Подопечные

Любовь Абрамова (2024)

Попечительский совет отобрал у шестнадцатилетней Лизы всё: родителей, одноклассников, родной город и привычную жизнь. Конечно, во имя великой цели: "Печка" старается ради воспитания здорового и благонадежного поколения! Но образцовая семья, куда отдали Лизу, оказывается далеко не идеальной, а жизнь подопечной — совершенно не похожей на ту, из телевизионных роликов. На что теперь опереться? На воспоминания о родителях? Но их стратегии не смогли уберечь Лизу от беды. На нового "брата", доброго, но страдающего от странных нервных тиков? Или на "сестру", которая задирает нос, огрызается и вечно где-то пропадает? Лизе приходится искать ответы под пристальным взглядом школьного психолога и быть осторожной, ведь любое поведение, выходящее за границы дозволенного, грозит наказанием бывшим родителям Лизы.

Глава 5

Ольга не ошиблась. Денек уже с утра обещал быть адским. Во время завтрака к дому подъехала машина. Лицо Евы из мрачного стало каменным. Нина опять взялась изображать испуганного опоссума, — притворилась если не мертвой, так статуей.

Антон Викторович согнал всех в гостиную, не дав никому доесть, этому Лиза даже обрадовалась, все равно запихивала в себя омлет через тошноту.

— Вы чего тут устроили? Я вас спрашиваю? — зализанные волосы Антона Викторовича растрепались, над верхней губой выступил пот, Лиза едва сдерживалась, чтоб не морщиться, когда он подходил ближе.

— Мы ничего не сделали, — сказала Ольга. Она, единственная, отважилась открыть рот.

Антон Викторович подошел вплотную к подлокотнику, на котором сидела Ольга, и сунул ей свою потную рожу прямо в лицо.

— Менты у меня дома, — прошипел он.

— Вопросы к ментам, — Ольга презрительно ухмыльнулась, — они знали, чей это дом, старший называл Еву по имени отчеству, значит был в курсе, к кому врывается.

Услышав свое имя, Ева вздрогнула.

— Разве они не предупредили вас? Не попросили разрешения? — продолжила Ольга.

— Не твое это дело, язва, — огрызнулся Антон Викторович, но, видно было, что он раздосадован, — с ментами я разберусь. Они назвались?

— Фамилия сержанта — Долгополов, — ответила Ольга, — мы ничего не сделали. После школы пошли гулять на площадку, в разрешенное время, в разрешенном месте.

— Да понял я, — отмахнулся Антон Викторович, — мне все равно не нравится, что вы шатаетесь без присмотра. Словам подкидышей веры мало.

Ева кинула на Антона Викторовича злой взгляд исподлобья, но он не заметил.

— Валите в школу, короче, — приказал он. Лиза вышла из дома первой.

У кабинета Тамары Михайловны стояли втроем. Всем пришли коды на психолога, но без конкретного времени, поэтому пришлось ждать под дверью. Не разговаривали, друг на друга практически не смотрели.

— Ольга Акимушкина, — позвали из-за двери, Ольга послала Димке с Лизой воздушный поцелуй и бодро шагнула в «допросную».

— Дим, — начала было Лиза.

— Нет, — перебил Димка.

— Что «нет»?

— Не хочу разговаривать. И не буду. Не лезь.

Лиза удивилась такому резкому ответу, но решила не пытаться завести беседу. Видимо, Димка копил силы для Тамары Михайловны.

Ольга вышла из кабинета довольно быстро, веки у нее покраснели, ресницы были мокрыми, она картинно всхлипнула и подмигнула Лизе.

— Елизавета!

Лиза вошла в кабинет. Еще ночью она решила, что предпочтет диван, да, неудобно, да, колени выше локтей. Но от Тамары Михайловны, все ж таки, подальше. Да и запах"валокордина"сегодня был особенно резкиим.

— Присаживайся, — Тамара Михайловна указала рукой на стул, — не волнуйся и рассказывай что знаешь, Лизочка.

— После школы мы решили погулять и пошли на площадку.

— Втроем?

— Нет, Оля закончила раньше и уже ждала нас там.

— Я думала, вы не общаетесь с Олей, ты ни разу ее не упоминала.

— Она помогала мне с нравмором и с кодами, мы общаемся меньше, чем с Димкой, но все-таки общаемся. В общем, на площадке сломались качели..

— Это я знаю, все произошедшее я видела на записях с камер, — прервала Тамара Михайловна и вытаращилась на Лизу.

— Ну, тогда… Не знаю, что рассказывать.

