Самый жестокий месяц

Луиза Пенни, 2007

Роман «Самый жестокий месяц» продолжает серию расследований блистательного старшего инспектора Армана Гамаша – нового персонажа, созданного пером Луизы Пенни, единственного в мире пятикратного лауреата премии Агаты Кристи. «Самый жестокий месяц» – так сказал поэт об апреле. И чтобы поддержать свою репутацию, этот месяц подвергает старшего инспектора Армана Гамаша суровому испытанию. Вместе со своей командой Гамаш вновь приезжает в деревню Три Сосны, чтобы расследовать загадочную смерть некой Мадлен Фарво. Во время спиритического сеанса, который местные жители проводили в старом заброшенном доме, пользующемся дурной славой, Мадлен внезапно умирает. Все считают, что она просто испугалась до смерти, ведь общение с миром призраков никому не проходит даром. Однако Гамаш подозревает, что дело гораздо сложнее, чем кажется на первый взгляд. Начав расследование, он неожиданно становится объектом яростных нападок в прессе, связанных с одним из его прошлых дел. Теперь ему нужно не только раскрыть предполагаемое убийство, но и обелить свое имя…

Глава тринадцатая

— А потом она умерла, — сказал Габри.

Оливье подошел сзади и положил руки ему на плечи. Габри вскрикнул:

— Tabernacle!^[32] Ты хочешь меня убить?

Колдовство рассеялось. В комнате снова посветлело, и Гамаш увидел громадный поднос с сэндвичами, появившийся на кофейном столике.

— А что случилось после? — спросил Гамаш, выбрав сэндвич с расплавленным козьим сыром и рукколой на теплом французском батоне.

— Месье Беливо отнес ее вниз, а Жиль побежал за своей машиной, — ответила Мирна, угощаясь сэндвичем с жареной курицей и манго на круассане.

— Жиль? — переспросил Гамаш.

— Сандон. Он работает в лесу. Он тоже присутствовал, вместе со своей подружкой Одиль.

Гамаш помнил эти имена по списку свидетелей, лежащему у него в кармане.

— Жиль вел машину. С ним поехали Софи и Хейзел, — сказала Клара. — Остальные сели в машину Хейзел.

— Боже мой, Хейзел, — произнесла Мирна. — Кто-нибудь с ней сегодня говорил?

— Я ей звонила, — сказала Клара, глядя на тарелку, хотя и не испытывала голода. — Говорила с Софи. Хейзел слишком расстроена, чтобы говорить.

— Хейзел и Мадлен были близки? — спросил Гамаш.

— Лучшие друзья, — ответил Оливье. — Еще со школы. Они жили вместе.

— Но не как любовницы, — сказал Габри и добавил: — Насколько мне известно.

— Не говори глупостей, конечно, они не были любовницами, — сказала Мирна. — Ох уж эти мужчины! Они думают, что если две взрослые женщины живут одним домом и привязаны друг к другу, то они обязательно лесбиянки.

— Это верно, — заметил Габри. — Все делают про нас подобные допущения. — Он похлопал Оливье по колену. — Но мы вас прощаем.

— Мадам Фавро когда-нибудь была полной?

Вопрос Гамаша оказался таким неожиданным, что на него устремились недоуменные взгляды, словно он вдруг заговорил по-русски.

— Вы имеете в виду, толстой? — спросил Габри. — Нет, не думаю.

Остальные отрицательно покачали головой.

— Но знаете, она ведь здесь не так долго прожила, — сказал Питер. — Сколько? Лет пять?

— Около того, — кивнула Клара. — Но она как-то сразу вписалась в местное общество. Вступила вместе с Хейзел в Общество женщин англиканского вероисповедания…

Габри застонал:

— Merde!^[33] Она этим летом должна была возглавить общество. Что я теперь буду делать?

Его надули, хотя, надо признать, и не в такой мере, как Мадлен.

— Pauvre Gabri^[34], — сказал Оливье. — Личная трагедия.

— Попробуйте-ка поруководить Обществом женщин-англиканок. Это к разговору об убийстве, — сказал он Гамашу. — Может, Хейзел возьмет на себя эти обязанности? Как ты считаешь?

— Нет, я не «читаю». А тебе сейчас не рекомендую задавать ей этот вопрос.

— Возможно ли, что в доме присутствовал кто-то еще? — спросил Гамаш. — Большинство из вас слышали какие-то звуки.

Клара, Мирна и Габри хранили молчание, вспоминая нечестивые звуки.

— Что вы думаете, Клара? — спросил Гамаш.

«Что я думаю? — спросила она у себя самой. — Что Мадлен была убита дьяволом? Что, возможно, мы сами и поселили зло в этом доме?» Вероятно, экстрасенс была права и все недобрые, все злобные мысли, когда-либо порожденные их идиллической деревней, поглощались этим домом-чудовищем. И чудовище было ненасытно. Злые мысли сродни наркотику. Попробовав раз, дом подсел на них.

Но все ли выпускали на свободу свои злые мысли? Может быть, кто-то копил их в себе, собирал? Поглощал их, глотал, пока злоба не переполнила его и он не стал ходячей, дышащей разновидностью этого дома на холме?

Существует ли человеческая ипостась этого проклятого места, не ходит ли она среди них?

«Что я думаю?» — еще раз спросила себя Клара. Ответа у нее не было.

Минуту спустя Гамаш встал:

— Где я могу найти мадам Шове, экстрасенса?

