Падает снег

Марьяна Куприянова, 2015

Девушка по имени Вера находится в затяжной депрессии.Ей сложно общаться с людьми, эмоции угасли, как и тяга к жизни. Она с трудом влачит существование, не в силах бороться с тем, что на нее обрушилось.Жизнь проходит мимо, пока она обсессивно прокручивает в памяти обрывки прошлого – единственное, на что хватает сил.Возможно ли избавиться от этого состояния? Разве способны помочь новые люди и новые чувства? Решительный ответ главной героини – нет. И почему-то с этим не хочется спорить.«Падает снег» – медитативный любовный роман М. Куприяновой 2015 года.

IX. Бездна

Неужели оттого, что делаешь зло другим людям, тебе самому становится легче? Так или иначе, а после истории с Птицей мне морально полегчало, причем значительно. Я знала, что он больше никогда не захочет со мной общаться, да и Вика мучилась теперь, и наблюдать за ее переживаниями было даже забавно. Всегда боялась стать злой и циничной. А когда стала — перестала бояться. Каждый, проще говоря, свое получил. Кто за предательство, кто за глупость и самоунижение.

Жизнь текла своим чередом. И я снова погрузилась в ее омут с головой.

С момента последней встречи Андреев себя не проявлял. В университете мы лишь коротко кивали друг другу, не более того. Меня это не особо задевало. Я не считала, что теперь он обязан бегать за мной или как-то выделять среди остальных. Он мне ничего не должен. Что бы ни произошло. Теперь я точно знаю, что даже если между людьми сильная связь, все равно никто никому ничего не должен. Даже если обещает. Даже если любит. По-настоящему.

Но вот, в одну из пятниц мы, как обычно, встретились с ним на втором этаже. Он закончил пару и выходил из аудитории, а у нашей группы там должно было состояться следующее занятие. Завалившись с подругами внутрь и хохоча над чем-то до глупости смешным, я уже знала, кого сейчас увижу. Но я и подумать не могла, что сегодня простым кивком не обойдется.

Подруги поздоровались с ним и пошли в конец аудитории, чтобы повесить на крючки верхнюю одежду. Я поставила сумку на парту и разматывала шарф, ожидая, когда Андреев поднимет глаза, чтобы кивнуть ему, как всегда, и тоже пойти назад. В аудиторию вошли еще несколько человек.

— Вера, — как-то особо строго, не снимая забрала и не отрывая глаз от сумки, в которую складывал журнал и методички, позвал Андреев.

— Да, Максим Викторович? — у меня даже возникло ощущение, что он собирается меня за что-то отчитывать. Внутри нехорошо похолодело.

Андреев поднял серьезные карие глаза. Закидывая сумку за плечо, сказал, словно приговор вынес:

— Сегодня я зайду за Вами в шесть.

Поразительно. Просто поразительно. И таким тоном, что поспорить нельзя. Нельзя и слова сказать против. Все уже решено без меня. Андреев не собирался ждать моего согласия или хоть какой-то реакции. Он, не прощаясь, покинул аудиторию, как только поставил меня перед тем фактом, что сегодня я проведу вечер с ним. Мужчина безоговорочно брал ситуацию в свои руки, и такая решительность вызывала у меня симпатию. Но не восторг, как можно было бы подумать.

Когда он вышел, я кивнула сама себе и пошла к вешалкам. Подруги уже рассаживались и доставали вещи из сумок.

— Че он хотел? — спросила Элина, придирчиво рассматривая себя в крохотное зеркальце, встроенное в пудреницу.

— Да ничего особенного, — отмахнулась я. — Сказал, чтобы отсюда никуда не выходили, потому что ключ он сдавать не будет.

— Ясно. Слушай, дай свою красную помаду?

— Конечно, держи.

И лишь Таня, сидевшая рядом, все поняла. И посмотрела с прищуром.

А я подумала: хорошо, что никто из студенток не питает особой страсти к Андрееву. Он же никогда никому не нравился, кроме меня. Чем-то он других девушек отталкивает. Это мне всегда нравились именно те, которые не считаются в женском обществе привлекательными. Что-то в нем такое есть, что другие обойдут стороной, а я подберу. Только не могу понять, что.

Трудно подобрать нужное, чтобы описать тип его сложения. Я бы назвала это стройностью. Да, он стройный. Как может быть строен молодой человек. При этом роста выше среднего, с треугольным корпусом: широкие плечи и узкие бедра. Истинно мужская фигура. Когда была поглупее, мечтала ночами об этой спине и об этих руках. Не понимаю, что им всем не по вкусу.

