Когда впереди – вечность. Книга третья. Ставшая своей чужая жизнь

Лилия Лукина

Маргарите очень нелегко – ведь в ней одновременно живут две разные женщины: Тетушка и Елена. А тут еще у Берлимблоу проблемы, в Париже ее помощь потребовалась, дядя Гриша заболел, в Блэкхилле музей строится, в Саутгемптоне ее замок ремонтируется. Ну, ни минуты покоя! И хотя Маргарита бесконечно устала от всех этих хлопот, наградой ей послужила чуть-чуть приоткрывшаяся завеса над мучившей ее тайной – она узнала, что такое кольцо Крейлара и кто такие Странная Мэри и Лаки Грой.

Глава 2. Чужих проблем не бывает

Маргарита решила не откладывать разборку с Берлимблоу и провести ее до визита к Бэлси. Поднявшись к себе, она позвонила банкиру:

— Саймон! Не уезжайте завтра в банк, не дождавшись меня — нам надо поговорить.

— Да, нам действительно нужно поговорить, — ответил он довольно напряженным голосом.

«А-а-а! Знает кошка, чье мясо съела!», — злорадно подумала Маргарита, но следующие слова Саймона очень удивили уже ее, потому что он сказал:

— Но будет гораздо лучше, если я сейчас сам к вам приеду. Не возражаете?

— Я теперь для вашего дома персона нон-грата? — нехорошим тоном поинтересовалась она.

— Нет, конечно, только здесь нам не дадут спокойно поговорить, а тема очень серьезная, — объяснил он.

— Вы меня заинтриговали, — сказала, насторожившись, Маргарита. — Полагаю, речь пойдет о вашем бизнесе?

— К сожалению, да, но все подробности при встрече.

— Жду вас с большим нетерпением, — сказала она.

Чтобы не мучить себя бесполезными мыслями из-за полного отсутствия новой информации и чем-то себя занять, Маргарита принялась обдумывать свой внешний вид и одежду на следующий день — все-таки герцогу Бэлси собралась нанести визит, а не в соседний магазин за хлебом сбегать, и, приготовив все необходимое, спустилась вниз. Уолтер, как всегда, был на посту — раз она не легла спать, то и ему не положено.

— Мистер Джонс, — сказала она дворецкому, решив, что в присутствии посторонних теперь будет всегда так нему обращаться. — Я жду господина баронета. Как только он приедет, проводите его в кабинет.

— Ваша светлость, я в чем-то провинился? — растерялся старик. — За что вы со мной так официально?

— Нет, просто, обращаясь к вам так, я хочу повысить ваш авторитет в глазах прислуги, — объяснила она.

— Ваша светлость, да разве же он зависит от того, как к человеку обращаются? — позволил себе улыбнуться Уолтер. — Он зависит от того, как с человеком обращаются. А вы относитесь ко мне так заботливо, что я одним этим вызываю уважение прислуги.

— Какой же вы мудрый человек, Уолтер, — с огромным уважением сказала ему она.

— Я просто старый, ваша светлость, — с грустной улыбкой объяснил он и вернулся к прозе жизни. — Прикажете что-нибудь подать туда?

— Нет, напитки там есть, — покачала головой она. — Распорядитесь, чтобы туда принесли большой кофейник с кофе, а, если что-то еще потребуется, я вас позову.

Ждать ей долго не пришлось, она даже первую чашку не успела допить. Саймон вошел к ней без доклада, а это могло значить только одно: старый дворецкий, знавший баронета всю жизнь, с первого взгляда понял, какие серьезные проблемы привели сюда Берлимблоу, вот и не стал его задерживать. Да и Маргарита, едва взглянув на каменное лицо Саймона, увидела, что слово «неприятности» в данном случае даже малейшим образом не отражает истинное положение дел. Жестом пригласив его присесть в кресло, она спросила:

— Саймон, вам не кажется, что Вики остро нуждается в самой неотложной психиатрической помощи? Иначе говоря, по ней сумасшедший дом плачет!

— Марджори! Я приношу вам свои самые глубокие и искренние извинения за ее безобразное поведение в вашем доме, — виноватым голосом произнес он.

— Нет, Саймон! — жестко сказала Маргарита. — Ей придется извиниться самой! Причем, не только передо мной, но и перед Уолтером, которого она, чтобы прорваться в гостиную, отшвырнула в сторону так, что он упал и разбил себе голову в кровь. А еще она назвала его «старым дураком» и «предателем». Я не знаю, что вы позволяете этой наркоманке делать в своем доме, может быть, она там, вообще, горничных по щекам хлещет, хотя, насколько мне известно, у Берлимблоу даже в далеком прошлом это принято не было, но в своем доме правила устанавливаю я. И пусть эта распутная дрянь молит бога, что у меня были гости, а то я пришибла бы ее на месте! — и язвительно поинтересовалась: — И какая же муха ее укусила, что она, как с цепи, сорвалась? Или у нее кончились деньги на кокаин?

