Исчезновение золотой курицы, или Держите меня семеро!

Любовь Александровна Хилинская, 2020

Верите ли вы в сказки? Настя не верила, пока не оказалась в самой настоящей сказке в роли не абы кого, а самой Бабы Яги. Только свыклась, приспособилась, а тут новая напасть – царь решил болото отобрать, да ее выселить! Кто же придет на помощь красавице? Серый Волк? Леший? А может, сам Змей Горыныч пожалует? Все это и не только в новой сказке.

4

Домик дедули и бабули, первоначальных куровладельцев, представлял собой покосившуюся хибарку, одним боком вросшую в землю, с полуоторванными ставнями, давно не крашенными и готовыми отвалиться при первом же сильном порыве ветра. Дверь жалобно скрипела, впуская Волка и Бабу Ягу, едва не теснувшихся лбами о низкую притолоку.

Внутри изба выглядела не лучше — давно не беленные стены, старые занавески на окнах, какие-то обшарпанные сундук и стол с почти истлевшей скатертью. Это что вообще такое? Разве в царстве-государстве сказочном такое может быть?

Переглянувшись, Настя и Володя синхронно начали озираться, обалдевая от открывающихся видов.

— Ткни меня в бок, чтоб я поняла, что сплю и вижу это во сне, — шепнула Баба Яга.

— Тогда и ты меня тоже, — также шепотом отозвался Волк. — Куда мы попали?

— Доброго здоровьичка, гости дорогие! — просрежетало сзади.

Обернувшись, как по команде, Волк и Настя увидели сухонького старичка в серой залатанной рубахе, таких же штанах и босым. Борода его была седая, как и давно не стриженные волосы на голове, щеки ввалились, подслеповатые глаза щурились под кустистыми бровями.

— И тебе не хворать, дедушка.

— С чем пожаловали? — прошамкал старик, входя в избу. — Извиняйте, угощения нету у меня, сам с хлеба на воду перебиваюсь.

— А бабка-то твоя где? — осторожно поинтересовался Волк, проследив глазами, как тот прошел к большому сундуку и плюхнулся на него.

— Дык, померла бабка третьего дня, — и всхлипнул. — А мне без нее теперича и жисть не в радость.

Настя шумно выдохнула. Да уж, не ожидала она такого.

— Извини, дед, — Волк подошел к старику и похлопал его по плечу. — Мы тогда пойдем.

Старик утер лицо рукавом, огляделся растерянно, будто впервые видел свою избу, а потом решительно выпятил бороду.

— А чего приходили-то? — подозрительно спросил он. — Воровать у меня нечего, все, что было, до вас украдено.

— Курицу мы ищем волшебную, — хмуро буркнула Настя, чувствуя, как настроение окончательно скатывается до отметки «бешеный гризли».

Это, получается, царь играет в карты, пьет и гуляет, в то время как деревенские простые жители живут в лачугах и носят лапти? Еще и последнюю курицу изъял, гад такой! Да его не в жабу, а в какого-нибудь гада надо превратить! Сжав кулаки и кипя от возмущения, Настя сверкнула глазами на деда.

— Кура моя, — тот снова всхлипнул. — Я ж ее вот такусенькую, — он показал пальцами размер спичечного коробка, — за сараем нашел! Положил в шапку, да рядом с чайником пристроил. Думал, подохла, доходяга, к утру, а она выжила! И нестись как начала, я сразу понял, что с яйцами не то что-то, не варятся, не бьются! Бабка-то моя говорит, мол, давай, Сидор, продавать их будем, да хоть избу справим себе под старость-то лет, а я нет, не отдал, хотел скопить на дворец не хуже царского! А теперича мне и дом-то не нужен без бабки моей! Лягу да помирать буду.

Закрыв лицо руками, старик затрясся телом и зарыдал тоненько, жалобно, надрывно.

— Ну ты не плачь, дед! — скрипнул Вовка зубами. — Найдем мы курицу твою, вернем тебе, избу справим или дворец, как ты хотел. Хоть поживешь как человек напоследок. Дети-то твои где? Бросили тебя?

Старик шумно высморкался в большой платок, сложил его аккуратно в карман, а потом глянул на Волка.

