Прощание с Аэлитой. Роман

Марина Бойкова-Гальяни

Марина Бойкова-Гальяни – автор трёх сборников стихов, двух сборников рассказов и двух романов. Роман «Прощание с Аэлитой» – это история любви двух друзей. Романтичная и драматичная. Замкнутый четырёхугольник.

Встреча

Он едва узнал товарища в мускулистом плотном мужчине. Парфен сам окликнул:

— Сеня! Здорово, корешок дорогой!

Обнялись.

— До электрички телега времени, посидим где-нибудь, выпьем. Погодь, берем тачку до Московского вокзала. Рюкзачище — в камеру хранения там же.

— Тачку?

— Такси.

— Эт понял, но зачем тратиться?

— Без разговорчиков!

Семен, вздохнув, пожал плечами.

— Куда едем, деревня? ― добродушно окликнул водитель серой «Вольво».

— Московский вокзал.

— Вещи в багажник!

— Понял, не дурак, ― ответил Парфён, толкая товарища к машине.

— А что, заметно? ― Семён захлопнул заднюю дверцу, усаживаясь поудобней.

— В смысле?

— Деревня.

— Хм. На лбу написано.

— Это площадь Восстания, а там знаменитый Невский проспект. Спасибо, шеф. Сдачу себе оставь.

Я забил на работу, сам себе хозяин, несколько деньков проведем в Вишере, а потом — экскурсию по Санкт-Петербургу. Кстати неподалеку чудная кафешка: кормят на убой, выпивка двадцать четыре часа и кальян. Идем, угощаю! Только багаж сдадим.

Время за разговором летит быстро. Друзья не уследили за ним, но Парфен махнул рукой:

— Ерунда, вечерние электрички идут с интервалом в час.

— Значится, на железке работаешь?

— У нас полгорода — железнодорожники. Остальные — стеклодувы и продавцы. Но я теперь строительную артель открыл: крыши, заборы, дома, колодцы. Уже и лицензию получил. Сезонка, но что поделать?

— Негусто. Хотя у нас гораздо хуже. Работы нет. Живем натуральным хозяйством. Покупаем лишь чай да сахар.

— Хорошие люди нужны всюду. А в Питере резиновые границы. Обвыкнешься, может, в мегаполис подашься. Мужчина с руками тыщ пятьдесят весит. А то больше. Десятка на съем комнаты. Во, хватит! — Провел большим пальцем по горлу, — еще мамке поможешь!

— Невеста ждет, — вздохнул Семен, — отлетался, я, брат.

— Невеста?

— Женюсь в октябре. Приезжай!

— Приеду.

— У самого девушка имеется? — Семен подмигнул.

— Есть и нет, — Парфен усмехнулся, — странная она.

— Любишь?

— Не знаю. Вижу — злюсь, не вижу — грущу! Сирота, думает много, бродит одна, девок сторонится. Мамаша в ней души не чает. И то, с младенчества дружила с покойницей Весной, ее родительницей.

— Красивая?

— Увидишь. Зачем обо мне? о своей жене будущей поведай.

— Наталка моя, красавица писаная, зеленоглазка. А волос — чернее ночи. Коса — ниже пояса, что рука, такая толстая. И, самое удивительное — любит!

— А чем ты плох? — Парфен оценивающе взглянул на товарища, — мужчинский мужчина. А квадратики на животе мечта. У меня таких нет.

— Квадратики? Чушь! — Семен весело захохотал. Парфен присоединился.

Рассчитались за обед, и вышли, вдыхая запах автомобильных газов.

— Слышал о вони городов, но тут…, — закашлялся.

— В столице еще хуже. Идем за вещами.

В электричке народу совсем немного.

— Набегут, — уверенно сказал Парфен, — только после Любани останется мало. Летний сезон, дачи. Сиди, за пивом слетаю. А рюкзак закинем на полку, чтобы не пинали мазурики всякие.

Сеня разглядывал входящих.

— На заимке народу меньше, чем в одном вагоне.