А вот лицо… тут все как раз понятно. Не из смазливых он, чтобы нравиться студенткам. И даже не из тех, кто отращивает бородку с усами и становится брутальным самцом. Вообще что-то иное, третье. Моя мама окрестила бы это третье как «ничего примечательного». И я с этим не спорю. Действительно ничего примечательного. Ни форма губ, ни цвет глаз, ни черты лица — ни по отдельности, ни в совокупности не производят яркого впечатления.

Еще и эта едва уловимая нотка монголоидности в резком овале лица и положении глаз… Будто капля нефти в огромном резервуаре воды: полностью растворится и станет невидима, но пить уже нельзя.

Внешности он не самой привлекательной, это факт. Но всегда, когда я смотрела на него, мне чудилось, что этот человек о чем-то молчит, что-то скрывает. Это и влекло. Раньше. Все — раньше.

Поэтому вечером я даже не волновалась.

— Не смотри на меня так, — попросила я Таню, снимая бигуди.

— Да я гляжу, ты применяешь тяжелую артиллерию, — хитро сказала подруга. — Не верится, что ты снова делаешь это ради мужчины.

— Я делаю это ради себя.

— Ну, конечно.

— Послушай. Я не ставлю себе цели завоевать его сердце.

— Ну да, зачем ставить перед собой цель, которая уже достигнута?

— О чем ты?

— Ты подумала, что будешь делать, если он и правда в тебя влюбится?

— Не будет такого. Он взрослый, — улыбнулась я наивности соседки и стала красить растянутые губы.

— Я думаю, что будет. Точнее, уже начинается. И скоро ты поймешь, что не знаешь, что с этим делать. Потому что ты сама его не любишь.

— Верно, не люблю. Я не хочу всего этого.

— Тогда зачем даешь ему надежду? Соглашаешься на свидание? Зачем? Ты хочешь поиграть с ним, как с Птицей?

— Что за допрос? — повернулась я, поправляя длинные каштановые локоны и любуясь собой, несмотря на причитания Тани. — Во-первых, никому никакой надежды я не даю. Об отношениях пока даже речи не велось. Нам приятно быть рядом — все. Во-вторых, никто моего соглашения не спрашивал, меня просто поставили перед фактом. В-третьих, поступать с Андреевым так, как с Птицей, мне не позволит совесть. Не хочу я с ним спать и использовать не смогу, даже если это реально потребуется моему организму. А чего ты вообще так завелась? Глаз на него положила?

— Ничего я не положила, у меня Вадим есть, — обиженно ответила Таня. — Просто не хочу, чтобы моя лучшая подруга становилась…

— Договаривай.

— Стервой. Стервой из-за того, что с ней когда-то плохо обошлись.

— Не хочешь, чтобы я стала пользоваться мужчинами как одноразовыми перчатками?

— Да. Не хочу. Ты не такая. И не стоит тебе…

— Я и не буду, — прервала я ее. — Возможно, если бы меня использовали и кинули, я бы такой и стала.

Я замолчала, пристально глядя на свое отражение в зеркале, и вдруг будто не своим голосом проговорила:

— Есть объяснение любому дурному поступку. Есть оправдание любому плохому человеку. Это значит, что зла не существует. Понимаешь?

Таня с сомнением покосилась на меня и ничего не ответила. Зазвенел звонок.

Я побежала, обулась, оделась наскоро и вышла за порог. Андреев был в черных брюках, черном пальто с поясом и в шарфе. Видно, погода на улице позволяла ходить без шапки. В последнее время что-то совсем тепло стало, не то, что в начале зимы.

Мы ничего друг другу не сказали. Молча вышли из подъезда, так же молча — со двора, затем он подставил мне свой локоть, окинул строгим взглядом с ног до головы и отвернулся, выдохнув ровным носом клуб пара. А я схватилась за любезно предоставленный локоть, пошла рядом с ним, слушая цоканье своих каблуков, и дышала полной грудью этим вкусным и чистым, словно колодезная вода из глубокого детства, зимним воздухом.

Мы ни о чем не разговаривали.

Гуляли по местам, которые не назовешь людными, но я уверена, что Андрееву было все равно, если нас увидят вместе его или мои знакомые. Иначе он просто не стал бы говорить мне прямо в университете, во всеуслышание, во сколько за мной зайдет.

Рядом с ним у меня в голове странно пустело. В том плане, что лишних и противных мыслей там не водилось хотя бы некоторое время. Точно так же забывалась на время и гадостная душевная боль, такая уже привычная и тихая, что стала всей моей жизнью.

Мы были рядом и не мешали друг другу.

