Прощание с Аэлитой. Роман

Марина Бойкова-Гальяни

Марина Бойкова-Гальяни – автор трёх сборников стихов, двух сборников рассказов и двух романов. Роман «Прощание с Аэлитой» – это история любви двух друзей. Романтичная и драматичная. Замкнутый четырёхугольник.

На озере

Накануне по совету Парфена разработали план поездки: туда через Пустую Вишерку и дальше по лесовозной разбитой дороге, обратно — красивым, но и более тяжелым лесным путем.

Выехали ранним утром. Солнце едва поднялось, и легкая прохлада бодрила молодых людей. Парфен посоветовал взять коляску, в которую была сложена нехитрая походная снедь, котелок, закопченный чайник, кружки, пара тарелок, удочки, резиновые сапоги, палатка. Аэлита уселась позади Семена, обняв молодого человека за талию, и он ощутил впервые в жизни ответственность за хрупкое существо, прижавшееся щекой к его спине. Нежность захватила, рассердился на себя, нахмурился и резко крутанул ногой педаль акселератора. Старенький мотоцикл затарахтел, выпустив сизый дым:

— Поехали! — Радостно воскликнула девушка.

— Поехали, — рассмеялся Семен.

Домчались к Верхнему разливу, туда, где Сеня впервые увидел девушку с необычным именем.

— Вдоль берега идет Пустая Вишерка, дальше будет поворот направо, потом налево, я покажу. Оттуда две железнодорожных ветки.

— Часто бываешь на Спасе?

— Иногда. Знаешь, в Малой есть команда энтузиастов-путешественников по труднодоступным местам России. Здорово? Блог в интернете. С Парфенкой была дважды. Его уговорить целое дело: вот в Питер с радостью. А я не люблю суеты больших городов.

Дорога по одной из веток оказалась вполне приличной и до следующего поворота доехали быстро, а дальше… Семен остановил мотоцикл:

— Мда-а! Куда сворачивать, их несколько?

— Лесовозный путь! Осенью здесь грязное месиво, места болотистые, а в былые времена проходил значимый тракт. Теперь не верится.

— Далеко до озера?

— Когда попадем в полную засаду — озеро близко, — Аэлита засмеялась.

— Очень мило, — Сеня улыбнулся в ответ, поворачивая к девушке лицо, и подставил губы. Аэлита поцеловала:

— Вперед, мой герой!

Ехали медленно, временами езда напоминала кувыркание по гатям. Семен остановился:

— Привал!

Аэлита спрыгнула с мотоцикла и махнула рукой:

— Смотри! Видишь?

Молодой человек вгляделся: за тонкими деревцами высился полуразрушенный купол церкви, а внизу блестело огромное озеро.

— Спасо-Оскуйская церковь. — Пояснила девушка. — За ней погост. Раньше здесь монахи жили, очень скудно жили.

— Надо думать, место гиблое.

— А раньше в здешних местах деревни стояли, рыбы, зверя видимо-невидимо. Говорю про пятнадцатый-шестнадцатый века. Присмотрись, в нашей округе засуха, а тут, в глуши, грибов пруд пруди.

После слов Аэлиты Семен огляделся: боровики и подосиновики отовсюду глядели на них, и воскликнул:

— Вот это да! Коли рыбы не поймаем, грибной обед обеспечен!

— Ну, ну. Только рыбы здесь море. Кому ловить? Бывший тракт лесовозами разбит.

— Проверим заодно. А куда селяне подевались?

— Николаевская железная дорога строилась, вот и подались в поисках заработков. В частности Малая Вишера появилась, как узловая станция.

— Хм. На Урале жизнь меняется, а тут сам бог велел. Кому охота в лесу диковать?

— А твоя заимка как? Не жаль с насиженного места?

— Не знаю. Ясен перец, вырос там, душой прикипел, но жизнь не хочу мимо пропустить. Тебя встретил, и сердце радо, ладушка моя.

— Я живу не в городе, а в городке деревенского типа, и уезжать не собираюсь на легкие хлеба в большие города. Да и воздух здесь чище.

Семен деловито укладывал заготовленный путешественниками хворост:

— Приятно, о нас позаботились, и мы в долгу не останемся. — Присел на корточки, чиркнул спичкой. Ветки, что порох. — Голодна?

— Чуть-чуть.

— Не скромничай. Доставай тушенку и макароны: для начала забомбим припасы, а к вечеру дары матушки природы. Идет? — Аэлита кивнула, широко улыбаясь, потянула рюкзак с продуктами. — Гиблое место, а чертовски красивое! Надо полагать, водятся лешак, кикимора с русалками и водяной.

Девушка засмеялась:

— И не говори, ночью сова ухнет, как завизжу, то-то бесовщина померещится: вурдалаки, оборотни, человек лесной.