Через пять минут прибежал товарищ с пивом.

— Ехать около трех часов, с пивом ― меньше. А это — сушеные кальмары. Супер, едрён батон!

— У нас до ближайшего магазина автобусом сорок минут, и ходит через день. За пивом не наездишься, если мотоциклет на приколе. Но мамкин самогон оценишь. Слеза!

— Пивани, Сеня, «Бочкарева»!

Семен согласился, пиво хорошее.

— Посылочку получил?

— Нет. Посылки недели три идут. Если что скоропортящееся….

— Ничего. Курить можно?

— Идем в тамбур.

Малая Вишера оказалась небольшим городом. Парфен жил неподалеку от вокзала в старой половине, в районе частных домов. Лохматый пес лаем и вилянием хвоста приветствовал хозяина.

— Бостон, — сказал Парфен, — это мой товарищ, люби его, — потрепал собаку, и махнул рукой, — идем в дом, Сеня.

Полная женщина радушно обняла Семена:

— Уж столько сынок рассказывал о вас. Евангелика Нифонтовна, но зовите просто тетя Женя.

— Да и меня без церемоний на ты.

— Хорошо, сына. Фёна, помоги дорогому гостю вещи разобрать, покажи, где ночевать будет.

— В моей комнате. Идем, дружище, переоденься с дороги. Рюкзак (там продукты?) на кухню. Фу, жарища! Шорты с майкой в самый раз. Видел, как ходят городские? Почему я не могу? Вечно парюсь в городе, одеваю костюм. По одежке сразу видна деревенщина.

— А у нас шорты только детишки носят. — Семен вытащил из чемодана спортивный костюм.

— Хочешь, свои отдам? У меня этих шорт….

— Не надо. Стесняюсь голоногим на людях.

Тетя Женя выставила закуски и пирог с мясом.

— Усаживайтесь, ребятки. Сынок, налей шампанского со знакомством.

Парфен наполнил бокалы:

— Ура!

Семен пригубил.

— До дна, до дна, Сеня.

— У меня в рюкзаке гостинцы.

— Успеешь. Долго ты ко мне ехал, дружок разлюбезный. Но теперь мы не расстанемся на многие годы. Следующим летом жди меня. А до того — на свадебку гряну.

— Точно соберешься?

— Обещаю.

— Смотри, а то ведь, обижусь.

Парфен взялся за бутылку шампанского.

— Матери наливай, — подмигнул Семен, — а мы выпьем уральского плакучего кедровничка.

Удалился в кухню, через минуту вышел, торжественно неся в руке литровую бутылку:

— Слеза! Мамка гнала. Утром голова свежа, тело бодро и дух приподнят. Рюмашки неси, паря.

— Держи стопарики!

Выпили. Парфен крякнул:

— Эк, хороша! И ни грамма сивухой не отдает.

— Я же говорил.

— Завтра баньку стопим. Напаримся. А и вода в речке теплая. До сна купнёмся. Верхнюю пыль смоешь.

— Говорила сынку: баньку к приезду дорогого гостя сладить. Так нет. Упрямец, Парфёнка мой.

— Ничего, тетя Женя. После вагонной жарыни в проточную водицу — красота! Тело прохладится, душа возликует. — Подмигнул Семен.

— Что ж, как знаете, молодежь. Справитесь, а я к Гавриловне наведаюсь, огурчиков снесу. Тяжело ей с огородом управляться: годы! Дай Бог, картоху выкопать.

— Ладно, обещал, помогу твоей Гавриловне, — кивнул Парфен. — Да мы не засидимся. Что здоровым парням животы набивать? Закругляйся, Сеня. Чаю хочешь?

— Чайку с удовольствием! Обожаю сей напиток. Бывало, с мамкой вечерком сидим из блюдца сёрбаем и в телек пялимся. Конечно, зимой больше. А летом дел невпроворот: скотина, огород, рыбалка. Осень — охотняя пора: сею для медведя, кабана овес в дальнем наделе. Попробуешь вяленой медвежатины. Вкус необыкновенный!

