Базис. Украина и геополитика

Лютик Бухлов, 2021

Книга о геополитике, ее влиянии на историю и сегодняшнем месте Украины на мировой геополитической карте.

2. Краткий исторический экскурс. Мэхэн, Маккиндер, Хаусхофер, Спикмэн, Бжезинский

Обычным людям далек смысл геополитики как науки. Они заняты вопросами личного выживания или улучшений условий своей жизни. Для более глубокого понимания вопроса необходимо длительное и системное ортодоксальное образование, чего они не могут себе позволить в силу экономических и житейских проблем. Лишь доля процента от всего населения усматривает то огромное влияние, которое оказывает геополитика на абсолютно все стороны жизни конкретного человека. Даже многие политики и элиты воспринимают геополитику интуитивно, когда упираются в непреодолимые вопросы географии, транспортных коммуникаций, смысла изоляции и коммуникации, технологической проблемы геополитики в скорости коммуникаций с должной массой и объемом.

Было смешно наблюдать потуги украинских политиков в создании транспортного коридора между Украиной и Китаем в условиях 2015–2016 годов, когда с помпой запускали поезд «Нового шелкового пути» в обход России. К сожалению, это обычная безграмотность, о чем я тогда и писал. Безграмотность с точки зрения геополитики, порождающая бессмысленность и убытки. Или построение А. Яценюком стен с Россией или Д. Трампом с Мексикой. С точки зрения геополитики такие проекты абсолютно бессмысленны. Когда смотришь на подобное, хочется думать, что люди, затевающие их, просто хотели лично обогатиться и отмыть деньги. Потому как в ином случае организаторы этих проектов как минимум малообразованные. Что говорить уже о простых людях, которые интуитивно чувствуют закономерности, влияющие на жизнь их государств и их самих, но не понимающие основ геополитики? Им приходится выдумывать и верить в теории заговоров, тайное мировое правительство, «злобных алчных евреев» или прочих народов в примитивных националистических и расистских противостояниях. Они не понимают, как география и климат окружающего мира влияют на их жизнь, жизнь целых государств, народов и рас, почему политики часто вынуждены принимать определённые решения, предрасположенные географией планеты. Они не понимают, почему решения элит, которые идут против географии планеты, против закономерностей геополитики, не удаются, проваливаются, загоняют их в самоуничтожение, и относят такое к «злым козням врагов», «злобным соседям» и природной «глупости народов и рас». Они не понимают, почему чернокожие в Африке тысячелетиями развивались именно в таком историческом ключе, а белые в Европе достигли другого уровня в цивилизации. Они не понимают, почему разные народы достигли разных уровней развития своих государств. Почему некоторые государства канули в Лету. Обычные люди не улавливают геополитической логической причинно-следственной связи в исторических процессах. Они крайне недооценивают влияние географии, климата и производных геополитических факторов на историю и современность. У них всё просто и категорично, часто как у булгаковского Шарикова: «взять и поделить», «белое и черное», — примитивизмы, возведенные в гиперболы. Такие суждения загоняют людей в еще большую темноту, а отрезвление бывает очень болезненным и иногда невозможным. Они сутками могут рассуждать о политике и политиках, но ни разу не упомянут основу, которая лежит в геополитических причинно-следственных связях исторического процесса. В то время как геополитике как науке уже более 100 лет. И все их рассуждения являются примитивным чувственным восприятием со значительными провалами в знании истории и полным отсутствием геополитических причинно-следственных связей в историческом процессе. И это касается не только обычных людей, но и многих дипломированных преподавателей, представителей политических элит. Прямо какое-то мракобесие, ведущее к суицидальным устремлениям, самопроизводный горький катаклизм, который заставляет лишь вследствие тяжелых ушибов и переломов временно учиться на собственных ошибках.

Между тем есть множество трудов по геополитике, которые представляют разные взгляды, разные школы, но в целом определяют основные тенденции, базисные причинно-следственные связи влияния геополитики на исторический процесс, на развитие государств и территорий. Они преподносят разные углубленные и специфические точки зрения, но в целом, в основных идеях и доктринах, они едины. Ни один человек, профессионально изучающий геополитику, не сможет отрицать того факта, что география, географические физические объекты, суша, моря, горы, реки и т. д. влияют на исторический процесс развития той или иной территории мира. И не просто влияют, но предрасполагают к именно определенному развитию, к определенным взаимосвязям, тенденциям в причинах и следствиях.

Задача моего опуса — это не научный труд по геополитике, а формирование шпаргалки, более или менее простой и понятной обычному человеку. Моя цель обратить внимание на геополитические факторы, которые в целом влияют на мировую политику и экономику, провести параллели и вывести причинно-следственные связи этого мирового влияния на территорию моей родины — современной Украины. Моя цель заинтересовать геополитикой обычного человека. Подвести его к тому, чтобы он учитывал в своих взглядах и суждениях огромное влияние геополитических факторов в надежде на то, что это углубит его знания и улучшит этим его жизнь. Даст возможность избежать опрометчивых решений и суждений, отведет хоть немного в сторону от царящего популизма. Заставит задуматься о социальной жизни в более широком аспекте.

Прародителями геополитики можно назвать знаменитых политиков всех времен и народов. Вот как громко звучит фраза! (шутка). Рамзес Великий, Александр Македонский, Цинь Шихуанди, Марк Порций Катон Старший, Гай Юлий Цезарь, Август, Траян, Диоклетиан, Константин Великий, Аттила, Карл Великий, Вильгельм Завоеватель, Владимир, Чингисхан, Тамерлан, Витовт, Ягайло, Генрих VIII, Иван Грозный, Елизавета I, Вильгельм I Оранский, Кромвель, Людовик XIV, Петр Великий, Наполеон, Уильям Питт, Бисмарк, Виктория, Сталин, Гитлер, Франклин Делано Рузвельт, а также их советники и ученые, вроде Аристотеля у Македонского, Збигнева Олесницкого у Ягайла или Феофана Прокоповича у Петра, — все они стояли у истоков геополитики. Из новейшей истории примеры приводить не буду, дабы избежать бессмысленных политических аллюзий.

Все указанные личности достигли успеха, потому как шли параллельно или за геополитическими вызовами и учитывали в развитии своих государств географические основы политики. Не будем вдаваться в их политические (идеологические) методики с точки зрения морали. Но Рамзес Великий строил доминирование Древнего Египта вокруг его основы Нила. Македонский очертил размеры своего государства географическими объектами, береговыми линиями, горами, реками. Цинь Шихуанди объединил земледельческие культуры бассейнов рек Янцзы и Хуанхэ и заложил основы Китая.

Катон вообще единственный раз в истории объединил морскую и сухопутную составляющую геополитики при уничтожении Карфагена и заложил почти тысячелетнюю основу Римской империи в отдельно взятом регионе. Цезарь присоединил разрозненную Галлию в ее географических границах. Август геополитически закрепил достижения как Катона, так и Цезаря, развивая их, а Траян достиг максимального могущества. Диоклетиан принял новые геополитические вызовы, устранил фикцию и ввел тетрархию в управлении на расширенных коммуникациях. Константин Великий юридически перезагрузил, узаконил существовавшую де-факто новую идеологическую религиозную парадигму, сменив язычество на христианство, чем стабилизировал развитие локального социума и предрасположил его дальнейшее развитие на тысячелетие.

Аттила — это вспышка государства гуннов, предвестник Чингисхана, своего рода демонстратор геополитической мощи степей и равнин Евразии в историческом периоде великого переселения народов. Мощи того, что в будущем геополитиками будет называться Хартлендом.

Карл Великий (747–814) создал образ объединенной Европы в новых геополитических условиях. Вильгельм Завоеватель, по сути, создал основу-государство на острове Великобритания, из которого в дальнейшем вырастет мощнейшая морская держава, превратившаяся в величайшую империю всех времен и народов.

Князь Владимир Святославович (958–1015) — аналог Константина Великого, сменившего религиозную парадигму. Также он идеологически закрепил формирование государства в геополитическом смысле на всем протяжении лесной и земледельческой зоны равнинной, восточной Европы — от Западного Буга до Волжской Булгарии, контролируя все ветки пути из «варяг в греки».

Чингисхан (1155–1227) стал основателем государства кочевого типа цивилизации на всей протяженности равнины, Дикой степи Евразии от Карпат до Китая и всей сопредельной с ней территории, объединив кочевников. Тамерлан — это более цивилизованный аналог Чингисхана, который окультурил кочевников и показал смысл единения геополитической мощи степей с культурным и технологическим развитием цивилизации, с ее идеологической наполняющей.

Витовт (1350–1430) — аналог князя Владимира, только в Великом княжестве Литовском воспользовался внутренними противоречиями Дикой степи, в Орде и развил государственность на окраине степи.

Ягайло (1350–1434), двоюродный брат Витовта, основатель династии Ягеллонов в Польше, политически переиграл Витовта в борьбе за центр влияния государственного образования на окраине степи на фоне политической разрозненности в Орде. Хотя здесь больше заслуг его советника Збигнева Олесницкого, который де-факто заложил основы будущей Речи Посполитой. Кстати, роль Збигнева Олесницкого в польской государственности незаслуженно слабо освещена и популяризирована в историографии Польши. Считаю, что именно Збигневу Олесницкому поляки более всего должны быть благодарны как единый народ в своей государственности. Именно он создал Ягайло, Ягеллонов, вывел их в первенство над Гедиминовичами, а также Длугоша с его государственно-образующим историческим наследием, определил геополитические направления опор Польши между Балтикой и Карпатами, союза и поглощения Великого княжества Литовского как буфера перед геополитической мощью географической составляющей восточной части Евразии, что в дальнейшем служило основой Речи Посполитой до того момента, пока эта мощь стала непреодолимой. Опять же субъективное мнение, но Збигнев Олесницкий по своей значимости — более значимая и крупная фигура для Польши, чем тот же Ян III Собеский или Ю. Пилсудский. Ну да ладно.

Генрих VIII (1491–1547) в рамках государства-острова юридически узаконил английскую реформацию, отделив англиканскую церковь от католической, наполнив геополитическую составляющую идеологической. При нем у элит Англии начала формироваться национальная идея. Подчеркиваю, именно только у элит, а не у всего остального населения. Не потому, что он был первым прообразом националиста, пылко любящего свою землю, а оттого, что выгодно использовал в личных целях идеи обособления государства на острове от остального католического мира. Своего рода католический коллаборационист. Но эти идеи обособления острова-государства позже впитают необходимость использовать море как инструмент не только защиты, но и коммуникации. Будет показан обособленному государству на острове смысл изоляции и коммуникации в будущей геополитике. Идеи перерастут в морскую силу при Елизавете I, которая переняла опыт голландцев в морской торговле и включилась в борьбу за морские коммуникации с Испанией. Море стало не просто защитой острова Великобритания, но и его главным доходом от торговых коммуникаций. И именно на основе этого позже будет создана величайшая в мире Британская империя, возникшая с острова и правильно сделавшая акцент на своем выгодном геополитическом морском положении.

Иван Грозный (1530–1584), используя геополитический фактор открытых пространств и равнин, Волжского торгового пути, подчинил и поглотил Казанское ханство, ослабевшее также в силу геополитических причин: переворота сухопутной парадигмы на морскую, ослабевания сил поддерживающих его кочевников евразийской Дикой степи из-за потери северной ветви Шелкового пути, глубокой изоляции от товарных потоков, политической раздробленности между ордами-улусами. По сути, в конце своего существования Казанское ханство контролировало лишь небольшую часть товарного потока по части течения р. Волги, и то оспариваемую Московией. Установив контроль над Казанью, Иван Грозный предопределил дальнейшее поглощение малолюдных просторов Сибири и Дальнего Востока вплоть до географических, геополитических ограничителей, идущих по линии гор Алтая и степных пустошей Монголии, переходящих в пустыню Гоби. Также он пытался «прорубить окно в Европу» в Ливонской войне, интуитивно понимая необходимость логического завершения торговых путей портом на Балтике. Но те же, прежде всего, геополитические причины не дали возможности этого осуществить. Какие? Растянутость сухопутных коммуникаций и технологическая неспособность их преодолевать в сравнении с более уже тогда быстрыми морскими коммуникациями Швеции на Балтике. Снабжение армии тех времен по грунтовым дорогам более длительное и растянутое, чем передвижение кораблей по относительно спокойной Балтике. От Москвы до Нарвы 820 км, от Москвы до Пскова — 730 км, а от Стокгольма до Нарвы — 640 км, от Стокгольма до Пскова — 740. Причем 430 км из них по этим направлениям проходят по более быстроходному тогда морю до Ревеля (Таллин). Не говорим уже про кинематографическую «Кемскую волость» Ивана Васильевича (шутка).

Вильгельм I Оранский (1533–1584) — это первый лидер буржуазной революции в Нидерландах (1566–1648). Очень значимое событие в истории, которое либерализировало морскую торговлю, переведя ее из-под жесткого контроля испанских королей в плоскость более экономическую. И в основе этого лежит именно геополитических фактор месторасположения Нидерландов на побережье континентальной Европы. Они первыми начали вести морскую торговлю, исходя, прежде всего, из экономических принципов. Именно у них этому научились англичане, позже перетянув морскую силу на свой бо́льший и более выгодный остров. Именно с Нидерландами англичане одолели Испанию, закрепив за собой первичное право «владычицы морей». И всё это геополитика и развитие государства по параллельной с ней стезе. Голландская Ост-Индская компания, как и Британская Ост-Индская компания, стали первыми в мире мегакорпорациями со своими армиями, флотом, колониями, вывозом ресурсов и начальным, почти научным подходом к геополитике, размещая свои форпосты в самых выгодных для морских коммуникаций географических местах. Нидерланды выросли из Ганзейского союза на Балтике в центр, замыкая на себе европейские, балтийские и океанские коммуникации новых открытых колоний. Яркий геополитический пример развития исторического процесса в конкретный период.

Кромвель (1599–1658) положил конец морскому владычеству Голландии, кстати, буквально еще недавно своему союзнику в сохранявшемся противостоянии с Испанией. Это произошло по результатам первой англо-голландской войны (1652–1654), окончившейся выгоднейшим для Англии Вестминстерским мирным договором как новой «владычицы морей». С политической точки зрения Кромвель стал Вильгельмом Оранским и возглавил английскую буржуазную революцию (1640–1660), также либерализировав торговлю, повторив опыт Нидерландов. Англия как большая морская геополитическая держава перетянула влияние морской силы изоляции и коммуникации с меньшей Голландии. И тут играют первейшую роль геополитические факторы географии. Остров Великобритания крупнее, чем Голландия. Там больше ресурсов и населения. Он имеет более значительные геополитические опоры на береговую линию, чем та же Голландия с ее растянутой сухопутной континентальной границей, затапливаемой местностью. Находится в более выгодном относительно Голландии географическом месторасположении. Англичанам, как голландцам, не надо проплывать через Ла-Манш или вокруг Великобритании, чтобы выйти на океанский оперативный простор и т. д. Это геополитика и ее пример работы в конкретном историческом моменте развития технологий. А что такое технологии? Это эволюция, которую можно лишь иногда приостановить, но она все равно найдет выход наружу, исходя из тех же геополитических факторов.

Людовик XIV (1638–1715) завершил формирование Франции в ее географических геополитических, то есть ограниченных географией, границах (Пиренеи, Альпы, Атлантическая береговая линия), создав одно из первых культуролизированных сухопутных государств в Европе.

Его потуги в глобальном смысле изначально были обречены на провал, хотя во многом сперва были успешны. Прежде всего, из-за того, что остров Великобритания занимает более выгодное географическое положение, более защищенное, более опорное, более коммуникативное относительно моря, чем континентальная Франция, которой необходимо концертировать силы на открытых участках сухопутных границ в противостоянии с соседями. Это первый яркий пример в Новой истории создания культурного сухопутного государства. А также первый пример в истории того, что потуги непредрасположенных к морской силе территорий со временем сойдут на нет в соперничестве с морскими державами в период доминирования морской парадигмы. Доказательство этого, доказательство непреодолимой силы коммуникаций моря над сушей при парадигме моря мы увидим уже при Наполеоне. Да, Франция приобрела значительные колонии, но потом был откат. Можно назвать это временным и успешным экономическим и геополитическим периодом в истории этой страны, но ровно до того момента, пока окончательно не усилилась Великобритания и вновь не доказала свое право быть «владычицей морей».

Петр Великий (1672–1725) бросил все силы государства на то, чего не удалось Ивану Грозному — заимел морской порт на Балтике. Этим он прорубил «окно в Европу», через которое хлынули огромные ресурсы Евразии, на основе которых произошли дальнейшие расширения уже не Московии, а Российской империи.

Все, кто был после Петра, хоть иногда и с ошибками, продвигались к установленным геополитикой географическим объектам-опорам Евразийской геополитической платформы: к Карпатам на Западе, Крыму и береговой линии Черного моря, Кавказу и за него (из-за мощи сухопутной территории и слабости исламского мира, лишенного глобальной морской торговли), до глубин Средней Азии, упирающихся в хр. Копетдаг, горные системы Памира и вплоть до пустыни Гоби и Дальнего Востока. Были потуги до Калифорнии, но и здесь же сыграл географический фактор растянутости коммуникаций, недостаточная технологичность во времени их преодоления. Например, Тихого океана под условиями и давлением Крымской войны. А ведь что такое Северная Америка в эпоху постгеографических открытий? Это набор колоний Испании, Нидерландов, Франции, Великобритании и России. Но об этом далее.

Наполеон (1769–1821) — это первый объединитель Европы в Новом времени. На фоне почти аналогичных Нидерландской и Английской революций, но более радикальной Французской революции в континентальной Европе вспыхнула звезда Франции, территория, первичные ресурсы и население которой больше, чем у двух названных государств. Кстати, последовательность развития революций, либерализма, национализма, технологий, экономики также подвержена геополитике и ее географическому, климатическому, меньшим по уровню остальным принципам в понимании изоляции и коммуникации. Наполеон попытался создать объединенное европейское государство от России до Атлантики. И именно геополитика не дала ему этого сделать. Во-первых, это был период доминирования морской парадигмы, а он проиграл и не мог по большому счету его выиграть, если бы не какой-нибудь случай в Трафальгарском сражении. И, как уже говорилось выше, центр Лондона помнит эту фиксацию Великобритании как уже «империи владычицы морей». Во-вторых, ему не удалось перетянуть Россию и Александра I на свою сторону, а Великобритания приложила максимальное количество усилий к этой неудаче. Соответственно, при доминировании Великобритании на море и протяженной, невозможной к контролю границе на суше с Российской империей Наполеону не удалось экономически удержать Континентальную блокаду Европы. Не удалось создать сбалансированную, самодостаточную экономику из-за более дешевых конечных и колониальных товаров Великобритании и России. И это создало громадный ресурсный провал. Военное поражение из-за растянутых коммуникаций в России, тогдашней технологической невозможности их преодоления, отсутствие в сравнении с противником восполняемости ресурсов завершило дело падения наполеоновской Франции. Ни фактор человеческого гения, ни новый буржуазный взлет Франции, ни национализм (о нем позже), ни почти все выигранные 60 сухопутных сражений не перевесили геополитический фактор, предопределивший поражение. Кстати, кому интересна Наполеоновская Франция, Наполеон, Континентальная блокада, лучшие, по моему мнению, фактические оценки и анализ даны в работах академика Е. Тарле. Заслуживают внимания также работы великого князя Николая Михайловича, имевшего доступ к архивам, об Александре I. Именно из Континентальной блокады выросли дальнейшие идеи «санкций» современного нам мира в их изоляционном и коммуникативном смысле. Наполеоновские войны распространили национализм по Европе, которого раньше в принципе на этих территориях не было. Наполеоновские войны показали главную проблему сухопутной парадигмы и доминирование над ней морской — скорость коммуникаций, смысл влияния изоляции и коммуникации, необходимость технологического преодоления этой проблемы на суше. Также фактом стало то, что для преодоления морской силы в тогдашних технологиях необходимо значительно бо́льшее количество ресурсов. С точки зрения России наполеоновские войны показали четкое доминирование буржуазной, либеральной экономики над абсолютистской со всеми исходящими проблемами и факторами. Потому как монарх России Александр Первый, превозносимый еще 1814 году победителем Наполеона и освободителем от «узурпатора» по всей Европе, кроме Франции, конечно, по результатам Венского Конгресса 1815 года де-факто не получил ничего, по сравнению с остальными «спасенными» и особенно Великобритании. «Прагматичность» победила «благородство»! И уже в 1817 году в Великобритании вышла книга сэра Роберта Томаса Вильсона «Очерк военной и политической власти в России: в 1817 году»^[2], военного атташе Великобритании в штабе Кутузова. Книга становится политическим бестселлером в Великобритании и на столетие прогнозирует роль России как главного соперника. Кроме того, издание определяет риски Великобритании от России в Центральной Азии и угрозу Индии — колониального бриллианта в короне Британской империи. По разным оценкам, ВВП этой колонии, куда входили современные Пакистан, Индия и Бирма, составляло свыше 20 % от мирового ВВП. И Британия посредством Ост-Индской компании проводила жесточайшую выкачку ресурсов из этих территорий, несмотря на многие кровопролитные восстания и войны.