— Мальчика похитил его биологический отец, — Тамара Михайловна взяла со стола листок и показала Лизе.

Это было распечатанное на черно-белом принтере фото: еще не старый симпатичный мужчина в очках. С уютными морщинками в углах рта. Вместо бороды или щетины — редкий невнятный пушок на подбородке. Мужчина имел совершенно травоядный вид. Лизе было сложно представить, что он способен на незаконные поступки.

— Я не видела его, ни на площадке, ни рядом. Хотя, особо по сторонам я не смотрела.

— Он мог быть в капюшоне и, скорее всего, в медицинской маске, уж на это ты должна была обратить внимание.

— Обязательно обратила бы, медицинские маски на улице — из ряда вон выходящее событие.

Лизе казалось, что разговор идет хорошо и Тамара Михайловна вот-вот ее отпустит.

— Как ты относишься к этому? Что ты чувствуешь в связи с похищением?

— Глупость, — честно сказала Лиза, — не думаю, что биологический отец может причинить мальчику вред, но, где они будут жить? На какие деньги? Какие планы на будущее у этого человека? Не представляю. Тем более, их, скорее всего, быстро найдут.

Лиза вдруг представила, как она сидит на лавочке за площадкой и рядом присаживается мужчина в медицинской маске, сдвигает ее и Лиза видит папино лицо. Папа говорит: «идем, Лизуша, я пришел за тобой». Пошла бы она? Конечно, да. И не возникло бы никаких мыслей о еде, жилье, будущем, ведь это же папа, он бы нашел выход.

— Зачем вы ходите на эту площадку, вы ведь уже не маленькие? — резонно спросила Тамара Михайловна.

— А куда еще пойти? Там удобные лавочки. Можно спокойно посидеть.

— Спокойно посидеть можно и дома.

— Дышать воздухом тоже надо, — парировала Лиза.

— О чем вы разговаривали?

— Про уроки, школу.

Тамара Михайловна с сомнением хмыкнула и что-то записала в свой блокнот, она прикрывала лист рукой так, что Лиза не могла разглядеть, что она там пишет.

— Ну, то есть, про конференцию по нравмору и про Катину порванную куртку.

Снова запись карандашом.

— Что делала Оля? Почему она не пошла с вами на площадку, когда сломались качели?

— Она осталась сидеть, просто, наверное, ей не было интересно.

Тамара Михайловна сделала еще одну пометку, наклонилась ближе и Лиза увидела у нее в глазах свое отражение.

— Лиза, скажи, твои биологические родители учили тебя обманывать?

— Что? Нет.

— Ты уверена? Но ведь кто-то должен был повлиять на тебя так, что ты врешь мне прямо в глаза, — Лиза начала нервничать, но впечатление от грозной речи было слегка подпорчено ее окончанием. «Прямо в глаза, надо же», — Лиза чуть не прыснула.

— Я не вру.

— Ева Владимировна и Антон Викторович не могли научить тебя такому, значит, лгать представителю попечительского Совета тебя научили биологические родители.

У Лизы застучало в ушах, она сглотнула.

— Почему вы думаете, что я лгу?

— Нужно будет выписать им штраф, — продолжила Тамара Михайловна, вроде как ни к кому не обращаясь, — интересно, у них хватит денег оплатить или кому-то из них придется отрабатывать?

— За что? Я не вру! — у Лизы засвистело в ушах, она подумала, а не послать ли Ольгу с ее тайнами куда подальше? Не стоило оно того. Свист усиливался, становился все выше и вкручивался в мозг через виски. Тамара разблокировала свой допотопный комп и принялась стучать пальцами по клавиатуре.

— Погодите, ладно, хорошо, хорошо. Я скажу правду. Оля не пошла с нами на площадку, она спряталась от камер специально, на лавочке, за кустом. Потому что она ревела!

— Так-то лучше, — похвалила Тамара Михайловна, — почему она плакала? Она рассказала?

— Да, да! — быстро говорила Лиза, — мы, ну, говорили про бывших родителей и Оля рассказала про своих. Сказала, что они — преступники. Я удивилась, что у нее, отличницы, родители — уголовники. Она разревелась.

— Вот, уже больше похоже на правду, — кивнула Тамара Михайловна, а Лиза так разволновалась, что уже и забыла, что правда, а что — нет.

— Только родители Ольги не уголовники, — строго сказала Тамара Михайловна, — уголовники — ее биологические. Кто из вас завел разговор о них?

— Дима. Он рассказал, что у него есть брат.

— Нету у него брата, — отчеканила Тамара Михайловна, — только две сестры. Значит, он инициировал разговор?

