Подопечные

Любовь Абрамова (2024)

Попечительский совет отобрал у шестнадцатилетней Лизы всё: родителей, одноклассников, родной город и привычную жизнь. Конечно, во имя великой цели: "Печка" старается ради воспитания здорового и благонадежного поколения! Но образцовая семья, куда отдали Лизу, оказывается далеко не идеальной, а жизнь подопечной — совершенно не похожей на ту, из телевизионных роликов. На что теперь опереться? На воспоминания о родителях? Но их стратегии не смогли уберечь Лизу от беды. На нового "брата", доброго, но страдающего от странных нервных тиков? Или на "сестру", которая задирает нос, огрызается и вечно где-то пропадает? Лизе приходится искать ответы под пристальным взглядом школьного психолога и быть осторожной, ведь любое поведение, выходящее за границы дозволенного, грозит наказанием бывшим родителям Лизы.

Глава 4

Следующим утром Лизу разбудила Нина, Лиза уже решила, что проспала, но, оказалось, Нина пришла раньше будильника. Она была в перчатках.

Лиза оделась и причесалась тщательнее обычного. Стоя в ванной перед зеркалом, она долго приглаживала волосы мокрой расческой, прядка к прядке. Так, чтобы казалось: у нее хвост или пучок, а не короткая стрижка. И, только закончив, она будто увидела себя со стороны — трясущаяся, жалкая, с прилизанными перышками. Лиза разозлилась на себя, запустила обе руки в волосы и растрепала их.

Не успела Лиза войти в столовую, как в нос агрессивно ворвался запах мужских духов, Лиза помотала головой, будто в попытках увернуться, но парфюм уже заполнил носоглотку, даже во рту, казалось, появился его привкус. Все домочадцы были в сборе. Стол, еще вчера казавшийся неуместно огромным, теперь выглядел недостаточно большим, чтобы можно было отодвинуться от Антона Викторовича на безопасное расстояние.

Его светло-голубая рубашка сидела в натяжку, швы грозились лопнуть, а пуговицы — разлететься в разные стороны по чашкам с кофе и стаканам сока. Ворот был застегнут не до конца, из него выглядывала черная шерсть. Такая же, очевидно, росла на подбородке и щеках Антона Викторовича. Это угадывалось, несмотря на то, что он был гладко выбрит. Лицо казалось грязным из-за черных точек, оставшихся на месте срезанных волос. На голове шерсть была с проседью, зачесана назад, выставляла напоказ залысины. Мясистые губы были похожи на двух жирных гусениц, они блестели от еды и двигались: то ли жевали, то ли говорили. Лиза не слышала, все усилия уходили на то, чтоб сдержать дурноту.

— Это что за воробей, говорю, — рыкнул Антон Викторович, — ты язык проглотила?

До Лизы дошло, что этот Карабас Барабас обращается к ней.

— Это Лиза, — сказала Ольга.

— Ну, Лиза, я теперь твой папка, — Антон Викторович хохотнул, отхлебнул вина из бокала, красная капля скатилась по его подбородку и потерялась в зарослях на груди.

Лиза кивнула и села за стол. Завтрак сегодня отличался особым роскошеством: тарталетки с икрой Лиза раньше видела только в кино, но пробовать их не тянуло — вся еда, казалось, провоняла парфюмом.

— Рассказывайте про свои успехи, — Антон Викторович не успел дожевать очередной кусок и говорил с набитым ртом, — а то мне скоро на объект. Тебя, малохольный, не спрашиваю, не помер и ладно. А ты, язва?

— Я заняла второе место на конференции по нравмору, — ответила Ольга.

— Чо не первое? Не тянешь?

— Первое заняла дочка директрисы, — Лиза удивилась, как у Ольги вообще получается говорить с настолько поджатыми губами.

— Это не оправдание, крошка, — Антон Викторович цыкнул зубом, — а ты, воробей? У тебя чего?

Лиза принялась судорожно перебирать в голове оценки, но похвастаться было нечем.

— Она немая что ли? Мне еще одной ущербной не хватало.

— Я не немая, — выдавила из себя Лиза, — просто не знаю, что ответить.

— Она сделала неплохой доклад по нравмору на днях, — снова выручила Ольга.

— Присматриваешь за ней? Правильно, а то мамка не справляется, — Антон Викторович схватил Еву за предплечье, грубо притянул к себе и слюняво чмокнул в щеку. Лиза осознала, что вчера ночью с лестницы раздавались похожие звуки и ее передернуло. Лицо Евы не выражало абсолютно ничего, но шея напряглась. Лиза заметила, что у Антона Викторовича и пальцы были волосатыми, а на белой Евиной коже от них остались красные следы.

Когда Антон Викторович вышел из столовой, Ева сквозь зубы сказала:

— Шли бы вы в школу уже.