Книга Роберта Вильсона, как «Фултонская речь» У. Черчилля 1946 года, демонстрирует яркую прагматичность Великобритании в достижении целей мирового доминирования, несмотря на различные «дружбы» и «союзы».

Аксиома Британской внешней политики, наследником которой сегодня являются США, говорит о том, что уничтожать необходимо их главного и второго после них конкурента посредством рук третьего по мощи и остальных союзников. При том если третий становится вторым и главным конкурентом, значит он автоматически превращается во врага. Но об этом позже. Прагматичность!

Об этом забыл Александр I в своих отношениях с Наполеоном и континентальной Францией. И если бы Российская империя не была бы так геополитически изолирована в огромных сухопутных коммуникациях и была с соответствующей более демократичной формой правления, ему бы напомнили о прагматичности. Но у него сыграла личная обида на Наполеона по поводу ответа на его гневное письмо из-за расстрела принца крови Франции, по сути, равного Александру I, герцога Энгиенского в Венсенском лесу. Ответ Наполеона прогремел на всю Европу. В нем он намекнул Александру I, что его отец и его предшественник Павел I скончался от «апоплексического удара табакеркой в висок» при поддержке заговора дипломатами Великобритании. Это выглядело очень некрасиво с точки зрения сына по отношению к отцу. Сына и абсолютного монарха, который не привык к таким вольным речам. Он же не в парламенте Лондона. Это вызвало личную жгучую ненависть Александра I к Наполеону, о чем последний потом очень сожалел. Отсутствие прагматичности у Александра I затмило все геополитические выгоды и толкнуло его в объятие субсидий и союза Великобритании. Но даже этот сугубо человеческий фактор тонко пронизан влиянием геополитики в том, что такое бы не могло случиться в либеральном обществе, где решения принимаются более прагматично. Прагматизм более присущ буржуазному, чем абсолютистскому. А на формы правления очень влияет фактор коммуникаций, их протяженности и доступа к информации. Вспомним очередность революций при морской парадигме до появления интернета — чем ближе к портам столица, тем быстрее обмен информации и всё исходящее далее. Если бы состоялся полноценный союз России и Наполеона, история пошла бы по другому пути. Но эта же история не терпит сослагательных наклонений и всяких «бы», хотя можно пофантазировать. Потому как эта же история созидается на базисе геополитики, которая влияет даже на, казалось бы, очень личные отношения и взаимосвязи.

Уильям Питт Младший (1759–1806) — кардинально новый тип политика, взросшего на английском парламентаризме. Это прообраз современных политиков в странах либеральной демократии, а также последних ста лет ее развития. Денди и, как сегодня принято говорить, «мажор». С абсолютно изолированной чувственностью и подчиняющийся исключительно вопросам прагматизма в политике, действующий в стезе геополитики. Человек, которому плюнь в лицо. И если это будет необходимо с политической точки зрения, он ответит, что это «божья роса». Исключительная прагматичность и отдаленность от личного чувственного восприятия морали. Когда будет выгодно политически, он пожалеет, посочувствует и поддержит. Когда возникнет новая политическая необходимость, он уничтожит. Это совершенно не значит, что человек плохой, бесчувственный и лишенный морали. Уильям Питт Младший очень переживал и умер в 46 лет от алкоголизма. Его главная идея — исключительный политический прагматизм на основе стержня выгод геополитики. Исключительная политическая прагматичность дает возможность принять решение в конкретный момент времени и подыграть, усилить геополитический аспект влияния. Когда надо, он «дружил» с Наполеоном, расчищая его руками препятствия и приобретая возможности. В нужное время начинал воевать. Что-то на подобие «Странной войны» 1940 года Великобритании с Гитлером, больше похожей на заигрывание обиженных влюбленных в надежде на предрасполагающий во времени геополитический фактор, когда Гитлер вынужден был развернуться и осуществить не операцию «Морской Лев», а операцию «Барбаросса». У Уильяма Питта вы найдете много общего и с Черчиллем, и с Рузвельтом и даже с Обамой или Байденом. Исключительная политическая прагматичность и «ничего личного».

Именно посредством её он создал задел для победы над Наполеоном, опершись именно на геополитический фактор. Пусть на континенте Наполеон сражается с такими противниками, как он, ослабляя друг друга, Великобритания активно включится позже, с новыми силами. А пока главная задача — доминирование на море. Трафальгарское сражение — и доминирование сохранено. Союзникам Великобритания поможет деньгами и допуском к трансферу по морским коммуникациям с выгодами торговли. Это принесет бонус в виде экономических выгод союзникам от контрабанды на Наполеоновский континент и ослабит контролируемую им экономику. Как только наполеоновская экономика ослабнет и он потеряет значительную часть ресурсов в войнах с «союзниками», тут и появятся свежие, но уже подготовленные на дальних коммуникациях, вроде испанского театра военных действий, войска Великобритании. Такова упрощенная идея Питта вкратце, но суть ее в использовании морской силы, изоляции острова Великобритания, отъема французских колоний, скрытых поставок контрабандных более дешевых колониальных товаров в наполеоновскую Европу и чисто политического ожидания недовольства местным населением захватов Наполеоном их земель — факторов изоляции и коммуникации. Ведь недовольство немцев, разочарование поляков в Наполеоне усложнило коммуникацию его войск в России. А восстание в Испании и напряжение в других местах значительно снижало концентрацию на главных направлениях. Наполеон тоже учитывал геополитический фактор. Нуждаясь в ресурсах и понимая, что не сможет контролировать некоторые огромные колонии на периферии, он совершил Луизианскую сделку (1803 г.), согласно которой в результате получил 8,8 млн долларов и продал США, буквально 20 лет назад приобрётших независимость (1783 г.), Луизиану с остальными вышележащими французскими землями. А это почти треть нынешних США. Вследствие сделки он получил финансовый ресурс, потому как после Трафальгарского сражения (1805 г.) не получил бы уже ничего, усилил Соединенные Штаты, которые еще 20 лет назад вели войну за независимость против Великобритании (1775–1783).

Но фактор морской силы превозмог даже гений Наполеона. И этот фактор подчеркнула и усилила прагматичность Уильяма Питта, который не просто был единственным и неповторимым, а собрал вокруг себя политиков, фактически наследовавших его прагматичность в геополитике после смерти в 1806 году. Уильяма Питта тяжело назвать победителем Наполеона, но в отличие от Александра I он с максимальной выгодой ввиду своей прагматичности использовал геополитические факторы, которые и победили Наполеона. Поэтому в 1815 году главным выгодополучателем на Венском конгрессе стала Великобритания, а не Россия. Последняя, понеся самые значительные потери во всех аспектах в ходе наполеоновских войн вплоть до разрушения Москвы, получила слово «бистро» в Париже (шутка). И уже через два года стала главным геополитическим соперников значительно усилившейся Британской империи. Прагматичность и геополитика.

Задумайтесь! Была бы такая сменяемая во времени прагматичность среди политиков вроде Уильяма Питта без парламентаризма и такой ранней буржуазной революции в Англии? Нет. А была возможна такая ранняя революция не в Англии с ее обменом информацией, а, например, в Монголии в это же время? Нет. Поэтому весь исторический процесс пронизывают геополитические факторы и парадигмы! Начиная от цвета кожи до формирования эмансипации и прочих процессов. Также, если интересуетесь геополитикой с точки зрения Великобритании, а также продолжения геополитической стези Питта, необходимо обратить внимание на внешнеполитическую деятельность Генри Палмерстона (1784–1865), более позднего политика, на то, как он исключительно прагматично продвигал доминирование Великобритании по миру.

Бисмарк (1815–1898) и понимание платформы.

Бисмарк осуществил объединение Германии (1871 г.). Важность этого события с точки зрения геополитики в том, что оно подтверждает ее многие факторы уже в Новом времени, которое легче изучать по множеству фактических исторических свидетельств. И прежде всего это касается функционирования сухопутных держав, как в эпоху доминирования морской силы, так и наоборот. Мало того, данное объединение несет понимание геополитических процессов в общем.

Из физики мы знаем, что большее всегда притягивает меньшее. При взаимодействии разных по массе тел создаются силы, которые влияют на их движение относительно друг друга. Например, Земля вращается вокруг Солнца, а не наоборот. Физика формирует взаимодействия на атомарном уровне, а также влияет на молекулярную химию. Та уже служит основой биохимии. Отсюда произрастает биология, далее анатомия, человек, его поведенческие структуры, психология, социум и политика. Всё это логично пронизано цепочкой причинно-следственных связей. Связь между физикой и социумом в причинно-следственных связях сегодня почти не изучена наукой, но факт в том, что она есть. Восприятие этого сегодня человеком скорее интуитивно. Изучение взаимосвязи между физикой и биологией и человека, а далее человеческой социологией, поведенческими структурами — темный лес. Связь между физикой, антропологией и политикой — предмет будущих наук.

Но суть в том, что большее притягивает меньшее, и этот факт работает не только в физике. Большие государственные образования притягивают меньшие, имеют сателлитов и меньших союзников. Больший капитал в одинаковых условиях всегда заработает больше, чем меньший, и, соответственно, притягивает к себе бо́льшие финансы. Поэтому он и стремится к монополизации. Больший город поглощает меньшие окружающие его села и городки. Весь мир устроен от малого к большему в структуре взаимосвязей и тел. А в большем больше этих микросвязей, чем в меньшем. Такая же ситуация и в геополитике.

То есть большие географические объекты посредством человека оказывают влияние на меньшие. И этому есть тысячи примеров, просто человек на эти взаимосвязи мало обращает внимания и эти знания пока не структурированы. Данное влияние пронизывает не только экономику, но и заметно вплоть до духовного развития человека. Вроде того, как Тибет влияет на буддизм: там можно уединиться в горах. И вокруг него формируется целое направление буддизма Гелугпа с Далай-Ламой во главе. Также сирийские мистические направления в изоляции сирийской пустыни повлияли на развитие философских направлений в самых разных христианских конфессиях. И чем больше углубляться в антропологию, тем больше таких примеров можно видеть. Вы начнете связывать земледельческие культуры с лесными черноземными зонами, кочевые со степями, поймете, почему горные народности именно такие, а островитяне другие, почему чукчи живут в одной культуре, а пигмеи или европейцы обладают совершенно другой культурой. География в огромной степени влияет на антропологию, а далее следует формирование государственных образований. Всё это взаимосвязано и подвержено влиянию, притом большее всегда влияет на меньшее. Поэтому большие языковые группы поглощают меньшие, малые народы исчезают и вливаются в большие. И так далее. По причине того, что всё начинается с физики и развивается, эти процессы почти непреодолимые, а то, что в малом упирается и ограничивается этим малым, просто вливается в большее, как бы придавая ему новый оттенок.

Большее притягивает меньшее. Звезды притягивают планеты, Солнце — Землю, Земля — Луну. Бо́льшие географические объекты также влияют на формирования государственных образований. Мало того, ту же физику можно увидеть и в процессах взаимодействий между государствами и социумами. Есть центробежные силы, но есть и центростремительные силы. Баланс этих сил зависит от масс большего и меньшего тел и скорости их взаимодействия. И это платформа, на которой базируется геополитика с ее изоляцией и коммуникацией под влиянием технологий. Не будем уходить глубоко в философские причинно-следственные связи основ платформы. И, чтоб было понятней, перейдем к ее физическому аспекту как данности.

Геополитические платформы — это большие значимые географические объекты, которые своей величиной предрасполагают к образованию больших государств. На них накапливается антропологический опыт человека, он при концентрации предрасполагает к дальнейшему единению в одно государство.

Углубляясь в историю, можно увидеть множество примеров образования и распада государств на одних и тех же географических платформах. Долина Нила стала платформой для многих образований Египта во времени. Здесь произошла концентрация населения на узком плодородном месте вдоль реки, которая сформировала концентрированную культуру, превратившуюся в государство Древний Египет. Греция с ее изрезанными береговыми линиями и гористой местностью стала платформой для культурного преображения в Древнюю Грецию и города-полисы, раскинувшиеся по всей Средиземноморской акватории. В таких процессах играет роль место или география, климат, а далее население и его концентрация, возможности этого места с точки зрения баланса ресурсов и населения, коммуникаций. Италия, населенная различными племенами, стала платформой для их объединения в Римское государство. То есть племена объединяются в этносы, а этносы в народы, исходя из возможностей платформы. Так как люди не живут в море, то это понятие суши, и прежде всего касается сухопутных держав. Хотя морские державы также основаны на платформах, но важность платформы как суши более существенна для сухопутных государств. Соответственно, большие платформы для больших государств, а малые для малых.

С малыми всё просто, а вот большие платформы для больших государств требуют развитых внутренних коммуникаций. И, конечно же, не только географических, но и антропологических. Потому как центробежные, так и центростремительные силы действуют не только между, но в середине этих платформ. И чем больше платформа, тем сильнее эти силы.

Самый яркий пример — это образование и распад государств на самой большой такой платформе — территории Российской империи. Она многократно под разными названиями то объединялась, то распадалась на основе Дикой степи и лесной земледельческой зоны. И здесь, кроме географии и климата, играла главную роль концентрация населения и его антропологической общности. Китай как меньшая платформа, окруженная береговой линией, Тибетом и пустыней Гоби в относительно мягком климате, — это самая древняя большая платформа с древним и более или менее стабильным государством. То есть платформа — плоскость, окруженная какими-либо ограничителями. Каждое более или менее большое государство имеет платформу. У США это западное побережье с Великими равнинами, окруженное береговой линией и Кордильерами. У Индии — плато Декан с равнинами, упирающимися в Тибет и окруженное береговой линией Индийского океана. У Бразилии — Бразильское плоскогорье с долиной реки Амазонка, окруженное береговой линией океана и Андами. У Франции — Северо-Французская низменность с Центральным массивом, упирающимся в Альпы, на юге Пиренеи и далее береговую линию Атлантического океана. И Французская платформа — это крайняя западная часть гигантской Евразийской платформы, уходящей далеко на восток с сужением по линии Альпы — Бельгия, где и происходили множественные конфликты в истории, образовав там границу между Германией и Францией.

Чем больше платформа, тем сильнее центробежные и центростремительные силы в образованных на них государствах. Ранее упоминаемые опоры государств обычно служат и их ограничителями, хотя не всегда. Кордильеры для США — это одна из опор как для западного побережья, так и для восточного. А первичной опорой в самом начале государственной истории США были Аппалачи. Самыми важными с геополитической точки зрения для больших государств являются платформы с концентрацией населения и набираемой для единения антропологической мощью. Из-за больших платформ большие государства Евразии, большего материка, априори являются сухопутными. Потому как основные усилия они затрачивают прежде всего на преодоление центробежных сил, а далее, для дальнейшей морской экспансии уже в прошедшем историческом процессе, им уже этих сил не хватало. И только тут мы подходим к Бисмарку.

Именно звезда Бисмарка позволяет понять все вышесказанное. Потому как ранее было слишком мало информации из-за ее размытости в глубинах истории. Франция — это первое большое сухопутное государство и наглядное для Нового времени, то есть после эпохи географических открытий, Ренессанса и появления национализма и прочих политологических теорий. Конечно же, Россия тоже может быть примером, но ее пример будет крайне размыт с точки зрения аргументации, потому как она слишком велика, по сравнению с Францией, нестабильна из-за этой величины и слишком древняя с точки зрения смен государств на ее территории. Размытая аргументация будет из-за того, что возникнет вопрос, какую именно «Россию» имеют в виду? Скифов, сарматов, готов, Киевскую Русь, Орду, Московию, Российскую империю, СССР или современную Россию? И этот же вопрос демонстрирует, сколько раз собиралась и распадалась эта территория под влиянием геополитического фактора платформы, центробежных и центростремительных сил. И, естественно, что время России как самой большой в мире геополитической платформы еще не наступило. Потому как эта геополитическая платформа еще не набрала необходимой концентрации населения с достаточной антропологией. Но это обязательно случится. И этому подтверждение многократный распад и новое образование государства на этой платформе, причем с каждым разом государство на этой платформе становится все более и более стабильным, формируя все более и более объединящую как антропологию, так и политологию. Но вернемся к Франции и Германии.

Национализм и Наполеон продемонстрировали миру мощь подъема единого народа, прогулявшись вихрем по Европе. До наполеоновских войн национализм не был известен в континентальной Европе. Внешнеполитические, идеологические мысли людей крутились вокруг религии и сюзерена-правителя. Этому есть простое объяснение.