— Он, но он просто.. Я не хочу, чтоб у него были проблемы.

— Это уже не твоя забота, Лизочка. Лучше бы о себе подумала. Ладно, — Тамара Михайловна внезапно смягчилась, улыбнулась.

И вот эта ее манера пугала Лизу больше всего.

— На первый раз я прощаю тебе твою ложь. Но это только по доброте душевной. Поняла меня?

— Да, я поняла. Спасибо, — ответила Лиза и Тамара Михайловна вывела ее из кабинета чуть ли не за руку, не дав ни словом перемолвится с Димкой в коридоре.

Лиза прошлась по школе и не нашла Ольгу, у Лизы не осталось времени на ожидание, прогулочные коды на всю неделю ей аннулировали, поэтому она медленно поплелась домой. Лиза недоумевала, почему Ольга решила свалить вину на Димку, тоже, нашла самого стойкого! Почему не предложила Лизе взять ответственность на себя? Видимо, не доверяла.

С одной стороны, Лиза пришла в ужас от готовности Тамары Михайловны выписать штраф родителям всего лишь за мелкое вранье! С другой стороны, то, как легко Тамара Михайловна повелась на Ольгины сказки — поражало.

Ольга была дома, развалилась на диване в гостиной, переключала каналы так быстро, что картинки сливались в мельтешащие пятна.

Лиза разулась, повесила куртку и плюхнулась рядом с Ольгой. Дома было подозрительно тихо. Нина не вышла встречать Лизу, Ева где-то пропадала, машины Антона Викторовича не было во дворе. Ольга перестала щелкать и оставила включенным сериал, прибавила звук.

— Ну как? — спросила она.

— Все, как ты говорила. Прокатило, кажется. Остался Димка.

— Не ссы, он справится.

— Почему ты так решила? Я сама чуть не обделалась, а он кажется менее стрессоустойчивым.

— Так только кажется, — туманно ответила Ольга, она уже успела переодеться в домашнее, но от нее пахло не так, как от Димки, будто ее вещи Нина стирала отдельно. Лиза унюхала сладкий цветочный аромат, он казался знакомым и очень нравился ей.

— Знаешь, в чем его сила? — продолжила Ольга, — он не врет, он искренен, он говорит Тамаре то, что думает.

— Да? И как же он тогда сейчас прикроет нас?

— Мне нравится, как ты говоришь «нас», — ласково сказала Ольга, а Лиза смутилась, — он очень хочет верить в систему, верить в свою «большую мечту», он ведь рассказывал тебе? Он так старается, что и Тамара ему верит. Он не врет ей, а честно заявляет, что скучает по родителям и боится Антона, но тут же начинает сам оправдывать «Печку», рассуждать о том, что это к лучшему, что раз так сделали, значит так было надо. Меня он любит и просто соглашается умалчивать о некоторых деталях. Я ведь была там, на площадке, только не на лавочке, а в переулке, что уже детали. Как я рассказываю про родителей, а уж, тем более, как я реву, он, поверь мне, видел множество раз. И это тоже не ложь. А большего он знать не хочет. Он сам просит не рассказывать ему ничего, что выбивалось бы из его системы ценностей. Даже когда я приношу ему таблетки и бинты, он предпочитает не задумываться, где я их беру. Тамара верит ему больше, чем тебе и мне — вместе взятым. Считает, что может манипулировать Димкой с этой его мечтой. Не без оснований, конечно. Именно Тамара будет давать рекомендации «Печке», в какой институт определить Димку после школы. Но эта пучеглазая стерва не понимает, что для Димки и я теперь — семья. Я уже часть его мечты.

Лиза рассматривала Ольгино лицо: раньше она не замечала, что у Ольги на носу есть маленькие веснушки, что ее глаза не чисто карие, а с зеленоватыми прожилками, и то, что такие тонкие брови у нее не от природы, она явно их выщипывала.

Входная дверь открылась и Лиза с Ольгой как по команде повернули головы. Вошел Димка.

— Все нормально, — сказал он, сев на диван, Лиза заметила, что сегодня он более спокойный, чем обычно. Даже щека у него ни разу не дернулась. Ольга еще сильнее выкрутила звук телевизора.

— Что у тебя с руками? — спросила она и Лиза проследила за направлением Ольгиного взгляда. На указательном пальце Димкиной левой руки было аж три пластыря. Димка попытался спрятать ладонь, но не преуспел: Ольга схватила ее своими цепкими пальчиками и повторила вопрос.

