Дыхание светлячков

Мария Шелкопряд, 2019

Говорят, в полярных поселках отважные метеорологи выгуливают стаи белых медведей, но профессор философии ничуть не испугался этих слухов, решившись сократить путь через один из таких поселков… Еще бы! Ведь профессор Василевич направляется в самый эпицентр заражения общества влиянием вампиров – Европу, и намерен, ни много ни мало, убедить вампиров в том, что они – тупик эволюции! Тали и Тая, мертвая и живая сестры, решают отправиться в путешествие вместе с чудаком. А в это время опутавший мир таинственный план близок к завершению и кровопийцам не долго осталось чувствовать себя хозяевами положения…

Глава 2. Ылкэпэнер

Наши пожитки легко уместились на санях, где располагались профессорские чемоданы. Хенрик Василевич клялся — девушек с такими легким багажом он за всю жизнь не встречал ни в одной стране.

Действительно, самые тяжелые вещи в наших рюкзаках — запасные сапоги и толстый словарик французского языка. Мама успела раздобыть нам и аудио-самоучитель, но как обойтись без знания письменности в чужой стране? Из украшений мы взяли только одинаковые кулоны-льдинки из стекла, на кожаном шнурке, с которыми почти не расставались, и радиоприемник-кирпич, висевший как всегда на сестре поверх одежды.

А все потому, что мы планировали прикупить новых вещей во Франции, особенно Тали, которой холод нипочем, да и маму можно порадовать красивыми не греющими тряпками. Денег у нас, конечно, не так уж много, но мы рассчитывали устроиться куда-нибудь на подработку, пока профессор будет читать вампирам лекции. Кроме того, в рюкзаках требовалось оставить место для сувениров неизвестных размеров и количества, ведь последние сколь-нибудь достоверные сведения о Франции поступали до Конца Света, а что сейчас в моде в стране Эйфелевой башни доподлинно неизвестно. Говорили только, что Франция мало пострадала от аксбертоновой ртути, но дальние туристические пути до сих пор плохо налажены.

Прощание вышло коротким. Василевич смеялся, считая напутствия полярников нам с Тали беречь его персону шуткой. Никто из сотрудников станции его в этом не разубеждал.

Вскоре снег уже сливался в сверкающую полосу за бортами саней. Родная метеорологическая станция, окруженная антеннами, осталась позади, а в небе над нами разгоралось северное сияние, превращая снежные поля в медленный калейдоскоп.

Говорят, до Конца Света, с северным сиянием все обстояло иначе. Что-то там, в атмосфере, с тех пор изменилось. Лишь при сравнении старых и новых видеозаписей можно это узнать, а для большинства населения земного шара северные сияния так и остались короткими заметками в учебниках. Старые виды от новых никто не отличит.

Нам с Тали повезло — громадные цветные полотна, колыхающиеся в воздухе, видны для нас каждую полярную ночь, как и игра отсветов на снеге и воде. Бабушка Людмила, филолог, неизвестно как затесавшийся в нашу династию метеорологов и мореплавателей, глядя на них, всегда заявляла, что они-то и породили мифы об огнедышащих драконах.

Но мы больше любили особо редкие, «новые» воронковидные сияния, заставлявшие краски внизу плясать как огни ночного клуба из какого-нибудь старого фильма о распутной жизни. В такое время шаманы устраивают ритуальные пляски, пока небеса сходят с ума.

Бывает, отдельные полотна вылетают из воронок и, как ни в чем не бывало, становятся обычными. А иногда небо словно протыкает кто-то пальцем и начинает зарождаться круженье света, которое затягивает простые северные сияния. Все сотрудники станций стараются фиксировать это явление, но дети и бездельники со всей округи — контрольно-корректирующих станций и промежуточных поселков — соревнуются между собой, так что большинство записей «воронковидных» сияний принадлежит именно мелюзге, гордо именующей себя исследователями.

