, неподалёку от яблони, она видела полупрозрачную полосу, проходящую от неба до земли. Та была больше похожа на щель в невообразимо огромной приоткрытой двери. Там, в том мире, если присмотреться, шёл дождь. Был едва различим какой-то город. Ходили люди. Ездили машины. И Оле очень чётко вспомнился момент их переезда в новостройку в Энске. Из подъезда вели две двери. Одна — во двор, вторая — на улицу, куда ей родители строго-настрого запрещали выходить. Маленькая Оля приоткрывала дверь и через неё наблюдала за тем, как жизнь движется по шумному проспекту. Ночью этот проспект заглядывал ей в комнату своими звуками и бегающими по стене полосками света от проезжающих машин.

Возможно, на неё ещё действовало вчерашнее ягодное варево или её к этому подготовил сон, но она не испугалась. Наоборот, Оля почувствовала сильное любопытство и поддалась ему. Медленно подошла и аккуратно протянула руку к этой щели. Сначала пришло ощущение покалывания. Несильное и даже приятно-щекочущее. Рука свободно проходила на «ту сторону» или «в то пространство». Ей очень хотелось, как тогда, в детстве, выглянуть и посмотреть что же там. Глубоко вдыхая воздух, Оля стала приближать лицо к щели. Она уже видела, что там, напротив, через мощёную улицу, стоит дом из красного кирпича. Возле него девушка в платье, наверное, века восемнадцатого или около того, Оля не сильно в этом разбиралась, с зонтиком в руке, разговаривала с мужчиной в цилиндре.

— Олюшка, не торопись, — окликнула бабушка. — Ещё не всё знаешь, поэтому не сегодня.

Оля отпрянула. И то, что было ещё несколько секунд назад таким ярким и чётким, подёрнулось пеленой. Она в растерянности отошла, но, оглянувшись, увидела, что эта щель всё ещё там и через неё по-прежнему виднеется город.

— Что это, бабушка? — спросила Оля, хотя, кажется, и так уже знала ответ. Но всё же ей хотелось объяснений.

— Пойдём завтракать? — спросив, бабушка направилась в дом. Оля последовала за ней. Ей не терпелось обо всём поговорить. Но завтракали они молча. И каждый раз, когда Оля хотела заговорить, старушка качала головой. Затем бабушка, налив ещё две кружки ароматного чая, взяла их и шаркающей походкой вышла на крыльцо. Очередной раз с ней произошла метаморфоза: она опять стала гораздо старше, по лицу побежали морщины. Но именно сейчас для Оли это стало так сильно заметно: раньше она хоть уже и видела это, но не тревожилась. Сейчас же она ощутила какую-то тоску, и её переполнило чувство любви к бабушке. Оля присела рядом, положила голову ей на плечо и спросила:

— Бабуля, а ты знаешь, как сильно я тебя люблю?

Вместо ответа старушка протянула ей кружку. Оле пришлось выпрямиться, чтобы не расплескать горячий напиток. Она взяла кружку двумя руками и, как обычно, прежде чем начать пить, поднесла её к носу и вдохнула. Она всегда так делала. Ей нравилось сначала сделать глоток аромата, ощутить его внутри, где-то в соединении носоглотки и гортани. Наполнить запахом и образами от него всю свою голову — и только затем сделать первый глоток по-настоящему. Вот и сейчас она ощущала внутри себя запахи леса, ягод, свежескошенной травы, а ещё пахло розами и, кажется, яблоками. Это было чудесно.

— Олюшка, — вздохнула бабушка, что-то рассматривая в своём напитке, — то, что я расскажу тебе, ты должна была узнать постепенно. Но так произошло, что времени почти не осталось… — замолчав, она посмотрела на внучку, — и сил, — добавила она тихо и опустила кружку на крыльцо рядом с собой.