Дважды повторять не пришлось. Лиза вылетела из дома едва не быстрей Ольги. На этот раз в школу шли втроем. На лужах уже начала появляться корка, Ольга методично разбивала тонкий ледок носком сапога.

— Ты как, в порядке? — спросила она у Димки, когда забор Акимушкиных скрылся за поворотом.

— Нормально, — ответил он, глянув на Лизу. В столовой Димка сидел на краешке стула, не шевелясь, только крепко вцепился одной рукой в другую.

— Ну и упырь, — Лиза, наконец, смогла выразить свои эмоции.

— Точно, Лизок. Упырь как есть, вхож к Емеле, исправно подкидывает в «Печку» дровишки.

— Тише, — попросил Димка. У главы Попечительского Совета, Емельянова, была масса прозвищ, Ольга выбрала одно из самых безобидных, но и его отваживались произносить немногие. Лиза подумала, что такие разговоры слабо сочетаются с Ольгиным желанием работать в «Печке».

— Что «тише»? Не учи меня, Димыч, я еще ни разу не попалась по камерам.

— Все когда-нибудь бывает в первый раз, — поморщился Димка, но Ольга не обратила на это внимания.

— С нашим «папашей» поосторожнее, Лизок.

— Я уже поняла, это, вроде как, в глаза бросается, — ответила Лиза.

У раздевалки образовалась очередь. Лиза встала на цыпочки и увидела, что решетки между вешалками и холлом — закрыты, в окошке виднелась недовольная физиономия уборщицы, тети Вали, голос у нее был громкий, командный. Лиза уже, бывало, хваталась за сердце от резких окликов «куда по мокрому!»

— Какой класс? Седьмой «А»? Какие у тебя ботинки? Те, коричневые? Нет? Да они одинаковые! Что? Нельзя заходить, не позволено, стойте ждите, вас много, я одна, — надрывалась тетя Валя.

— Что происходит? — спросила Лиза.

— А ты не в курсе? — Ольга, конечно, не могла сразу ответить по-нормальному.

— Была бы в курсе — не спрашивала бы.

— И правда, — подключился Димка, — что случилось?

Ольга сделала нарочито серьезное лицо:

— Вчера случился акт вандализма, кто-то испортил куртку твоей Кати, — она посмотрела на Лизу.

— Она не «моя», — огрызнулась Лиза, — погоди, что?

— Даа, — Ольга заложила два пальца за лямки своего рюкзака и принялась покачиваться на каблуках, — порвали капитально. И в школу пришли ее родители с предъявами насчет порчи имущества. Теперь, видимо, придется выходить из дома раньше. Пока тетя Валя все куртки развесит, да сменку выдаст, мы на уроки опоздаем, а там уже не будут спрашивать, что да почему, выпишут штраф и дело с концом.

— Это Кирилл, — сказал Димка.

— Так понимаю, на камерах он не засветился, — возразила Ольга, — а мне кажется, что у него не хватило бы на это мозгов.

— А кто тогда?

— Ну, не знаю, Димыч. Не только Кирилл вчера слышал слово «подкидыш» из уст вашей милейшей подруженьки.

— Это ты? — выпалила Лиза. Ольга засмеялась.

— Вот еще, — она махнула рукой, — глупость несусветная, Кате от порванной куртки никаких проблем. Ну купят предки новую, велико несчастье.

И действительно, на уроках Катя выглядела подавленной, но не слишком, а вот Кирилл был сам не свой, самоуверенность и наглость куда-то пропала, с таким обиженным надутым лицом он казался маленьким мальчиком, явно растерянным, не понимающим, что происходит. Кто бы ни порвал Катину куртку, но для Кирилла это вышло боком: подойдя к кабинету Тамары Михайловны, Лиза услышала:

— Да не я это, честное слово, в сотый раз вам говорю!

Тамару Михайловну из-за двери расслышать было невозможно, Кирилл вылетел от нее весь красный, Лиза вжалась в стенку, чтобы не попасть под раздачу, но избежать разговора не удалось.

— А, Акимушкина младшая! — в голосе Кирилла было столько яда, что Лиза поразилась, как быстро он способен перейти от слезливых оправданий к нападению. Кирилл порылся в рюкзаке и достал подозрительно знакомую коробку.

— Вот, тут написано «от Лизы», какая прелесть! Я нашел это в мусорке около спортзала. Что-то не видел тебя на фотках с той вечеринки века.

— Меня не позвали, — спокойно ответила Лиза, сердце билось быстро, но, она не боялась. Кирилл выглядел не слишком внушительно по сравнению с мохнатой громадой — Антоном Викторовичем.

— Ты так и будешь пресмыкаться, бегать за ними?

— Как видишь, нет. Но и пакостить изподтишка не стану.

— Да это не я! — взвился Кирилл, — забери.

Он попытался сунуть Лизе коробку с подарком, но Лиза спрятала руки за спину.

— Оставь себе. Так понимаю, к твоему телефону этот чехол тоже подойдет.

