Босс мафии. Одержимость

Марианна Кисс, 2023

Бывший криминальный авторитет Фёдор Романов выходит из тюрьмы. Отсидев много лет за преступную деятельность, Фёдор решает заняться чем-то в рамках закона и у него это почти получается. Но жизнь вносит свои коррективы. Знакомство с Лилианой меняет все планы, которые строил Фёдор.

Глава 7

— Значит, имя не скажешь? — требовательно смотрю на Фёдора.

— Ну, зачем это тебе, хочешь, чтобы действительно шлёпнули?

— Хочу посмотреть на убийцу своего мужа. А потом сделать так, чтобы его арестовали и посадили.

Фёдор вздохнул, дверь открыл.

— Пошли, — говорит.

Мы вышли из тёмной коморки, вернулись в кабинет. Фёдор остановился посередине, будто что-то забыл и вспоминает:

— Сейчас, домой отвезу тебя.

— Не надо, спасибо, и так много уже сделал, — сказала с сарказмом, стоя у двери.

— Обиделась?

— На что? — посмотрела гордо.

— Зато мы выяснили, кто есть кто. И от этого уже будем плясать.

— Знаешь, Фёдор, это ты уже сам пляши, без меня. Я отказываюсь. К тебе всё равно кого-то пришлют. Они сказали, тебе сейчас всё равно, кого трахать.

— Так и сказали? — удивился как будто.

— Да, — я повернулась, — я могу идти?

Он кивнул, я вышла и толкнула дверь. Она захлопнулась, разорвав наши отношения навсегда.

Всё. Это конец.

Можно идти домой и ждать убийц.

-–

Вот, кажется, не мое собачье дело, а обидно. За нее обидно.

Раньше как, совсем в истории не вникал. Быстро, тихо, отжимали бизнеса. Когда по заказу, когда себе. Кого почикали помню, конечно. Есть грех.

В тюряге все замолить пытался. Помню, на третий год священника сменили, пришел на место отца Романа отец Елисей. Как-то слово за слово ненавязчиво так, в споре, донес он до меня некоторую неправильность моих жизненных суждений. Я долго упирался, доказывал его неправоту и особо не лез в ту церковь, что там делать грешнику. Но тихо, не нахрапом Елисей на многое мне тогда глаза открыл. Понял я это, только когда сказали — помер он. От чего, я так точно и не узнал. Вроде была у него какая-то застарелая нелеченая болячка. Но суть в том, что пошёл я, помолиться. Встал, помню перед образом и дал себе обещание — ни одной живой души не тронуть больше. Тогда я, как бы со стороны это понял, не в личном порядке, а вообще.

А тут, получается, как ни крути, дело не только Лилианы, оно и меня теперь касается. Потому чувствую, она только что вышла из кабинета, а я уже хочу, чтобы вернулась. Что за хрень, будто зависимость какая.

Сел за стол, достал сигарету, подкурил.

Несколько раз затянулся, а в мозгу работа кипит. Это что значит, получается, миллион дал, квартирку отстегнул, а теперь бойцов подсылает, чтобы мою бабу стращать. Они-то не знают, что баба — моя. Я ж её неофициально, во всеуслышание своей назначил. Походу думают, что она просто шлюха, которую я ебу.

Но Лилиана не шлюха. Нет, не шлюха… мотнул отрицательно головой, вспомнив, в каких шортиках она только что от меня ушла. Просто вкуса нет, это да. Малышка слегка перегибает с одёвкой То в одну, то в другую сторону. Удивляет своими образами разносторонними. То словно монашка нарядится, то вылитая шлюха. Как хочешь, так и понимай, кто она на самом деле. Придётся к хорошему вкусу приучать. А что, мне не лень, и времени до хрена. Но разговор сейчас не о том.

В дверь Лёха заглянул.

— Ну чё, едем?

— Едем, — я затушил бычок в пепельнице и встал с места.

— Он, наверное, не ждёт нас.

— Ты, если что, осторожнее там будь, смотри в оба.

— Обижаешь, босс.

Лёха — бывший десантник, морской пехотинец. Он как никто знает военную науку и если что, может справиться с тремя-четырьмя налётчиками. Ну, и я пару-тройку уложу, если, конечно, они не со стволами, а с ножичками. Мы парни не из серливых. Только кто сейчас с пером ходит? Эта романтика прошлая. Сейчас без ствола ты никто.

Идти в дом Платона второй раз не хочется, а надо. Прояснить малёха, что за цирк он тут устраивает. Кажется, решили, что он босс, я ни при делах. Подозреваю, не верит мне окончательно, думает, замышлять против него стану. Ссыкливый идиот.

Оно мне и на хер не всралось. Что я дебил, соваться к нему, с его до зубов вооруженными гориллами. Один Толян среди них, чего стоит.

Но идти придётся.

Сели с Лёхой в мой пикап. Поехали.

У дома Платона вышли, ждём, когда же нас заметят. Пять минут прошло, пока охранник вышел.

— По какому вопросу?

— По личному, — охренел я о такой церемонности.

— Вам назначено?