— Смейся, смейся, только нечистый по таким болотам, как пить дать, шарится. Парфёнка знает человека, который сам андошку видел.

— С Антошкой водку хлестал, привиделся андошка, еще приврал с четыре короба, у него не заржавеет.

— Ты тоже знаешь этого человека — перед тобой!

— Смеешься? Может, с медведем спутал?

— Не однажды на бурого ходил, как спутать? А папку, еще ребенком, лесной человек из воды вытащил, совсем тонул. Веришь?

— Н-не знаю, чудно как-то. А вампиры бывают?

— Раньше бывали: только они не были мертвяками, легенды верно назвали «не мертвые». Заболевание крови: человек становится страшным внешне, и обуреваем жаждой крови. Тогда переливание не делали, в итоге больной погибал, и чужая кровушка не спасала. Легенды на былинах строятся. Самые бурные фантазии сбываются: полет в космос, подводная лодка, роботы? Замечала?

Аэлита кивнула.

Семен зачерпнул ложкой варево:

— Готово! — Снял с огня котелок, просунув под самодельную дужку палку, опустил на траву, — айда мыть руки!

Смеясь, припустили к воде. Берег в этом месте надежен, плотен. Аэлита долой босоножки и по щиколотки в воду. Семен не отстает:

— Хочешь искупаться?

— А слабо?

— Ну, если любишь холодные макароны…

— Обожаю!

Подхватил девушку на руки, закружил, припевая:

— Любители холодных макарон пошли купаться в озере.

Аэлита крепко обхватила шею молодого человека, и умильно произнесла:

— Уютно на руках, тепло, надежно.

— Но-но, не подлизывайся, напросилась, не жди пощады! — Вода подступила к его талии, и он слегка приподнял на руках драгоценную ношу, — бросаю! — и присел с Аэлитой на руках.

— Что же? Испугался? Я отлично плаваю, к тому же здесь мелко. Отпускай! Все равно одежда мокрая!

— Не отпущу! Своя ноша не тянет. Я буду носить любимую всю жизнь!

— Согласна! Давай хоть нырнем вместе.

— Давай! — Погрузился с головой под воду, окунув Аэлиту. Когда вынырнули, фыркая и смеясь, Семен предложил, — хочешь, подкину?

— Высоко?

— Постараюсь!

— Давай!

Семен аккуратно поставил Аэлиту на песчаное дно, и, согнув ноги в коленках, сцепил руки замком:

— Вставай!

Девушка, придерживая Семена за шею, встала на замок:

— На счет три! Раз, два, три!

Семен подбросил как можно сильнее. Описав дугу в воздухе, та плавно ущла головой в воду, и вынырнула на поверхность метрах в десяти от мужчины.

— Однако! — Восхитился Семен, — ныряешь, как нерпа. Здорово! Ещё?

— Однако, — подражая сибирскому говору, возразила Аэлита, — бежим к макаронам, пока кабан не сожрал.

— Кабан? — Сеня обернулся: к костровищу приближался мощный зверь, потряхивая головой и мелко семеня. — А ну! — что есть силы завопил Семен, — пшёл вон, морда кудлатая! — Размахивая руками, он припустил к стоянке, отчаянно думая о макаронах.

Животное остановилось в паре шагов от котелка, громко сопя, жадно втягивая возбуждающий аромат съестного, и оценивающе посмотрело на человека. От человека не пахло страхом, и всем видом он показывал, что не намерен уступать добычу. Самка человека шла следом, и кабан понял, что оба человеческих существа голодны. Зверь, нехотя потрусил в лес.

— Напугалась? — Семен обернулся, поджидая любимую.

— Еще бы! Огромный кабанище, просто слон. Уфф! До сих пор дрожат поджилки.

— Макароны теплые! Садись есть.

— От страха и голод забыла.

— А ты, однако, понюхай. Тушеночка говяжья — красота. Я вот заметил, что в походе самая обычная печеная картошка — деликатес. Без всякого масла. А зверей не бойся, я слово знаю.

— Какое слово?

— Дружеское. Зверь все понимает. Держи плошку и заколдованную ложку. — Протянул девушке крышку от походного котелка и алюминиевую ложку, — мои дружки по Чечне. Не холодно в мокрой одежде?

— Куда там, холодно? Жара, лето на дворе. Футболка почти высохла. Заманчиво пахнет! М-м! — Девушка с аппетитом стала есть.

— А говоришь, расхотелось. Хочешь пива?

— Не люблю алкоголь. И тебе не советую. Лучше чайник на огонь поставь. Скажи, отчего после купания пить охота?

— Черт его знает! Вода водичку любит.

Аэлита засмеялась:

— Ну и мудрец! Эдак и я бы сказала. А почему любит?

— Ешь, знай, и помалкивай.

— Мило, — девушка побледнела, и опустила котелок на землю.