Когда я поняла, что Андреев ведет меня в сторону дома, было около десяти вечера. А мы до сих пор не проронили и слова. Почему он такой? Нет, меня это не напрягает, но очень уж непривычно. Он не старается узнать меня и мои интересы, не пытается наладить отношения или хотя бы прояснить их, расставить точки на i, объяснить происходящее. Ему это как будто и не нужно. Да любой другой мужик давно бы травил какие-нибудь байки из своей жизни, боясь помолчать лишнюю минуту, произвести плохое впечатление. А этот? Молчит, будто ему вовсе не нужно убеждать меня в том, что он — именно то, что мне необходимо.

Странно так. Таня, наверное, не поверит, когда я скажу ей, что мы и словечком не перекинулись. Ну это, правда, со стороны выглядит дико. А мне вот нравится. Нравится, что он не такой, как другие. Что ведет себя необъяснимо с точки зрения обыденности. И что мне, несмотря на это, все так же удобно и уютно рядом с ним, как и раньше.

Когда мы подошли к моему подъезду, Андреев, наконец, подал голос. Свой басовитый, глубокий, словно океан, голос, от которого вибрировали стены:

— Ты поняла, почему?

Так странно, что меня даже не возмутил этот скорый переход на «ты». Наверное, подсознательно я ждала чего-то подобного. Ведь если двух людей не смущает молчание в течение нескольких часов, они уже достаточно близки. И эта недосказанность во фразах не раздражала. Я понимала все, что он имеет в виду.

— Нам и без этого хорошо в обществе друг друга, — пожала плечами я.

Андреев долго рассматривал мое лицо безо всякого стеснения и вежливости. Что удивительно, я не отводила взгляда, хотя терпеть не могу смотреть людям в глаза дольше пары секунд. Боюсь, что они могут заглянуть в меня, что-то понять, узнать обо мне через зрительный контакт. Кажется, перед Андреевым я только сегодня сняла свою собственную маску, тем самым разрешая ему покопаться во мне.

Мы просто стояли напротив и рассматривали друг друга так, словно нам дали срок запомнить, а после придется рисовать портрет по памяти. Странная у него внешность, скажу я вам. Она опять показалась мне новой. Как ни взгляну, все вижу его иным, нахожу какую-то деталь, упущенную в прошлый раз, и деталь эта меняет весь общий фон полностью.

Сегодня он был очень уж сосредоточен и серьезен. Не зол и не расстроен, нет, скорее изнурен и задумчив. А черты лица-то все цельные, твердые, каждый штрих доведен до конца упрямой, уверенной линией. Не замечала этого раньше. Это даже не красота, не мужественность, а какая-то порода. Именно порода. Осознав это, я ощутила себя недостойной стоять рядом с ним, я, обыкновенная девушка с весьма невыдающейся внешностью и безо всякой изюминки. Но, заметив во взгляде Андреева нотку сумасшествия и бешенства, заключенных где-то очень глубоко внутри его души, похороненных еще в молодости, я поняла, что это гораздо более непростой человек, чем я могу представить.

Минута проходит — и я снова вижу его другим. Словно заглядываю глубже и глубже, ближе и ближе. И так интересно, что будет дальше, каким я увижу его через десять секунд, через минуту, завтра, и так невозможно оторваться от карих глаз, темных красивых бровей, длинных волос, спадающих по обе скулы. Где тот строгий преподаватель, который никому не нравится? Где тот улыбчивый и добродушный гость, которого я накормила? Где, наконец, тот бескомпромиссный ухажер, назначивший мне встречу сегодня днем? Передо мною прямо сейчас — опасный, что-то скрывающий, притягательный и властный мужчина. Которому со мной хорошо. Забрало снято и выброшено куда-то за спину. Передо мною Максим Викторович в своем естественном виде.

Андреев понял руку слишком резко, я даже вздрогнула и отпрянула, прижала голову к плечам: инстинкт требовал, чтобы я любым способом избежала удара, которого так и не последовало. Мужчина закрыл глаза и провел ладонью по моим волосам. Несколько раз. Я стояла, не шевелясь. Боюсь я его. После того, что разглядела.

Погладив по голове, Андреев решительно провел пальцем по моей щеке и нижней губе. Взгляд его при этом стал совершенно нечитаемым.

— До встречи, — сухо произнес он, шевельнув одной бровью.

— Д-до свидания… — выдавила я, пятясь к двери и благословляя мироздание за то, что эта странная пытка кончилась.

Андреев ушел широким шагом, не оборачиваясь. Мною овладело полное непонимание происходящего. А еще — страх. Страх, что я снова подпускаю к себе не того человека. Который сделает мне больно. Когда — это лишь вопрос времени.