— Да, это, ничего, — Димка высвободился, — просто Тамара Михайловна дала задание: помочь ей вынуть скрепки из старых рефератов по нравмору. Она сказала, что хочет распечатать что-то на оборотках. Дала мне стопку рефератов и эту штуку, ну, которой скобы от степлера вынимают.

Лиза сразу представила острые зубки расшивателя и ей поплохело. Хотелось обнять Димку. Хотелось воткнуть что-нибудь в руку самой Тамаре Михайловне.

— Тебе? — остервенелым шепотом переспросила Ольга, — своего сына угробила, стерва пучеглазая, теперь чужих калечит.

— Да брось, Ольчик, какой «калечит», я сам специально цапнул себя этой штуковиной пару раз, для достоверности. Чтоб она видела — пальцы трясутся. Я ж после твоей таблетки спокоен как слон: не правдоподобно.

— Так она тебе специально и дала, чтоб ты «цапнул»!

— Что значит, угробила своего сына, — Лиза наклонилась к самому Ольгиному уху и заметила за ним три родинки, которые будто выстроились цепочкой, а еще поняла, что сладкий аромат исходил от Ольгиных волос.

— Сдала в пограничники, — Ольга повернулась к Лизе и едва не ткнулась носом в ее подбородок.

— Ольчик, не бери в голову, — сказал Димка, — не такая уж великая жертва, только помни, ты обещала мне..

— Да, я помню, — перебила его Ольга, — не волнуйся.

А Лиза подумала, что у Тамары Михайловны есть серьезная конкурентка в плане манипулирования Димкой.

— Ты и мне кое-что обещала, — встряла Лиза, — что ответишь на мои вопросы.

— Своевременно, или несколько позже, — хихикнула Ольга, — не будем заводить такие разговоры в гостиной, я сама к тебе приду, когда пойму, что беспалевно.

Лиза решила, что не будет ложиться, дождется Ольгу, или, в крайнем случае, сама сходит к Димке, но перед отбоем в Лизину комнату вошла Нина со знакомым маленьким подносом в руках. Мензурка с таблетками, стакан воды.

— Нет, — Лиза попятилась, — нет-нет, это какая-то ошибка, я больше не пью таблетки.

Она вспомнила, как лет в семь лежала в больнице с ангиной, каждый вечер приходила медсестра и делала уколы. Тень предстоящей боли накрывала палату вместе с вечерней темнотой. И вот за дверью раздавались шаги, медсестра, бывало, медлила, перед тем, как войти, переговаривалась с санитаркой или пересчитывала шприцы в лотке. И этот момент был самым тягостным, надежда — а вдруг не зайдет, а вдруг — отменили? И, следом, отчаяние, неизбежность. Самые маленькие пациенты после уколов плакали, девчонки постарше старались делать вид, что вовсе не больно, некоторые даже высмеивали «малявок». Однажды Лиза спряталась под кровать, но медсестра выволокла ее за ногу и стало только хуже: укол вышел в разы больнее остальных. Лиза очень хорошо запомнила это чувство — унижение, одиночество и беззащитность.

— Раз принесла, значит прописали, — сказала Нина. Лиза подумала, что предпочла бы сотню уколов, чем эти таблетки.

— Может, стоит проверить еще раз?

— Пей и не спорь. Набедокурила, теперь отказывается.

— Набедокурила? Что я сделала?

— Не знаю, психологу виднее.

— Вы считаете, я это заслужила?

— Все для вас делают: и лекарства, и психологи, деньги, школы, а вы, неблагодарные, — Нина говорила так, будто старалась сдержать, не выпустить наружу, каждый звук, но слова все равно прорывались, — в мое время такого не было, родился у нищих или алкашей, так и живи, тяни лямку, или вон, иди в детдом, и никаких дорогих телефонов, ни курток в половину зарплаты обычного работяги.

На лице Нины было столько неприязни, что Лиза на минуту растерялась: за что же Нина так ненавидит подопечных?

Но потом Лиза вспомнила Еву — то, как она поднимала подбородок и медленно так моргала, будто хотела бы вообще не видеть недостойных ее внимания, презрительно морщила нос. Лиза задрала голову и постаралась посмотреть на долговязую Нину свысока:

— А твое какое дело? Давай сюда таблетки, раз принесла. Этот вопрос буду обсуждать с психологом, а не с тобой.

В ушах стучало от страха: а ну как сейчас Нина раскричится или побежит ябедничать Еве, или, еще хуже — Тамаре Михайловне, но Нина лишь молча протянула Лизе поднос. Лиза нарочито медленно взяла таблетки, закинула их в рот, залпом выпила полный стакан воды.

— Можешь быть свободна, — сказала Лиза.