Из кабинета высунулась глазастое лицо Тамары Михайловны.

— Что за шум?

— Ничего, — ответила Лиза. Тамара уставилась на нее так, будто впервые увидела.

— Лизочка, нам придется перенести наш сеанс. У меня много работы в связи с произошедшим.

И это была лучшая новость за последние пару дней.

Идти домой после уроков не хотелось. Лиза потратила еще один прогулочный код. Они с Димкой сели на лавочку рядом с детской площадкой. Утром Лиза забыла свои перчатки, руки коченели, она прятала их в карманы, а дышала через шарф. Подморозило и Димка с Лизой издалека наблюдали, как лютовал Детплощнадзор, проверяя карапузов на предмет «одежды по сезону». Одну мамашку отправили с ребенком домой — надевать свитер под комбинезончик. У другой малыш вечно сдергивал варежки и она-таки нарвалась на штраф. Темнело быстро, уже начали зажигаться фонари.

— Дим, расскажи, что у тебя было с Катей? — попросила Лиза.

— Нечего там рассказывать, — Димка дернул головой.

— В каком классе вы с ней, ну, гуляли?

— В прошлом году, я не хочу про это говорить, — Димка отмахнулся.

— Тогда скажи, почему упырь так тебя обзывает?

— Об этом — тем более не хочу.

— А что у тебя с ногой?

— Ну что ты прикопалась?

Димка вздохнул. Он нарочито внимательно наблюдал, как надзорная из «Печки» отчитывала очередную мамашку за неправильный цвет шапки на сынишке, дескать, слишком светлая, девчачья.

— Вы хотите, чтоб он у вас извращенцем вырос? — визгливый голос надзорной доносился до них вместе с порывами ветра, — сегодня можете догулять, но завтра же чтоб на прогулке ребенок был в шапке нормального, мальчикового цвета!

— Дим, а расскажи про свою семью, — тихо попросила Лиза, — да брось, ты вчера меня от упыря спас, пожертвовал собой, думаешь, я тебя сдам?

— Меньше знаешь — крепче спишь, — сказал Димка.

— Выбирай: про Катю, про семью или про ногу, — не отступала Лиза.

— Давай про ногу, — у Димки был обреченный вид, — заматываю бинтами, потому что по ночам сильно ломит и пальцы, видела, трясутся. Это очень мешает спать. Если замотать — лучше. Довольна?

— Не вполне. Это тебе врач назначил?

— Это я сам себе назначил. Интуитивно, так сказать.

— А бинты тогда где взял?

— Ольга дала. Только не спрашивай, откуда она их взяла, этого я не знаю и знать не хочу.

Вопрос и в самом деле был интересным. Лиза точно знала — купить что-либо в аптеке возможно только по рецепту с кодом.

— А у врачей ты с этим был? — спросила Лиза.

— Я передумал. Выбираю про семью, — ответил Димка, Лиза решила, что он скрывал некоторые свои недомогания от врачей, чтобы не получить инвалидизирующий диагноз. Вряд ли у его родителей хватило бы денег на уплату налога на инвалидность и тогда их отправили бы в трудовой лагерь — отрабатывать. Уж Антон Викторович сумел бы доказать «Печке», что в Димкиных проблемах виноваты его настоящие родители, а не Акимушкины.

— Знаешь, что будет, если не лечить такие вещи? — начала было Лиза, но Димка ее перебил.

— Много ты в этом понимаешь?

— Немало. Мои родители — врачи.

— Ааа, — протянул Димка, — это все объясняет. Вот оно что. Ты из Госпитального? Я там бывал. Хороший городок.

— Да, — Лиза почувствовала, как стало еще холоднее, она поежилась.

— А я из Колаково.

— Ого, твои родители работают с техникой?

— Они инженеры. У папы был неудачный проект, зарплату понизили и они потеряли разрешение на двоих детей.

— На двоих? — переспросила Лиза.

— Да, осталось на одного.

С площадки раздался детский плач. Надзорная завопила: «Ловить надо ребенка, когда он с горки скатывается, мамаша!»

— У тебя есть брат? Сестра? — из Лизиного рта вырывались клубочки пара, ветер принес запах зимы: снежный, чистый.

— Брат.

— Почему ты? Почему не он? — Лиза почувствовала, что дрожит. Но от холода ли?

— Он маленький, — Димка наступил ногой на кленовый лист и принялся возить его по асфальту туда-сюда.

— И что? Наоборот, значит, хуже помнит родителей, разобщение и адаптация должны пройти легче, — Лиза во все глаза смотрела на Димку, пытаясь представить, как бы она чувствовала себя на его месте: родители предпочли отдать его, а не брата. Но потом Лизе совсем поплохело — она представила, как должен чувствовать себя брат, которого оставили в семье ценой разобщения со старшим.

— Не настолько маленький, уже все понимал и помнил. Ему было бы тяжелее. Меня родители успели воспитать, вложились в меня. Я вызвался сам.

