Множество форм я сменил, пока не обрел свободу.
Я был острием меча — поистине это было;
Я был дождевою каплей, и был я звездным лучом;
Я был книгой и буквой заглавною в этой книге;
Я фонарем светил, разгоняя ночную темень;
Я простирался мостом над течением рек могучих;
Орлом я летел в небесах, плыл лодкою в бурном море;
Был пузырьком в бочке пива, был водою ручья;
Был в сраженье мечом и щитом, тот меч отражавшим;
Девять лет был струною арфы, год был морскою пеной;
Я был языком огня и бревном, в том огне горевшим.
С детства я создавал созвучия песен дивных;
Было же лучшим из них сказанье о Битве деревьев,
Где ранил я быстрых коней и с армиями сражался,
Где встретил страшную тварь, разверзшую сотни пастей,
На шее которой могло укрыться целое войско;
Видел я черную жабу с сотней когтей острейших;
Видел и змея, в котором сотня душ заключалась.
Талиесин
«Битва деревьев»
400 г. до н.э.
(Перевод Елены Фельдман)
И проклял Демон побежденный
Мечты безумные свои,
И вновь остался он, надменный,
Один, как прежде, во вселенной
Без упованья и любви!
М. Ю. Лермонтов
Пролог
Я засну в тех зеленых полях,
Где жизнь моя начиналась,
Где парни из Барр-на-Стрейде
Охотились на крапивника…
Сигерсон Клифорд
Британия, 333 год н.э.
На второй день после Рождества неожиданно выпал снег, немало удививший жителей небольшой деревушки, которые привыкли к более мягким зимам. Но, несмотря на сырость, могильный холод и студеный ветер, многие из них и не думали отказываться от старинного обычая.
— Брайс, не вздумай болтаться до самой ночи, — послышалось за спиной ребят, попытавшихся незаметно проскользнуть мимо работающей в сарае пожилой женщины, — а то знаю я тебя: только дай повод отлынивать от дел. А работать-то кто должен? Мать с отцом?
— И ты, Лавена, тоже у меня смотри, — вторила ей другая. — Обычай, конечно, обычаем, знамо дело, но и об обязанностях не нужно забывать.
— Ма, мы будем вовремя. Обещаем, — крикнул в ответ рыжий парень лет пятнадцати, махнув матери на прощание.
— Да, и не забудьте, о чем вчера говорил отец: сунетесь в ТОТ лес — пеняйте на себя. Узнает, надает тумаков, а я еще и добавлю… Да, и следи, Брайс, за Лавеной. Головой за нее отвечаешь.
— Ладно, ма, я не маленький, — донеслись до нее слова сына.
— Не маленький, — хмыкнула пожилая женщина, — а в том году двое суток Лавену искали. Думали, что волки или кабаны задрали. Вот в кого он такой неугомонный, Кили? Вечно у него всякого рода придумки: то одно, то другое. И ладно бы на пользу шло… так нет, одно безрассудство.
— Не знаю, Зинерва, — пожала плечами женщина. — Сама порой удивляюсь. Из всех детей — он один такой… ну не знающий покоя. Бог даст, повзрослеет — поумнеет… Ладно, увидимся позже.
— Как же… поумнеет, — нахмурилась Зинерва, злобно зыркнув глазами в сторону ушедших. — Чует мое сердце, хватанем мы горя с этим сорванцом. Ох, хватанем… И ладно бы он один бедокурил. Ан нет! Сообщница у него появилась: куда он, туда и она. И наказывала Лавену, и трепку ей устраивала, а она ни в какую. Сладу просто нет. И при всем при том тихоня с детства, воды не замутит. А тут… Вот был бы жив отец, мигом дурь из головы выбил бы.
Охая и причитая на ходу, пожилая женщина скрылась в убогом, покосившемся от старости доме. Скоро начнется праздник, к которому неплохо было бы еще подготовиться, иначе не видать в следующем году ни удачи, ни благополучия. Так говорилось в кельтских легендах. И хотя с приходом христианства в эти земли все языческие обычаи остались в прошлом, некоторые из них, такие, как праздник крапивника, маленькой птахи, издревле считавшейся птицей друидов, продолжали отмечаться местными жителями, несмотря ни на какие запреты.
В течение нескольких столетий с раннего утра двадцать шестого декабря ватага мальчишек и девчонок отправлялась в поля и луга поохотиться на пташек, чтобы потом водрузить свой трофей на шест и отправиться по домам за подношениями. Хозяевам, не пожалевшим угощения или монетки, вручалось перышко, приносившее, согласно поверью, удачу. Ну а тех, кто скупился на гостинец, называли глупцами. После чего «нечестивцы», как их называли в народе, становились на некоторое время объектом насмешек.