В поездку мы взяли с собой копии этих материалов. Насчет белых медведей с автоматами не стоило разубеждать публику, сам начальник станции, Петр Георгиевич, торжественно вручил нам мешочек сувениров для иностранцев — открытки и магнитики с подозрительными самоварами и изображениями медведей с автоматами и балалайками. Не знаю, где и главное, для чего до этого хранилась эта заначка, но скрывать от мира полярную красоту — преступление, с этим Петр Георгиевич, гордо вручая сувениры с видом бывалого террориста, не мог не согласиться.

К тому же, путь во Францию на «Астре» все равно лежал вдоль побережья, и у нас имелся шанс устроить небольшой международный обмен метеоданными. Если повезет, мы заведем полезные знакомства для наших сообществ исследователей полярных сияний.

Услышав эти доводы, отец решил, что мы давно готовились к путешествию, и окончательно смирился. Знал бы он, что план разработан мной и Тали меньше, чем за сутки, седых волос бы у него прибавилось.

В целом, пока поездка ничем не отличалась от сотен других. Через час езды со свистом и треском из радиоприемника Тали, распугивавшего всех леммингов за километр, впереди показался плавучий кран, освещенный яркими огнями. Прожорливые собаки, тащившие сани, приободрились и рванули вперед с утроенной силой, предвкушая сытную кормежку.

У обледеневшего причала нас уже ждали. Весть о профессоре, направляющемся промывать мозги вампирам, быстро облетела окрестности — у Василевича просили автографы, фотографировались с ним на память, желали успехов в странном, но забавном начинании. Мы едва успели уложиться с загрузкой багажа на плавучий кран в срок.

Наши вещи просто свалили на кучу груза, и мы в сопровождении улыбчивого громогласного капитана отправились в столовую пить ароматный чай с морошкой. Кран неспешно шел вдоль берега, и из окна открывался прекрасный вид на белую равнину, раскрашенную зеленым с красным северным сиянием. Покончив с чаем, мы решили не терять времени зря и взяться за словарик. Пришлось выбираться из тепла и ковылять к оставленным снаружи рюкзакам.

Разомлевшая от чая, я не сразу заметила, что сестра остановилась, вместо того, чтобы нагнуться к рюкзаку. Тали, как и все мертвецы, могла становиться совершенно неподвижной, замирая подобно незыблемому камню.

Удивившись, я заглянула вперед через плечо сестры — среди вещей крутился счастливый с виду белоснежный песец. Видимо, больное ликованием животное как-то умудрилось пробраться на плавучий кран, а потом заснуть среди тюков и прочего груза, оставшись незамеченным.

Мы с Тали переглянулись. Животное, размером с крупную кошку, отплясывало беззаботную джигу, ничуть не беспокоясь от появления людей. Его так и хотелось взять на руки и приласкать, почесать за закругленным ушком, а то, что в отличие от детенышей тюленя песец не превратится навсегда в огромное и непушистое создание, окончательно решило его участь.

Я отступила обратно к закрытым помещениям, и направилась искать капитана. Улыбчивый начальник крана с коротко стриженой бородой предсказуемо обнаружился рядом с профессором Василевичем. Узнав в чем дело, он наотрез отказался выдавать «Вакчум-70», последний, и самый стопроцентно действующий препарат от нейровирусного заболевания, именуемого у нас по старинке ликованием или чумкой. Но я знала — вакцина у капитана непременно есть. Пришлось выслушать длинную отповедь, о том, что я могу бесплатно взять здоровое животное с любой песцовой фермы, и мне посодействует в этом через знакомых вся команда крана, а если уж так приглянулось больное животное, то зачем его лечить? Помрет — никакой мороки с кормом и какашками, да и останется навечно белым и пушистым, не полиняв весной.

— И останется источником заразы навечно. Мертвого-то не вылечишь, — улыбаясь, подвела итог я.

Капитан в сердцах плюнул на пол, выбрался из кресла и, тяжело топая сапогами, отправился сообщать на станции о возможной вспышке эпизоотии. Через пятнадцать минут в моих руках оказался огромный страшный шприц, размером с сувенирный гарпун. Здоровяк же вернулся в кресло и стал жаловаться клевавшему носом профессору на распоясавшуюся молодежь.