Он достал деньги, чтобы расплатиться за сэндвичи и выпивку.

— Она остановилась в гостинице, — сказал Оливье. — Хотите, чтобы я ее позвал?

— Нет, мы прогуляемся туда. Merci, patron.

— Я не ходил на этот сеанс, — прошептал Оливье Гамашу, протягивая ему сдачу возле кассы на длинной деревянной стойке бара. — Потому что мне было страшно.

— Я вас не виню. В этом доме есть что-то такое.

— И еще эта женщина…

— Мадлен Фавро? — Гамаш поймал себя на том, что тоже разговаривает шепотом.

— Нет. Жанна Шове, экстрасенс. Вы знаете, что она сказала Габри сразу по приезде?

Гамаш ждал.

— Она сказала: «Тут у вас не спариваются».

Гамаш обдумал эти непристойные слова:

— Вы уверены? Странно, что на уме у экстрасенса такие вещи. Это ведь не…

— Не так? Конечно. Напротив… Впрочем, оставим это.

Гамаш вышел из бистро в великолепный, солнечный день, услышав на прощание последний шепоток Оливье:

— Вы же знаете, она колдунья.

Трое сотрудников Квебекской полиции шли по дороге, окружающей деревенский луг.

— Я запутался, — признался агент Лемье, которому приходилось почти бежать, чтобы не отстать от Гамаша, мерившего землю широкими шагами. — Так это было убийство?

— Я тоже запутался, молодой человек, — сказал Гамаш. Он остановился и посмотрел на Лемье. — А что ты здесь делаешь? Я тебя не вызывал.

Этот вопрос ошарашил Лемье. Он полагал, что старший инспектор будет рад его видеть, даже поблагодарит. Но Гамаш вместо этого смотрел на него терпеливо и с некоторым недоумением.

— Он приехал к родителям на Пасху — они тут живут неподалеку, — объяснил Бовуар. — А приятель из местной полиции ему сообщил.

— Я явился по собственной инициативе. Извините. Я сделал что-то не так?

— Нет, все так. Я хочу вести расследование как можно более скрытно, пока не будет точно выяснено, что это убийство.

Гамаш улыбнулся. Да, его подчиненные должны были проявлять инициативу, хотя и не столь рьяно. Впрочем, инициативность Лемье рано или поздно начнет гаснуть, и Гамаш вовсе не был уверен, что это так уж хорошо.

— Значит, наверняка нам это еще не известно? — спросил Лемье, спеша догнать Гамаша, который двинулся дальше, к большому каменному дому на углу.

— Я пока не хочу, чтобы об этом стало известно, но у нее в крови обнаружилась эфедра, — сказал Гамаш. — Знаешь, что это такое?

Лемье отрицательно покачал головой.

— Ты меня удивляешь. Это ведь как спорт, n’est-ce pas?^[35]

Молодой агент кивнул. Спорт — эта тема крепко связывала его с Бовуаром. Их любовь к «Монреаль Канадиенс». К «Абам», как их еще называли.

— Слышал когда-нибудь о Терри Харрисе?

— Это хавбек?

— А о Симусе Ригане?

— Аутфилдер? Играл за «Лайонс»? Они оба умерли. Я помню, читал об этом в «Алло спор».

— Они принимали эфедру. Ее используют для похудения.

— Именно. Харрис умер во время тренировки, а Риган — на игре. Я смотрел по телевизору. День был жаркий, и все решили, что у него прихватило сердце. Так ли на самом деле?

— Тренеры велели им похудеть как можно скорее, поэтому они стали принимать таблетки.

— Это было два года назад, — сказал Бовуар. — Теперь эфедра запрещена, верно?

— Насколько мне известно. Хотя я могу и ошибаться. Ты проверишь это? — спросил Гамаш у Лемье.

— Конечно.

Направляясь к уютной гостинице, Гамаш улыбался. Энтузиазм Лемье нравился ему. Это и было одной из причин, по которым он взял Лемье в команду. Когда Гамаш расследовал предыдущее дело в Трех Соснах, Лемье работал в отделении полиции Кауансвилла и произвел на старшего инспектора хорошее впечатление.

Жертва того убийства жила в старом доме Хадли.

Они вошли на просторную веранду гостиницы. Это трехэтажное здание прежде было почтовой станцией на пути между Уильямсбургом и Сен-Реми и располагалось на старой почтовой дороге.

Войдя внутрь, Гамаш увидел деревянные полы, яркие индейские коврики и изящные подвыцветшие занавески.

Но он пришел сюда не для того, чтобы расслабляться. Он пришел, чтобы выяснить причину смерти Мадлен Фавро. Был ли это обычный инфаркт, вызванный возбуждением и страхом? Принимала ли она эфедру сама? Или тут действовали какие-то злобные закулисные силы, скрывающиеся за приятным фасадом Трех Сосен?

Оливье сказал, что Жанна Шове сняла маленький номер на первом этаже.

— Оставайся здесь, — приказал Гамаш, взглянув на Лемье, а сам вместе с Бовуаром двинулся по короткому коридору.

— Думаете, она сможет одолеть нас? — с улыбкой прошептал Бовуар.

— Не исключаю, — серьезно ответил Гамаш и постучал в дверь.

Примечания

32

Здесь: Черт побери! (фр.)

33

Дерьмо! (фр.)

34

Бедный Габри (фр.).

35

Не так ли? (фр.)