Низкий уровень образования у элит и почти полное его отсутствие у основной массы простых людей. Банально: люди не умели читать, а географические карты были доступны лишь тем из элит, кто интересовался войнами, захватами, а позже и мореплаванием. С появлением книгопечатания (1445) уровень грамотности постепенно начал увеличиваться. Очень постепенно, так как основной массе крестьянства (а она была подавляющим большинством) было, грубо скажем, не до этого. В той же самой Российской империи еще в 1917 году было до 80 % людей, которые и читать не умели. Такое же состояние было и в других странах. Естественно, на это влиял геополитической фактор морской парадигмы — скорость обмена информации в портах и затрудненность обмена на просторах суши. Соответственно, географические карты, грамотность, обмен информацией следовали тоже за портами и в столицах у элит. Неграмотным тяжело себя идентифицировать на карте, потому как массы неграмотного крестьянства и простых людей далеко не путешествовали, а были водимыми по войнам и походам своими сюзеренами. Поэтому внешнеполитические взгляды, если так возможно сказать, у 99 % населения сосредотачивались вокруг религии и сюзерена. Если упрощенно, то разделение шло по конфессиональному признаку: христиане, иудеи, «басурмане», «неверные» или по принципу принадлежности к сюзерену. Ты «чьих» будешь? Геополитический фактор, появление книг, а позже массово и карт породили идентификацию конкретного человека на местности. Человек начал осознавать, что на этой местности говорят так, едят то, верят в это, и самое главное: мог провести грязным ногтем по карте и показать примерную границу. Что человек больше всего любит? То, что он больше всего знает! Себя, детей, семью, свои увлечения, местность, где вырос. Так появилось осознание своей родины, которую можно увидеть на карте. И любовь к этой родине как к своей стала политическим национализмом. Здесь всё мне дорого, здесь все, кого я люблю, здесь все похожи, все мой народ, моя нация — и она превыше всего. Потому как там, за границей, на карте уже другое. Национализм. Где он родился, исходя из выше прочитанного о геополитике и доминировании морской парадигмы? Конечно же, в Англии с ее самыми большими коммуникативными связями в тот момент. Изначально национализм зародился в небольшой Англии во второй половине XVII — начала XVIII веков в противостоянии католиков и протестантов с переходом их к национальной идентификации. Английское большинство было протестантами (вспомним Генриха VIII), а ирландское — католиками. Англия уже была морской державой, и все прекрасно знали, где, кто находился на британских островах, как с картами, так и без карт. Потом национализм медленно перекочевал во Францию и уже более или менее массово распространился к Французской революции с идеями той же Английской революции. Появилась нация французов. На основе любви к родной Франции Наполеон прошелся вихрем по всей Европе, распространяя идеи Французской революции, одной из которых и самых понятной для масс был национализм. Немцы под властью французов, итальянцы под властью французов, испанцы под властью французов, поляки под властью французов, русские под властью французов, все народы, очутившиеся под властью французов, задумались о себе, почитали, посмотрели карты. Так национализм распространился по Европе и усваивался ей согласно геополитическим принципам — изоляции и коммуникации. Так, в Украине, которая была частью Российской империи, да и в самой империи, национализм массово был осознан лишь к концу XIX века — влияют просторы. Понадобилось около 70 лет, чтобы идеи в тех условиях пришли сюда. Наполеон пал, потому как это изначально было заложено геополитикой, но национализм, который он «разнес» по Европе с остальными идеями, остался и начал зреть. Немцы начали ощущать себя нацией. Но, глядя на карту, они видели множество мелких государств. Наполеон принес с собой не только национализм, но также идеи свободы, равенства и братства Французской революции, различные «эмансипации», которые подымают население и заставляют его задавать неприятные вопросы многовековой элите. Напомню читателю, что мы рассматриваем геополитику и не более. Так вот, в Германии создались условия для объединения. И взошла звезда Бисмарка. Через полстолетия после появления Наполеона.

Если вы посмотрите на карту Европы, то увидите, что Европа разделена линией гор: Альпами и Карпатами. Эта линия делит Европу на части, и вокруг этих гор до береговой линии образованы государства. Горы и береговая линия являются их опорами. В северной части континентальной Европы проходит геополитическая платформа, которая разделена на Польшу, Германию и замыкающую выход к Атлантике Францию, упирающуюся в Пиренеи. В постримском мире в средние века Карл Великий пытался объединить платформы по разные стороны гор в одно государство — Священную Римскую империю. Галлия, примерно нынешняя Франция, до этого была частью Римской империи (о которой позже). А население и его культурность в эпоху сухопутной парадигмы (до XV века) распространялось от Италии, Галлии, вокруг Альп, в Германию и далее в Польшу. Карл Великий создал Священную Римскую империю, но фактически не дошел, не закрепил ее границы по краям геополитической платформы на береговой линии Атлантики. Потом де-факто империя с переменным успехом распадалась, образовывая многочисленные мелкие государства, возглавляемые потомками элиты Карла. То есть здесь сыграл фактор величины платформы и недостаточного ее населения и идентичности антропологии. Но постепенно Франция под влиянием географии собралась в одно государство, закрепившись при Людовике XIV и преобразовавшись при Наполеоне. Польша, расположенная на сужении между Карпатами с Балтикой и остальной громадной равниной до Урала, развивала экспансию на восток и пыталась «переварить» Великое княжество Литовское, хотя в ней также происходили процессы борьбы центробежных и центростремительных сил, которые ее и погубили к концу XVIII века. Германия стояла разрозненной, но поглощала баронства, курфюршества и прочие феодальные образования более крупными. То есть и здесь происходили процессы борьбы центробежных и центростремительных сил. Но такой геополитической силы, какой была для Польши Российская империя, поглотившая ее в XVIII веке, против даже разрозненной Германии не было. Речь Посполитая была для нее буфером. Германия варилась в собственном соку, лишь пытаясь продвинутся вдоль береговой линии на Балтику в своем «Дранг нах Остен», естественным движением по платформе в сторону меньшей концентрации населения. Захвативший временно Германию Наполеон разбудил ее национализмом. А Бисмарк объединил ее. Как?

Бисмарк первый в истории больших сухопутных государств объединил геополитический фактор с усилением центростремительного процесса. Первый с точки зрения Новой истории и фиксации исторических источников. Можно сказать, что такие процессы были и в других странах вроде России или той же Наполеоновской Франции. Но, как говорилось выше, они будут размыты с точки зрения аргументации. Та же Франция досталась Наполеону уже почти целостной и была объединена на основе исключительно предрасполагающего геополитического фактора платформы и ведения боевых действий сюзеренами вроде Людовика XIV. В бисмарковской Германии четко видно объединение геополитического фактора политической идеей, оборотной стороной которой стала центростремительная сила. Бисмарк использовал национализм как центростремительную силу для объединения Германии на геополитической платформе. Мало того, четко просматривается то, что там, где геополитический фактор противостоял ему, это объединение не произошло. Австрия, тоже немецкая страна, не вошла в союз. Почему? Потому что находится в горной местности, а сопротивление центробежных сил (в данном случае местных элит) в горах всегда усиливается. Там воевать тяжелее и специфичнее. И контролировать завоеванное тяжелее. Ведь горы — это опора.

Не забываем, что Бисмарк даже при относительной поддержке и понимании населением своей идентичности, схожести антропологии столкнулся с центробежными силами. Этими силами были не желающие кому-либо быть подчиненными элиты мелких немецких государств, а также внешние силы. Железом и кровью — вот был лозунг Бисмарка. Но на самом деле ему способствовала геополитика, потому как он начал отталкиваться от большего к меньшему на геополитической платформе и закрепился на ее северных и южных границах. Бисмарк уменьшил значение центробежных сил тем, что провел войны, которые лишили центробежные силы поддержки. Центробежные силы прикрывались политически либерализмом, «эмансипациями» и прочими идеями, которые в тот исторический период для всей Германии были менее актуальны, чем национализм, к тому же страна населена немцами с большой антропологической идентичностью. То есть объединение произошло по этническому составу, разделенным границами владений сюзеренов. Германия этнически была одинаковой. Соответственно, национализм, идеи одного народа, одного государства стали объединяющим фактором.

И тут мы должны обратить внимание на геополитические основы объединения Германии — большую платформу мы увидели. Это равнина, простирающаяся с востока на запад, отделенная Балтикой, Альпами и Карпатами, ее опорами. Далее встают Австрия Габсбургов и Пруссия Гогенцоллернов. Обе, в принципе, на первый взгляд, могли стать локомотивом объединения Германии. Обе имеют существенные, достаточно равные опоры: одна на Альпы, вторая на Балтику. И Австрийская империя выглядит даже больше и значительней Пруссии. Но локомотивом стала именно Пруссия. Почему? Фактор геополитики. Люди, живущие в гористой местности, более консервативны, чем на равнине. Это факт, который можно видеть и сегодня. Потому как с другой стороны горы «кашу» готовят чуть по-другому. Горы менее коммуникативны. И чем выше горы, тем этот фактор сильнее. Самые консервативные этносы развиваются в горах. Тот же Тибет, Кавказ до сих пор населяют множество различных малых народов, народностей, этносов, различных тейпов и кланов. Горы — меньшая коммуникативность. Равнина с выходом на море — бо́льшая. И это влияет на все стороны их жизни. Пруссия, сформировавшаяся из-за продвижения немцев «Дранг нах Остен», тоже по геополитическому фактору — от более заселённых к менее заселенным землям по платформе, от более высокой культуры к менее — была более прогрессивна в плане «космополитизма» национализма. Странно звучит, да? Но это так. Хотя можно сказать по-другому: национализм пруссаков, более коммуницирующих с миром, был более ранним, чем у австрийцев. Особенно у правивших элит. И его более раннее появление в Пруссии, чем в Австрии, стало «космополитическим», объединяющим фактором национализма как идеи нации для раздробленной, но населенной немцами Германии. Почему так противоречиво сказал? Потому как национализм и космополитизм — это оборотные медали тех же центробежной и центростремительной силы. Их баланс служит для единения геополитических платформ, а космополитизм является необходимым условием объединения всего мира. Одна страна, один этнический народ, центростремительная сила — национализм, и тут он «космополитичен», единящий фактор. Космополитичен по отношению к небольшим разностям: диалектам языка, разностям в культуре, кухне, разностям, которые достались тем же немцам от ранних субэтносов вроде баварцев, саксонцев, франконцев, швабов и т. д. Но национализм является центробежной силой, если страна хоть немного размыта этнически, не говоря уже об антропологии (вроде России). Поэтому Германия сформировалась под действием национализма, а США — под действием космополитизма и прочих идей. Для акцентирования на этом внимания я и назвал именно тогдашний немецкий национализм «космополитичным», объединяющим.

Некоторые скажут: но как же, Австрийская империя в середине XIX века — это всего лишь четверть населения немцев, какой национализм! Я отвечу: разберитесь в процессе. Австрийская империя была воссоздана Габсбургами и элитами в 1804 году, но под давлением идей либерализма, свобод и «эмансипаций», катившихся от коммуникативной Англии по Европе, сменила название с Габсбургской на Австрийскую. Это завуалировало монарха, пытаясь консервативно сохранить старое. Но Наполеон уже разнес идеи национализма и народы, населявшие Австрийскую империю Габсбургов, стали мощнейшими центробежными силами. Габсбурги и окружавшая их элита были немцами и проводили жесткую политику сдерживания прогрессивных тогдашних идей, которая вылилась в революцию 1848 года. Правящая элита была старого формата, устаревших на тот момент идей — абсолютизма, монархии, но при этом она была немцами. Меттерних, главный столп политики, был закостенелым консерватором, поклонником абсолютизма, брезгливо относившимся к новым идеям, а сама элита и слабый император были немцами. Хоть они и не являлись открытыми приверженцами национализма с его «нация превыше всего», но они были немцами, которые правят по праву рождения, что считалось еще более консервативным. Хотя революция и носила оттенок демократизации социума, но именно венгры и национализм прочих народов играли самую весомую роль, и они стали самыми активными участниками сопротивления габсбургской элите. Австрийская империя превратилась в Австро-Венгерскую в 1868 году, включив венгров как нацию в название своей империи, открыв им частичный доступ к правлению.

Габсбурги, как и немецкая элита империи, не успевали найти баланс между национализмом и космополитизмом. Именно усматриваемый в них фактический национализм как немцев, но старого политического монархического формата, светскости порождал противоречие. Или же старые взгляды монархической австрийской элиты по линии сюзерен-чернь противоречили новым идеям либерализма, свободы, равенства и национализма. При этом данная элита была немцами и воспринималась уже носителями новых идей разных национальностей: как немцами — угнетателями не только идей свобод, но и других народов. То есть в глазах венгров, сербов, чехов, словак и прочих народов империи с точки зрения появившегося среди них в XIX веке национализма габсбургская элита являлась «немецкой националистической тиранией, которая угнетала все их свободы». Конечно же, это было не так, потому как немцы и габсбургская элита с почти тысячелетней историей правила исходя из предыдущего исторического процесса до возникновения национализма. Просто это была элита старого формата, но в новых реалиях это воспринималось народами как махровый национализм с подавлением свобод. Что-то вроде того, как в 1991 году независимая Украина резко «забыла», что Советский Союз украинцы возглавляли на протяжении свыше 30 лет, а в Компартии Украины на тот момент было 3,5 млн человек, живших в Украине, и перенесла весь негатив СССР на Россию относительно национализма. Обычные люди не разбираются в историческом процессе, а однозначно и быстро находят «виноватых». Таким же образом виноватыми стали сербы в Югославии. Поэтому с точки зрения новых взглядов XIX века габсбургская элита Австрийской империи была махровыми немецкими националистами, которые чуть ли не тысячу лет «угнетали другие народы», хотя это ложно. Этот псевдомахровый взгляд национализма, а также реальное желание немецкой элиты править остальными народами империи, ее нежелание и невозможность сгладить такой взгляд и привели к тому, что почти за столетие империя Габсбургов превратилась просто в Австрию. И эту историю на протяжении столетия можно рассматривать в качестве примера того, как национализм разрушает многонациональное государство в его нежелании или невозможности найти необходимый баланс. Была ли возможность сохранить империю Габсбургов именно в том столетии? Скорее всего, нет. Прежде всего, из-за геополитического фактора местности. Венгрия имела свою мини-платформу, свои опоры на Карпаты, остальные народы также населяли гористые, малокоммуникативные местности со своими мини-платформами, а немецкая габсбургская элита не имела технологий для преодоления центробежных сил, как технических, так и политологических. Элиты Австрийской империи до 1848 года и после значительно отличались, но их развитие, градация были слишком консервативными и не успевали за политическими взглядами масс, а чего-либо кардинально нового они не предлагали.

Появившийся массово в континентальной Европе национализм в XIX веке для Австрии стал центробежным фактором, а для Пруссии центростремительным, и основание этому геополитическое положение. Точно так же, как в средние века протестантизм в католицизме стал для стран с небольшими платформами центростремительным фактором, а для больших — центробежным; для Англии, Швеции, Голландии, Швейцарии — центростремительным фактором, а для Франции с ее Варфоломеевской ночью, Германии (Священной Римской империи) с ее 30-летней войной за доминирование католических Габсбургов против протестантского севера побережья Балтики — центробежным. И тут тоже вы увидите геополитические факторы изоляции и коммуникации. Копнув глубже, можно заметить, почему более «свободный» протестантизм появился именно там и как на это повлияла география.

Бисмарк проявил всё это. Он на основе нового национализма объединил Германию. По сути, на основе новой идеи он объединил Германию на ее западной части Евразийской геополитической платформы между Францией и Польшей с опорами на Балтику и Альпы. При этом Бисмарк подавил центробежные силы раздробленности однородных по этническому и антропологическому принципу немецких земель, а также внешние силы, подогревавшие эту раздробленность, провел Датскую войну (1864 г.) и уменьшил влияние Дании на близлежащие немецкие земли, спровоцировал войны с Австрией и Францией, которые также влияли на немецкие земли и которым была выгодна раздробленность Германии. То есть убрал внешне влияние на разрозненные государства Германии. «Владычице морей» — Британской империи было геополитически выгодно не вмешиваться в процесс объединяемой Германии, так как своим появлением она уравновешивала и ослабляла Францию и разношерстную Австрийскую империю на континенте. Вспомним прагматизм, заложенный Питтом и Палмерстоном. Ослабив внешнее влияние на центробежные силы и усилив центростремительное влияние национализмом, Бисмарк в Версале, в побежденной Франции (тоже из-за геополитики) основал в 1871 году Германскую империю. В основе ее расположились Пруссия с династией Гогенцоллернов, немецкая часть геополитической платформы, опирающаяся на Балтику и Альпы с противоположных сторон, и национализм, единящий немецкую нацию.

Бисмарк показал важность платформы, географической основы государства. В особенности для большого сухопутного государства. Он продемонстрировал важность новой идеи (национализма), которая может быть центростремительной силой объединения. Платформа и центростремительная политическая идея — основы для образования больших государств. Вот в чем ценность Бисмарка. Платформа и центростремительная идея. Важно понимать, что платформа — более важная основа из-за того, что она неизменна. И если нет центростремительной идеи, то она находится в режиме ожидания. Но появление любой идеи, которая начинает играть центростремительную роль, сразу же создает значительные предпосылки для создания и объединения разрозненных образований на геополитической платформе. При этом одна и та же идея в разных геополитических условиях может быть как центростремительной, так центробежной. И это четко показали примеры Бисмарка в Пруссии с объединением Германии и, наоборот, дальнейший распад габсбургской Австро-Венгрии. Поэтому для однородного этнического государства, имеющего свою платформу, национализм хорош и центростремителен, а для неоднородного этнического государства — центробежен и губителен. И это касается не только национализма, но и остальных политических и философских идей. Но в конечном итоге мир должен прийти к универсальной идее, которая снимет значительные противоречия и объединит его. Но это уже вопрос массовости качественного образования, геополитики и времени.

Бисмарк — это понимание платформы и влияние политических идей на ее собирание, объединение или распад, сегментацию в новом времени. И если с платформой всё уже понятно, то на сегментации этой платформы можно остановиться чуть глубже. Разделения государств, которые вроде лежат на одной платформе, возможно добиваться политическим путем. Что это значит? Что можно прививать идеи или распространять их среди населения, и эти идеи могут играть как объединяющий, так и разделяющий фактор. География географией, платформа платформой — это неизменное стабильное понятие. Но сама по себе природа человека, да и он сам подвержены восприятию окружающего мира сквозь призму своего опыта, знаний, образования. И именно на этом играют политики в борьбе прежде всего за свое доминирование как личности, чтобы возвысится над другими со всеми исходящими отсюда выгодами: авторитетом, деньгами, бо́льшими по сравнению с другими возможностями, ресурсами, памятью в веках. Такова природа человека, сформированная под влиянием эволюции. Выживает наиболее сильно и лучше приспособленный. И человек под влиянием в первую очередь биологических факторов, генетики, гормонального фона и прочих пытается выделиться и возвыситься над другими, добиваясь этим более уникального, более выгодного положения. Тут начинается политика. Потому как ему приходится объединять вокруг себя других. Вместе объединив усилия, можно достичь всегда большего, чем одному, — выстраивается иерархическая лестница, которую объединяют идеи. Группы и идеи соперничают между собой, но они живут на земле с ее географией, рельефом, которые образуют платформы. На небольшие платформы идею группы распространить легче, и она там будет стабильней. Поэтому небольшие платформы более стабильны с точки зрения государственного образования. Мы и сегодня видим мини-монархии, княжества, так как идеи там устоялись веками и там всех это устраивает, хотя в основе лежат старые идеи, но величина этих стран позволяет оперативно вмешиваться в проблемы и налаживать ощущение справедливости у групп их населяющих. В бо́льших странах возникают проблемы, и поэтому недостаточно уже личностной монархии, а требуются более объединяющие идеи вроде национализма, который объединяет этнос и закрепляет, сплачивает его на платформе. Для огромных платформ с многочисленными этносами национализм уже пагубен, и требуются новые доминирующие для этих платформ идеи для скрепления и объединения. Как правило, это космополитизм-интернационализм, идеи достижения социального равенства и справедливости и проч. Разности идей сегментируют, разделяют большие платформы. Соответственно, влияя на развитие той или иной идеи, можно усиливать или ослаблять, сталкивая группы носителей. Сталкивание групп населения — это неприглядная основа политики, которую наиболее продемонстрировал еще Древний Рим с его завуалированной максимой «разделяй и властвуй» по отношению к другим группам и союзам. Кстати, и на это тоже влиял геополитический фактор. Но если на протяжении веков до эпохи революций большую роль играл личностный и религиозный фактор, то позднее на первое место вышел социальный с требованиями более справедливого распределения ресурсов между людьми. И здесь вступает в силу опять же фактор географии. Если для малых платформ как скрепляющий фактор работают старые принципы, то для больших играют более важную роль новые факторы, которые основываются на стремлении к более справедливому распределению ресурсов. И чем бо́льшая платформа, тем более важны для нее идеи справедливого распределения ресурсов, потому как большие платформы антропологически, этнически неоднородны и сегментированы по разным признакам. А в основе идеи справедливого распределения ресурсов лежит всегда экономика. Потому чем она больше, тем больше можно «справедливо» распределять или «несправедливо». Соответственно, если для малых геополитических платформ подходят идеи объединения по национальному, антропологическому принципам или древним принципам личности, монархии, то для больших они являются разделяющими факторами, приводящими к сегментации, разделению этих больших географических платформ на более меньшие государства. При этом политически можно усиливать или ослаблять фактор этой сегментации. Яркие примеры малых платформ — это относительно небольшие государства на своих мини-геополитических платформах вроде Венгрии, Грузии, Греции, Италии. Те же США, Китай или Россия не могут использовать принципы национализма, одной нации или древних личностных доминант. США, Китай или Россия, страны больших платформ, стремились и стремятся сформировать государства на таких же принципах, как и малые, но, как показывает история, осуществление стабильного объединения на основе одной только антропологии и «народности» требует очень длительного времени. Китай, дольше всех существовавших государств в относительно одних и тех же границах, до сих пор этнически очень неоднороден, а это почти две тысячи лет истории. Поэтому этим странам необходимо акцентировать внимание на новых идеях, более ориентированных на справедливое распределение ресурсов. И этому уже есть примеры в истории. США с либеральной идеей или Китай за последние тридцать лет показали прекрасное развитие. О сути этих идей я скажу чуть позже. Сейчас важно понимание сегментации больших геополитических платформ и то, что в основе этой сегментации лежат старые принципы доминирования личности и относительно новый принцип XIX века — национализм с антропологическими идентичностями. Это тоже дал понять Бисмарк с его объединением Германии.