— Брайс, может, уже хватит? — присев на покрытую снегом кочку, взмолилась Лавена. — Я очень устала, да и замерзла уже. Не лучше ли нам вернуться домой? Мы и так достаточно много наловили птиц.
— Ты что, смеешься? — бойко отозвался юноша, зорко оглядывая окрестности в поисках птиц. — Всего десять штук.
— Не всего, а уже десять. В том году мы всего пять поймали…
— Могли бы и больше, только кто-то, — Брайс пристально поглядел на спутницу, — заблудился, хотя я строго-настрого запретил тебе удаляться в лес.
— Я пошла искать цветы, — опустив глаза, пробормотала девочка.
— Ага, цветы… и это-то в конце декабря, — залился он звонким смехом.
— Ну и что, — обиделась Лавена, надув губки. — Вспомни, как тепло было в том году. На деревьях вновь распустились почки, а трава зазеленела. Вот мне и захотелось найти мои любимые… ну те самые, помнишь, что ты обычно даришь мне?
— Так они весной бывают, дуреха, — засмеялся Брайс.
— А вдруг?
— Вдруг, вдруг… — передразнил юноша. — Не время рассуждать. Пора уже возвращаться, а птиц еще мало. Слушай, мне вот какая идея пришла в голову. Только, чур, никому не болтать. Мало ли что?
— Ой, а может, не надо? — заерзала на месте его спутница, испугавшись.
Лавена отличалась от других девочек в деревне здравомыслием и рассудительностью. Именно поэтому, несмотря на то, что она была младше друга на полтора года, ей частенько удавалось отговаривать его от безрассудных авантюр. Вот и сейчас, сидя на замерзшей кочке, девчушка уже приготовилась приложить все усилия, чтобы удержать Брайса от очередной глупости.
— Да ты только подумай! Мы вернемся в деревню с целым мешком крапивников. Часть раздарим за угощение, а другую я весной продам рыбакам с острова Мэн. И куплю в городе на ярмарке тебе и себе что-нибудь красивое. И тогда, я уверен, что на Белтейне1 нас объявят Майскими Королем и Королевой. А? Что скажешь?
— Ну не знаю, — протянула девочка, задумавшись.
С одной стороны, как любой девушке в деревне, ей очень хотелось стать живым воплощением богини плодородия, и вместе с Брайсом, в которого она была тайно влюблена, став на этот день парой, руководить праздником. Но с другой стороны, внутреннее чувство почему-то останавливало ее от принятия решения.
— Ты чего молчишь? — с удивлением уставился на нее юноша. — Неужели сдрейфила?
— Ну не то чтобы, — с сомнением произнесла Лавена. — А что ты затеял? Что мы будем делать? Где ты собираешься искать птиц? Уже скоро начнет темнеть. Птицы, наверно, уже в своих гнездах спят.
— Вот мы их и наловим в них без особого труда, — хмыкнул юноша. — Если будем действовать быстро, они и опомниться не успеют. Мне отец рассказывал, что в ТОМ лесу их видимо-невидимо.
— Ой, что ты! — ужаснулась Лавена при упоминании леса друидов. — Разве ты не помнишь, что нам запрещено одним ходить в этот лес, не говоря о том, что нельзя разорять гнезда крапивников. Разве ты не слышал о поверье?
— Знаю, знаю, — заворчал Брайс, не принимая на веру древнюю легенду. — Тот, кто разоряет гнезда птиц друидов, не доживет до конца следующего года.
— Именно так! — воскликнула его спутница.
— И ты веришь в эти сказки? Какая ты еще все-таки маленькая.
— Это не сказки! — покраснела до ушей Лавена. — О легенде не раз говорила не только мама, но и старейшины.
— Да-да, помню их россказни о проклятии друидов… А вот что я скажу тебе: чепуха все это! Я не верю в гейс2. Пойдем, и я докажу тебе, что гнев друидов нас не настигнет. Их нет, они все вымерли… разве ты забыла? Даже ту женщину, которую в нашей деревне считали ведьмой, хотя кое-кто называл ее друидом, и ту повесили два дня назад. Я сам лично видел, как извивается на дереве ее худосочное тело.
— Ох, не пугай меня, — побелев как полотно, прошептала девочка.
— А чего пугать? Ведьма сдохла, исчезли все друиды, а, значит, с ними и ушло проклятие… Эй! Ну улыбнись! Ты только представь удивление наших родных и зависть остальных, когда вы вернемся домой с богатой добычей! Да они все просто позеленеют от зависти!
— Да, но… — все еще сомневаясь, отозвалась Лавена.