Лиза молчала, смотрела на Димку и не знала, что сказать.

— Братишка вырастет нормальным, и будет благодарен мне. Я поступлю в универ, хочу стать аудитором, если дадут разрешение. Они получают коды на выезд, из-за командировок, в Колаково такие бывали. Приеду, найду брата. Может, даже получится помогать ему. Чем черт не шутит. Я воспринимаю разобщение как возможность — заработать побольше, и…

Димка засмеялся, он раскраснелся и, кажется, смутился.

— Наивно, да? Скажешь, я размечтался?

— Нет, скажу: хороший план, — ответила Лиза.

Димка так мило улыбался, складка на лбу разгладилась, он практически перестал дергаться. Лиза решила не спрашивать, что думает насчет этой идеи Ольга.

— Как ты себя чувствуешь, Лизочка? — Тамара Михайловна смотрела ласково, но Лиза видела, что ее пальцы крепко сжимают карандаш. Интересно, сколько их она ломала за свой обычный рабочий день?

— Все хорошо, — Лиза улыбнулась. На сей раз она села на стул прямо около стола Тамары Михайловны, немало ее этим удивив. Видимо, другие дети предпочитали аморфный диванчик, лишь бы подальше от вездесущих глаз-«фар».

— «Хорошо», значит. Все-то у тебя хорошо, Лизочка. Как ты отнеслась к тому, что Катя не пригласила тебя на день рождения?

Осведомленность Тамары Михайловны не удивила Лизу, ответ она подготовила заранее.

— Поняла, что вы были правы. Когда говорили, что семейные девочки не поймут моих проблем, помните?

— Конечно, помню, — Тамара Михайловна улыбнулась, — тебе стоило послушать меня. Но ты так и не ответила на мой вопрос: что ты чувствуешь из-за того, что тебя не позвали на день рождения?

Лиза с трудом подавила приступ раздражения: «вот же пристала, сова старая, что я чувствую, унижение, вот что», — подумала она, а вслух сказала:

— Мы знакомы с Катей всего — ничего, она была не обязана приглашать меня, — и это тоже было правдой. Только если б Катя сказала об этом сама, честно и прямо, а не врала о дате вечеринки, было бы другое дело.

— Ты больше не общаешься с Катей?

— Нет, почему. Мы общаемся, — соврала Лиза, — просто я стала более тесно общаться с братом, на девочек остается меньше времени.

— Дима — хороший мальчик, надеюсь, у вас сложатся теплые отношения.

— Сложатся, — вот в этом Лиза была уверена.

— А как папа? Я знаю, ты уже с ним виделась.

Лиза никак не могла привыкнуть к этой манере Тамары Михайловны и сразу представляла настоящих родителей, хоть и знала — речь не о них.

По счастью, называть его «папой» Антон Викторович не заставлял. Вид черной машины, заезжавшей во двор, перестал вызывать в Лизе панику. Но спорить с Антоном Викторовичем она по-прежнему не решилась бы.

Рядом с ним было тревожно, а когда Ева, накрашенная, в туфлях на шпильках, послушная и молчаливая, спускалась вниз, становилось еще и противно.

Лизе казалось, будто ее заставляют смотреть на стыдные и малоприятные процедуры, которые врачи подчас проделывали с больными. Такое лицо, как у пациентов, становилось у Евы, если Антон Викторович прикасался к ней.

Нина делалась суетливой, не в меру услужливой, строгой к ним: к Димке, Ольге и Лизе. Димка пытался стать невидимым, когда Антон Викторович был дома, Димкина милая улыбка исчезала, а нервные тики усиливались. Как-то раз за завтраком у него начала дергаться щека и он просто держался рукой за лицо, пока Антон Викторович не ушел. Иначе как «малохольным» он Димку не называл и в такие моменты Лизина неприязнь становилась ненавистью. Лиза смотрела на Ольгу и видела те же чувства на ее лице.

— Познакомились, да, — Лиза подумала, что зря села так близко к Тамаре Михайловне: труднее будет скрыть отвращение, — он такой большой, сильный. Кажется, с ним не пропадешь. А еще он ласково называет меня воробушком.

Антон Викторович продолжал звать Лизу «воробьем», ее это устраивало, она демонстративно растрепывала волосы, Ева не обращала внимания, а Нина, упакованная в перчатки и шарф, призывала «причесаться по-нормальному», но Лиза считала, что не обязана слушать Нину.

Тамара Михайловна, видимо, тоже подумала про Лизину прическу.

— Да, выглядишь ты неряшливо. Ну ничего, скоро волосы отрастут и сможешь собирать их в хвост, а там, глядишь, и в косу. Девочка должна быть похожа на девочку, как считаешь?

Лиза неопределенно хмыкнула, у нее возникло непреодолимое желание обкорнать себя кухонными ножницами, а лучше — бритвой Антона Викторовича, налысо. Но, если она так сделает, маме с папой точно придется платить штраф.