Правление Виктории (1819–1901), как королевы Великобритании, а позже и императрицы самой большой в мире существовавшей империи, пришлось на короткий исторический период доминирования старых личностных принципов, монархии, с новым окрасом национализма и экономического либерализма. Своего рода баланс, дрейфующий постепенно от старых идей к новым, превращая старое в культурное наследие. И здесь главную роль играет геополитика. Потому как на основе политических принципов, монархии (личностей и элит), либерализма (свободы экономики с относительно свободной личностью и более справедливым внутри государства распределением ресурсов) и национализма (доминирования британцев над другими народами) — и в этом балансе викторианская Великобритания добилась, следуя геополитической предрасположенности, величайших успехов. Основой этих успехов является доминирование в мире морской парадигмы с ее изоляцией и коммуникацией, использование Великобританией геополитических точек концентрации морской силы, доминирования над платформами более отсталых в технологическом плане народов. Великобритания использовала море как коммуникацию для торговли и транспортировки войск. Великобритания использовала море как изоляцию своим флотом других государств. Великобритания использовала море как закрепление за собой геополитических концентрированных точек влияния. Вроде Гонконга и Макао для вывоза ресурсов Китая, Сингапура как точки контроля трафика моря по разные стороны бассейнов Индийского и Тихого океанов, Бомбея и прочих в Индии для вывоза ресурсов, открытую Австралию колонизировала и как огромную колонию использовала в контроле над Восточной частью Тихого океана. Кейптаун позволил контролировать трафик из Индийского в Тихий океан, Гибралтар и контроль над Мальтой, Суэцким каналом, скрытый дипломатический контроль над Дарданеллами подчинял акваторию и торговлю всего бассейна Средиземного моря, древней колыбели Западного мира. Фолклендские острова контролировали трафик между Тихим и Атлантическим океаном и служили форпостом Великобритании, «замыкающим» Атлантику. И это всё сила моря в ее изоляции и коммуникации. По сути, в руках Британской империи оказались все главные морские пути циркулирования ресурсов на планете, а также сами ресурсы и рынки сбыта. Это приносило огромные деньги, знания, возможности, влияние. Упрощенно небольшая морская Великобритания стала «кровопийцей» значительной части мира, стягивая к себе самые «вершки» ресурсов планеты. Хотя, конечно, не всё так однозначно в плане «кровопийцы», ведь она и распространяла новые знания и цивилизацию, но это было более вторично (шутка). Виктория и ее эпоха — это пик Британской империи.

Основные колониальные войны Великобритании XVIII–XIX веков

Яркий пример того, как политика прошла в ногу с геополитическими принципами изоляции и коммуникации, использования платформ (Индия, Австралия, Китай), сегментации и принципа «разделяй и властвуй», доминирования морской парадигмы над сухопутной в тот исторический период. Почему я немного зло шучу по поводу «кровопийцы»? Потому как, кроме того, что Британия действительно использовала ресурсы мира, пролила моря крови в своем колониальном доминировании (см. таблицу «Основные колониальные войны Великобритании XVIII–XIX вв.», с. 73), был и позитив: распространение знаний, технологий и идей. Также интересно то, что пример Великобритании в ее использовании своей геополитической предрасположенности в морской парадигме ярко противопоставляется Японии, которая, наоборот, не использовала морскую силу и была закрытой державой. Как только она «открылась» (Мэйдзи, 1869 г.) и начала идти в стезе своей морской геополитической предрасположенности, ее так понесло вверх, что пришлось миру останавливать экспансию державы во Второй мировой войне, вплоть до атомных бомбардировок. До середины XIX века Япония фактически не использовала морскую силу и варилась сама в себе, была закрытой и, соответственно, отсталой страной. Но если кто-то вздумает посмеяться над Японией и обвинить ее в вековой «глупости» в сравнении с британцами, то это будет означать лишь то, что этот человек плохо знает географию. Потому как и у японской «закрытости», оборотной стороны этой «глупости», есть прежде всего геополитическая причина. Остров Великобритания значительно ближе к континенту, чем Япония. У Великобритании пролив Ла-Манш с его всего 24 километрами моря в самом узком месте и Северное море, которое является шельфовым с двумя третями глубин до 100 метров. Совершенно другие расстояния, глубины и требования к технологиям их преодоления. Япония окружена глубоким океаном, и лежит она значительно дальше от континента. Поэтому Японии необходимы были новые технологии преодоления моря, а они появились позже. Соответственно, британская навигация началась технологически раньше, чем японская. И в основе лежит фактор технологий в историческом геополитическом процессе, а не какие-либо «глупости». Кстати, постепенный, именно такой же процесс частично можно наблюдать и в историческом транспорте «морской силы», как в древние времена, так и после XV века. Хотя там и позже уже основную роль сыграли географические факторы отдаленности и величины платформ и прочие геополитические причины. Поэтому не забываем о роли технологий в геополитике.

Иосиф Сталин (1878–1953) — очень политизированная личность в современной истории. Прежде всего, политизирована из-за того, что современный буржуазный мир боится реставрации взглядов коммунизма. За последние тридцать лет Сталина всячески заплевывают в средствах массовой информации. Каждое СМИ чуть ли не раз в неделю выдает информацию о плохом кровожадном Сталине и его коммунизме. Естественно, что всё это финансируется и есть множество людей, доходы которых зависят от этого страха. Потому как журналистам, писателям и ученым необходимо тоже что-то «кушать». Всё это вызывает улыбку и иногда даже оскомину. Страх современного мира перед коммунизмом. Улыбку прежде всего потому, что реставрация коммунизма, каким он был при Сталине, просто невозможна в условиях современного мира. И не потому, что работают орды обличителей, а потому, что в мире вырос общий уровень образованности масс. Именно сегодняшний уровень массового образования в мире делает реставрацию коммунизма, особенно сталинского типа, просто невозможной. Почему? Потому что сама по себе грамотность (массовая грамотность) позволяет читать и понимать, что коммунизм в прошлом, сегодня и в ближайшем будущем — это утопия. Утопия по простой причине: природной сущности человека. Естественная, природная сущность человека в борьбе за выживание ставит его личные интересы выше, первичней, чем общественные. Сама жизнь Сталина и других лидеров, пропагандирующих коммунизм, это доказывает. Потому как они жили чуть лучше, чем остальной пролетариат, а остальные доводы этого «лучше» — лишь пропагандистский пафос. И это интуитивно осознается массами, обладающими грамотностью. Кстати, парадокс, но массовую грамотность населению на территориях, подвластных Сталину, дал именно он. Вспомним ликвидацию безграмотности, массовое высшее образование и их рывок при Сталине и его последователях. Но это же образование и дает, может, часто не осознанное, а чувственное восприятие того, что коммунизм — это утопия. Коммунизм в лучших своих чертах невозможен до того момента, пока человек не преодолеет стремление к накоплению, а это стремление человек не преодолеет, пока накопление собственности будет залогом его борьбы за выживание. И никакие «философствования», никакая пропаганда не смогут этого преодолеть, потому как всегда будут одни люди с материальной точки зрения в лучшем положении относительно других. Коммунизм с его диктатурой пролетариата — утопия, ведь найдутся всегда более хитрые в стремлении лучшего материального положения, которые будут мимикрировать под коммунистов-пролетариев или противостоять коммунизму извне. Факт этому — сам сталинский режим. И никакие «чистки» этого не вычистят — это тоже свершившийся и зафиксированный историей факт. Человеческая природа, сама сущность человека в эволюции, в выживании наиприспособленнейшего, в накоплении ресурсов, и она непреодолима. Поэтому коммунизм — это утопия, и для этого, пусть интуитивного, понимания необходимы лишь грамотность, умение читать и получить начальное образование. Реставрация невозможна, так как нынешние коммунисты будут маргинализированы, а даже с легким взглядом на прошлое, на историю эта маргинализация будет крайне устойчивой. С точки зрения «светлых» взглядов на коммунизм, с точки зрения всемирного равенства в распределении ресурсов, а не доминирования одного социального класса над другим коммунизм тоже утопия! Человеческий фактор желания накопления и выживания. Эволюция против коммунизма. Биология против коммунизма. Коммунизм с точки зрения равенства распределения ресурсов возможен лишь тогда, когда человечество разовьет технологию преобразования материи, то есть из любого куска материи, земли или любых «какашек» посредством технологии человечество массово сможет производить необходимый элемент или материал. Из углерода делать золото, из золота — полимеры и т. д. То есть осуществится мечта Средневековья — найдется «Философский камень», преобразующий материю. И эта мечта станет доступной для всех, то есть массово. Только тогда наступит почти коммунизм с его «светлой» стороной. Прекратится накопление ресурсов, потому как в этом отпадет надобность и всё сразу превратится в необходимый материальный ресурс. Верите? Пишу и улыбаюсь — насколько это далеко. Но даже при проявлении таких технологий коммунизм останется частично утопией. Потому как есть «природа человека», и он начнет стремится не к накоплению собственности, а к накоплению других, уже на основе новых технологий, возникших ценностей. И на данных ценностях начнет эволюционировать дальше. Но это уже предмет футурологии.

Наша задача — взглянуть на коммунизм и Сталина по-другому. С точки зрения геополитики. И мы увидим не такого уже кровавого и кровожадного Сталина (шутка). Даже в сравнении с другими политиками, притом с любыми, так как встанет сталинское «лес рубят — щепки летят». Вспомните любого значимого политика — за ним миллионы трупов, начиная от Рамзесов, Македонских, Генрихов, Наполеонов, многих десятков, миллионов, а может, и сотен миллионов смертей колониального доминирования Великобритании и прочих держав вплоть до сегодняшних. Вся история политики — это войны, скрытый и открытый геноцид, прочие тихие смерти миллиардов людей от политики, обратной стороны сущности стремления человека к доминированию и выживанию в группах. Поэтому оставим вопрос морали, который не рассматривает геополитика.

Посмотрим на Сталина. В чем суть? Дело в том, что всю историю человеческой цивилизации можно рассматривать с точки зрения противостояния личного и общественного и нахождения между ними баланса. Это исключительно природный фактор, который диктуется эволюцией биологии человека, его стремлением к выживаемости. Только под давлением личных интересов, личной выживаемости, личного развития, личной передачи знаний и ресурсов дальнейшим поколениям человек вступал в общественные отношения, выстраивал иерархии, образовывал социумы и государства. То есть общественное помогало и служило продвижению личного. Под страхом потери личного формировалось общественное. Это общественное лишь следующий уровень развития личного. И это можно увидеть в любом историческом процессе и развитии человека. Под влиянием личного человек объединялся в группы, чтобы больше добывать ресурсов, питаться, жить лучше, делать свою жизнь безопаснее. При этом он всегда выстраивал иерархии в этом общественном, исходя, прежде всего, из личных интересов, и пронизывал эти иерархии той идеологией, которая создавала между его личными интересами и общественными актуальный на тот момент баланс. Поэтому в основе всех государственных образований и лежит так называемый общественный договор. То есть та идеология, которая создает баланс между личным и общественным. Как только общество стало состоять более чем из одной семьи, перед ним стал вопрос о справедливости распределения ресурсов: почему один получает больше, чем другой? Для объяснения этого и находились идеологии, которые успокаивали тех, кто был недоволен этим распределением. Вокруг этого всегда шла борьба: одни хотели бо́льшего, а других устраивало или не устраивало меньшее — всё зависело от аргументации. В древности это происходило по праву сильного: сильный забирал или контролировал всё распределение ресурсов, находя этому разные причины, объединяя их по праву сильного. Но с ростом населения этой личности противостояло всё больше других людей, которые тоже хотели бо́льший «кусок пирога» или более справедливого распределения ресурсов. Противостояние личностей выливалось и сейчас выливается в противопоставление идеологий, которые аргументируют «правильность» распределения ресурсов в обществе. Из-за этого личного и общественного, из-за биологии развития, эволюции человека всю историю человечества возможно рассматривать как борьбу за более справедливое распределение ресурсов в обществе. И уже только далее вся эта борьба обрастает необходимой аргументацией, философией, «пафосом», идеологией и политологией. Но в основе (первично) лежат чувство голода, секс, продолжение рода, накопление, чтобы уберечь в себя будущем и обеспечить свое будущее и будущее своих детей (страх своего будущего). Именно для преодоления этого страха человек и занимается накоплением ресурсов, при этом для себя он накапливает чуть больше, чем для других. Потому как своя рубаха всегда чуть-чуть ближе к телу, чем чужая (шутка). Вся история — это борьба за более справедливое распределение ресурсов в обществе. И это доминирующий фактор. Все самопожертвования и прочие «справедливости», «героические поступки» — всего лишь одна из составляющей реакции на справедливое или несправедливое распределение ресурсов в обществе.

По ходу взросления человечества в истории, наращивания населения на планете, антропологии, культуры значение самой личности в обществе при распределении ресурсов уменьшалось, но при этом заменялось на аргументацию в идеологии. То есть находились аргументы, почему именно та или иная личность и группа, на которую он опирался, стояла «у кормушки», распределяла ресурсы, при этом получая «чуть больше». И эта борьба из личностной постепенно переросла в борьбу идеологий. Но всё пронизано одним: борьбой за более справедливое распределение ресурсов. Глава клана в древности: всё мое — потому как я глава семьи. Фараон: всё мое — потому как я бог, но вот еще чуть-чуть жрецам, армии. Император — всё мое, потому как я принцепс, первый среди всех, но вот еще чуть-чуть всем остальным в моей иерархии. Монарх Средневековья и в наши дни — всё мое, потому как я помазанник Божий, но вот еще чуть-чуть всем в моей иерархии. Сегодня президент или элита — всё мое, чуть меньшие для иерархии партии посты и «кормушки» — потому как мы избранники народа. Немного примитивно излагаю и не буду вдаваться в философию, политологию или идеологию, потому как в этом лежит целый комплекс сложных факторов. Что движет и почему так — предмет не одной книги по психологии и философии, религиоведению и прочих дисциплин. Поэтому единственное, что нас интересует в данном вопросе, — это констатация факта: всю историю человечества пронизывает одно — борьба за справедливое распределение ресурсов. Всё остальное для нас вторично, хотя важно, потому как геополитика рассматривает мир с точки зрения циркуляции ресурсов и влияний, которые эта циркуляция преподносит. Оттого я не вдаюсь во многие аспекты политики и философии. Распределение ресурсов — вот наше главное и то, что в истории происходит борьба за более или менее справедливое это распределение. Всё остальное не предмет этой книжечки.

Помимо появившегося в XIX веке массового национализма, поставившего распределение ресурсов исходя из тезиса «нация превыше всего», появились также и другие идеологии, которые предлагали разнообразные варианты. Национализм исходит из того, что нации, доминирующей части населения по этническому признаку, в государстве отводится основная часть ресурсов. То есть это эволюция семьи, клана, народности, народа, государственной нации и закрепления за ними права на распределение ресурсов, — опять же исходя из того, что на этом основании один получит чуть больше, а другой, не из этой нации, чуть меньше. Снова неравенство, но по этническому признаку, которое превентивно противополагается другим нациям в борьбе за ресурсы. Наравне с этой идеологией появились либерализм, демократия, социализм, коммунизм, рассматривающие вопрос исключительно из экономической точки зрения. Окрашивая тот же национализм. Правые, центр и левые. Но всё крутится вокруг распределения ресурсов и выяснения, кто в этом более «справедлив». Оборотной стороной этого вопроса является приход к власти более «справедливой» группы с дальнейшим распределением ресурсов, так как она считает это распределение более справедливым и целесообразным. И это факт.

Обычные люди, которые не блещут образованием, чтением, пониманием мира в его причинах и следствиях, воспринимают данную борьбу за более справедливое распределение ресурсов как политическую, между разными идеологиями. Но в то же время они интуитивно чувствуют, что идет борьба групп за власть и за больший «кусок пирога», который достанется группе по факту прихода к власти. Чем проще человек, тем более простые аргументы ему приходят в голову как доказательства. Вспомним булгаковского Шарикова: «Взять всё и поделить!». Далее идут степени градации, как всё взять и поделить, только с точки зрения политических идеологий. Они наслаиваются на геополитические, биологические, психологические, философские, религиозные, экономические и политологические факторы. И получается то, что мы видим сегодня. Но пронизывает это всё борьба за справедливое распределение ресурсов. Всё остальное является аргументирующими наслоениями — красивой оберткой, упаковкой этой борьбы. Националисты ставят нацию как первичного получателя благ в распределении ресурсов. Коммунисты с их диктатурой пролетариата — класс пролетариата, мол, «трудящиеся» должны быть первыми. Либералы — равноценную другим личность и эволюцию. Социалисты ратуют за то, чтобы личность разделяла ресурсы с обществом и общество было первейшим. Всё это маринуется и смешивается под разными религиозными, этническими, смешанными идеями. Но данное является второстепенным после сути — справедливого распределения ресурсов и борьбы за них. Так как всё это очень спорно, смысла об этом спорить нет, кроме того, что названное пронизано фактом борьбы за справедливое распределение ресурсов. Важно то, что именно всё это разнообразие идей, наряду с образованием, толкает общество к пониманию необходимости справедливого распределения ресурсов и заставляет его задуматься и искать причины того, почему одним достается больше, чем другим, и как данное уравновесить. Это оборотная сторона медали политики, притом в разных ее идеях и направлениях решений.

Общество подошло к оспариванию сначала личности, потом групп элит и иерархий личности, затем «избранников» народа и их иерархий, групп поддержки с точки зрения распределения ресурсов. Пока это оспаривание достаточно интуитивно, но есть^[3].

Сначала общество оспорило право личности на личное распределение ресурсов — стали пропадать монархи и целые династии, позже подошло к оспариванию групп элит их сопровождения — уничтожили различные дворянства, иерархию герцогов, князей, графов, баронов и прочих. Сталин развенчал несостоятельность доминирования одним экономическим классом над другим. Гитлер обнажил своим правлением несостоятельность и губительность доминирования по этническому принципу — нации. То есть история показала, что справедливое распределение ресурсов не зависит от личности и групп в длительном периоде, а иногда даже в коротком периоде времени. Тот же Сталин боролся против дворянства и буржуазии, утопически выводя на первый план малограмотный класс пролетариата, который, как только приобрел образование, ринулся опять по стезе биологии и эволюции накоплять и, мимикрируя, доминировать. От личности к группе, а потом к обществу. Именно по такому принципу эволюционирует стремление человека справедливо распределять ресурсы.

