Хохот Демиурга. Плаха и Веха

Максим Шешкаускас, 2018

«Нужно больше секса, насилия, воспевания человеческих пороков – искусство не нужно – новое искусство – искусственное потакание запросам!» Веха начинает воплощать свой маниакальный план по истреблению писателей, так как считает, что они туманят разум. Плаха бросает все, чтобы написать свой первый роман. Чем болен Бог, нашептывающий Вехе подсказки? В каком эксперименте принял участие Плаха? В покрытом гигантскими щупальцами Петербурге героев ждет роковая встреча. Содержит нецензурную брань.

Плаха 1. Лопнувший пузырь

Завершен очередной телефонный разговор.

Спираль прикуривателя касается кончика сигареты, они сливаются в мимолетном пламенном поцелуе. Тихое шипение тлеющего табака при затяге. Пропущенный через лёгкие дым уходит в приоткрытое окно.

Автомобиль медленно продвигается вперёд — стоят все ряды, кольцо сомкнулось. Пешком было бы быстрее.

Тридцать тысяч рублей плюс проценты от прибыли. Уют, комфортабельные условия труда, многочисленные приятели…

Сцепление, тормоз, нейтральная скорость. Никакого движения вперёд. Затор на дороге…

Как и в жизни — рутинная работа, рутинные встречи с приятелями, которых когда-то называл друзьями. Любовь давно прошла, встречи не доставляют удовольствия, осталась рутина… И с друзьями встречи могут превратиться в рутинные — когда всё вокруг кажется тягучим гудроном, уже ни в чем нельзя найти спасительный островок — всё кажется повторяющимся, давно надоевшим дежавю. Дом как место заночевать. И извечный вопрос — жив ли я до сих пор?

Мёртв давно, пожалуй. Ходячий мертвец, изо дня в день автоматизированно передвигающийся по замкнутой кривой, проведенной через десяток точек в плоскости Москвы. Мертвец, изо дня в день начинающий и заканчивающий маршрут в койке, стоящей на бетонной панели между перекрытиями второго и четвертого этажей. И точки своей ежедневной замкнутой кривой, как и большинство москвичей, проложил я сам, даже не выбираясь из анабиоза. Город забит пульсирующими интенсивностью мертвецами, желающими доказать, что они по-прежнему живы…

А если живы, то для чего? Смысл существования, если полагать, что он есть — в созидании, в творчестве — создании нового из ничего, продолжая дело, начатое Богом, чихнувшим Большим Взрывом и рассеявшим пыльцу галактик по Вселенной.

Сколько рабочих звонков в день принимаю? А делаю сам?

Сцепление, тормоз, нейтральная скорость… Нужно было брать коробку автомат.

Моросит дождь, раздражающе скрипят дворники — включаю радио. Приевшиеся голоса ведущих:

— Вот, говорят, Господь наш померещился очередному чудику. Который это по счёту?

— Кажется, уже четвёртый в Москве… Но, может, не стоит так, всё-таки?

— Как так?

— «Померещился». Не боишься испытать на себе праведный гнев Господа Всемогущего?

— Умоляю… — ведущий думает над произнесённым и смеется, — Бог, как известно, уже давно мертв, человек — свободен.

— Да-да, свободен и может разойтись… Но всё же — уже четверо заявивших, что сам Бог с ними разговаривал, и это только за прошедшую неделю. Многовато, не находишь?

— Весна, друг. А почему свихнувшиеся вспомнили о Боге? Элементарно — слишком много истерии последнее время вокруг темы веры и религии.

— Но всё-таки, если предположить…

— Предположить что? Давай-ка вспомним, какой разговор состоялся у нашего последнего чудика с Господом?

— Господь сказал ему построить храм. По-моему, вполне нормальное со стороны Бога требование…

— Ты видел эскиз этого храма?

— Ну а что — аккуратная такая пирамидка — как раз на место сдутой пойдет.

— Хорошо, ну а до этого? Что Боженька предложил сделать остальным троим? Одному бросить семью и уйти в монастырь, другому подготовиться к концу света, и моя любимая рекомендация, внимание — «перебить всех понаехавших»…

— Н-да… Но тут, может, надо просто отделять зерна от плевел? А вот как тебе весть из Петербурга, например?