Когда я вернулась с добычей, Тали ловко вскочила на гору из груза и оттуда спикировала на жертву. Песец жалобно взвизгнул, но сестра была неумолима, вколов в пушистое тельце всю вакцину из железного орудия пытки. Довольные, мы сели рядом с притихшим белым комком и стали решать, как наречь неожиданного попутчика.

Идей решительно никаких не возникало, всякие Снежки, Пушки и Белки звучали невнушительно. Задумавшись, я перевела взгляд на небо, где ненадолго погасло северное сияние. Полярная звезда сияла на своем обычном месте, вот только «Полярис» для иностранцев после инцидента с Городами, один из которых носил это название, звучало бы подозрительно и провокационно…

— Тали, напомни, как по-чукотски будет Полярная звезда?

— Прибитая звезда, Ылкэпэнер.

Мы попробовали несколько раз произнести вслух Ылкэпэнер, обращаясь к одурманенной лекарством животинке. Люблю чукотский язык! Может, написанное слово кажется несуразным и порой непроизносимым, но как оно звучит! Сестра улыбалась, предвкушая, как будет пугать французов страшным словом, а песец свернулся калачиком у наших ног, посматривая на нас желтыми глазами, обведенными черной каймой, и каждый раз прядал ушами, слыша свое имя.

На судне, доставлявшем снабжение, мы пробыли меньше, чем на плавучем кране. Пересадка на него толком и не запомнилась, мы с Тали сосредоточились на Ылкэпэнере — питомца требовалось обработать от блох, почистить ушки, раздобыть правильный корм. В нашей библиотеке на станции имелась книга о полярном зверье, и Тали помнила, что там говорилось именно о песцах. Эти животные едят все, но им нужна и рыба, и зерна пшеницы, и яйца, и водоросли, капуста, шпинат, черника и морошка… список включал в себя больше половины живности и растительности тундры и побережья.

Мы всерьез собирались выпросить пшеницу и всякую зелень с кухни, чтобы сделать рацион Ылкэпэнеру четко по инструкции. В сутки четыреста грамм мяса или рыбы, семьдесят миллилитров молока, сто пятьдесят грамм овощей и семьдесят грамм злаков, а еще нам требовались для этого собственные весы или хотя бы набор мерных приспособлений, но над нами долго и громко смеялись. А потом снабженцы подарили пакет собачьего корма размером, да и весом с самого Ылкэпэнера. В составе обнаружилась не вся тундра, но большая часть нужных белому зверю элементов.

За этими хлопотами и попытками учить французский, я осознала окончательно, что мы покидаем родные края только тогда, когда за бортом вместо берега, местами не отличимого от ледяных полей, возникла громада ледокола.

«Таймыр-10», черно-алый гигант, тридцати метров в ширину и сто сорока восьми в длину, вероятно, выглядел странно для непривычных к подобной технике глаз. За черным бортом возвышался, словно вырезанный из какого-нибудь города, массивный семиэтажный многоквартирный дом, увенчанный казалось бы карнизом с выступающей застекленной лоджией. На деле это сооружение, венчающее «дом» — верхняя палуба и капитанский мостик. Выкрашено все в ярко-алый, немного потемневший от времени цвет, приближающийся к сочному вишневому. Мы моментально в него влюбились, хотя наши с сестрой любимые цвета — белый и все оттенки тающего льда. Тали даже запретила звать себя полным именем, предпочитая сокращенное, подразумевавшее слово «таять». Но увидеть «Таймыр-10» и не полюбить его оказалось невозможным. Тем более, в названии содержалось мое имя — Тали тут же придумала легенду, как полуостров назвали в честь некой Таисии «миром Таи», но живущие там малые народы говорили название на свой лад, так «мир» превратился в «мыр» да так и вернулся в русский язык и в название ледокола. Профессор Василевич, стоявший рядом, улыбался ее истории, напоминавшей, по его словам, искрометные импровизации одного из студентов, который ничего не выучил к экзамену, но не сдавался.

Пока судно снабжения огибало «фасад» ледокола, мы с Тали не переставали восхищаться, как это все не опрокидывается в воду, ведь спереди казалось — «дом» гораздо больше самого корабля.