Когда Нина вышла, Лиза приложила ухо к двери, подождала, пока стук каблуков станет совсем тихим, метнулась в ванную, открыла кран и принялась пить воду большими глотками, пока не ощутила под ребрами давящую тяжесть. Потом взяла в руки зубную щетку и, поколебавшись, надавила ей на корень языка.

Лиза долго не могла уснуть, если Димке и Ольге тоже прописали таблетки, небось, спят без задних ног. Лиза думала о том, что нужно будет утром, во время завтрака, достоверно изображать сухость во рту и сонливость, а то, Нина может заподозрить неладное. Лиза жалела, что настроила Нину против себя, но, вместе с тем, чувствовала мрачное удовлетворение. Ведь Нина, считай, предала ее. И Ольгу с Димкой. Могла бы быть на их стороне. Или, хотя бы, не совать Лизе таблетки с таким откровенным злорадством.

Лиза прекрасно понимала: ей таблетки не нужны. И все чаще вспоминала слова мамы про то, что врачи никогда не назначают препараты просто так. Психологи не являлись врачами в привычном смысле слова, но, имея лицензию на прописывание лекарств, могли бы подходить к этому более ответственно. Лиза вспомнила Тамару Михайловну и в голову пришла странная мысль: «Да ведь это не во благо, это гораздо больше похоже на инструмент пытки, а не на лечение». Лиза села в кровати, посмотрела на себя в зеркало. Все-таки, она была очень похожа на маму.

— Ты ошибалась, мам, — сказала Лиза вслух.

Каждую ночь Лиза ждала Ольгу, но она не пришла ни в тот день, ни на следующий. А самым обидным было то, что Димка стал избегать Лизу. Будто это она была виновата во всех бедах. Он не ждал ее утром, перестал караулить после нравмора. Даже пересел за другую парту и это был уже перебор.

Лиза поняла, что не вынесет этого. Она отпросилась с экономики, соврав, что болит голова. Сходила в медпункт, зафиксировала факт обращения за медицинской помощью, получила ненужный ей ибупрофен и была отправлена домой. Но, дома укладываться в постель не стала, а, дождавшись, пока Нина уйдет за покупками, прокралась в Димкину комнату.

Он вернулся из школы довольно быстро. Последним уроком была физ-ра, а Димка, как инвалид, наверняка имел освобождение. Он зашел в комнату, кинул на пол рюкзак и пошел мыть руки. Лиза быстро выскочила из-за шторы, прошмыгнула к входной двери, прислонилась к ней спиной: на тот случай, если Димка решит сбежать.

— Какого черта? — гаркнул он, заметив Лизу.

— Надо поговорить, — решительно ответила она.

— Уходи. Это моя комната, что ты так бесцеремонно врываешься?

Димка дернул головой, сложил руки на груди и стал больше похож на Ольгу, чем на себя. Лиза почувствовала, как дрожит нижняя губа, куснула ее зубами, но дрожь не утихла.

— Я хочу знать, что не так? В чем я виновата?

Димка смотрел на Лизу с несвойственной ему злостью.

— Ты — дочка врачей, вот что не так.

— Что? Раньше тебя это устраивало. Ты даже говорил, что Госпитальный — хороший городок.

— Устраивало. Пока ты не знала, что я — инвалид. Спасибо Еве, не могла промолчать.

Он плюхнулся на кровать и провел руками по лицу, закрыв его от Лизы, запустил пальцы в слегка отросшие волосы, прядки мило кучерявились на концах.

— Не понимаю, — честно сказала Лиза, — врачи тебя так достали?

— Не делай вид, что не понимаешь, — снова разъярился он, — уйди ты уже, а?

Теперь кроме губ дрожал еще и подбородок. Лиза сползла по двери и села на пол, нос заложило, а слезы начали капать с подбородка на грудь.

— Ну чего ты ревешь? Перестань, слышишь, не плачь, — Димка подошел к ней, присел на корточки.

— Почему ты меня бросил? — грудь сдавило, вдыхать было тяжело, Лиза не до конца осознавала, что говорит, — как ты мог, я так надеялась на тебя, мамы — нет, папы — нет, Ева относится ко мне, как к наросту на коже, от которого тянет блевать, но который нельзя удалить, Нина — ненавидит, Катя — воспринимает как дворовую псину, прицепилась — и ладно, не палкой же бить, но и домой такую паршивую не возьмешь. Ольга — бегает вся такая загадошная, не подкатишь просто так. Я думала, хотя бы ты со мной…

Димка сглотнул, стал часто-часто моргать, сел на пол рядом с Лизой, погладил ее по руке.