— А мальчик — на мальчика, — продолжала вещать Тамара Михайловна, она погладила пальцами изображение в рамке, стоявшее на столе и Лиза чуть наклонилась, чтобы увидеть его. Тамара Михайловна заметила это движение, но ругаться не стала, а просто развернула фото к Лизе.

— Хочешь посмотреть? Это мой сын, — парень с фотографии действительно был похож на Тамару Михайловну: такой же лупоглазый, казалось, на лице нет больше ничего — одни глазищи. Он был одет в форму пограничников.

— Ммм, — протянула Лиза, Тамара Михайловна, явно, ждала ее реакции.

— Видишь, какая у него прическа? Никаких косм, как и положено парню, герою, — глаза Тамары Михайловны покраснели, Лиза подумала, что такие-то уж должны производить слезы с кулак размером.

— Погиб он, на границе, выполнял боевые задачи, — всхлипнула Тамара Михайловна и Лизе стало неловко.

— Какой ужас, — пробормотала она.

— Ничего не ужас, — Тамара Михайловна стукнула кулаком по столу, Лиза рефлекторно дернулась, стул сдвинулся, Тамара Михайловна заморгала, — не ужас, Лизочка, а честь для мужчины. Ну, вернемся к тебе. Как думаешь, что бы сейчас сказали твои биологические родители, будь у них возможность посмотреть на твою жизнь?

Тамара Михайловна застала Лизу врасплох, она все еще пыталась угадать, сколько лет парню с фото. К горлу подкатила тошнота, Лиза принялась мять в руках подол платья. Она подумала, что родителям вряд ли понравились бы Антон Викторович и Ева. Тамара Михайловна ждала ответа, ее глаза-плошки следили за каждым Лизиным движением, нужно было сказать хоть что-то.

— Моя биологическая мама сказала, что я должна всех слушаться, что у меня теперь есть шанс на лучшую жизнь.

Тамара Михайловна наклонила голову и Лиза поняла: не то.

— Тебя не должно волновать мнение твоих биологических родителей, Лиза. Ты не должна вспоминать их слова, не должна следовать им. Теперь имеет значение мнение Попечительского Совета, Антона Викторовича и Евы Владимировны. И если в этом случае твоя биологическая мать была права, но это не значит, что среди других ее напутствий нет опасных или глупых. И ты не сможешь понять, где хорошее, где плохое. Поэтому, это все нужно забыть. Ты поняла?

— Да, конечно.

Забыть было трудно. Димка стал больше доверять Лизе и они часто разговаривали про свои семьи. Димка гадал, каким стал его брат, он должен был пойти в восьмой класс, Лиза рассказывала папины «гаражные» истории.

Обсуждали они это, сидя за детской площадкой, там были камеры, но, лавочку заслонял уже практически облысевший кустарник, а шум с площадки перекрывал тихие голоса Лизы и Димки. Топот ног, смех и галдеж, окрики мамашек и визг Надзорной, призывавшей к порядку тех, кто умудрялся расшалиться, а их мам — к строгой слежке за детьми.

Сегодня дети особенно много скандалили: все хотели на горку, но, она была покрыта тонким слоем льда, и Детплощнадзор запретил кататься, посчитав это опасным. Находились дети, которые все-таки пробирались под оградительную ленту и скатывались. Те, кто помладше, просто истошно вопили, не понимая, почему всегда было можно, а сейчас — нельзя.

Лиза чувствовала себя спокойно — их с Димкой разговор точно не услышат. Но он все равно дергал головой то вправо, то влево, периодически оглядывался.

— Не оборачивайся резко, — предупредил Димка, — там, в переулке, Ольга с каким-то странным чуваком.

Лиза медленно повернулась. Действительно, Ольга стояла чуть поодаль, между двумя заборами, и она была не одна. Мужчина или парень, одетый в огромную безразмерную толстовку с капюшоном, нацепил на лицо медицинскую маску. Лиза опешила. Такие носили во времена эпидемии, но теперь их отпускали только медработникам, исследования подтвердили, что в масках накапливается вирус и их запретили использовать массово.

Не успела Лиза спросить у Димки, что он думает по этому поводу, как с площадки раздался металлический лязг и испуганный вопль. Лиза рефлекторно вскочила, Димка — за ней. Оба вышли из-за кустов к площадке.

Качели болтались на одной цепочке, вторая — порвалась. С них свалился ребенок и, кажется, получил по голове сидушкой. Невозможно было понять, кто кричал громче — он или надзорная, призывая на голову его матери все кары небесные. Приехала скорая, а следом — милиция.

Фельдшер сказал, что с малышом все в порядке, но рентген сделать не помешает. А вот матери пришлось хуже — ее допрашивали двое мужчин в форме, присоединилась и надзорная:

— Она раскачивала качели слишком сильно, я много раз говорила ей, что так нельзя, и сегодня — тоже.