Другие страны тут же забылись, как и приличия. Мы прыгали и радостно визжали, с нетерпением ожидая, когда окажемся на сияющих огнями вишневых палубах. А выздоравливающий Ылкэпэнер на руках Тали вторил нам невообразимыми звуками, порой спорящими с визгом и хрипами из радиоприемника. Прибор кстати, очень понравился песцу, Ылкэпэнер смотрел на него как на живое существо, пытался разговаривать и трогал лапами, негодуя, почему шумный кирпич не желает с ним играть…

Момент, когда мы пересели с судна снабжения на ледокол, запомнится, наверно, на всю жизнь — мы с сестрой одновременно ступили на как бы пружинящую под ногами поверхность. Конечно, это была только иллюзия, вызванная избытком впечатлений и легкой дрожью в коленках.

Профессор Василевич никак не выразил волнения, да у него и не выдалось такой возможности — сам капитан ледокола, Василий Богатин, встречал заграничного гостя и лично поволок на чай, прихватив и нас.

Чаевничали мы в баре ледокола — на громадной махине имелись и столовая, спортзал, качалка, сауна… говорят, таким ледокол задумали еще до Конца Света и десятый «Таймыр» только повторял своего далекого предшественника. Миф о том, что до нас по свету плавало целых девять «Таймыров» тут же оказался развенчан — ледокол получил название с десяткой за то, что его постройка завершилась в десятом году прошлого столетия. Событие столь радостное для флота, что его до сих пор отмечали, и так выходило что ледокол пугал иностранцев уже самим названием, намекая на полчища собратьев.

Ылкэпэнеру перепало свежей рыбы лично из рук капитана, и до пересечения с «Астрой» дяди Владимира нам пообещали сделать документы на питомца, во избежание проблем за рубежом.

Оставив блаженствующего от сытости песца в отведенной нам каюте, мы отправились на экскурсию, начавшуюся с рулевой рубки. Уже оттуда нам с Тали не хотелось уходить, ведь рычаги управляющие частотой вращения винтов при нас не сдвинули и на одно деление, а ведь у этих трех рычагов целых сорок одно положение! Но гид был неумолим, намереваясь показать нам и профессору весь ледокол не иначе чем за один день. Мельком показав вертолетную площадку, нас потащили в радиорубку, откуда оказалось можно отправить домой фотографии…

Библиотека, поразившая маленьким количеством книг — впрочем, ознакомиться мы с ними не успели, бассейн и сауны, кабинет главного инженера, почему-то понравившийся профессору, бесконечные коридоры с каютами и трапы… Возникло впечатление — здесь можно заблудиться, что при размерах ледокола, конечно, невозможно.

В машинном отделении представилась возможность отделаться от гида — профессор Василевич отвлек внимание на себя, пораженный существованием и работой ядерных реакторов, заправляемых топливом раз в пять лет. Их мощности хватило бы снабжать электричеством многомиллионные города, и Хенрик, как защитник природы, Земли и человечества в целом, вступил в спор о безопасности и целесообразности этих установок посреди океана.

Мы немедленно скрылись за турбинами, вращающими генераторы. Когда незадачливый гид, выделенный нам капитаном, обернулся, Тали и я успели подняться по лестнице к выпрямителям и пристать к обнаружившемуся поблизости персоналу.

Так началась новая экскурсия, растянувшаяся на многие часы. Экипажу редко доводилось видеть девушек, пусть одна из них и мертвая, способных любоваться работой рулевой машины — огромными поршнями, вращающими руль за кормой, потому у нас не было отбоя от желающих все показать и объяснить.

Электромоторы гребных винтов особенно заинтересовали меня — хотелось знать, легко ли их отремонтировать, ведь часть пути до Антарктиды, который мы однажды непременно пройдем, точно придется совершать на ледоколе. Сестра с трудом оттащила меня к опреснительным установкам и вспомогательным котлам. Завершила экскурсию антишумовая кабина, а потом мы заслушались про многоступенчатую защиту от нештатных ситуаций.

Так, в первые сутки на «Таймыре» у нас нашлась новая причина не учить французский…