— Прости. Я думал, ты сама теперь меня пошлешь куда подальше. Знаю я, как ваш брат относится к инвалидам. Ну, врачи.

В Госпитальном ни у кого не хватило бы денег оплачивать спец учреждения и налог на инвалидность. Но мама по работе периодически видела детей с врожденными дефектами. Лиза вспомнила недавнюю историю про такого ребенка, на узи во время беременности врачи не увидели у плода порок сердца, поэтому беременность вовремя не прервали, дома Лизина мама ругала невнимательных коллег на чем свет стоит: было много бумажной волокиты с проверками из «Печки» и Здравсовета, с оформлением штрафов и семье, и врачу, который их вел.

— У меня легкая степень инвалидности, — пояснил Димка, — ну, ты, небось, сама догадалась. Иначе мне бы не позволили учиться в обычной школе. Но я стою на учете и каждый месяц хожу на плановые проверки в паллиативный центр. Для врачей я — биомусор. И я это знаю.

— Не говори так, не смей себя так называть, — Лиза вспомнила, как мама произносила это слово и Лизе стало невыносимо стыдно.

— Уж как есть, Лиз.

— Тебя поэтому разобщили с родителями? У них не хватило денег на налог? Погоди, как они умудрились получить разрешение на еще одного ребенка с такими выплатами? Ничего не понимаю.

— Моих родителей освободили от налога. Может, тебе родители рассказывали, была история, что беременным назначали препарат один и потом родилась куча больных детей.

— А, мальтроцин! — Лиза, конечно, знала эту историю.

Экспериментальный препарат, множество жертв с разными патологиями нервной системы. Тогда пострадали даже жены и дети некоторых членов Попечительского Совета. Поэтому всех, кто получал мальтроцин, освободили от уплаты штрафов и повышенного налога. Для таких инвалидов было даже отдельное наименование «мальтроциновые».

— Да, он самый. Я уже ненавижу это слово, потому что каждый врач меня так называет, мое второе имя. Сил нет. Налог родители не платят, но расходы на паллиативный центр никто не отменял. Поэтому я настоял, чтоб разобщили именно меня, а не брата, освободил родителей от этих проблем. Да прекрати уже хлюпать!

Лиза вытерла нос рукавом и тут же пожалела об этом, колючая ткань форменного платья царапнула кожу:

— Погоди, но ведь ты не настоящий инвалид, ты не родился таким, это мальтроцин виноват.

Димка прищурился.

— В паллиативном центре много «настоящих», к ним относятся хуже, чем ко мне. Но я с ними общался, и не раз. Думаешь, они заслужили такое отношение?

— Я не имела ввиду ничего подобного…

У Лизы открылся новый поток слез и Димка обнял ее.

— Ну не хлюпай. Врачи как-то раз обсуждали при мне, что мальтроцин на самом деле вызывал болезнь только у тех, кто уже был к ней предрасположен, у тех, кто изначально был с дефектом, — он вздохнул, — Мне так хотелось, чтоб хотя бы ты не знала, что я — такой. Не смотрела на меня с жалостью или с опаской, как остальные.

— Я буду нормально на тебя смотреть, всегда. Обещаю. Слушай, а Катя?

— Что «Катя»? — Димка поморщился, у него снова задергалась щека, — я ей сам рассказал, когда мы, ну. В общем, решил — пусть знает, думал, что скрывать это — нечестно по отношению к ней, ведь нормальным членом общества я никогда не стану и разрешения на детей мне не получить.

Он мрачно уставился в стену, а Лиза подумала, вот бы все «нормальные» члены общества могли быть такими, как Димка.

— Катя сделала свой выбор. Я не могу ее за это судить.

— Погоди, но ведь остальные тоже знают? Варя, девочки, — Лизу замутило от внезапной догадки, — она растрепала всем, да? Рассвистела направо и налево.

— Просто спросила совета у подруг, не думаю, что это было по злому умыслу. «Припадочным» меня уже никто не называет. По крайней мере, в лицо. Боятся Ольгу.

— Да, и не зря. Слушай, а что она тебе пообещала? Ты говорил тогда…

Со двора раздался знакомый звук — скрип открывавшихся ворот, Димка быстро поднялся на ноги, но как-то неловко, едва не упал, схватился за кровать, поймал равновесие и смущенно усмехнулся, подошел к окну.

— Там Антон. И Ольга с ними. Вставай, Лиз, умойся, нельзя, чтоб тебя видели такой, а то добавят еще таблеток, — Димка осекся, посмотрел на Лизу с подозрением, — погоди, а тебе разве не назначили успокоительное? Ольге назначили.