— Один я, сиротинушка горемычная. Не дал нам бог с бабкой детей. Уж как она молила, уж что только не делала — и пиявок к себе прикладывала, и траву пила, и к иконе какой-то ездила, а все одно — деток не случилось. Правда, Колобок у нас был лет десять назад, да и тот не дитем оказался, а пройдохой — умыкнул колечко мое медное, обручальное, да и был таков. Говорили, его даже лиса сожрать не могла, чуть не потравилась, бедолага, еле оклемалась. Ну и слухи потом нехорошие про него доходили. В общем, один-одинешенек я остался, помирать пора.

И вздохнул душераздирающе.

— Ты вот что, дед, — Волк тоже вздохнул, — собирайся пока, к себе я тебя заберу. Нечего тут тебе мыкаться.

Взгляд старика потеплел, глаза посветлели, даже улыбка появилась.

— Да и неудобно как-то мне, — смутился он. — Я ж, почитай, и имени вашего не знаю.

— Владимир Серый меня зовут, — представился Волк. — А это Настя. Ты давай пока котомку свою с пожитками собирай, чуть позже зайду за тобой. Бабку не вернуть, конечно, но хоть поживешь как человек.

Кивнув деду, Баба Яга вышла на улицу, вдохнув всей грудью свежий воздух. Ее прям распирало от злости на царя и всю его политику. Услышав стук двери за спиной, она обернулась.

— Это что же получается — супостат во главе государства нашего стоит! — звенящим от напряжения голосом воскликнула она.

— Тсс! — Волк схватил ее и зажал рот рукой. — Ты чего орешь, как оглашенная? Ну супостат, ну сидит во главе. И что? Тебе болото свое не надобно? Этот супостат при власти, а ты никто, девчушка с избушкой. Кто ты против него? Тут не орать надо, а хитростью дело решить, а то опомниться не успеешь, как и тебя и избушку напнут куда подальше, никакие жабы не помогут. Думаешь, царь-то так прост, как кажется? Сам Соловей разбойник у него начсклада, то есть, казначей. А остальные кто? Сплошь известные лица.

— Да я и Соловья в жабу! И остальных! — избавившись от руки Волка, зло сплюнула Баба Яга.

— Я ж говорю, владелицей жабьего хора тебе быть, Настя! — усмехнулся Вова. — Но потом. Сейчас давай решим проблему с жильем твоим, потом уже будем думать о государственном перевороте. Дела надо последовательно решать.

Оглянувшись на покосившуюся лачугу, Баба Яга опять вздохнула.

— Я б придушила всех этих…

— Непременно, голуба моя! Непременно. А я тебе помогу с этим. Но попозже.

Сузив глаза, девушка взглянула на спутника. Тот стоял, небрежно сунув руки в карманы, пожевывал травинку в углу рта и оглядывал длинную улицу, простиравшуюся в обе стороны. Дома здесь были сплошь бедняцкие, полуголые ребятишки до пяти лет сновали в пыли, кто в рубашонках до живота, а кто и вовсе голышом, чумазые, загорелые, сами себе предоставленные. Дети постарше уже работали наравне с родителями, их было не видать, как и самих взрослых. Вдоль заборов ходили куры, роясь в земле, гуси щипали травку, одинокая коза намотала на рога чьи-то портки и стояла с ошалевшим видом, тряся бородой — жизнь кипела.

— Пойдем куда-нибудь в злачное место, послушаем, что народ думает про все это, — предложил Волк, покосившись на взъерошенную спутницу.

Они под ручку, как парочка, прошли по бедняцкой улице и свернули в злачный квартал. Вот удивительно, что такое место располагалось не по соседству с домами богатеев, а неподалеку от лачуг простых работяг.

— Да уж, судя по всему, любит народец поразвлекаться, — пробубнила Настя, покосившись на забегаловку под названием «Топор и мясо».

— Хлеба и зрелищ, — усмехнулся Волк.

В это самое время двери забегаловки открылись, оттуда со свистом вылетело что-то круглое и шмякнулось прямо у ног Бабы Яги с диким воплем.

— Ууу, ироды! — поднявшись на ноги, круглый… хлеб-переросток погрозил неведомо кому кулаком. — Чтоб вас приподняло, да шлепнуло, шлемазлы!

— Колобок? — округлила глаза Настя, брезгливо разглядывая серую булку с огромной трещиной на боку.