До Сталина и, конечно, Маркса и Ленина, как идеологов, был Бисмарк с его объединением Германии по национальному, этническому принципу. Сталин своим правлением первый в мире показал, что идеи более справедливого распределения ресурсов хотя и могут быть ложны и утопичны, являются стимулом рывка государства. Особенно если государство начинает развивать эти идеи в геополитической стезе. Малообразованным людям идеи «взять всё и поделить» и стать самим как класс пролетариата над этим распределением ресурсов дали такой стимул, что они чуть не перевернули весь мир. Лишь биология вернула всё на круги своя посредством образования.

Правление Сталина констатировало:

1. Политическая идея справедливого распределения ресурсов становится объединительной для множества этнических и прочих групп во всём их разнообразии на огромной, самой большой в мире геополитической платформе.

2. Образование, грамотность являются важным фактором восприятия идеи в ее перспективе.

3. Биологический фактор человека — первый и доминирующий фактор не только в эволюции человека как вида и личности, но и первейший фактор эволюции общества, государства.

Прокомментирую сказанное. Сталин остервенело боролся и ненавидел русское дворянство и буржуазию как класс. Почему? Не потому, что он «кровавый». А потому, что дворянство как класс было опорной силой монархии. Потому, что дворянству было дозволено в Российской империи больше, чем всем остальным. Соответственно, дворянство имело больше привилегий, возможностей, чем остальные. Оно ассоциировалось у вождя и многих других с современными коррупционерами, властной прослойкой, элитой, которая располагала изначально большими возможностями. Далее шла буржуазия, капиталисты, они многое взяли у дворянства, были частично слиты с ним и перетягивали его возможности на себя наличием капитала. Сталин почти полностью физически уничтожил всё дворянство, которое хоть как-то не перешло на его сторону. Он уничтожил буржуазию, сменявшую исторически это дворянство, и забрал у них основу влияния — экономическую составляющую. Политическая идея всеобщего равенства в распределении ресурсов прежде всего и доминирование «диктатуры пролетариата» как правящего класса понравились большинству населения, разного по культурным и этническим составляющим. Идея коммунизма как воспринимаемого равенства объединила сразу несколько геополитических платформ в одну гигантскую геополитическую платформу континентальной Евразии. Геополитическую платформу Китая, Россию (как центральную Евразийскую платформу), создав единый блок государств. Идея равенства в распределении ресурсов является единящей даже в тот период времени, когда она была утопической. Объединение проходит по геополитическому принципу, зависит от величины платформы, от большего к малому, с организацией государственности на геополитические опоры, с контролем узких геополитических мест силы. Объединение на основе геополитики и идеи. И эта идея — более справедливое распределение ресурсов. То есть для объединения больших геополитических платформ главнее не этнические и культурные факторы, а экономика и стремление к максимально справедливому распределению ее плодов.

Важнейшим фактором человеческого восприятия является образование. Именно грамотность позволила Сталину сгруппировать вокруг незатейливой идеологии население в пусть примитивном, утопическом коммунизме — идеи равенства распределения ресурсов. И именно дальнейшее образование обличило несостоятельность этой же идеи коммунизма с его «диктатурой пролетариата», показало, что диктатура какой-либо группы возвращает общество обратно к несправедливому распределению ресурсов. В основе этого несправедливого распределения лежит первичный биологический фактор эволюции человека, накопления ресурсов для дальнейшего благостного существования. Именно образование служит калькой того, куда идет общество — к развитию или к деградации. Именно образование позволяет понимать человеку разницу между пропагандой и констатацией фактов. Именно образование помогает человеку аргументировать глубже и служит фильтром идей с точки зрения их возможности и утопичности. Если хотят остановить развитие общества, останавливают образование. Если хотят закрепить ложные идеи, их вводят в образование как пропаганду. Но если образование развивается массово, оно само по себе развеивает эту пропаганду. Образование, интеллигенция — это столпы государства с точки зрения аргументации его существования и мысли. Тот же Сталин делал всё возможное, чтобы перетянуть на свою сторону интеллигенцию, создавал ей лучшие условия, чем остальным гражданам: пайки, квартиры, дачи, персональные водители, финансирование исследований, институты, сталинские премии, слава в обществе. Для той интеллигенции, которая поддерживала или хотя бы открыто не сопротивлялась его идеологии. Поэтому мы видим рывок науки в сталинском Совке и многие фамилии ученых и интеллигенции вышли именно из сталинского периода. Сталин, оценив единящие основы грамотности, пытался посредством образования превозмочь биологический фактор личности и накопления. И хотя это ему не удалось, потому как утопично, он показал миру важность образования, вытолкнув науку в СССР на высочайший в мире конкурентный уровень. И это факт. Государство без развития образования и наличия в нем интеллигенции утрачивает не только свое значение на мировом уровне, но и скатывается к своему падению, к скрытому или открытому доминированию над ним других государств. Если в образовании больше пропаганды, чем самого образования, то оставшаяся часть образования будет работать на обличение этой пропаганды, а значит, и падение государственного строя. Хрущев ослабил «диктатуру» пролетариата, фактически отошел от идеи коммунизма, и далее образование сделало свое дело — показало несостоятельность и утопичность коммунизма. Постсталинский Совок — это история разложения, история победы образования (без жесткой диктатуры) над пропагандой, над утопией.

Биология и всё исходящее из нее для человека является первичным в его как личностных, так и общественных направлениях развития. Невозможно победить биологию, как невозможно вырыть море или океан. И это показало существование коммунизма в СССР. Это факт. Никакие высшие идеи всеобщего равенства и братства не могут быть сильнее биологических факторов. Личность удовлетворяет голод, секс как стимул к размножению, накопление ресурсов как базу для развития и стабильности, и на это всё влияет страх потери этого всего. Создается баланс между личностью и обществом. И это непреодолимо, во всяком случае, до появления кардинально новых технологий. Или же технологии лишь скрашивают фактор биологии и эволюции личности. Как канал между океанами сокращает путь между ними. Биология — как география в геополитике. И никакие политические идеи не смогут превозмочь биологию, а способны лишь идти в стезе эволюции биологии человека. Это показал опыт Сталина, опыт СССР.

Сталин — это прежде всего опыт, урок, констатация очевидных уже фактов и вопрос реставрации коммунизма, это прежде всего вопрос образованности общества. И от этой образованности зависит и «повторение» уроков.

Адольф Гитлер (1889–1945), как и Сталин, преподнес миру урок. Но Гитлер преподнес миру урок более мракобесный, более глубокий по своему мерзостному содержанию. И я категорически против сравнения их как равных. Если Сталин преподнес миру урок как опыт борьбы за более справедливое распределение ресурсов с точки зрения разных слоев общества, классов, то Гитлер возвел в гиперболу этническую составляющую. Сталин делил мир «по экономике» между богатыми и бедными. Гитлер делил мир по нациям, градация которых в мире значительно более разнообразна. Если в коммунизме есть внешний объединяющий фактор экономики (страны соцблока, вступившие на путь социализма, экономически объединялись), то в национал-социализме всё разделено по принципу нации, то есть вариантов для противостояния, повода для убийств, разрушений, войн в разы больше (страны, попавшие под нацистскую пяту, оставались этнически разными, и одни нации доминировали над другими). Чистая математика. Поэтому национал-социализм не просто борьба за более справедливое распределение ресурсов, но еще и борьба по этническому принципу. В разы большая утопия. Гитлеровская Германия четко показала миру, что национализм является разделяющей мир идеологией по этническому принципу. И как только он укрепляется в отдельно взятой стране, то становится раздражающим и стимулирующим фактором войны между соседями, так как националисты в соседней стране также пытаются привести свою нацию к доминированию. Национализм — это противостояние между нациями, и он однозначно ведет к войне, а затем и к самоуничтожению. Позитив национализма заканчивается на его границах объединения народа, нации, а далее идет на самоуничтожение в борьбе с другими нациями. И так как противостоящих конкретной нации всегда других наций будет больше (чисто математически), национализм свыше культурного — самоубийство. Этому яркий пример Германия — при Бисмарке национализм объединил ее по антропологическому, культурному принципу, а объединенная Германия в дальнейшем развитии уже политического национализма и экспансии за территории для нации в Первой мировой войне, а потом более ярко и во Второй мировой уничтожила себя, получив отрезвление. Национализм как идея нации по результатам двух мировых войн показал, что как политическая идея он самоубийственен. Национализм возможен только как культура — для сохранения разнообразия в мировых культурах.

Во-первых, национализм как деление мира на нации и их соперничество между собой является примитивной политической теорией. Потому как националисты разных наций всегда будут противостоять друг другу, особенно в соседних странах. Вокруг этой простой идеи — «нация превыше всего» — формируется группа людей, не особо далеко задумывающихся о последствиях своего стремления к доминированию по признаку своей нации. Националисты, как правило, люди малообразованные и примитивные. Да, они любят свой народ, свою землю, но на этом всё и заканчивается, далее — тупик. Националисты как ослепленная ревностной любовью женщина. Всё потому, что националисты одной страны будут соперничать и убивать националистов другой страны. И это будет происходить по этническому принципу. Во-вторых, так как они, не понимая этого противоречия, фактически малообразованны и ограничены «нацией» (а нация — это воображаемое сообщество, но об этом позже), их всегда будут использовать извне в политике «разделяй и властвуй».

Понимание разделяющей и агрессивной силы национализма пришло к западным либеральным демократиям (и не только западным) перед началом Первой мировой войны. Поэтому углубляясь в историю этого периода, можно увидеть, как все хоть немного противоборствующие стороны начали скрыто или открыто поддерживать националистические движения своих соседей. Австро-Венгрия поддерживала украинцев как центробежные силы в Российской империи. Россия поддерживала малые народности той же Австро-Венгрии. И это происходило на всех направлениях, где этнические группы были разъединены со своими главными национальными территориями. По всему миру. Пик этого понимания возможно увидеть в период Гитлера. Для западных либеральных демократий жизненно важным было падение СССР как воинствующей и выступающей за передел мировой экономической иерархии идеологии коммунизма. И напор коммунизма СССР был торпедирован национализмом Германии, возведенным Гитлером в гиперболу. По результатам Версальского договора Германия была обложена гигантскими репарациями, а значит, и элиты Германии. Из-за этого Германия находилась в возможной стадии передела собственности по советскому образцу. В Веймарской республике накалялись страсти между националистами и коммунистами, которых поддерживали оппоненты. С одной стороны, немецкий и западный капитал, и с другой, советский «Коминтерн». Естественно, ресурсы были на стороне Запада, так как Россия лежала в руинах после Гражданской войны. Поэтому начал побеждать национализм, который и в дальнейшем был использован как торпеда для ослабления набиравшего мощь сталинского Совка. Начиная с Мюнхенского сговора 1938 года вы четко увидите политику «умиротворения» Гитлера, оборотной медалью которой было его взращивание. Потом стимуляцию сближения противников — СССР и Германии, которой особо Запад не противостоял адекватно по своим возможностям. Далее «Странная война» 1940 года, когда Запад вроде бы воевал, а на самом деле не воевал, а копил силы, чтоб быть над схваткой. Потом отход с континента для передачи возможных ресурсов для Гитлера, соизмеримых для нападения на СССР. Остановка наступления фюрера на Дюнкерк (проходила операция «Динамо» 26 мая — 4 июня 1940 г.) на несколько дней по «неизвестным современной истории» причинам и «не приближаться к Дюнкерку более чем на 10 км», что дало возможность эвакуировать 340 тыс. контингент войск западных союзников без катастрофы полного окружения и значительных потерь. Предшествовал этому «загадочный» полет Рудольфа Гесса в Великобританию 10 мая 1941 года вроде как из желания примирения (кстати, именно А. Хаусхофер, занимавшийся геополитикой, по основной версии полета, разъясняя Гессу основы геополитики, сподвиг того к полету для попытки примирения с Великобританией и ухода от войны на два фронта, хотя это не повлияло на более высоком уровне геополитики на прагматичность Великобритании). Вспоминая Уильяма Питта, прагматичный подход со взвешиванием геополитических сил, либеральные западные демократии вели национал-социалистическую Германию Гитлера к войне с Советским Союзом с 1934 до 1941 года. Никто не говорит, что Сталин был «ангелочком» и не хотел этой войны, но он просчитался в моменте ее начала. У него были свои аргументы, цели и т. д. И вот два мощнейших военных монстра сошлись в схватке: один с целью распространения единящей идеи коммунизма, лежавшей на огромной геополитической платформе, другой — доминирования своей «нации» над остальными, но на значительно меньшей части этой платформы. Геополитический исход ясен и понятен. Бо́льшая часть Евразийской геополитической платформы победила меньшую часть. Но эта победа была пиррова с точки зрения потенциала сталинского Совка. И если бы Сталин напал первым, то советские танки уже в том же году катались по французскому Бресту, если не по Лондону. А так, по результатам этой политики использования Гитлера, Сталину досталась лишь Восточная Европа, подорвав надежду на дальнейшую мировую экспансию коммунизма при его жизни. С 1945 по 1953 год Сталин вынужден был преодолевать потери Второй мировой войны и вновь наращивать силы, но уже исходя из вновь появившихся технологий, факторов и проч. А далее образование и ослабление Хрущевым диктатуры и пустили под откос Советский Союз. Но нам интересны, прежде всего, не мораль, не победа идеологий, а то, что немецкий национализм, переросший в нацизм, был использован западными демократиями как торпеда. И таких примеров использования национализма в противостоянии между государствами на платформах множество. Националистов всегда используют, сталкивая лбами с другими националистами или другими носителями идеологий. Национализм стал универсальной политической технологией центробежной силы в государствах, которым свойствен признак разности этносов. Расизм, антисемитизм, нацизм — формы проявления национализма, в них этническая разность, и это центробежный фактор для больших платформ, что ярче всего демонстрирует Гитлер. Национализм не только центробежен для больших платформ, но самогубителен как политическая идеология. Это делает его особо привлекательным для использования внешними силами в геополитическом противостоянии. Тот же национализм используется всеми державами и сегодня. Подогревая финансами национальные устремления по этническому принципу, противоборствующие стороны создают напряжение и центробежные силы в государствах, расшатывая их, ослабляя и разваливая. Так, США использовали украинских националистов в борьбе против СССР. Операция «Аэродинамик» (1948 г., формально прекращена в 1990 г.), поддержка бежавших националистов, создание различных фондов, институтов, «образовательных» программ и прочего — яркий пример. Националист по отношению к большему многонациональному государству — это прежде всего коллаборационист. Куда делся А. П. Оглоблин, первый бургомистр Киева, ректор университета им. Т. Шевченко, при котором происходили расстрелы в Бабьем Яру? Сбежал на Запад и воспитал там Любомира Винера, Ореста Субтельного, Семена Подгайного — будущих историков, по книгам и идеологии которых сейчас воспитываются украинские националисты и «национальное» общество Украины. Немцы использовали украинских националистов в борьбе с Совком, так же, как Запад нацистов. Потом же сбежавших украинских националистов использовал и Запад. Поинтересуйтесь биографиями украинских националистов. Е. Коновалец, К. Штеппа, С. Бандера, Я. Стецько, Н. Лебедь и многие другие — все они использовались как центробежная сила. Да, они любили свою родину Украину. И для нас сейчас не главное оценивать какие-либо моральные факторы, осуждать или превозносить. В данном геополитическом аспекте важно то, что они, как националисты, были центробежной силой, использовались внешними силами на большой геополитической платформе Евразии. Националистов всегда и более всего используют внешние силы для создания напряжения и центробежных тенденций в государствах и странах. Притом что для обособленных частей геополитических платформ с доминированием одного этнического состава национализм играет роль единения, как при Бисмарке. Правильность взгляда на них — прежде всего вопрос географии и геополитики. Польза или вред. Это демонстрирует Гитлер, которого уничтожила крайняя форма национализма. Никто не скажет, что фюрер не любил Германию и немцев, но его любовь была фанатична и привела к гигантскому краху, мракобесию и самоубийству.

Кроме «нация превыше всего» Гитлера, в период его Германии, ярко показательно работают географические и геополитические аспекты. Уже на уровне школьных программ становится понятным, что падение Германии было предрешено чисто географическими аспектами. Война на два фронта. Повторение ситуации, в которой оказалась Германия и в Первой мировой войне. Это важный урок. Гитлер воевал на гигантской геополитической платформе, пытаясь распространить по ней государство, ранее зажатое на этой платформе между другими странами, на основе исключительно политической идеи «немцы превыше всего», которая не могла объединить народы, а лишь жестко предрасполагала к сопротивлению всех других народов. Соответственно, Германия не смогла сформировать геополитические опоры, поглощая народы. Занимая вроде бы на карте почти всю континентальную Европу, на пике продвижения положение самой Германии было тем же, что и изначально между порабощенной Францией и Польшей — на западной части гигантской евразийской платформы. Из-за примитивизма политической идеи Гитлер не мог объединить народы, а геополитически не был способен удержать их военным путем, потому как ресурсов самой Германии не хватило, особенно когда сопротивление начало нарастать. Германия как была с оголенными восточными и западными границами без опор, так и осталась. Борьба Гитлера на море также была обречена на провал, потому как Германия — классическая сухопутная держава без значительной береговой линии, усеянной глубоководными бухтами, портами и выходами на широкие коммуникации океана. Немецкому флоту, чтобы вырваться на стратегический простор, необходимо пройти мимо Великобритании, классической морской державы. И все усилия надводного флота Германии ярко это демонстрируют. Германию «спасали» скрытые тогда еще подводные коммуникации, но мощь (во всех ее аспектах) подводного флота значительно и технологически уступала надводному. Поэтому подводный флот Германии просто оттягивал предрешенное поражение в войне.

Вообще, занимательно, если, конечно, отрешиться от жертв, наблюдать за Германией и Великобританией в период гитлеризма. Игра кошки с мышкой, которая уже никуда не денется. Сначала Великобритания развернула политически Германию на восток, против всех геополитических установок и предрасположенности Германии, против своей географической сущности сухопутной державы, против своего места на геополитической платформе, против своей самой протяженной сухопутной границы на востоке, против всех ресурсов как на востоке, так и на западе. А позже наблюдала, как эти геополитические установки перемалывают противника. Любовь немцев к своей родине, гипертрофированная гордыней, была противопоставлена геополитическому ее положению. Геополитика победила. Германия перемалывала себя и большевизм на востоке, торпедировала сталинскую политическую и геополитическую угрозу западному миру и почила в прахе своей идеи национал-социализма.