— И мне назначили, — нехотя ответила Лиза, поднимаясь с пола, — но я его не пила.

— Как это?

— Так это. Мне не нужны эти таблетки.

— Откуда ты знаешь? Ты же не врач.

— Это не для пользы. А для наказания. Но я себя виноватой не чувствую, — отрезала Лиза.

Через несколько дней в новостях снова показали Золотово: ту самую детскую площадку, а следом — ЦПНБ. Лиза замерла, когда увидела это унылое многоэтажное здание, проходную с вооруженными охранниками, коридоры с нарисованными на стенах персонажами сказок. У художника явно был талант: зверушки и люди выглядели одинаково безумными, с выпученными глазами Тамары Михайловны и фальшивыми улыбками телевизионных дикторов.

— Преступление, потрясшее респектабельное Золотово, раскрыто, — сообщила ведущая новостей, — Сережа Белов жив и здоров благодаря слаженным и грамотным действиям органов правопорядка в сотрудничестве с Попечительским советом. Оперативники, бывалые ребята, пришли в шок от увиденного. В заброшенном доме, где Васильев удерживал мальчика, на стенах были развешаны фото Петра Валентиновича Емельянова. Преступник Васильев метал в фотографии ножи, выкалывал изображениям глаза, обливал краской. Не стеснялся даже ребенка.

Лиза увидела кадры, снятые в какой-то грязной полуразвалившейся хибаре, на полу — засаленный матрас, там, очевидно, спал ребенок, кругом — игрушки с оторванными головами, бутылки из-под алкоголя. Оскверненные фотки Емельянова были зацензурены.

— Васильев оказал сопротивление при аресте, но после бесед с сотрудниками Попечительского Совета, выразил раскаяние.

На экране появилось лицо, больше похожее на отбивную, чем на часть живого человека. Опухшие, как от укусов пчел, губы шевелились: человек говорил что-то о своем «помутнении» и «искренних сожалениях».

— Фу, — брезгливо бросила Ева и переключила канал.

Лизу начало мутить, она посмотрела на Ольгу и оторопела: Ольга едва сдерживала торжествующую улыбку.

Лиза пообещала себе, что ночью точно пойдет к Ольге, несмотря на страх. Но Ольга, видимо, прочла ее мысли, поэтому заявилась сама. Бесцеремонно влезла под одеяло и прижала ледяные пятки к Лизиным ногам.

— У тебя что, проблемы с микроциркуляцией? — проворчала Лиза.

— Слишком умное слово, смотри при Тамаре не скажи, — хихикнула Ольга. У Лизы не было ни сил, ни желания придумывать остроумный ответ.

— Что, сегодня, наконец, беспалевно?

— Да, Нина выпила на ночь снотворное, она не притащится проверять.

— А Ева?

— Ты еще не поняла? Еве пофигу.

— Их поймали, ты видела? Васильева с ребенком.

Ольга повернулась на бок, подперла голову рукой, снова заулыбалась, она выглядела довольной, как кошка, поймавшая птичку.

— Ты обещала мне разговор, — Лиза хотела, чтоб ее слова прозвучали строго, но вышло обиженно, — ты ведь знала его? Васильева. Почему ты рада, что его поймали?

Ольга принялась заплетать косичку из нескольких прядей распущенных волос, а Лиза оцепенела от новой мысли, возникшей в голове, с ужасом уставилась на Ольгу:

— Ты что.. Ты сдала его Печке?

Лиза тут же получила увесистый пинок по ногам.

— Ну ты даешь, реально обо мне такого мнения? Серьезно?

— Ты не рассказываешь ничего, — Лиза потерла ногу, пиналась Ольга с изрядной силой, — вот я и строю предположения.

— Ладно, думаю, теперь можно и рассказать. Они его не поймали. По телеку показывали не Васильева.

— Но сюжет… Ведь в новостях показали.

— Ты как Димка, честное слово, — отмахнулась Ольга, — в новостях, думаешь, не врут? Они сделали вид, что поймали, для отчетности, кроме того, история громкая, нужно было показать, что, типа, «Печка» такое не спускает. Знаешь, печкисты будут героически разыскивать тех, кто написал в школьном туалете матерное слово, а уж если кличку Емели, так сразу найдут. Подрядить двенадцать человек с обыском к чьим-нибудь проштрафившимся родителям? Пожалуйста. Но с Беспечными они не станут тягаться. Хлопотно.

Лиза, поначалу слушавшая с огромным интересом, рассмеялась.

— Беспечные? Ты в них веришь? Это же миф.