— Никаких «но». Пошли! А то и правда, скоро начнет смеркаться.
— А ты знаешь дорогу? Мы не заблудимся в лесу?
— Не боись, — рассмеялся Брайс, — со мной не пропадешь.
И молодые люди двинулись в сторону чернеющего неподалеку леса. Туда, куда поодиночке боялись заходить даже самые смелые и бесстрашные мужчины деревни.
С давних времен эту территорию облюбовали друиды, назвав ее священной и наложив гейс на ее посещение. Там они совершали ритуалы, там же жили, там же их ученики обучались всем премудростям. Однако вторжение легионеров Римской империи навсегда изменило привычный жизненный уклад жрецов и местного населения. Вместо девственного леса появились карьеры, в которых начали добывать железную руду. Наполненное криками невольников и надсмотрщиков, исчерченное просеками и дорогами священное место больше напоминало ад, чем храм богов.
Но рудник истощился, и римляне покинули эти земли. Загадочный лес снова стал дремучим и непроходимым, как в старые времена, а извлеченные из недр рудокопами камни покрылись мхом, лишайниками и переплетенными корнями деревьев. Именно благодаря древним рабочим и появился этот загадочный ландшафт, наводивший ужас на жителей близлежащих деревень, порождая разнообразные легенды о таинственных существах, которые проживали в непроходимой чаще.
— Ты точно знаешь дорогу? — повторила вопрос Лавена, беспокойно поглядывая на приближающуюся черную стену.
— Я был там один раз с отцом… ну там тогда ту ведьму казнили. Я же рассказывал.
— Ох, не надо повторять. Да, та незнакомка поистине была очень странной и нелюдимой. Однако мама говорила, что не замечала за ней ничего такого, в чем ее потом обвинили. Ну, я о колдовстве.
— Ты ошибаешься. Ты думаешь, за что ее казнили? Отец рассказывал, что кто-то ее застукал за совершением какого-то древнего ритуала. Жертвоприношения, что ли. Она голову варила. А после в ее доме нашли всевозможные зелья, какие-то травы, омелу и многое другое. Поэтому и решили сначала ее сжечь, но потом помиловали и просто повесили.
— А что, если дух этой… женщины подстерегает нас? — прошептала девочка.
— Я никого не боюсь: ни живых, ни мертвых, — храбро заявил юноша.
Увидев, что Лавена задрожала всем телом при упоминании об умерших, он бойко добавил:
— Не бойся, я сумею защитить тебя.
— Надеюсь, — еле слышно проговорила его спутница, охваченная холодом от предчувствия беды.
Внезапно небо заволокло плотными тучами, подул пронизывающий до самых костей ветер и пошел колючий снег.
— Давай вернемся! — захныкала девочка. — Ну, пожалуйста!
— Да ты что! Нам осталось идти совсем немного… Смотри, вон та дорога, по которой я ходил со взрослыми в прошлый раз… Да-да! Это именно она. Я еще подивился странным деревьям, растущим по бокам тропинки. Конечно, так и есть, мы добрались.
Смело войдя в лес, юноша, сделав несколько уверенных шагов, остановился и обернулся.
— Почему ты не идешь? — вопросительно изогнув бровь, поинтересовался он.
— Я боюсь, — честно призналась Лавена.
— Трусишка, — засмеялся ее спутник. — Ладно, давай руку. Обещаю, что с тобой ничего такого не случиться. Я же рядом!.. Ну! Идем!
Девочка поежилась, но все же схватила протянутую руку и крепко сжала ее.
— Хм… Никогда не видел тебя такой, — оглядывая спутницу с головы до ног, промолвил Брайс. — Уверяю тебя: мы быстренько соберем еще немного птичек и сразу же домой.
Пройдя еще немного по тропе, вдоль которой стояли деревья, они очутились в густом лесу. Он был настолько плотный, что сквозь корявые голые ветви не проникали ни ветер, ни снег. Сумрак и мертвая тишина поглотили темный лес, а вместе с ним и идущих по еле заметной тропинке молодых людей, которые, очутившись под таинственным покровом, совершенно забыли, зачем пришли сюда.
— М-мне страшно, — шепотом проговорила Лавена, плотнее прижимаясь к юноше. — У меня такое ощущение, что за нами кто-то наблюдает.
— Не говори ерунды, — буркнул тот, нахмурившись.
Сказать по правде, гнетущее безмолвие, причудливо переплетенные корни могучих деревьев, огромные валуны, поросшие мхом, действовали и на него угнетающе. В тот раз он пришел сюда вместе с толпой взрослых, в руках которых горели факелы, поэтому лес не показался ему таким зловещим. А сейчас… кровь стыла в жилах от охватившего его страха, ибо в воцарившемся тревожном безмолвии парнишка слышал лишь собственное дыхание и хруст веток под ногами.