Прагматичность расчета, вспоминая Уильяма Питта и лорда Палмерстона. Даже в самый рисковый для Великобритании август 1939 г. последняя сохранила хладнокровие и прагматичность, понимая, что пакт Молотова-Риббентропа не союз между противоположными идеологиями, а сближение «боксеров» перед схваткой. И это четко видно из дипломатических переговоров, буквально предшествующих пакту Молотова-Риббентропа в Москве между Великобританией и СССР. 14 августа 1939 г. на переговорах с военными миссиями Великобритании и Франции советская сторона подняла вопрос о проходе Красной армии через Польшу и Румынию, но вопрос о пропуске Красной армии через Польшу по виленскому и галицийскому коридорам, без чего, по мнению советской стороны, не могла быть отражена «германская агрессия», оказался «мертвой точкой» — переговоры застыли. И именно здесь становится понятной гениальная прагматичность британской дипломатии — стороны, решения которой были наиболее важными на этих переговорах. Сам вопрос о пропуске Красной армии «для отражения германской агрессии» демонстрирует планы Сталина. Застывание переговоров, мягкое несогласие, длительные безрезультатные консультации толкают руководителя СССР в «союз» с Гитлером, но все уже понимают, что это не союз, а сближение противников. Сближение не только противоестественных политически противников в жестких противоположных идеологиях, но и геополитически, находящихся на одной платформе сухопутных государств. Мощь СССР с его ресурсами и населением против мощи технологической Германии, но которая меньше и с меньшим количеством ресурсов. То есть Германия еще значительно слабее СССР, особенно с ресурсной стороны. Исходя из этого, необходимо хотя бы немного улучшить равновесие «бойцов». Чем и как? Повлиять напрямую на СССР Великобритания не могла, остановить напрямую экспансию Сталина тоже. У Великобритании не было ресурсов и армии для войны на огромных советских коммуникациях. Но как передать ресурсы национал-социалистической Германии, не мараясь в ее мракобесии? Правильно, проиграть их ей временно. Великобритания вступила во Вторую мировую войну с оглядкой на принципы благородства и защиты Польши. Но она не вела активную войну на суше против Германии, потому как понимала, что ее надо усилить и даже тогда ее главным соперником останется гигантский коммунистический СССР. Великобритания и ее союзник Франция располагали в разы превосходящими Германию силами на суше, но они начали вести «Странную войну», постепенно уступая без значительных потерь территории Германии, в отличие от Первой мировой, где за каждый метр дрались чуть ли не месяцами. «Странной войной» 1939–1940 гг. и передачей по результатам этой войны под контроль Германии нескольких стран с ресурсами — всей западной оконечности гигантской евразийской геополитической платформы (Франции, стран Бенилюкса) с опорой на Атлантический океан, Великобритания усилила Германию. Гитлер пытался всячески перетянуть Великобританию на свою сторону, наблюдая ее пассивное сопротивление как дипломатически, так и военным путем. Но это как политически, так и, прежде всего, геополитически не было выигрышно Великобритании. Ей на протяжении последних 500 лет всегда было выгодно, чтобы сухопутные державы с континента ослабляли себя в конфликтах. И тогда было то же самое. А воздушная Битва за Британию показала реальную технологическую мощь, которую Великобритания скрывала и не применила на континенте в «Странной войне». Море и контроль своего воздушного пространства дали стране силы позже вступить в реальную войну на континенте и получить максимальные выгоды. И, заметьте, высадка союзников в Нормандии постоянно смещалась и откладывалась во времени для того, чтобы противники максимально ослабли на континенте. Разумность политики Великобритании в стезе геополитики ярко демонстрирует потери вооруженных сил в войне: СССР — 10 млн, Германия — 5 млн, а Великобритания — 286 тыс. Понимаете разницу? Потери вооруженных сил Великобритании во Второй мировой войне можно сравнивать с большой натяжкой лишь с плавающей погрешностью потерь континентальных армий. Вот что значит прагматичность в геополитике, использование географии как основополагающего фактора. Некоторые подумают: «Ай-ай-ай! Вот какие плохие и коварные эти британцы!». Но всё это глупости! Потому как не Великобритания виновата в отсталости и наивности людей и элит на континенте, поверивших в коммунизм и национал-социализм. Да, положение острова и ведущей морской державы создает прерогативы для державы, делая ее передовым государством во время доминирования морской парадигмы, но это лишь вопрос исключительно геополитики, а не морали. Моральная ответственность, прежде всего, лежит на массах континента, которые из-за своей малообразованности не могут, не хотят и часто отвергают понимание законов геополитики, факты географии и то, как они влияют на развитие государств. Разве Великобритания виновата в том, что жители континентальной Европы конфликтуют между собой, противопоставляя свою внутреннюю политику географии и истекающим из этого предрасположенностям. Представьте, если бы Великобритания не вела политику «разделяй и властвуй» на континенте и Европа, не говоря уже об Евразии, была единой? Она бы оказалась в положении дальней провинции, какой была во времена Римской империи, со всеми исходящими отсюда проблемами и слабостями. Поэтому жителям континента всегда необходимо памятовать об уроках истории, о геополитике, о своем месте в мире, учиться прагматизму и видению благ геополитики, а не отвергать или забывать их. Важно помнить Гитлера, Сталина и прагматичность морских держав. Потому как прагматичность в геополитике с ее изоляцией и коммуникацией, морем и сушей, пониманием платформ, геополитических опор, остальных факторов — это базис развития государства и политики. Всё, что идет против (а это ярко демонстрирует гитлеровская Германия), — самоубийство.

Франклин Делано Рузвельт (1882–1945), по моему субъективному мнению, — это основатель США как мировой сверхдержавы. Именно он создал все предпосылки для гегемонии США в мире, вплоть до нынешнего времени. В чем его суть и сила? Конечно же, в использовании единящего курса в стезе геополитики, прагматичности и уравновешивании политического баланса. При Рузвельте США осознали себя как морская держава. Рузвельт обожал море, а Вторая мировая война еще раз показала силу морских коммуникаций и всех выгод от них в морской парадигме. Рузвельт создал мощнейший мировой флот. Он перенял у Великобритании ее морское влияние, экономически перевел власть над доминионами и колониями из-под слабеющей Великобритании под руку США, создав и увеличив ресурсную базу. При этом проводил политику, исключительно не конфликтуя, а в стезе общих экономических интересов с Великобританией. По результатам Второй мировой войны он создал предустановки триумвирата морских держав США, Великобритании и Японии как основу будущего этих морских держав в мировом доминировании. Именно такой триумвират, а также поддерживаемые ими геополитически важные для морских стран территории представляют собой основу их благополучия. Великобритания является крепостью над Северной частью Атлантики, Япония — над северной частью Тихого океана. Это влияние контролирует Евразию как континент на морских коммуникациях. Изоляция и коммуникация. Соответственно, правила, безопасность, контроль и все причитающиеся выгоды от торговли не только между Старым и Новым светом, но и вокруг Евразии и Африки получают США, почти вросшие в их экономику бывшие британские доминионы и геополитические точки, Япония. Поэтому эти страны, как технологически, так и экономически, до сих пор еще доминируют в мире. Политика прагматичности, следующая за основами геополитики.

Также именно Рузвельт уравновесил политический баланс США, который был дестабилизирован после Великой депрессии 1929 года. Именно он оставил сытыми и «волков» Уолл-стрит и улучшил положения «овец» в массах населения. Упрощенно: перевел фондовые пузыри сквозь «Новый курс» и дал возможность заработка обычным людям. Уолл-стрит уже не просто зарабатывал деньги, надувая финансовые пузыри, а вынужденно «пропускал» данные деньги сквозь программы строительства и развития, которые давали зарабатывать и обычным людям. Это в значительной мере ослабило противостояние между богатыми и бедными, скрасило расслоение общества, отодвинуло от США угрозу простоты коммунизма «взять всё и поделить», а также отобрало у коммунизма значительную часть идеи справедливого распределения ресурсов. Появился средний класс. И важность среднего класса, по моему мнению, прежде всего не в его экономической мощи, потому как там капитал для операций многократно меньший, чем у мировых корпораций, а в пропагандистском примере. Работяга и обычный человек иллюзорно воспринимают буржуазную пропаганду, когда она исходит из уст магнатов или их средств массовой информации. А вот когда один из его пятидесяти знакомых становится каким-никаким бизнесменом, более богатым, чем этот работяга, то он своим примером, а не просто пропагандой стимулирует его к повиновению, к участию, к порядку уже сложившегося общества. И не просто общества, а общества, которое открывает возможности для заработка, общества «американской мечты», общества с чуть более открытым доступом к социальным лифтам. Именно Рузвельт «Новым курсом» смягчил противостояние между богатыми и бедными. Самое важное, что он следовал за эволюцией человека, а не вопреки ей, как работает, например, «коммунизм». Не просто забрал у богатых и отдал бедным, а в «Новом курсе» направил деньги таким образом, чтобы на них могли зарабатывать обычные люди, а потом уже схемы магнатов. Рузвельт усилил государственное регулирование финансового сектора, ввел контроль над производством в сельском хозяйстве, сбалансировав его субсидиями, установил минимальные цены и заработные платы, определил длительность рабочей недели и оплаты труда и проч. С философской точки зрения он увеличил марксистскую плановость в экономике и уменьшил либертарианскую свободу. Это принесло понимание того, что свобода должна быть ответственной, а не просто свободой во всём.

Конечно же, сегодня с точки зрения США и прочих продвинутых либеральных стран мира действия Рузвельта являются технологически эволюционно устаревшими. Но в них главное смысл, основная идея: геополитика и направленность внутренней политики на сглаживание противоречий между богатыми и бедными, на поступательное развитие более справедливого распределения ресурсов, понимание этих процессов. Это позволяет избежать разрушительных конфликтов с перераспределением собственности, уничтожения ресурсов во всех сферах жизнедеятельности человека.

Важно понимать, что все упомянутые и не упомянутые мной политики следовали в своей государственной деятельности согласно предрасположенности к геополитической составляющей в конкретный ее исторический период. Они шли за выгодами, предоставляемыми геополитикой. И очень спорный вопрос: они осуществляли геополитику или были сформированы геополитикой. Чингисхан не стал бы Чингисханом, родись он на 300 лет позже, когда морская парадигма сменила сухопутную. Генрих VIII не смог бы противостоять католикам, если бы остров Великобритания был соединен с континентальной Европой. Елизавета I не смогла бы заложить основы могущества Великобритании до появления мореплавания по открытым просторам океана до появления каравелл. Потемкин с Екатериной Второй не смогли бы покорить Крым и причерноморские территории, как это не вышло у Петра Великого за полвека до этого из-за еще не выросшей мощи потенциала морских ворот тогдашней России — Санкт-Петербурга. Цезарь не стал бы Цезарем, если бы в свое время Катон не уничтожил бы Карфаген — ему просто так же не хватило бы мощи и ресурсов для покорения Галлии, потому как Риму пришлось бы распыляться в других местах Испании и Греции. Все усилия Владимира Святославовича были бы умножены на ноль во времена Чингисхана и Батыя (1240 г.), как возможный аргумент-аналог можно привести битву на Ворскле 1399 г. между объединённым войском Великого княжества Литовского с его русскими, польскими и немецкими союзниками против кочевников Золотой Орды и беклярбека Тамерлана Едигея. Битва, которая значительно ослабила Великое княжество Литовское, хотя и не привела к катастрофе как битва на Калке.

Мало того, многие политики не состоялись как великие государственные деятели, потому как в их определенный исторический момент к этому не предрасполагала геополитика. А другие потерпели крах, ведь пошли вразрез с геополитикой. Яркий пример — поражение в Первой мировой войне германской империи Вильгельма II Гогенцоллерна, а вместе с ней и падение Австро-Венгерской империи. Сухопутной, континентальной по определению Германии противопоказано геополитикой воевать на два фронта: с морской стороны — с Великобританией, а с востока с Россией. Даже обладая самой большой в мире технологической мощью, она не справится с двумя такими мощными по территориям и коммуникациям соперниками. Это не увидел или в это не поверил Вильгельм II с германскими элитами и потерпел крах. Мало того, попытка реванша в данном вопросе Гитлера во Второй мировой войне сразу же это доказала. Он проиграл не потому, что немецкая армия была слаба, а оттого, что к этому изначально существовала геополитическая предрасположенность. Падение Гитлера было предрешено изначально фактором географии — растянутыми коммуникациями на огромных просторах востока, климатом и слабыми по сравнению с британской морской силой, флотом, нахождением на одной платформе с Россией и, соответственно, большой границей на равнине.

В такой же ситуации, как Гитлер, оказался Наполеон. Растянутые коммуникации на востоке с соответствующим отсутствием технологий их преодоления, даже на фоне того же Гитлера, и доминирование Великобритании на морях. Проигрыш в Континентальной блокаде. Союз самой большой сухопутной державы с морской против любого противника мобилизует сухопутные ресурсы в морских коммуникациях, в разы перевешивая ресурсы любого другого третьего противника. И так было всегда на протяжении пяти столетий морской парадигмы с XV века. Такой же союз США и Китая против Японии предрек ее падение. Даже просто тем, что огромный Китай отвлекал значительные ресурсы у Японии. Также показательно, как морские державы используют сухопутные страны в противостоянии с другими сухопутными державами. Морская держава всегда будет самым большим выгодополучателем в таком союзе, ведь она отделена от основного театра противостояния морем, а потери будут значительно разниться.

Геополитика не просто предопределяет победы и поражения в войнах, но и часто предрасполагает к их началу, определяя точки напряжения, которые кажутся одним плацдармами, а другим уязвимыми местами слабости (вроде Закарпатской области Украины, лежащей по ту сторону Карпат. Для Украины это плацдарм влияния и коммуникативный центр по ту сторону Карпат, но в то же время точка напряжения с соседями). Восточная Фракия (Европейская часть Турции), разделенный Кипр, Судеты, Эльзас, о. Тайвань, Калининградская область, Трансильвания в Румынии, Джамму и Кашмир в Индии, Северная Ирландия, Ракхайн в Мьянме за хр. Аракан-Йома. И таких мест множество. Именно геополитика, географическое положение часто предопределяют судьбу регионов, когда метрополия не может контролировать отдаленные части своих территорий. Так, Александр Второй должен был уступить и продать Аляску американцам (1867 г.) из-за растянутости сухопутных коммуникаций и слабости морских по результатам Крымской войны. Так же, как и Наполеон продал Луизиану (1803 г.), которая тогда по величине представляла чуть ли не треть США. Именно растянутость коммуникаций и невозможность контроля вынудили их к таким шагам, потому как могли и вовсе потерять эти территории.

Геополитика, исходя из географического влияния планеты, в подавляющей степени является базисом в политике государств, причем как во внутренней политике, так и во внешней. Везде можно увидеть геополитику как основу, которая определяет верность или ошибочность тех или иных решений политиков, заметить предрасположенность или сопротивление этим же решениям. Просто потому, что человек живет на географии планеты, а не наоборот (шутка). Поэтому география, формирующая геополитику, есть основополагающим фактором политики, развития государств, цивилизаций и всего человечества. Кто следует логике географии и геополитики, тот достигает успеха. Кто против, того постигают крах и неудачи. Всё остальное — пафос и стоны сожаления с попыткой оправдаться. Это поняли люди, которые обратили внимание на геополитику как науку. Они провели своего рода черту и объединили многовековые наблюдения за историческим процессом, выявили основные тенденции влияния геополитики в регионах да и в общем на планете. В будущем наука придет к тому, что множественность тех или иных политических процессов можно будет оцифровывать и они будут давать значимый прогноз для тех или иных решений политиков. Мы также проведем черту и вкратце посмотрим на геополитиков. Прежде всего, здесь надо памятовать о том, что любая точка зрения субъективна, а также о том, что любой рассматриваемый геополитик находился под влиянием своего государства и продуцируемой им идеологии. Может, я тоже не прав? Главное — задуматься о возможных выводах и их вариантах. Можно также сделать некоторые выводы для себя о временном периоде становления геополитики и того времени, которое прошло для распространения этих знаний в массы. Я приведу лишь основные идеи геополитиков, которые, с моей точки зрения, являются универсальными.

Альфред Мэхэн (1840–1914) сформировал и предрасположил к изучению доктрину о существовании морских и сухопутных держав. Именно он ярче всего обратил внимание на «морскую мощь». По моему мнению, не вся его аргументация полностью однозначна, но в целом его выводы (особенно то, что касается морских держав, морской доктрины) очень значимы. Я привожу его тезисы, а в скобках даю современный взгляд.

• Море не барьер, а дорога. Всякий, кто рассматривает море как средство изоляции, как очень широкий «крепостной ров» между собой и соседом, в конце концов обнаруживает, что сосед уже поставил море себе на службу. То есть изоляционист неизменно проигрывает, так как добровольно отдаёт все выгоды тому, кто видит в море средство обмена. (Изоляция и коммуникация).

• Владение морем решает дело. Начиная от Пунических войн, по Мэхэну, тот, кто владел морем, был способен не только одерживать победы, но и пользоваться их плодами, и как высшая цель — создавать жизнеспособные мировые империи. Согласно Мэхэну, Ганнибал, Александр, Наполеон — примеры обратного. То есть, не понимая важности владения морем, они не удержали свои империи, несмотря на военный талант. (У Мэхэна очень глубокая мысль, но исключительно в Новом времени до XV века, века начала морской парадигмы. Он не разделяет историю на временные периоды влияния геополитических парадигм под давлением технологий, забывая о веках доминирования Великого шелкового пути и влиянии технологий на коммуникации и прочее. Об этом скажем позже, когда речь будет идти о Римской империи).

• Морская мощь — путь к владению морем. По Мэхэну, она состоит в свободе пользования морем и воспрещении противнику пользования им (изоляция и коммуникация). Обе задачи обеспечиваются сильным флотом, в первую очередь военным, но также и торговым. (Сегодня это основа доминирования морских держав, триумвирата США, Великобритании и Японии).

• Основа морской мощи — на суше. Как поддерживающая флоты экономика, так и базы, колонии и стратегически важные территории — её необходимые составляющие. При этом Мэхэн, в частности, постоянно выступал за необходимость обретения морской мощи Соединёнными Штатами (что позже значительно развил Рузвельт), в том числе сообщения между двумя океанами через Панамский канал (тогда при жизни Мэхэна ещё не был построен). (Тезис очень важный, и в нем также лежит основа мощи США, особенно если взглянуть на размещение военных баз США по миру).

• Оборона своих берегов начинается у берегов противника — решающий характер наступления и глобальный характер войны. (В морской доктрине сохраняется и сегодня).

• Важность «большой битвы»: война решается генеральным сражением. (Устаревший со времен Мэхэна принцип, потому как историк забывает о развитии и влиянии технологий, а также политических технологий, пропаганды. В его время всё это только зарождалось).

• Второстепенный, нерешительный характер крейсерской войны против торговли. (Сегодня это сохраняется, даже при том, что технологии отмели «крейсерскую войну» в воздушное пространство, но смысл о доминировании торговых и грузовых коммуникаций является архиважным).

Влияние основных геополитических принципов, выведенных Мэхэном, доказано временем и является актуальным и сегодня, особенно для морских держав.

Хэлфорд Джон Маккиндер (1861–1947) — это своего рода Мэхэн, только для сухопутных держав. Если Мэхэн вывел основные тезисы существования и развития морских держав в морской парадигме, то Маккиндер указал на тезисы доминирования сухопутных. Он дополнил основополагающие знания в геополитике Мэхэна с точки зрения сухопутных держав. Из его работ мы выводим принципы суши, того, что большее притягивает меньшее, а также влияние Евразии как самой большой суши на планете и значение геополитических платформ.

• Концепция «Хартленда» — «оси истории», окруженной «внешним полумесяцем» морских держав. Сердцем «Хартленда» является гигантская равнина, древняя Дикая степь, раскинувшаяся от Монголии до Карпат. Геополитическую значимость «Хартленду» придает огромное количество природных ресурсов. И главное, по Маккиндеру, невозможность контроля над этой степью силами флотов морских держав. Эта невозможность являлась основополагающей при формировании «Хартленда». (По моему мнению, он не до конца в Хартленде учел значение географических опор в проведении очертания, акцентируя внимание на нем исходя из недоступности контроля со стороны моря. Мне кажется, что это было сделано им исключительно из-за давления и «удобства» политики Великобритании. Почему? Потому как Евразийская платформа простирается через Украину, Польшу, Германию и Францию, опираясь на Карпаты и Альпы, доходя до Пиренеев по южной границе и на береговую линию морей бассейна Атлантики. И это очень весомый как экономический, так и военный фактор коммуникации. Но, по всей видимости, Маккиндер считал, что его можно скрасить морской мощью проникновения и влияния, отдавая эти территории под сферу влияния морских держав, создавая из них фронт-буфер. Это скорее политическая «хотелка» элит Великобритании, чем констатация географического фактора. «Взамен» он очертил Иран в сферу интересов Хартленда, хотя Иран, если рассматривать географические опоры, лежит на другой геополитической платформе. Своего рода хитрость британского геополитика, направляющая «интерес» Хартленда на другую платформу. Его же труды читают не только политики морских держав. Но на самом деле Франция, Германия и Польша — классические сухопутные державы и расположены в западной части Евразийской геополитической платформы. Хотя в какой-то мере (из-за своего географического места, относительной узости равнины и близости Балтики) и подвержены влиянию морских держав.

