Твоя вина

Мерседес Рон, 2017

Когда Николас Лестер влюбился в Ноа, он знал, что их отношения не будут простыми, ведь они – полные противоположности, огонь и электричество. Между ними летят искры. До сих пор страсть была сильнее гордыни, но разница в возрасте, университет, вечеринки, родители и призраки прошлого, преследующие обоих, снова и снова заставляют их сталкиваться с жестокой реальностью. Готова ли Ноа встретиться со своими страхами и снова кому-то довериться? Сможет ли Николас оставить прошлое позади и открыть свое сердце по-настоящему?

6. Ник

Ни за что.

Думаю, что взгляд, который я бросил на эту женщину, был настолько красноречивым, что мой отец на мгновение потерял дар речи. Ноа сглотнула и несколько секунд просто смотрела на меня.

— Мама, ты сошла с ума? — наконец воскликнула Ноа, но мягким, а вовсе не сердитым тоном.

«Зачем она притворяется? Почему, черт возьми, не говорит, что даже во сне не поедет на другой конец света без меня… да еще на месяц?»

— Ты становишься старше и уже собираешься поступать в университет… — начала Раффаэлла, даже не посмотрев на меня. Похоже, она не хотела встречаться со мной взглядом, ведь если бы ее глаза встретились с моими, то губы мачехи тут же перестали бы двигаться, и она бы окаменела от ужаса. — Думаю, это последний шанс сделать что-то вместе, и… знаю, конечно, моя идея не так радует тебя, как меня, н-н-но-о… — Она заплакала.

Я отпил глоток вина, пытаясь сдержать гнев. Я так крепко стиснул руку Ноа под столом, что, думаю, ее пальцы жутко затекли, но либо это, либо я потеряю самоконтроль и начну выпускать тысячу и одно проклятие вместе с ругательствами, которые так и рвались наружу.

Отец посмотрел на меня и тоже поднес бокал к губам. Это его безумная затея? Он вложил ее в голову жены?

Но о чем, черт возьми, он думал! Разумеется, это он постарался, наверняка именно отец уже оплатил всю поездку.

И моя последняя надежда начала рушиться.

— О да, я хочу поехать, мама! — Ноа кивнула, и ее слова были как пощечина.

Разве я не должен поучаствовать в решении? Что она делает?

Я отпустил ее руку и окончательно разозлился. Хватит, либо я уйду отсюда, либо совершу то, о чем думал. Но я сразу понял, что уходом ничего не исправить — в другой раз я бы устроил сцену, но теперь это не поможет, ведь ко мне вообще не прислушаются… Если я хотел, чтобы нас воспринимали всерьез, я должен был остаться и высказать свое мнение: они не заберут мою девушку на целый месяц.

Когда я отпустил ее руку, Ноа повернулась ко мне. Я пристально взглянул на нее и понял, что она мучается так же, как и я… А это уже кое-что.

Прежде чем Раффаэлла успела что-либо сказать, я прервал ее.

— Тебе не кажется, что сперва, перед оплатой поездки, следовало посоветоваться с нами?

Думаю, что использовал всю силу воли, чтобы сформулировать вопрос таким спокойным тоном, каким только мог.

Раффаэлла прищурилась, и я моментально осознал, что всякая надежда на то, что она примет меня в качестве бойфренда дочери, пропала. Она не хотела меня для Ноа, и выражение ее лица совершенно ясно давало это понять.

— Николас, Ноа — моя дочка, ей только что исполнилось восемнадцать. Она еще ребенок, и я хочу отдохнуть вместе с ней, неужели ты станешь с этим спорить?

Я открыл было рот, но тут Ноа встала на мою защиту.

— Мама, я не ребенок! — сказала она, откинув назад волосы. — И не разговаривай так с Ником, он мой парень и имеет полное право не радоваться разлуке.

Я с трудом сдерживался, но позволил ей продолжать говорить.

Раффаэлла перевела взгляд на дочь, и у моей мачехи опять увлажнились глаза. Она запросто плакала, и при виде ее мученического лица, меня затошнило.

— Я поеду, мама.

«Что?!»

— Но в следующий раз… либо мы едем вместе, либо я остаюсь здесь, — добавила Ноа, и мои глаза застила красная пелена.

Раффаэлла улыбнулась, и я почувствовал такое раздражение, что резко встал со стула.

Отец посмотрел на меня предупреждающим взглядом.

— Я ухожу, — объявил я, пытаясь контролировать голос. Я бы с удовольствием ударил кого-нибудь и сжал кулаки.

Ноа встала рядом со мной. Не знаю, хотела ли она присоединиться ко мне, я был зол на нее так же, как и на ее мать.

— Николас, сядь, — приказал отец, оглядываясь. Постоянно эта гребаная показуха и всегда разочарованный вздох — таков мой папаша.

Я начал продвигаться к дверям, даже не остановился, чтобы подождать Ноа, мне нужно было убраться отсюда побыстрее.

Когда я вышел из ресторана, то направился прямо к машине, но сообразил, что у меня нет ключей. Это не моя гребаная тачка. Я заскрипел зубами и прислонился к водительской дверце.

Ноа тоже покинула ресторан и пыталась догнать меня, но высокие каблуки помешали ей это сделать. Я вытащил из кармана пачку сигарет и закурил. Плевать, что девчонке будет неприятно.

Она подошла ко мне и замерла, ее щеки покраснели, она взглядом искала мои глаза.

Я покосился на людей, которые входили в ресторан.

— Николас…

Я ничего не ответил. Услышал, как она глубоко вздохнула, и отвернулся.

— А что ты хотел, Ник? — спросила она.

Я продолжал молчать. Месяц, месяц без Ноа: все планы, все, что я хотел сделать, было разрушено. А я долго планировал, хотел не разлучаться с ней, путешествовать, заниматься любовью каждый чертов летний день, проводить время в ее компании и наслаждаться жизнью, но она ни минуты не колебалась, чтобы принять подарок мамочки. Мне было больно, ведь я думал, что она должна посоветоваться со мной, но она так не поступила.

Я искоса посмотрел на нее.

— Дай ключи, я отвезу тебя на вечеринку.

Она просто наблюдала за мной. Я знал, что она хочет поговорить на больную тему, но каждую секунду злился все сильнее. Ноа отняли у меня, и летом она не будет рядом со мной, ее забрали — пусть даже на месяц! — а я ничего не могу поделать.

Она снова тихонько вздохнула. Порылась в сумочке, отдала ключи и села на пассажирское сиденье.

Лучше так, чем начинать спорить со мной: тогда я точно не могу за себя отвечать.