— Тебе нездоровится?

— Всё хорошо. Чуть резануло в боку. — Она подняла котелок и задумчиво приступила к трапезе.

— Это бывает, организм-таки. А насчет вина?

— Я уже все сказала. Папаша крепко закладывал, сорока не было сгорел от водки. Насмотрелась.

— Что ж, такое дело. Я тоже не буду.

— Выкинешь? — В глазах Литы мелькнула озорная искорка.

— Нет, не выкину. Фенька деньги тратит на выпивку, ему и отдам. Кстати, а как Парфёнка к нетерпимости?

— Как? — Аэлита засмеялась, — очень просто: не пьешь — не пей, а я выпью.

— М-да, не знаю, что сказать по этому поводу.

— Ничего. Думаешь о его отношении ко мне?

Семен промолчал.

— Спасибо, очень вкусно, — девушка отставила котелок.

— На здоровье, как говорит моя мама.

Помолчала:

— Скажи, себя любишь?

Сеня отставил пустую миску, встал, поворошил палкой угольки, положил два крупных полена и пожал плечами:

— К чему эти новомодные штучки, психология всякая? Жизнь для того, чтобы быть счастливым, мое счастье рядом, и я хочу сберечь его. Допустим, люблю себя, но тебя люблю больше жизни. Веришь?

— Верю. Странный человечек, тебе не нравится вопрос.

— Ты не такая, как другие, и вопросы пусть отличаются, пусть не будут расхожими фразами, однако.

— Для тебя я не такая, как все, но это неправда. Обычная девушка.

Семен отрицательно покачал головой:

— Особенная!

Аэлита засмеялась:

— Хорошо. Особенная. Значит и ты необыкновенный. Не отрицай! У особенной девушки должен быть особенный любимый.

— Должен быть, но…

Аэлита закрыла ладошкой рот Семена:

— Милый, поцелуй меня! Вот так! Еще!

Семен прильнул к губам девушки, едва сдерживая дрожь желания, боясь показаться искусителем:

— Любимая, Ладушка моя!

Он, тихонько дотронулся до груди, ожидая отказа, но Аэлита была податлива, распахнула свои объятия и приняла его любовь.

— Ты уедешь, останется ночь. — Прошептала девушка.

— Я вернусь! Обязательно, — Семён задыхался от нежности и благодарности. Чувство не было похожим на то, что молодой человек испытывал к Наталке. Семён понял, что полюбил сильно и страстно, как говорят, по-настоящему. Обнимая, держал руки почти на весу, боясь, что хрупкому небесному созданию будет тяжело.

— Сеня, не отдавай меня…, — жалобно сказала Аэлита.

— Что ты?

— Не отдашь?

— Кому?

— Ей. — Аэлита вздрогнула, будто очнувшись, — не обращай внимания на мои бредни.

— Глупенькая, тебе привиделось?

— Сеня, буду ждать вечно.

— Обещаю, встретимся через неделю и навсегда. Наша любовь сильнее расставаний, болезней и…

— И?

— Вспомнил, что не любишь громких фраз. Прости, говорю, как умею. Тугодум достался ангелу. — Припал губами к маленькой ладошке.

— Когда-то в детстве кормила с руки лошадь и у нее были такие же теплые губы, она фыркала, а я смеялась. Было щекотно.

Семен фыркнул. Аэлита засмеялась и, обхватив голову любимого, шепнула:

— Знаешь, что увидела? Белые камни выложены кругом, посередине большой костер, в нем гроб и я в белом платье, покойница, рядом вы с Парфёном плачете. Я говорю, не плачьте, мне хорошо, но вы почему-то глухи и не слышите. Рядом Спасское озеро хмурится, рябит.

— Фантазерка милая! Жить до ста, вот о чем сон. Умрем глубокими старцами в окружении детей, внуков, правнуков и праправнуков.

— Не знаю, что лучше: старость или смерть.

— Ты не состаришься.

— Если умру, сожги мое тело по обряду далёких предков, часть пепла развей, горсть схорони в озере, и малую толику, любимый, возьми себе. Приходи сюда в годовщину, и щепотку бросай в костер: тогда я буду говорить с тобой, являться зверем смирным и есть с руки. Закончится пепел, явится избавление от боли. Пусть пройдет два, нет, три года. Потом начнешь жить с начала, женишься, родишь детей.

Семен передернул плечами:

— Мороз по коже от видений. Лучше поцелуй своего единственного. Смерти нет, пока мы вместе, помни. Посмотри на меня: кого видишь? Деревенского недотёпу, который готов развесить уши на всякую небылицу. А ты и рада стараться, однако признайся, специально выдумала, напугать хотела.

— Конечно, — Аэлита засмеялась, — идем чернику есть, с куста ягода слаще. Давай, у кого синее губы, тот победил!

— Идет!