— Но она же врет, — прошептала Лиза, Димка ее услышал и сжал губы, — я видела, надзорная не подходила к качелям и не предупреждала, в этот момент она абсолютно точно втирала детям в песочнице про то, что мальчики должны уступать девочкам, поэтому вон тот пацан обязан был отдать свою лопатку.

— Да, я тоже видел, — сказал Димка.

— Пойдем, скажем им, — Лиза потянула его за рукав.

— Ты что? Ментам?

— Да!

— С ума сошла, не суйся. Эта надзорная и на тебя потом нарушение повесит.

Лиза открыла рот, чтоб возразить, но на площадке снова началась суета. Пожилая женщина подошла к милиционерам и сказала что-то. Надзорная резко замолчала, как радио, шнур которого выдернули из розетки. Один милиционер тут же принялся куда-то звонить, а другой — побежал вокруг площадки, выкрикивая:

— Сережа! Сергей! Белов!

Димка сглотнул, он заметно побледнел, дернул головой и сказал:

— Домой, быстрее.

Лиза не стала спорить, они шли в таком темпе, что у нее закололо в боку. Когда Димка сканировал на входе в дом Акимушкиных их прогулочные коды, фиксируя время возвращения домой, Лиза услышала сирены.

— Что копаешься, давай резче, — скомандовала возникшая невесть откуда Ольга и Лиза вздрогнула. Димка убрал телефон, Ольга тут же сунула под сканер свой.

— Заходите.

Мимо промчались две милицейские машины.

Ужин проходил в молчании. Димка был на нервах, он ерзал на стуле и стучал вилкой по краю тарелки, так, что даже Ева, не обращавшая внимания на его тики, попросила:

— Можешь перестать?

Лиза не могла понять, что же все-таки случилось, кто такой Сергей и почему Димка так распсиховался. Ольга, вопреки обыкновению, не ела, молча ковырялась в тарелке.

В ворота позвонили, Ева удивилась:

— Кто это? Нина, посмотри, Антон сегодня не собирался приезжать, да и с чего бы ему звонить, охранники ему заранее открывают.

Тут Ольга принялась с аппетитом есть, набивала рот, хлюпала соком, будто ничего не случилось.

Нина вернулась в кухню в сопровождении двоих милиционеров. Лицо у нее было испуганным, шрамы от ожогов будто сильнее натянулись, она зыркнула на Лизу и Димку с Ольгой, будто подозревала их в чем-то. Ольга улыбнулась, она все еще дожевывала, получилось не особо прилично: изо рта едва не выпал кусок мяса.

Ева не стала вставать, только подняла бровь и отставила бокал.

— Чем обязана? — спросила она, сложив руки на груди.

— Нам нужно задать пару вопросов вашим детям, — сказал тот милиционер, что был помоложе.

— Вы знаете, чей это дом и чьи дети? — голос Евы звучал надменно.

Молоденького отодвинул мент постарше, вышел вперед.

— Ева Владимировна, простите за вторжение, у нас чрезвычайная ситуация.

— Какая такая ситуация позволяет врываться в дом Антона Викторовича? — Лиза могла только позавидовать выдержке Евы: никто из Лизиных прежних знакомых не решился бы разговаривать с органами правопорядка так смело.

— Пропал ребенок, — коротко ответил молоденький. Ева прижала руку к груди.

— Какой ужас! Но при чем тут мои дети?

— Елизавета и Дмитрий были на детской площадке в момент пропажи, их видели и описали свидетели. А Ольга отсутствовала дома. Прогулочный код все трое активировали сразу после школы, а закрыли почти одновременно, сразу после происшествия.

— Сразу после? Вы думаете, они прячут этого несчастного ребенка у нас дома? — Ева усмехнулась.

— Нет, что вы, просто они могли видеть что-нибудь необычное.

— Вы можете задать им вопросы в моем присутствии. Как там вас? Сержант или кто вы?

— Старший сержант Долгополов.

— Спрашивайте, — Ева отхлебнула из бокала, она даже не предложила милиционерам сесть, не пригласила их в гостиную. Лиза не ожидала от Евы такого дерзкого поведения.

— Вы двое, расскажите, что видели на площадке.

Нина оцепенела, застыла на месте с выражением ужаса на лице. Будто встретилась с Медузой Горгоной из детской книжки, которую Лизе читала мама. Димка сглотнул, Лиза заметила, что у него дрожит подбородок. Ей показалось, что ждать внятного ответа от Димки — бессмысленно.

— Мы сидели на лавочке, болтали. Потом сломались качели и с них упал ребенок. Кстати, надзорная соврала милиции, она в это время была на другом конце площадки — около песочницы. Ну, мы подошли посмотреть, что да как. Потом ушли домой, вот и все, — отрапортовала Лиза.

— Все так и было? Дмитрий?

Димка кивнул, но у него стало дергаться веко. Милиционеры переглянулись.