— Что за весть, ну-ка, ну-ка?

— Как же, неужели не слышал? Речь идёт о некоем полицейском, о полицейском-экстрасенсе, так будет вернее… Который распутывает сложные дела благодаря голосу, нисходящему на него свыше.

Выключаю радио. Сцепление, тормоз, нейтральная скорость… Всё, что остаётся — это стоя в заторе слушать бредни, позволяющие мертвецам ощутить подобие жизни. Вот оно — идеальное занятие скоротать часы. Скоротать часы за чужими бреднями, чтобы самому по возможности меньше думать… Чтобы меньше думать, что жизнь проходит мимо. Мимо меня, чёрт побери… Чтобы совсем об этом не думать!

Создавать новое из ничего. Способен ли я на подобное или уже впитал такое количество яда, что давно окоченел и умер? Есть ли во мне остатки души, способной на творчество? Хоть на что-нибудь? Пусть посеять семечко, из которого когда-то прорастёт дерево! Не разменял ли я ещё всего себя на билетики на чертово колесо?

Телефонный звонок — постоянный клиент. Лояльный клиент многое стерпит — на звонок не отвечаю…

Не разменял ли я душу на проездные билетики на колесо, производящее ничто. На пустое катание сквозь приевшуюся панораму.

Вдалеке от земли к небу тянется тонкий чёрный объект, должно быть, запустили спутник или что-то такое…

Чувствую, как недовольство разрастается внутри чёрным пузырём, чтобы лопнуть. Лопнуть и чёрными едкими брызгами заляпать всё вокруг — въесться в предметы и людей. Заставить всё вокруг ненавидеть.

На что сгодились бы остатки меня, реши я прекратить размениваться на билетики? Что нового я мог бы принести миру? На какую работу сгодится атрофированное городом тело? Нужны ли Вселенной мои навыки успешного продавца, ведь, кажется, я ничего не умею, кроме как продавать ненужные блестяшки соседям с карусели в дополнение к билетикам… От меня самого остались лишь злобные мысли. А что если изобразить свои мысли на бумаге? Что если долго скрести, в глубине себя я обнаружу что-то по-настоящему стоящее? Но сперва надо избавиться от злобы… Так когда же начать? Начну ли когда-то?

Приходит СМС от друга-приятеля: «вечером в баре, как всегда?»

Как всегда… Встреча мертвецов, цепляющихся за соломинку (в нашем случае за соломинку в коктейле). Попытка наполнить лёгкие воздухом, которые, увы, давно отдают мертвечиной…

Сцепление, тормоз, нейтральная скорость.

Сейчас или никогда.

Вспышка, и я вижу брызги лопнувшего пузыря на передней панели, на лобовом стекле, на стоящих в пробке автомобилях, на заткнувшихся ведущих проклятого радио, на их голосах. Вижу брызги на радиоволнах, передающих телефонную связь, на уюте и приятелях. Даже деньги теперь будет противно держать в руке — так как они все заляпаны чёрными смолистыми пятнами…

Чувствую, будто что-то выстрелило внутри. И, может, я ещё не решил окончательно, может, не понял, что и как хочу сделать, но отступить от того, что произойдёт, я уже не смогу…

Сигнал правого поворотника, перестраиваюсь к обочине. Включаю аварийный сигнал — дальше пешком!

Звонит телефон, номер неизвестен. На порыве, вызванном автоматизированным рефлексом, отвечаю:

— Виктор, слушаю вас.

— От себя не уйдёшь, Плаха… — скрипучий голос на том конце.

— Не понял вас, повторите.

В трубке молчание.

— Вы на какой номер звоните? Возможно, не туда попали.

— От себя не уйдёшь, — продолжает скрипучий голос, который сложно описать из-за шипения в трубке, — ты умрёшь, Плаха, и с этим уже ничего не поделать…

Кладу трубку. Сбрендивший тип или пранкер, что одно и то же. Так пусть он захлебнётся в чёрной жиже моего лопнувшего пузыря недовольства.

Дальше пешком. Свежим мыслям нужны свежие впечатления, никогда не прогуливался по МКАДу.

Дотлевший окурок о борт пепельницы.