— Ха, миф. Лизок, ты такая наивная. «Печка» очень хочет убедить всех, что Беспечных не существует, чтобы люди думали, что у них нет выбора.

— Выбора итак нет. Даже если Беспечные существуют, как они выживают? Без работы, без денег, без образования. На заброшенных территориях? Как бомжи?

— Под таблетками? Вечно под камерами? Без родителей? Без права выбрать даже прическу? Под вечной угрозой трудового лагеря? — ответила Ольга, очень похоже спародировав Лизин тон.

Лиза помотала головой, чтобы сказки о Беспечных не мешали думать, нужно было вернуть разговор в прежнее русло:

— Ты знаешь Васильева? Ты подсказала ему, где искать ребенка?

— Ага, — Ольга улеглась на Лизину подушку и уставилась в потолок.

— Как ты узнала?

— Дело техники, Лизок. Достаточно знать фамилию. Погулять и понаблюдать. Во сколько нянька выводит Сережу на прогулку, куда они ходят, где там камеры, как пройти так, чтоб на них не засветиться.

— И качели ты сломала?

— Я похожа на человека, который умеет работать напильником? — спросила Ольга. А Лиза пожала плечами. Она не удивилась бы, если б узнала, что и это Ольге по силам.

— Нужно было устроить переполох. Так, чтоб никто не заподозрил неладное, — продолжила Ольга, — Облить горку водой, чтоб она заледенела, и все дети стали кататься на качелях, у которых цепочка практически перетерлась, ну или помочь ей перетереться. И просто подождать день-другой. Конечно, не очень надежно, вероятность успеха не сто процентов. Зато так более безопасно.

Лиза никак не могла уложить в голове услышанное. Получалось так, что Ольга помогла организовать похищение ребенка?

— И, что самое интересное, если ты прямо сейчас пойдешь к Тамаре и перескажешь ей дословно наш разговор, — сказала Ольга, — она скорее всего просто назначит тебе еще гору таблеток, от повышенного воображения. Хотя тебе-то что, ты их все равно не пьешь.

— Откуда ты знаешь? — удивилась Лиза, — Димка сказал?

— Нет, просто если б ты глотала успокоительные как положено, то давно бы уже дрыхла. Да, и ты плохо играешь в заторможенность. Когда тебя только привезли сюда, тебе требовалось полминуты, не меньше, чтобы осознать, что тебя о чем-то спрашивают. И еще вечность, чтоб ответить на вопрос.

Лиза смутилась, подумав о том, как, должно быть, жалко смотрелась сразу после разобщения.

— Но ты свои тоже не пьешь ведь. Тамара тебе, наверняка, назначила.

— Назначила. Но я не собираюсь жрать это дерьмо.

— Вот и я не собираюсь. Но если ты думала, что Тамара не поверит в такую дикую историю, почему сразу не рассказала правду?

— Потому что сейчас Тамаре будет выгодно в это не поверить. Ведь сюжет о пойманном преступнике уже вышел, «Печка» не любит, когда ее ловят на вранье. Но вообще, с Тамарой трудно, потому что она — чокнутая и бывает не рациональной.

— Кто тебя всему этому научил? Не сама же ты додумалась?

— Те, кого, по-твоему, не существует, — Ольга усмехнулась.

Ее слова настолько выбивались из привычной картины мира, что Лизе несколько раз за время разговора начинало казаться, что Ольга просто издевается и кормит небылицами.

— Ты все это не придумала?

— Хочешь, могу сделать вид, что придумала. Если тебе станет от этого легче.

Лиза уже не знала, от чего ей может стать легче. Она чувствовала тревогу и не понимала, как Ольга может быть такой спокойной.

— А Димка знает? Что ты ему пообещала?

— Димке как раз-таки легче считать, что я все придумываю. Я обещала ему, что буду осторожна. И что не буду общаться с преступниками.

— И ты, конечно, не собираешься выполнять свое обещание?

— Почему? — Ольга вылезла из-под одеяла и Лизе сразу стало холоднее, — я держу свое слово. Во-первых, я осторожна. Во-вторых, я общаюсь не с преступниками. Кстати, не советую тебе произносить слово «Беспечные» вслух. Вообще никогда.

Ольга ушла, но Лиза не могла уснуть еще долго. Сердце колотилось как бешеное, она невольно представляла, что в дом снова врывается милиция или на урок приходит Тамара Михайловна в сопровождении нескольких печкистов, они хватают Ольгу и уводят, а Лиза остается с Димкой. Без язвительных замечаний, без грубых утешений, без подсказок и защиты. Без холодных пяток под одеялом.