• Эта недоступность суши всегда будет противопоставлять «Хартленд» как главную геополитическую платформу, как основу сухопутных держав морским державам. Маккиндер называл «Хартленд» «великой природной крепостью людей суши».

• Маккиндер придавал большее для геополитического положения государства значение земной массе, суше, чем морскому могуществу. (Этим он определил принцип: большее притягивает меньшее и в геополитике).

• Геополитик предсказал, что «колумбова эпоха» доминирования морских держав подходит к концу, потому как геополитическая роль «Хартленда» как «оси истории» будет возрастать по мере развития трансконтинентальных железных дорог. (То есть, по сути, он подчеркнул влияние технологий на историю — трубопроводы, железнодорожные и прочие сухопутные коммуникации).

• Маккиндер разделил видение истории Мэхэна на «доколумбову эпоху» и после, то есть до XV века и после, или же до появления каравелл и после. На морскую и сухопутною парадигмы геополитики.

• Максима Маккиндера: «Кто контролирует Восточную Европу, тот командует Хартлендом; кто контролирует Хартленд, тот командует Мировым островом (то есть Евразией и Африкой); кто контролирует Мировой остров, тот командует миром». (Этим геополитик подчеркнул то, что именно Восточная Европа как западная часть гигантской Евразийской геополитической платформы более всего коммуницирует с морем, портами. В Украине с Черным морем, в Польше, Германии, Франции — с Балтикой и Атлантикой. Он называл Восточную Европу «регион-ворота» «Хартленда». Поэтому Восточная Европа является коммуницирующим сухопутным транзитным мостом между всей главной большой геополитической платформой и Западной Европой, остальным миром. Ключом, соответственно, к гигантской платформе и Восточной Европе на юге является Крым, а на западе Польша. Это главнейшие геополитические доминанты в регионе. Поэтому Крым, Украину и Польшу в дальнейшем геополитики морской парадигмы рассматривают как зоны влияния).

Так как СССР почти полностью контролировал «Хартленд», то, исходя из геополитики и воззрений британской элиты (кстати, Маккиндер был членом Тайного совета Великобритании), именно СССР был определен как однозначный победитель Гитлера и необходимый союзник Великобритании во Второй мировой войне.

Поэтому Санкт-Петербург и Крым в современной геополитике — это как северный и южный ключ к гигантской евразийской платформе, а Польша — разделитель этой платформы на Западную части и основную. Польша находится на самом широком равнинном месте этой платформы и опирается на Карпаты по оси Балтика — Черное море.

Важно отметить, что Маккиндер был гражданином «морской страны» Великобритании. Истина о сухопутных и морских державах оказалась дороже, но в его работах можно проследить попытку преодолеть им же предсказанное будущее доминирование сухопутных держав в мире. По сути, он сам опасался тех фактов, которые увидел и, как «спаситель» морских держав, стал главнейшим основоположником Евроатлантизма — геополитической философии политического, экономического и военного сближения государств Северной Америки и Европы под общими ценностями демократии, свободы личности и верховенства закона. Фактически это попытка превознести политику над геополитикой, человека над географией — всего лишь попытка. Но попытка, вылившаяся в создание и существование НАТО. Данную фактическую несостоятельность доминирования политики над геополитикой продемонстрировал Brexit (2016–2019) в Великобритании. География и геополитика первичны и более значимы, чем вся человеческая цивилизация и тем более политика. Хотя последняя является мощнейшим ингибитором влияния географических предрасположенностей. Но всё возвращается на круги своя.

Мэхэн и Маккиндер — два столпа современной геополитики. Первый обозначил море и сушу и развил концепцию развития морских держав, второй реализовал концепцию развития сухопутных государств (может, этого и не хотел (шутка)). Довольно всё просто, если знать и обращать внимание на географию, сопоставлять границы и физическую карту мира. Именно посредством зоркости этих двух геополитиков далее стали формироваться геополитические взаимосвязи и выводы из истории и географии. Всё дальнейшее — это, по сути, небольшие коррекции и акцентирование видимости других меньших факторов, а также влияние чистой политики в попытках пропаганды различных государств отстоять свое право на доминирование.

Хочу обратить внимание читателя на то, что в геополитике основа прежде всего базируется на физической карте и истекающих из нее предрасположенностей, а затем следует политика. Поэтому и первое слово «гео-», а потом политика. Чем ближе к современности, тем больше политики в геополитике, потому как ее пытаются расположить под существующий политический запрос масс и желания элит различных государств. Но помните: физическая география неизменна. Во всяком случае, в ближайшем будущем (шутка). Значит, и она является доминирующим фактором в геополитике. Чем ближе к современности, тем больше будет использоваться политика для вуалирования, смягчения географии как в самих непосредственно геополитических аспектах, так и в пропагандистских. Всегда необходимо стараться увидеть изначально географическое, а потом политическое, так как географическое неизменно, а политическое может корректироваться. Геополитика из-за постоянной необходимости оглядываться на географию и ее значение более первична и сложна, чем политика. Своего рода геополитика — это как шахматы, а политика как шашки (хотя такое сравнение несколько сумбурное).

Альберт Хаусхофер (1903–1945).

Описывать Хаусхофера я не буду, но вызову к нему интерес для изучения. Ярче и глубже всего о Хаусхофере говорит его же стихотворение. Оно помогает понять, какой психологический груз несут знания и невозможность их донести, хотя геополитик и был знаком с первыми лицами германского рейха, и консультировал некоторых из них в вопросах геополитики. Его «Моабитские сонеты» частично писались им на стенах тюрьмы Моабит в Берлине. Очень многоуровневое и многосмысленное стихотворение:

Мне говорят: ты виноват, ты предал…

Нет, не предатель я народу своему.

Я виноват в другом: я знал…, но я ему

Не говорил о том, что раньше многих ведал.

Моя вина в ином: я видел — из кувшина

Зло вырвалось и воспарило ввысь.

Я должен был кричать: Народ, остерегись!

Но я молчал. Зло создало преступную машину.

Я виноват. Не в том вина моя,

Что я боролся с властью бешеного зверя.

Я слишком долго ждал, надеялся и верил,

Что это сделает другой — не я, не я…

Вот в чём пред Родиной вина моя.

Сегодня ясно вижу это я…

Перевод с немецкого Д. И. Гарбара

Скажу лишь, что Хаусхофер также использовал концепцию «Хартленда» в своей стратегии «континентального блока», но в условиях жестких противоречий между национал-социализмом и коммунизмом на гигантской евразийской геополитической платформе данная стратегия не могла сработать. По сути, морские державы применили, исходя из прагматичности, принцип «разделяй и властвуй» и получили самые большие выгоды от противостояния на маккиндеровском континенте «мировой остров». И это, как я уже говорил, причины непонимания геополитики в массах и их невысокий уровень образования — принятие политических идеологий, ведущих к самоубийству.

Николас Джон Спикмэн (1893–1943) во многом отталкивался от концепций Мэхэна и Маккиндера. У него тоже «Хартленд», гигантская геополитическая платформа Евразии, является «ключевым» регионом в мировой политике. Исходя из того, что Спикмэн, как и Маккиндер, был гражданином «морской державы», а концепции Маккиндера предвещали смену морской парадигмы на сухопутную, ему пришлось прежде всего задуматься над этим прогнозом. Как можно противостоять или хотя бы отдалить эту перемену со всеми исходящими потерями для морских держав? Спикмэн стал автором концепции «сдерживания», обернув в научную обложку и акцентировав внимание на том, как Британская империя ранее, обладая и находясь на пике морской парадигмы, влияла на Евразию. Самое ценное, по моему мнению, в концепции «сдерживания» выведение им «Римленда» и более глубокая проработка геополитических платформ с точки зрения опор. Опор в первую очередь на береговые линии. Помним: Спикмэна, как гражданина и геополитика, размышлявшего о благах для своей морской державы, прежде всего интересовали море и его влияние.

• «Римленд» — геополитическая концепция, которая, по замыслу Спикмэна, должна была уравновесить «Хартленд». Это дуга, окружающая Хартленд или Евразию с запада, юга и юго-востока. (По сути, в этой дуге и исходящих из нее предрасположенностей, береговых линий, соотношения союзников морских держав сегодня расположена самая большая и дорогостоящая военная инфраструктура в мире. Военные базы морского триумвирата США, Великобритании и Японии, а также стран, втянутых в дугу политически, посредством политики «сдерживания». Это сотни миллиардов долларов. Задумайтесь! Ведь когда вкладывают, обычно надеются и получают прибыль — какова маржа от контроля Евразии. Само слово «Римленд» как название геополитического противовеса очень глубокомысленно. Спикмэн обратил внимание на почти тысячелетнее существование Римской империи прежде всего с точки зрения геополитики. Он усмотрел причинно-следственные связи успеха длительности этого существования и попробовал использовать их в парадигме морских держав. Так как Римская империя уникальна (позже и отдельно более поясню в чем ее суть). Спикмэн попробовал в своей концепции сдерживания объединить морскую и сухопутную парадигму под политическим соусом политического единства Евроатлантизма (НАТО). Скажу также, что объединение морской и сухопутной парадигмы на планете обязательно произойдёт, но не сегодня. И здесь первую очередь играет фактор не политический, а прежде всего образовательный, во времени и массах. Концентрация населения в Хартленде (и не просто концентрация, а образовательный уровень этой концентрации) на сегодняшний день делает невозможной такое объединение. До 2004–2007 гг. я был апологетом, поклонником мировой гегемонии США, потому как она была космополитична, направлена на объединение мира. Но разуверился в этом по результатам внешней политики: США проели, прогуляли, пророскошествовали все выгоды, а это многие десятки, если не сотни триллионов долларов, вместо инвестирования их в мировое образование, прежде всего в Евразии. Молодой (я про себя) — недооценил природную сущность человека. Объединение мира с его огромными выгодами для человечества фактически было превращено в ширму для обогащения лишь граждан, более всего элит США, и далее не пошло. Так вот «Римленд» потому, что Римская империя в определенный момент истории объединила в себе морскую и сухопутную парадигмы и достигла этим уникального влияния в истории. Спикмэн обращает внимание на эту важную черту, но пытается «натянуть» ее на малые возможности исключительно морских держав, как бы пытаясь проглотить большие сухопутные. Насколько это возможно, время еще не показало, но тенденции уже видны).

• Также Спикмэн углубил знания о важности платформ, особенно их береговых линий как опор. Своей концепцией «сдерживания» он расширил понимание опор платформ. Если у Маккиндера платформы определяются бассейнами водосбора океанов (проникновенность военными кораблями через устья рек), то Спикмэн обращает внимание на береговую линию как на опору, на ее изоляцию и коммуникацию. Соответственно, отсюда рождается важность глубоких физических перепадов карты — береговой линии, горных хребтов, пустынь, рек. Всё это четче формирует понимание границ платформ, ограниченных природными препятствиями, а также их центров, равнинных, степных плоскостей, что позволяет более четко очерчивать геополитические платформы по географическому принципу.

• Третий важный акцент Спикмэна — политическое «сдерживание» как технология. И тут как бы главное не само политическое сдерживание разности идеологий, а то, что оно базируется на разности морской и сухопутной парадигмы. Это обнуляет смысл единения парадигм и всего смысла «Римленда» как уникальной Римской империи. Геополитически военные базы и давление на коммунистический мир расположены по морскому принципу, вокруг Евразии, вокруг «Хартленда». На данный факт еще накладывается вторая значительная разность — разность в идеологиях. И это идеологическая разность, борьба за попытку глобального перераспределения собственности и ее сохранения. Не забываем о времени, когда создавалась концепция «сдерживания» — во времена политического противостояния коммунизма и либеральной демократии, борьбы идей за более справедливое распределение ресурсов. Коммунизм канул в Лету частично из-за политики «сдерживания», но на смену ему пришел очень схожий капиталистический либерализм континентального, чуть более авторитарного стиля. Идеологии в политике и экономике почти одинаковые. Разница в «справедливом распределении ресурсов» значительно скрасилась, а технологии выросли и вышли на новый уровень обмена информацией. Само политическое «сдерживание» из-за размытости политических окрасов претерпевает изменение, от Спикмэна к Бжезинскому, но сегодня оно всё менее актуально, потому как технологии и доступ к информации существенно изменяются. «Римленд» ослабевает, а «Хартленд» усиливается. Вообще, чтобы понимать, что концепция «сдерживания» и дальнейшего объединения парадигм, взятие сухопутных держав под контроль морскими слабо осуществима по якобы историческому принципу Римской империи, необходимо разобраться в самой Римской империи и сравнить ее с «Римлендом» Спикмэна. И здесь проблема в том, что Мэхэн и Спикмэн более склонялись к тому, что Римская империя — это морская держава, но вопрос, по моему личному мнению, более емкий. Но об этом позже.

Збигнев Казимеж Бжезинский (1928–2017) был фактически последователем и еще более развил концепцию «сдерживания». Некоторые его даже считают геополитическим отцом развала СССР и падения коммунизма. Но мне кажется, что Бжезинский скорее допустил геополитическую ошибку, ратуя за развал СССР именно в 1980-е годы. Почему? Постараюсь пояснить.

Дело в том, что идеологически СССР как страна утопии коммунизма перестал жить сразу после смерти Сталина в 1953 году. Помним, что коммунизм — это утопическая идея справедливого распределения благ по принципу доминирования в обществе класса, пролетариата. В основе коммунизма, его сталинского типа, а значит и созданного фактически Сталиным СССР лежит «диктатура пролетариата». Диктатура! Именно диктатура, которая была фактором подавления природной, биологической, эволюционной сущности человека и его стремления к накоплению. Истинные коммунисты были уверены в том, что мораль во вновь создаваемом ими «советском человеке» сможет преодолеть биологический фактор личности, эволюции и стремления к накоплению, к обладанию капиталом. Это само по себе, конечно, уже утопия, особенно для того времени. Тем более в отдельно взятой стране такое вообще невозможно, потому как человек из-за забора смотрит на лучшую жизнь у «лучших» за ним. Вспомним, как граждане СССР с завистью смотрели на то, как живут богатые на Западе, но в паритете сравнения этого взгляда мало обращали внимания на нищету в капиталистическом мире и на то, откуда они вышли. В СССР жена какого-то инженера с восхищением разглядывала наряды Жаклин Кеннеди и думала, что она б тоже могла так одеваться (шутка), поэтому мы потом (в 1990-х) и видели «малиновые пиджаки» и прочее. И эта жена была дочкой матери, которая первая в своем поколении только научилась читать. Производство «советского человека» при Сталине шло от безграмотного работяги к человеку, получившему высшее образование. Для понимания светлой морали справедливости необходимо образование. Поинтересуйтесь ликвидацией 80-процентной безграмотности и рывком высшего образования в массах в СССР. Противоречие в том, что, получив знания, человек становится более личностным, более осознанным, более подвергающим всё сомнению, и при этом взгляд его исходил из личностных, а значит, и биологических факторов. Банально он становился умнее, хитрее и т. д. Естественно, начинала проявляться утопия коммунизма. Кроме взращиваемых новых «советских людей», в СССР также оставались и «недорастреленные» сомневающиеся. Для подавления сомнения в правильности коммунизма и была однозначно необходима диктатура. Разрушение старой имперской иерархии, новые социальные лифты, скачок образования, коллективизация с выгоном людей в города по принципам укрупнения участков для товарного производства и «английского огораживания», дальнейшая индустриализация освободившегося населения, огромный экономический скачок — всё это дало иллюзию правильности коммунизма. Но по мере роста высшего образования, критического мышления, самосознания человека это же вызывало и сомнения. Данное происходило под жесткой диктатурой подавления «сомнений» и «чистками». Сомнения и борьба с ними. Вспомните: последняя значительная компания репрессий — «борьба с космополитизмом и преклонением перед Западом», направленная прежде всего против думающих людей и заставляющая думать, что научные советские цивилизационные ценности как минимум не хуже мировых. Борьба за сознание. Описанное говорит о том, что без диктатуры коммунизм невозможен, во всяком случае, в тот временной период. Диктатура пролетариата. И не просто диктатура пролетариата, а диктатура пролетариата во всем мире, потому как есть взгляд за забор, и человек для себя смотрит на лучшее и желает этого лучшего из-за той же биологии. При Сталине была диктатура пролетариата. Соответственно, существовала на короткий период иллюзия правильности идеи коммунизма, справедливого распределения ресурсов в обществе. И эта идея объединяла и распространялась по геополитической Евразийской платформе. Сталин умер, к власти пришел Хрущев, который ослабил диктатуру, мало того, подверг ее открытой критике «культом личности Сталина», то есть провел ревизию коммунизма и его доктрины диктатуры пролетариата, в чем, кстати, и обвиняли его коммунисты Китая и прочих стран блока. По сути, он умножил диктатуру на ноль. И коммунизм как идея со всеми исходящими начал угасать. Фактически после ревизии диктатуры СССР меркнул в связи с ростом образования, самосознания, понимания утопии коммунизма, что привело его в 1980-м к полному разрыву заявляемой властной идеологии с реальностью. А когда властная идеология кардинально расходится с реальностью, с жизнью, такая власть и государство обречены на падение и изменение. Этому есть множество примеров в истории. Теоретически победу коммунизма можно допустить, если бы у Сталина было три жизни и во второй из них он бы смог подчинить своей диктатуре весь мир, чтобы убрать взгляд за забор. Потому как построение коммунизма в отдельно взятой стране в принципе невозможно. Да и вообще, коммунизм — это утопия, особенно в XX веке. А сегодняшний страх реставрации коммунизма как страх перед Робеспьером в Викторианскую эпоху. Но вернемся к Бжезинскому. Уже через десять лет после смерти Сталина, не говоря уже про 1980-е, когда явно просматривалось жесткое расхождение советской идеологии с реальной жизнью, стимулировать падение СССР было ошибкой. Поддерживая М. С. Горбачева финансовыми вливаниями и уменьшением поддержки центробежных сил в обмен на ядерное разоружение, США получили бы большие геополитические выгоды. Огромное дробление геополитической платформы без ядерного оружия и как оборотную сторону медали — более длительное ее собирание обратно. Им не хватило лет пяти. Конечно, всё это спорно и очень субъективно. История не любит сослагательных наклонений. Но всё же геополитика Бжезинского и ее правота (в этом моменте) также очень спорны.

К Бжезинскому стоит относиться, прежде всего, памятуя о том, что его геополитические взгляды очень политизированы. То есть в них много политики, чем непосредственно географии. Но в то же время ни в коем случае не стоит недооценивать и умалять его очень ценные геополитические акценты, особенно в той сфере, которая касается евразийской геополитической платформы и влияния на нее из регионов. Также стоит памятовать о том, что Бжезинский выступает в роли стороны морских держав, поэтому людям евразийской геополитической платформы необходимо понимать свои недостатки и выгоды, а не ассоциировать себя с живущими за океаном, в морских державах. Необходимо видение себя на карте Бжезинского, как и другого геополитика, и понимание того, что уготовано ему в жизни в конкретной местности, а не иллюзии далекого будущего. Надо также учитывать: то, что работает в одной стране, не всегда может работать в другой. И это исходит из геополитических предрасположенностей в историческом процессе. Потому как сегодня приходится очень часто слышать, что в современной Украине политики говорят чуть ли не о копировании некоторых вещей под западную кальку, что часто является глупостью и просто невозможно. Обмен и перенимание опыта — это отлично, но в первую очередь необходимо понимать комплекс факторов местности и исторического развития, чтобы этот опыт был плодотворен.