— Ты чё, охуел, давай пиздуй к боссу, скажи, брат пришел, поговорить хочет.

Тот недовольно скривился на меня и посмотрел, прямо скажем слегка невежливо, да даже и не слегка.

— Да, было время, — вздохнул Лёха, почти мне на ухо, — раньше он бы себе такого не позволил.

— Тихо. Мы люди цивильные, нам на их взгляды наплевать. Только прошу тебя, держи себя в руках.

— Само собой.

Ворота начали открываться. Въехали мы во двор. На крыльце никто не встречает. Вышли из машины. Поднялись по ступенькам. Входим в дом. Тихо, как в могиле. Прошли до гостиной. Платошка у окна стоит. Обернулся, как вошли.

— А, Федя, я тебя ждал.

— Интересно, а чего это ты меня ждал?

— Я же тебя знаю, ты спокойно жить не можешь, нормальная жизнь не для тебя, — палец в рот засунул, в зубах ковыряет. Манеры.

— С чего ты это взял? А я вот как раз нормально пожить хочу, так ты же не даёшь, всё каких-то уродов подсылаешь.

Он усмехнулся:

— Рассказала всё-таки.

— Ну, так под страхом смерти любой расскажет, пугнуть пришлось. Неужели ты думал, я вот так и буду, как дурачок, тебе на слово поверив, работать. У меня тоже не слишком большое к тебе доверие имеется.

— Тут мы с тобой солидарны, — он посмотрел на Лёху, который стоит всё это время чуть сзади, — можем мы поговорить откровенно, без свидетелей.

Лёха повернулся, открыл дверь и вышел.

Платон подошел к барной стойке, поставил два стакана, плеснул в них буквально на дно.

— Хочу поговорить с тобой как брат с братом.

— Ну, давай, — я подошел к стойке и сел на стул.

Платон взял бокал, выпил всё одним глотком.

— Э-э-э, — дернул головой, — хорошая штука, — указал на бутылку.

Я потянулся, взял бокал, ну, что, можно и выпить глоток, для связки слов. Хлопнул, в горло влил, проглотил обжигающий напиток, даже не скривился.

— Я, Федя, вот что думаю, — всё ещё кривится Платон, — ты ведь недолго будешь жить вот так, честно. Скоро начнёшь озираться, по сторонам смотреть. Жадность-то в тебе не померла ещё, желание власти, желание держать город в страхе, ну, как раньше, — улыбнулся он, моё прошлое вспоминая за меня.

В ответ я только мотнул головой.

— Ошибаешься. Завязал я. А тюрьме ещё решил — баста. Не нужно мне это. Если бы ты хоть раз меня проведал, а не свои подачки присылал, понял бы, другой я теперь человек, братишка.

— А я вот не верю тебе, — ухмыльнулся он.

— Ну, это уже твоя личная паранойя. Сам с ней и живи, а меня не трогай и Лилиану не трогай.

— Стриптизёршу, что ли?

— Именно её. Чижову Лилиану, мужа которой ты шлёпнул и мебельный бизнес отжал.

— Так это у неё… — он удивлённо приподнял брови, — ну, извини, работа у меня такая, отжимать, забирать и управлять.

— Да я же не против, работай, только ко мне не лезь. Тогда я не буду лезть к тебе.

— О как? — насмешливо губой дёрнул.

— А что ты думал, я под твоими камерами буду жить? Чтобы ты каждый мой шаг записывал в блокнотик.

Платон вздохнул.

— Ну, что поделать, не верю я тебе, Федя, ну, не верю.

— Чего не шлёпнуть тогда? Вот большую проблему и решишь.

— Не могу. Брат ты. Совесть не позволяет.

— Совесть? — удивлённо приподнял я брови.

— Да, она, сука, только в этом случае и не позволяет. Понимаешь. Любого могу отдать приказ завалить, а тебя не могу.

— Спасибо за такое откровенное признание. Только ты, Платон, от меня тоже признание получи, раз уже у нас братский, можно сказать, разговор вышел. Я живу нормальной жизнью. Вышел из тюрьмы. Мне проблемы с законом ни к чему. Хочешь верь, хочешь не верь, но это правда.

— Я-то тебе верю, но… не знаю, короче. Ладно, скажу бойцам, чтобы не трогали твою кралю.

— Вот это спасибо, — глянул на него, он сидит, улыбается.

И что-то улыбка его расплываться стала в оскал какой-то волчий.

Я моргнул, открываю глаза, теперь ещё хуже. Два Платона.

— Что за… херня? — ладонью по лицу провел и смотрю… ладони две, — сука.

— Давай, Федя, увидимся, может ещё, — говорит Платон, встаёт и исчезает.

Я на стойке поник как-то. Гулко в голове отдаются чьи-то шаги. И совершенно четко ощущаю укол в шею, ну, а за ним темнота. Только почувствовал, как грузно свалился на пол. Глаза приоткрыл в щёлки, стоит надо мной человек. Не Платон… и улыбается. Зубы белые, белые, а лицо вроде незнакомое… Что ещё за хуйня?