Пройдя еще немного, они вышли на поляну, окруженную величавыми дубами.
— Вот это место, — проговорил юноша.
— Какое? — не поняла его девочка.
— Ну, где колдовала ведьма и где ее потом повесили.
Лавена остановилась в нерешительности.
— Давай дальше не пойдем, — взмолилась она. — Пожалуйста!
— Да у меня самого отпала охота тут торчать, — наконец-то признался ее спутник. — Плохая была идея, согласен… Ладно, сейчас залезу на вон то крайнее дерево, поищу гнезда и сразу же назад.
— Не оставляй меня тут одну! — воскликнула девочка. — Я полезу с тобой.
— Будь по-твоему. У меня нет желания спорить с тобой, — после недолгого раздумья согласился с ней юноша. — Только, чур, тихо. Ясно?
— Угу.
Однако едва они залезли на дерево, как наткнулись на полость, внутри которой что-то светилось.
— Это гнездо? — вопросительно посмотрела на Брайса девочка.
— Да не похоже. Крапивники делают их обычно на ветках деревьев… Может, это яйца какой-нибудь другой птицы? Крупнее.
— Давай посмотрим, — предложила Лавена, глаза которой загорелись от любопытства.
— Хорошо. На, подержи мешок.
Засунув руку в дупло, юноша нащупал плотную ткань.
— Странно, — пробормотал он, вскинув брови.
— Что? Что там? — сгорая от любопытства, прошептала девочка, не сводя с возлюбленного глаз.
— Какая-то тряпка… а в ней что-то есть. Да, точно! — наморщил лоб тот. — Сейчас достану!
Осторожно, чтобы не уронить, Брайс вытащил находку, которая продолжала светиться красноватым светом.
— Что там внутри? — изумилась Лавена. — Откуда идет свет?
— Я не знаю, — теряясь в догадках, отозвался юноша.
— Не тяни! Развязывай скорее!
— Давай лучше слезем, — предложил ее спутник. — Гнезда мы тут все равно уже не найдем, да и темно становится. Ненароком еще заблудимся.
Но едва они оказались на земле, как предмет, завернутый в белую тряпку, засветился еще сильнее.
— Открывай! — потребовала девочка и тут же осеклась: — Ух… не может быть!
В руках Брайса лежал большой полупрозрачный камень красного цвета, обрамленный в металл и излучавший загадочный свет.
— Какая красота! — восхищенно молвила Лавена, не в силах отвести глаз от загадочного камня. — Можно я примерю? Если ты не против, конечно.
Юноша молча взял цепочку и осторожно надел ожерелье на подругу.
— Тебе идет, — довольно хмыкнул он. — Теперь мы точно станем Королем и Королевой на празднике, ибо такое украшение могут носить только знатные люди… Ты же согласишься стать моей… женой? Хотя бы на время праздника.
Девочка вспыхнула и опустила глаза, делая вид, что рассматривает подвеску.
— Так да или нет? — допытывался юноша, внимательно посмотрев на смущенную спутницу.
— Я… хочу быть твоей женой не только на празднике, — тихо произнесла она, покраснев до корней волос.
Брайс улыбнулся. Он давно подозревал, что Лавена влюблена в него. Миловидная девочка всегда привлекала его, хотя юноша относился к ней скорее по-братски, нежели как мужчина, считая ее еще маленькой. Но сейчас, взглянув на нее другими глазами, парнишка призадумался: «А что? Через год можно и посвататься. Таких лучистых умных глаз во всей деревне не найдешь. Да и личиком недурна».
— Хорошо… снимай и пошли. Время уже позднее. Еще чуть-чуть, и совсем стемнеет. Мне опять из-за тебя попадет, как в тот раз.
Девочка бережно сняла ожерелье и передала его спутнику. Тот завернул находку в тряпку и засунул за пазуху. После чего, взявшись за руки, ребята, которым молчаливый лес казался уже не таким страшным, весело зашагали в обратную сторону, совершенно не подозревая, что вслед им вышедшая из-за дуба белая фигура с надвинутым на лицо капюшоном устремила злобный взгляд, полный ненависти.
— Никчемные людишки, — прошипела она. — Как вы посмели взять то, что принадлежит не вам? Как осмелились украсть мое сокровище, оберегаемое и почитаемое нами столько времени? Кровь дракона не должна покидать этого леса. Того, кто ослушается, кто нарушит гейс — ждет смерть! Да будет так! A elfintodd dwir sinddin duw kerrig yr Fferlurig nwyn, os siriaeth ek saffaer tu fevreclin mor necrombor llun!