Бжезинского следует воспринимать как геополитика, который разъясняет США, что необходимо предпринимать, чтобы продлить американское господство в Евразии. Причем это господство выгодно прежде всего США и морским державам, а интересы населения Евразии отходят далеко на второй план.

• Бжезинский подтверждает максиму Маккиндера: кто контролирует Евразию, тот контролирует весь мир. Для США жизненно важно, чтобы их влияние не вытолкнули за пределы Евразии.

• Благосостояние США зависит от того, чтобы не сковывать свое общество архаичными привилегиями и жесткими социальными иерархическими требованиями во внутренней политике. Это желание сохранения социальных лифтов, конечно же, идет вразрез с биологией человека, который хочет дать своему потомству комфортное будущее. Вспомните о народном изречении про власть: «У них есть свои дети». Выстраивание во внутренней политике архаичной иерархии ведет к закостенелости государства и его слабости.

• Война и конфликты в Евразии как пример Первой мировой войны всегда полезны для США, потому как это ослабляет Евразию и превозносит морские державы.

• Бжезинский рассматривает два варианта состояния США. Первое — как изолированного континентального острова, второе более выгодное состояние — мирового гегемона, опирающегося на морскую силу.

• Для США государства, контролируемые ими в Евразии, являются плацдармами в борьбе за влияние на гигантскую геополитическую платформу Евразии, а значит, и гегемонию в мире. При этом значения этих плацдармов исходят из геополитического принципа изоляции и коммуникации — выгодности географического положения этих территорий для контроля за коммуникациями.

• Для США и морских держав важно не допустить выхода и закрепления сухопутных государств Евразии на опоры береговых линий. Бжезинский в этом моменте рассматривал три фронта морских держав: западный — в Европе, южный — в зоне Персидского залива и восточный — в Юго-Восточной Азии. В соответствии с этим морские державы окружения США формировали усилия: США и Великобритания были центром группировки на западном направлении (Атлантика — Европа), а США и Япония на восточном (Азия — Тихий океан). То есть по направлениям США балансируют ресурсами и коммуникациями, находясь в центре между двух мировых океанов (Атлантический и Тихий). Три фронта Бжезинского дают понять главные направления контроля за Евразией со стороны США. Западный: плацдармом на основе Великобритании США контролируют Европу с ее огромным технологическим потенциалом. Восточный: плацдармом в Японии США оказывают влияние на Тайвань, Китай и остальную заселенную Юго-Восточную Азию. Задача южного фронта — контролировать бассейн нефтеносного Персидского залива, углеводородами которого насыщают по морю экономику Японии и не только. А также, удерживая этот фронт Бжезинского в Персидском заливе, США влияют на положение дел во всем подбрюшье Евразии: в исламском мире, Израиле, Индии и Пакистане, контролируют торговые пути на выходах из Индийского океана в Красное море. Задумайтесь о стоимости этих торговых путей. Вспомните только, контейнеровоз Ever Given, который в результате аварии в Суэцком канале меньше чем на неделю заблокировал судоходство по нему (март 2021 г.). Простой судов обходился мировой экономике в 400 млн дол. в час, по 9,6 млрд дол. в день^[4]. А теперь задумайтесь глобально о значении южного фронта Бжезинского, который контролирует не только зону Суэцкого канала, но и Красное море, Баб-эль-Мандебский пролив, Аденский залив, зону углеводородного Персидского залива, морские коммуникации из Ирака и Ирана, Оманский залив и всю окружающую акваторию. Это зона торговых путей с влиянием на мировую экономику в десятки миллиардов долларов в сутки! Есть на что оказывать влияние, а значит и получать прибыль, и содержать там целый военный флот с должным обеспечением.

• Ослабление государств Бжезинский видел прежде всего не столько в военной силе, сколько в идеологической, политической. Более сильная внутриполитическая система государств зиждется на отсутствии закостенелости в иерархии и в догматах идеологии — относительной свободе, то есть дает возможность работать социальным лифтам, которые продвигают людей в первую очередь исходя из их умственных способностей.

• Формирование внешней политики более успешно на основании экономики, а не на базисе политических идеологических догматов. Экономика несет в себе первичный биологический фактор. СССР проводил внешнюю политику, опираясь на идеологические догматы, что делало его внешнюю политику закостенелой в сравнении с морскими державами. Также на внешней политике догматов возможно играть на идеологических противоречиях, претворяя политику «разделяй и властвуй» более успешно, чем на экономических. Хотя сразу за экономическими выгодами должны следовать идеологические принципы.

• Важно сохранять этнокультурную идентичность народов, населяющих государство, а основу единения видеть прежде всего в экономическом факторе.

• Смысл империй и глобальных мировых государств лежит в первую очередь в их превосходящей организации, способности быстро мобилизовать огромные экономические и технологические ресурсы в самодостаточной экономике. Всем империям и значимым государствам в истории это свойственно. Исходя из этого главный психологический принцип ценности мощного государства, империи — это гордость граждан: «я есть гражданин этого государства» по аналогии с Римской империей и проч. Концепция превосходящей культуры государства. При этом важно не допускать, чтобы эта гордость, высокомерие, особенно у элит, порождали культурный гедонизм, который заставляет уходить в себя и вызывает апатию к дальнейшему продвижению.

• Для современных империй или гегемонов важна политика кооптации. То есть значимые для метрополии геополитические точки должны не просто находиться под военным влиянием, а и быть интегрированы и зависимы с точки зрения экономики, идеологии и культуры, но без национального, этнического давления. Элитам этих точек следует быть причастными к получению образования в метрополии. Они должны ощущать себя едиными с культурным превосходством гегемона над всеми остальными. США сильны «культурным империализмом», который провоцирует желание ему подражать по всему миру. Иностранные, но находящиеся под контролем США государства надо привлекать во внутреннюю политику США в рамках кооптации, важности лоббизма их интересов в центре метрополии. Процедуры этого лоббизма подконтрольных иностранных государств должны уделять особое внимание совместному принятию решений, вуалирующих доминирование США. Это своего рода политика «одомашнивания» диких мустангов и приведения их в стойло.

• Употребляя терминологию более жестоких времен древних империй, три великие обязанности имперской геостратегии (США) заключаются в предотвращении сговора между вассалами и сохранении их зависимости от общей безопасности, сохранении покорности подчиненных и обеспечении их защиты и недопущении объединения «варваров». Многократно применявшуюся в истории политику «разделяй и властвуй» нужно направлять на разделение стран в их различных противоречиях, особенно национальных, а объединение под сенью мирового гегемона должно происходить согласно запросу о безопасности. Политика одновременно разделять и умиротворять. Разделяй и властвуй на умиротворении.

• Главными геополитическими соперниками США в Евразии являются Китай, Россия и Иран. Украина рассматривается Бжезинским как фронт противостояния с Россией, в котором если победит Россия, то Польша станет форпостом по недопущению дальнейшего объединения западной части евразийской геополитической платформы. В населении Украины, как достаточно европеизированном и цивилизованном, Бжезинский усматривает возможную реставрацию России с дальнейшим развитием ее экономики. (Это очень важный момент, потому как России всегда не хватало среднего квалифицированного управленческого состава. Своего рода аналога «среднего класса» США).

• Япония и Великобритания как островные государства, нуждающиеся в гарантиях безопасности центральной, значительно мощной морской державы США, являются природными сателлитами, формирующими базовые платформы и плацдармы для влияния на всю Евразию.

• Франция и Германия. Величие и искупление. Так Бжезинский тонко и достаточно точно подчеркивает стремления этих стран, которые должны использовать морские державы для их союзничества. Франция стремится к реставрации своего мирового величия, памятуя о Наполеоне и Людовике XIV. Основное ее геополитическое влияние направлено в средиземноморский регион и Северную Африку. Германия как страна, натворившая значительных бед в Европе национал-социализмом Гитлера, в своей попытке распространения национального доминирования стремится к «искуплению» и демонстрации себя как державы, выступающей за объединение Европы исключительно на принципах либерализма и экономики, причем Германия является самой важной страной Европы, потому как является ее локомотивом. (В то же время Бжезинский, исходя из интересов США, забывает напомнить о том, что Германия находится в центре западноевропейской части гигантской евразийской геополитической платформы со всеми исходящими, прежде всего, экономическими факторами).

• Польша и Франция уравновешивают Германию, оставляя ей роль в первую очередь экономического локомотива Западной Европы и как противовесесы заставляют ее искать безопасности у США. В случае победы США в Украине Польша может стремиться реставрировать вместе с Прибалтийскими странами Речь Посполитую, которая будет еще более значительным буфером и фронтом, разделяющим евразийскую платформу со всеми выгодами для США.

• Иран и Ирак — это главные геополитические страны Ближнего Востока, за доминирование над которыми США необходимо вести борьбу с зоны форпостов Персидского залива.

• Индия противопоставляется Китаю, а давление на нее можно оказывать посредством исламского Пакистана. Также с востока Китай уравновешивается влиянием Японии на море, Тайванем в политическом смысле и Южной Кореей для изоляции Японии с Китаем.

• Самым опасным для США и морских держав событием является сближение России и Китая, Ирана и присоединение к этому союзу Германии с фактическим объединением экономики главной геополитической евразийской платформы. С остальным присоединением меньших геополитических платформ Евразии. Это поставит США в положение игрока на американской геополитической платформе обеих Америк, разделив мир географически, значительно ослабив США как мирового гегемона. По сути, все остальные тезисы Бжезинского о том, как политически этого избежать или отодвинуть.

• Национализм и религиозные различия — главный фактор использования для разделения и взращивания противоречий на евроазиатской геополитической платформе для ее дальнейшего дробления и ослабевания с точки зрения экономики.

• Единственной альтернативой для России во избежание ее поглощения Китаем Бжезинский видит курс на Евроатлантическую интеграцию. (Но здесь скорее роль играют хитрость Бжезинского (читают его таки все) и его желание страхом поглощения отвести Россию от сближения с Китаем. Не забываем, что Бжезинский — это геополитик, которого интересовала дальнейшая мировая гегемония США как морской державы. И, естественно, он, как геополитик, знал, что такое поглощение невозможно. Почему? Потому как Китай и Россию разделяют почти две тысячи километров пустыни Гоби и прилегающих районов, которые, между прочим, заселены монголами и другими племенами, а не китайцами. И что именно против них Китай строил Великую китайскую стену, отделялся на протяжении двух тысяч лет, но это его не уберегло, потому что географические предрасположенности важнее и монголы длительно правили. По очертаниям этой стены можно видеть непосредственно сам Китай, а далее самую большую провинцию Китая — Внутреннюю Монголию, за которой идет само по себе государство Монголия. Китай, заселенный миллиардом, живет в совершенно других климатических условиях. Монголия, как внутренняя, так и внешняя, — другой мир, не говоря уже о полосе вечной мерзлоты севернее. От Средней Азии Китай отделяют значительные пространства Синьцзян-Уйгурского автономного округа, где живут мусульмане. И там тоже немного другой мир, прежде всего географически. Кстати, именно США (а ранее и Великобритания) поднимали вопрос о «свободах» местного населения как по религиозному, так и по этническому принципам, а СССР со Сталиным помогал Китаю в том, чтобы эти регионы не откололись (Внутренняя Монголия и Уйгуры). Конечно же, Бжезинский об этом знал, но в то же время, понимая, что его труды будут читать и в Евразии, сеет мнимые страхи якобы о возможном поглощении России Китаем. Каждый, кто возьмет физическую карту с границами Китая и России, это увидит. Хитрая иллюзия Бжезинского — поглощение Китаем России и наоборот. Тот же Сталин, с его мощнейшей армией и прочим, имея полностью дружелюбного и ближайшего союзника в лице Китая и Мао о таком поглощении или кардинальном сближении и думать не мог, потому как это геополитически невозможно. Во всяком случае, в ближайших столетиях из-за огромного количества разностей, прежде всего географических. Хотя на политической карте Россия и Китай имеют протяженную границу, но физическая карта дает понимание этой границы без страхов, которые пытался посеять Бжезинский. И он, конечно же, об этом знал. В том же стиле геополитик говорит и о дальнейших противовесах России, описывая выгоду России с явно противоречивых ей советов вроде о благости для нее вхождения в НАТО Украины, Прибалтики и прочих уступок, которые на самом деле служат благу США).

• Евразийскими Балканами Бжезинский также тонкой смысловой параллелью (как «Величие» и «Искупление» Франции и Германии) подчеркивает роль южной части Евразийской платформы, примыкающей к Ближнему Востоку. И тут он во многом прав. Потому как в регионе преобладает политическая государственная раздробленность по этническому, религиозному и государственным признакам.

Хотя если присмотреться к физической карте, то бо́льшая территория региона находится на южной части всей Евразийской геополитической плиты, а также вокруг древних геополитических регионов, образовывавшихся в бассейнах рек, водоемов, и по разные стороны других значимых геополитических опор — хребтов гор, разделяющих регион. (Данный регион необходимо рассматривать прежде всего геополитически, начиная с физической географии. Тогда становится ясным его геополитическая суть, на которую наслоились различные этнические, религиозные и исторические факторы. Дело в том, что часть этого региона часто была подвержена объединению и распаду под влиянием геополитических факторов в истории. Но тогда геополитика в регионе велась интуитивно и по принципам экспансии. Мало того, смена парадигм ярче всего на планете перевернула значимость региона как транзитного сухопутного до XV века — на морскую парадигму после. Регион до XV века был достаточно богатым и коммуникативным, пока по нему проходил Великий шелковый путь. После смены парадигмы регион угас, так как утратил значительный поток грузов, который в морской парадигме пошел по морю и стал приходить в упадок. Последним правителем, объединившим регион, был Тамерлан (1336–1405). Далее, после смены парадигмы, регион распался по геополитическим признакам — по разные стороны геополитических опор, разделителей хребтов и гор, рек и водоемов и на него наслоились исторические религиозные, этнические и политические факторы. Кстати, очень показательно то, как живет население и работает экономика региона, особенно для южной части евразийской геополитической платформы в условиях доминирования противоположной им парадигмы (они ярко сухопутные державы) и политической раздробленности. Это, кстати, и продвигает Бжезинский, пытаясь сохранить доминирование морских держав. Морская парадигма для этого ярко выраженного сухопутного региона — прежде всего отсутствие значимых торговых путей, которые сместились в Средние века на море, низкая цивилизационная коммуникативность, а далее исходящие отсюда уровень образования и науки, малограмотность населения, архаичность взглядов, экономическая отсталость и жизнь элит за счет добычи ресурсов, а не производства высоко ёмких товаров и услуг конечного потребления. Фактически информационно здесь случился сдвиг лишь с появлением интернета и новых технологий коммуникаций. А так «Белое солнце пустыни». Бжезинский присоединяет к Средней Азии по смыслу беспокойности Балкан и Кавказ. Но страны вокруг Кавказа также необходимо рассматривать в первую очередь с физической картой, исходя из основ геополитики, и тогда станет всё ясно. Роль Афганистана в Среднеазиатском регионе — это прежде всего плацдарм с его коммуникацией и изоляцией между Индийской и гигантской Евразийской геополитической платформами. Но удержать Афганистан очень тяжело из-за его места, ландшафта и пока еще отсутствующих технологий контроля. А главное, такой контроль можно осуществить только гуманитарным и образовательным методом, а не военным. Также, по моему субъективному мнению, Бжезинский непоследовательно и немного преувеличивает роль Азербайджана как территории в регионе в условиях морской парадигмы. Потому как Каспийское море размывает его исключительные коммуникативные возможности лишь временно, хотя здесь особую роль играет география расположения природных ресурсов. Роль Грузии как страны Закавказья и выводящей этот регион к морским коммуникациям в условиях морской парадигмы более значима, хотя здесь также играет роль фактор размещения природных ресурсов в регионе. Вообще, Евразийские Балканы Бжезинского представляют собой регион как, с точки зрения геополитики, «сборную солянку» пограничья различных геополитических платформ, их опор и территорий. Поэтому к изучению взаимно связывающих факторов его «Евразийских платформ» необходимо подходить дифференцированно, поменяв взгляд исходя из самих платформ, географических факторов, коммуникативных и ресурсных, затем только накладывать исторические, религиозные и политические. Тогда картинка этой мозаики станет прозрачной. Поэтому я и говорю, что у Бжезинского слишком много политики, которая вуалирует геополитические предрасположенности и уводит от них в область политической демагогии, меняющейся под давлением короткого времени, укрывая суть. Хотя роль части Ближнего Востока, Средней Азии и Кавказа им очень тонко подмечена — нестабильные «Евразийские Балканы» на пересечениях геополитических платформ).

Работы и взгляды Бжезинского очень политизированы и из-за этого наполнены политическими «хотелками». Притом его пожелания исходят прежде всего из того, что он долгое время был у руля внешней политики США. В работах геополитика четко прослеживается желание сохранить за США статус мирового гегемона, а это уводит его оценки в сторону и часто заставляет автора вступать в противоречия с самим собой и с основами геополитики. Кажется, что еще чуть-чуть — и он перейдет от геополитики к политическому пропагандизму и популизму. Но в то же время в его работах есть ценный взгляд на некоторые аспекты региональных противоречий, исходящих из геополитического фактора. Поэтому труды заслуживают внимания и прочтения.

Работы современных геополитиков рассматривать не будем, потому как это вызовет сугубо политический спор и хейт. Мало того, многие работы современников несут в себе больше политики, чем геополитики. Также там много уловок, в расчете на прочтение которых авторы надеются подвигнуть политиков на ошибочные решения. Политикам, которые интересуются геополитикой, прежде всего необходимо помнить о физической карте мира, карте ресурсов, карте распределения населения, карте транспортных коммуникаций, ведь геополитика — это наука о месте и его влиянии под изменяющими значение этого места технологиями коммуникаций.

Примечания

2

Robert Thomas Wilson. Sketch of the Military and Political Power of Russia in the Year 1817. London, 1817.

3

Во второй половине XIX века в Европе шел ожесточенный спор о справедливом распределении ресурсов, о балансе между личным и общественным, о государственном устройстве, которое бы было наиболее справедливым. Появились идеи, отрицающие необходимость принудительного государственного управления и власти человека над человеком, основывающиеся на человеческой свободе, взаимопомощи и самоответсвенности — П. А Кропоткин, анархизм. Это «страшный сон» либерализма. Анархизм (сегодня очень зашоренное в массах понятие, не имеющее ничего общего с действительно анархизмом) выворачивал наизнанку идеи либерализма с его свободой личности и превозносил гуманистическое (бывшее христианское) понятие самопожертвования и взаимопомощи в организационные силы государства. В анархизме взаимопомощь и общие интересы ставились выше личностных, и на основе этого предлагалось организовывать общество без власти человека над человеком. Поинтересуйтесь взглядами П. А. Кропоткина об анархизме и государстве. Сверхгуманистические идеи даже для современности. Он своего рода не реализовавшийся политико-идеологический Иисус Христос. Поразительный гуманист. Но его идеи были невозможны к реализации ни тогда, ни сегодня, ни в ближайшем будущем, потому как практика истории показала: более первично дарвиновское «побеждает наиприспособленейший» и личное выигрывает спор с общественным и его взаимопомощью. Только лишь под какой-либо глобальной значительной угрозой общественная взаимопомощь возвышается над личным. Сегодня, после подавления «70-летнего коммунистического восстания СССР» в мире (можно и так рассматривать историю), политические идеологии возвращаются уже на основе полученного опыта к обсуждению вопроса о справедливом распределении ресурсов в обществе и его организации, так и не разрешенного после Мировой войны (некоторые историки рассматривают Вторую мировую войну как результат неразрешенности проблем Первой мировой войны, СССР и коммунизм как параллельное глобальное восстание — целостное историческое событие. И в этом есть определенный резон по набору объединяющих признаков.

4

Об этом сообщали Forbes и BBC News 26 марта 2021 г.