Потом она много и долго рассказывала, а Оля слушала всё как сказку — и совсем не понимала, как такое может быть на самом деле. Бабушка рассказала ей про множество Миров. Про Двери, ведущие туда. Про то, что тот Мир, в котором они живут, далеко не единственный. Рассказала, что есть люди, которые, сами того не ведая, создают новые Миры и открывают в них Двери. И чем больше открытых Дверей, тем счастливее живут люди в нашем мире. Но вот каждая закрытая грозит большими бедами. Ещё она рассказала, что ночью услышала звук Гонга. Вибрация он него всегда связана с Дверью и исходом времени. К этому моменту Оля уже почти ничего не понимала, но бабушка всё продолжала и продолжала рассказывать.

— Понимаешь, эти Двери — они не плохие и не хорошие. Они просто есть. Просто излучают энергию, давая желающим возможность видеть мир по-другому. А иногда даже помогают спастись чистому сердцем человеку, — рассказывала бабушка, глядя куда-то вдаль. — Для остальных людей это просто место силы или «странное место». Некоторые их видят боковым зрением, но не придают этому значения, потому как, посмотрев прямо, ничего не видят. Многие, находясь возле Двери, едут они или идут, могут заметить, что расстояние короткое, а время на его преодоление нужно гораздо больше. Это как некоторое время идти на месте. Но люди сильно заняты и часто спешат, поэтому тоже ничего не замечают.

Бабушка немного помолчала, переводя дыхание, попила уже остывший чай и продолжила:

— Но если злой человек или человек с корыстными намерениями найдёт Дверь или, ещё хуже, откроет новую, в наш Мир может прийти много дурного. С каждым годом Двери, за которыми находятся самые похожие на наш Миры, открываются сильнее, и через них отдельные люди, иногда даже того не замечая, проходят в новую жизнь, где у них появляются новые возможности, новые таланты. Только вот люди эти все, хоть немного, да верят в чудеса, и у них открытые, добрые сердца. Иногда они, не осознавая этого, живут в двух Мирах, и жизнь их похожа на американские горки. Но открываются шире и те Двери, за которыми Мир хоть и похож на наш, но полон злобы, агрессии и ненависти. Вот такие Двери надо запечатывать — или ставить барьеры-отражатели. Этим-то я и занималась. А ещё возвращала в свои Миры тех, кто забрёл в наш по ошибке. Но это бывало редко. Ещё реже к нам открываются Двери из других Миров. При мне такое было только единожды. И то, человек был хороший, и цель благородная, да вот способ достижения её, кажется, выбрал неверный.

Бабушка замолчала, посмотрела на внучку, погладила её по голове и грустно улыбнулась.

— Если бы не звук Гонга, я могла бы дать тебе выбор: быть Стражем Дверей или уехать в город и всё забыть. Но теперь прости. Выбор невелик: или ты станешь Стражем, или наш Мир постепенно поглотит зло.

Старушка смотрела вдаль, и её глаза наполнились слезами. Слёзы так и не пролились, но на какое-то мгновение внучке показалось, что сейчас её бабушка не с ней, а где-то очень, очень далеко.

— Я услышала Гонг, перенеслась туда и нашла единственное живое существо поблизости. Это была чёрная змейка. Славная, безобидная, несчастная… Но в этот момент её убили, — голос бабушки дрогнул, — и меня тоже. Осталось не так много сил и времени перед тем, как мне придётся уйти. Но вот какая Дверь открылась, я так и не узнала. А ведь она окроплена кровью невинного создания. Тебе придется это выяснять самой. Обряд ты прошла. Сила его конечно ослабнет постепенно, если решишь отказаться от дара. А сделать отворотный ритуал, у меня уже сил не хватит. Прости внучка, но семь следующих дней, ты связана телом со всеми границами всех Миров. Может и обойдётся. А может… Теперь думай, что ты выберешь. И у тебя на это времени — до заката.

Она с трудом встала и, пошатываясь, побрела в дом.