— Я медведя кушал! Парни в Большой Вишере, дружки-приятели, охотничий бизнес имеют. В самой глуши (вездеходом сутки трястись по болотинам) поставили рубленый дом, огромную баню. Возят олигархов стрелять лося, кабана и того же медведя. Фото памятные. Те платят немерено, конечно, по заказу девчонок из Новгорода берут.

— Охота не терпит мирских сует. Но теперь и на Урале орудуют браконьеры целыми бандами. Где крутятся большие деньги — что такое жизнь пары-тройки егерей?

— А говоришь, не терпит. Бьют зверя почем зря. Читал, у вас тигров осталось около пятисот, а леопардов и того меньше, пятьдесят.

— Это не у нас. Амур, знаешь где? От нас пылить еще тысяч пять километров. На Урале, брат, тигры не живут. А вот Снежного человека однажды сам видел.

— У нас тоже андошка водится. Однажды похитил Снежный человек бабу из деревни Селищи, странная была и люди не любили. Авдотья не могла жить с людьми, однажды собрала узелок и в лес. Ночевала в барсучьих норах, в шалашах из мохнатых еловых лап. Видели поначалу, а вскоре и след простыл. А как-то попала на глаза охотнику, с шерстяным дитем, говорят, лицом в мать. Так местные и назвали лесного человека авдошкой или андошкой. Такая вот притча.

А еще был случай. Там же, в Селищах. Сосватал девушку Настю парень Василий. Поделки из дерева мастерил, и в Новгород возил продавать. Однажды пошли девчата в лес по ягоды. Разбрелись кто куда, потом домой идти, а подружки нет. Решили, что раньше их вернулась. Но в деревню Настя не пришла. Жители искали неделю впустую, а Василий вернулся из города и нашел свою невесту, ягоды собирала. Отказалась идти с ним.

— Не могу, — говорит, — теперь лесному жителю предназначена.

Выследил Василий обоих и с горя порубил топором и Настю, и мужа дикого. Покаялся будущему тестю. Отец нашел трупы, схоронил на опушке леса возле тропы и камень положил с надписью.

— Известно, где могила?

— Да. За кладбищем, как идти на село Горнецкое. Только уже позднее перезахоронил туда Настины останки некий чудаковатый профессор. А куда делись кости авдошки неизвестно.

— Ясное дело. Ученый забрал, чтобы секретно обследовать, — сказал Семен. — Потому и суетился насчет перезахоронения.

— Все говорят. Профессор объездил Алтай, Урал в поисках снежного человека.

— Я видел снежного человека, — повторил Семен, — урод, каких поискать. Выше нас дикие места. Где и живут йети.

Парфён засмеялся.

— Только мне не до смеху было. Чуть штаны не обмочил. — Семен нахмурился, — идем купаться или будем разговоры говорить?

— Жди, мотоцикл заведу. Пёхом далековато.

— Жаль, думал прогуляемся. Я с тобой.

— Идём.

Парфён вывел из невзрачного сарая мотоцикл «Урал», любовно похлопал по баку:

— В наследство достался от батьки. Машина — зверь! Сносу нет.

Мотоцикл завелся с оборота. Товарищи рванули с места. Через пять-семь минут Парфён остановился возле озера:

— Верхний разлив, — махнул в сторону водоема. — Бывшая плотина. Видел ручей?

— Ну.

— Речка Малая Вишера. Есть и нижний разлив, около станции. Лягушатник, дно илистое. А здесь полгорода купается. Теперь половина жителей дрыхнут, а другие гуляют. Светло, как днем.

— Почти двенадцать. — Семен скинул треники, футболку и остался в плавках.

Парфен поставил мотоцикл на опору и последовал примеру друга. Оба с разбегу нырнули в теплые воды.

— В нашей уральской Вишере долго не поплаваешь, вода ледяная! Айда на тот берег! Кто первый?

Пустились наперегонки. Семен обошел друга на целый локоть, случайно посмотрел назад, и затормозил.