— А ты где была? Ольга?

— С ними я была, — сказала Ольга и принялась покачиваться на стуле, — просто я продолжила сидеть на лавке и не полезла в эти детские разборки, мне не интересно.

— Тебя там никто не видел, — с сомнением произнес сержант Долгополов.

— Так там кусты, — Ольга развела руками и глотнула сока, точь-в-точь как Ева вина, — домой мы пришли все вместе, как вы могли заметить по кодам.

— Ольга была с вами? — сержант по очереди посмотрел на Лизу и Димку. Димка молчал, он смотрел на свои руки и, казалось, вообще не слышал, о чем его спрашивают. Ольга выглядела абсолютно спокойной, не пыталась встретиться с Лизой взглядом, сидела да накручивала на палец выпавшую из-за уха прядь.

— Да, с нами, — без колебаний соврала Лиза.

— Вы видели этого ребенка? — сержант показал всем по очереди экран своего телефона с фоткой незнакомого пацана, Ольга помотала головой, Лиза сказала:

— Да нет, не помню такого, они сейчас все в шапках, шарфах, одинаковые. А во что еще он был одет?

— В синюю куртку, как и положено.

Лиза пожала плечами:

— Тогда точно не знаю.

У Димки дрожали губы, он обхватил себя руками и легонько раскачивался взад-вперед.

— А парень явно что-то скрывает, товарищ сержант, — проговорил молоденький.

Тут Ева встала на ноги, отодвинув стул с таким жутким скрежетом, что на полу, должно быть, остались следы.

— Мой сын — инвалид, — сказала она, — вы его пугаете, сейчас доведете до приступа. Мне потом скорую ему вызывать? В больницу отправлять? Или что прикажете? Антон Викторович будет очень недоволен.

Сержант замахал руками:

— Простите, Ева Владимировна, я не знал, — он чуть ли не кланялся, — раз парень инвалид, — и понизил голос так, будто оказался в палате с умирающим больным.

Милиционеры откланялись, рассыпаясь в извинениях. Лиза не знала, что поразило ее сильнее: их поведение, вранье Ольги, новости насчет Димки или внезапная воинственность Евы.

— Антон, действительно, будет в бешенстве, — сказала Ева, залпом допив содержимое своего бокала. Нина ожила и начала суетиться: мыть пол, заляпанный осенней грязью, вытряхивать коврик в коридоре и убирать со стола. Продолжать ужин никто не собирался.

— Мы ничего не сделали, — решительно заявила Ольга, — просто гуляли на площадке. Рядом с домом.

Ева вздохнула.

— Наверняка будет в новостях.

Она не ошиблась. В восьмичасовом выпуске эта новость шла сразу после ролика о посещении НЦПЗ Емельяновым. Ева сидела на диване, покачивая в руке бокал, Лиза устроилась в кресле, Ольга — на нижних ступеньках лестницы, а Димка ушел к себе. Кадры, как Емельянов берет на руки мальчика, недавно разобщенного с родителями, и ласково целует его в лоб, сменились съемками знакомых улиц.

— Сергей Белов, шести лет, — говорила дикторша, — пропал с детской площадки на улице Терновой. В Золотове объявлен режим чрезвычайного положения. В похищении ребенка обвиняется его биологический отец, Васильев Максим Сергеевич, тридцати четырех лет. Васильев не появлялся на своем рабочем месте с тринадцатого ноября. В квартире Васильева произведен обыск, найдены топографические карты Золотова и прилегающих районов, а также набор медицинских масок. Сотрудники милиции при участии представителей Попечительского Совета ведут активные поиски, в отношении Васильева возбуждено уголовное дело по статье 130 Уголовного кодекса — похищение, захват заложников, экстремизм. Няня, с которой Сережа Белов находился на детской площадке, также взята под арест. Ей грозят обвинения в преступной халатности.

— Это еще не конец, — предрекла Ева и выключила телевизор, — идите спать, завтра в школу.

Пришлось разойтись по комнатам. Лиза решила, что дождется, пока Нина уснет и пойдет к Ольге — она была обязана объясниться. Но, идти не пришлось, Ольга заявилась сама.

— Спишь?

Она была в коротких пижамных шортиках и футболке, босиком.

— Уснешь тут, — Лиза села в кровати.

— Надо поговорить, — Ольга взгромоздилась на Лизино одеяло без приглашения, поджала ноги под себя.

— А Димка? Пойдем к нему?

— Не надо, с ним я уже поговорила, он выпил таблетки и пытается уснуть.

Лиза вздохнула. У нее была масса вопросов, один невероятнее другого. Но она решила подождать и послушать, что скажет Ольга.

— Нас абсолютно точно будут допрашивать еще, — начала она и Лиза почувствовала, как весь энтузиазм улетучивается. Перспектива разговоров с милицией пугала.