— Только смотри под ноги, гадюк немерено.

Взявшись за руки, побежали в лесок, а там ягод — греби лопатой. Крупные, солнцем слащенные, чистый мед.

— Экая быстрина, не угнаться за тобой, моя любушка!

— Сдавайся!

— Сдаюсь! — Семен шутливо поднял руки.

— Дёшево хочешь отделаться, ложись ничком, проси пощады!

Семен лег на спину, хохоча и щурясь от пронзительного ощущения счастья:

— Пощади раба, великая царица!

Аэлита ступила ногой ему на грудь:

— Казнить через отрубание головы!

— Головы нельзя, смилуйся, матушка царица! Чем я буду есть?

Аэлита засмеялась, убрала ногу:

— Ладно, иди ко мне, негодник!

Два дня пролетели, как миг. Безоблачное счастье Семёна нарушали только мысли о предстоящем объяснении с матерью и Натальей.

Он купил билет на поезд с учетом работы, предложенной Парфёном. Крышу сделали за три дня, и четвертый он целиком провел с любимой.

Рано утром Семен вышел из дому, торопясь на вторую утреннюю электричку, что идёт в семь с копейками. Аэлита ждала у калитки: с другом и тетей Женей простился дома, и последняя смотрела на него из окошка, задумчиво подперев рукой подбородок. Рюкзак за плечами был лёгким, хотя мама Парфёна положила еду в дорогу.

Аэлита выглядела усталой, но храбро улыбалась:

— Привет, Сеня! Как спалось?

Сеня пожал плечами:

— Сама то, вижу, вовсе не спала, вид умученный.

— Ничего, уедешь, отосплюсь.

Семён обнял её за плечи:

— Обещай, что не будешь много думать: моё дело разобраться с Натальей, а твое — ждать.

Аэлита кивнула с печальным выражением лица.

— Ну вот, — протянул Семен, — может, лучше останешься, зачем тебе черная вокзальная тоска? По себе знаю, каково стоять на перроне, провожая близкого человека. Сеструха с мужем уезжала: мать ревмя ревела, а я смотрел на уходящий поезд и с каждой минутой старел на год. Тогда осознал, как мы близки с Милкой. А ведь она старше на четыре года, маленьким нянькала, всюду таскала. Мать в поле, Мила из школы встретит, с уроками поможет, накормит. Что говорить?

Аэлита вздохнула:

— У меня нет братьев-сестер. Верно, так хорошо, когда есть брат или сестра. Я всегда мечтала, а мама говорила, бросит отец в бутылку глядеть, тогда рожу. Не дождалась.

Они подошли к станции: вдали маленькой точкой показался состав.

— Может, останешься? — Опять спросил Семен, — зато не придется одной из Питера добираться.

Аэлита мотнула головой. Электричка остановилось дверью напротив молодых. Заняли места, девушка положила голову на плечо Семена и замерла. Тот сидел, затаив дыхание, впитывая тепло, негу, испытывал всепоглощающую любовь к милому доверчивому созданию.

— Милая, верно, не спала ночь. — Думал он, — я, чурбан, дрых, яко сурок. А ведь мне предстоит объяснение, оставляю невесту. Почему совесть не грызет, не изводит. Может, в самом деле, с Наталкой не любили, а играли в киношные чувства? Хорошо слез и упреков избежать.

Аэлита вздрогнула и подняла голову:

— Я уснула? — Извиняющимся тоном.

— Спи, любимая, счастлив, что спишь на моем плече. Спи, я с тобой, все хорошо.

— Нет, нет, хочу смотреть на тебя, дай руку, — прильнула щекой к его ладони, не сводя глаз с лица Семена. Тот ласково улыбнулся:

— На время расстаемся!

— Для меня навек. — Она порылась в сумочке, — хочу подарить тебе вот что, — достала сотовый телефон, — сим-карта внутри. Держи и позвони обязательно.

Семен отрицательно покачал головой:

— Не возьму!

— Почему? Не принимаешь подарков от женщин? Глупо.

— Знаю, не прав! Боюсь, любовь примет оттенок вещизма. Жди телеграмму или позвоню с почты.

— На заимке почта имеется? — Недоверчиво спросила девушка.

Семен засмеялся:

— Слава Богу, нет. Но в пяти километрах село, где есть почта, магазины, и даже средняя школа, в которой учился твой любимый, — он поцеловал Аэлиту в мягкие податливые губы. — Учти, я не рвану туда на мотоцикле, не покачу на велосипеде, а попутному шоферу рукой, ехай мимо. Каждый день на почту через лес и поле, хилый мосток, кинутый через ручей, впадающий в нашу Вишеру. С каждым шагом расстояние до любимого голоса будет сокращаться, и под конец ноги побегут. Вот оно, счастье!

Конец ознакомительного фрагмента.