— Менты больше не придут, побоятся Антона, он у нас большая шишка, я говорила тебе. Так что, на нас натравят «Печку», как пить дать, жди внеочередных сеансов с Тамарой.

— Погоди, почему Тамара?

— Она, как психолог, будет выяснять, не врем ли мы.

— А если выяснит, что врем — нашим родителям хана, отличный расклад, — похолодела Лиза.

— Да, — подтвердила Ольга и вскинула подбородок, — ты можешь честно рассказать Тамаре, что меня не было с вами, что ты видела меня с подозрительным мужиком. Твое право.

Лиза вспомнила, как в детстве ловила кузнечиков и запускала добычу в банку, небольшую, пол литровую, другой не было. Несчастные насекомые пытались выбраться и прыгали, как одержимые, сшибая друг друга. То же самое сейчас творилось у Лизы в голове, мысли, одна страннее другой, копошились, запертые, в черепной коробке.

— Выбирай, Лизок, — спокойно сказала Ольга, — сдашь меня или нет. Если нет — научу, как соврать. Если да — не могу гарантировать, что не попытаюсь закопать тебя в ответ.

— Могла бы обойтись и без прямых угроз.

— Могла бы — обошлась бы, — Ольга улыбнулась. Она распустила привычный пучок, ее черные волосы обрамляли лицо, делая линию скул еще более резкой.

— А Димка? — спросила Лиза.

— Он не сдаст.

— Сможет?

— Если будет врать по моему сценарию — да. А ты?

— Прикрою тебя, но не бесплатно.

Кажется, Лизе удалось удивить Ольгу. Ее обычно прищуренные глаза расширились и стали напоминать Тамарины.

— В обмен на информацию, — Лиза улыбнулась и Ольга засмеялась, махнула рукой, — ответишь на несколько моих вопросов, честно. А то, Димке, небось, наплела всякой чепухи.

— Отвечу, но после того, как ты успешно пройдешь пытки Тамары. А то вдруг ты решила меня сдать, а сейчас просто вытягиваешь инфу? Или Тамара убедит тебя встать на сторону «закона».

— Ладно, — согласилась Лиза, это было логично, — так какой у тебя план?

— Убедительно изобразить спокойствие у вас вряд ли получится, особенно у Димки. Поэтому заменим одно вранье другим. Тамара будет спрашивать, что мы делали на площадке, подробно, в чем были одеты, о чем разговаривали, пытать будет по отдельности, потом — сверит данные. Поэтому говорить надо одно и то же. Сначала — придумай любую пургу, изворачивайся, будто правда хочешь скрыть что-то. Дай ей уличить тебя во лжи, а потом — признайся. Скажи, что мы, спрятавшись от камер, обсуждали настоящих родителей. По инициативе Димки.

Лиза присвистнула, план был действительно хорош.

— А если спросит, о чем конкретно говорили?

— Обязательно спросит. Поэтому, скажи, что Димка говорил про брата. И вот тебе пара фактов о моих родителях. Они были действительно неблагополучными. Не как твои или Димкины, которым просто не хватило бабла на разрешение. А реальными преступниками.

— Серьезно? — опешила Лиза.

— Ага, — безмятежно заявила Ольга, — хранили запрещенную литературу, учили меня иностранному языку, а папа еще и стишки шуточные сочинял, про Емелю и Печку. Я вот тоже сочинила, не сказать, чтоб шедевр, но сдуру рассказала его в школе. И к родителям пришли.

— Что ты сочинила? Расскажи.

— Знают взрослые и дети, кто ущербней всех на свете, не выходит из борделя и зовут его Емеля, управляет Печкой он, генеральный эмм. пустозвон. Берегитесь, господа, буква «П» — это…

Она замялась, но Лиза сама сумела подставить слово в рифму. Лиза подумала, что это было верхом глупости — рассказывать такое в школе. Можно как угодно относиться к «Печке», но «молчать и не лезть» ради своей же безопасности — вот первая заповедь родителей Лизы. Что хорошего получила Ольга из-за того, что высказалась? Разобщение и, судя по всему, арест родителей. Испортила жизнь сама себе. Ольга, похоже, неправильно истолковала выражение Лизиного лица:

— Ну что ты так смотришь, стих так себе, я не поэт, да и мне было-то всего двенадцать. Стишок Тамаре можешь не рассказывать. Скажи, что я, дескать, стыжусь своих родителей, рассказала вам все и разревелась, поэтому осталась сидеть на лавке, когда вы пошли на площадку.

— Разревелась? — Лиза подняла бровь.

— Думаешь, я не умею?

— Не могу представить тебя плачущей, — ответила Лиза, — а что с Димкой? Он действительно инвалид?

— Если он тебе сам не рассказал, то и я не должна, ты уж извини. Это будет нечестно с моей стороны. Ладно, спи. Завтра, наверняка, будет трудный день, — Ольга тихонько прикрыла за собой дверь спальни.

«Проще сказать, чем сделать» — подумала Лиза.