— Как я понял из весьма эмоционального рассказа Мирры, после того, как вы уехали, Вики решила найти Кертона и узнала как-то, что он вылетел в Неаполь, — стараясь выглядеть спокойным, говорил он. — Тогда она, собираясь отправиться вслед за ним, позвонила жене Марко и попросила выяснить, где он остановился. Джина узнала, но прежде, чем звонить ей, отправилась на него посмотреть — у них же с Марко две еще незамужние дочери, а тут холостой английский лорд появился. И она увидела его с очень красивой блондинкой, которая жила в этом же отеле. Ей было нетрудно выяснить ваше имя, потом она понаблюдала за тем, как вы с Кертоном вместе входите и выходите из отеля, а уж после того, как вы к Марко в банк вдвоем приходили, она окончательно решила, что у вас роман. Вики она ничего говорить не стала и рассказала все Мирре, а та сочла за благо промолчать, чтобы не волновать дочь. Не дождавшись новостей от Джины, Вики позвонила ей сама, и та ей все повторила. Вики устроила дикий скандал матери, за то, что та ей ничего не сообщила, а потом бросилась к вам. Счастье великое, что все это произошло уже после того, как вы встретились с Бэлси и Бенсоном, а то Вики могла бы и в кабинет ко мне ворваться — она совершенно неуправляемая.

— Поня-я-ятно! — зловеще протянула Маргарита. — Видимо, я действительно слишком долго отсутствовала и все успели напрочь забыть мой характер. Ну, так мне и напомнить нетрудно!

Она достала телефон, набрала номер Берлимблотти и, поставив сотовый на громкую связь, положила его на стол. Из-за разницы во времени Марко ответил ей уже заспанным голосом.

— Сеньор Берлимблотти! У меня возник к вам один вопрос срочного характера: с каких пор моя скромная персона и мои поступки являются предметом обсуждения за вечерним чаем в вашей семье? — гневно спросила она.

Судя по тому, как Марко тут же испуганно воскликнул:

— Маргарита! В чем дело? Я ничего не понимаю! — ее слова, а, главное, тон взбодрили его так, что сон мигом выветрился из его головы.

— То, что вы сказали жене о приезде некоей синьорины Королева, понятно — вы же думали, что я остановлюсь у вас, но остальное? Зачем вы сказали ей, что я приходила к вам с Кертоном? Или вы делитесь с женой секретами всех своих клиентов в подробностях? Может быть, вы и обо мне рассказали ей много лишнего? Какого черта Джина не только следила за мной, но еще и, нафантазировав, черте что, поделилась своими гнусными измышлениями с Миррой и Вики?

— Маргарита! — пролепетал ошеломленный Марко. — Пресвятой Девой Марией клянусь, что я ей не говорил ничего такого! Просто сказал, что из Англии, чтобы посмотреть Неаполь, приедет девушка, опекуном которой является Саймон, и на несколько дней остановится у нас. И это все! Я даже имя ваше не называл! Я представления не имею, что Джина могла натворить и наговорить Вики! Да, они дружат и часто болтают по скайпу…

— Больше не будут! — твердо заверила его Маргарита. — Чтобы у вашей жены язык отсох! — совершенно сознательно пожелала она. — И можете не благодарить! Я и сама знаю, что немая жена — затаенная мечта каждого мужа! У меня все!

Маргарита отключила телефон и закурила, а Берлимблоу осторожно спросил:

— Может быть, не стоило так уж лютовать?

— Лютовать?! — взвилась она. — Да я еще и не начинала! Одна идиотка без всяких к тому оснований распускает сплетни, а другая, поверив им, бросается ко мне выяснять отношения! Мы с Кертоном друзья и не более того! Скажу больше, я собираюсь устроить личную жизнь его и Джоан! А, поскольку Вики явно невменяемая, она наверняка успела поделиться своим «горем», — издевательским тоном выговорила она, — со всеми подряд и этим может нарушить мои планы.

— Не думаю — у нее на это просто не было времени. Вернувшись от вас, она заперлась у себя в комнате, громила там все подряд, билась в истерике, а Мирра вторила ей под дверью в коридоре. Потом Вики напилась и в голос проклинала вас и Кертона, и Энтони забрал ее в свою квартиру, где решил устроить вечеринку, чтобы она немного отвлеклась. А, поскольку без наркотиков там не обходится, то она окончательно отключилась уже через пять минут, — устало объяснил Берлимблоу.

— А Мирра, получив свободу действий, бросилась скандалить к вам. Поэтому вы и сказали, что нам не дадут спокойно поговорить, — сделала вывод Маргарита, на что Берлимблоу только вздохнул. — Саймон, я искренне сочувствую вашему горю, но скажите, на что вы надеялись? Что ваши проблемы пройдут сами собой? Так, это не насморк! На то, что я ничего не узнаю? Это просто глупо! Да, у меня не было времени и возможности внимательно присмотреться к этим ублюдкам, потому что в мае, как и сейчас, мне было не до них. Но почему я должна узнавать все от посторонних людей? Какого черта вы вовремя не обратились ко мне за помощью? Советского Союза уже не было, проблем с выездом за границу — никаких! Да я была бы у вас уже на следующий день и урегулировала ситуацию!

— О чем вы, Марджори? — сделал вид, что удивился, Берлимблоу.

— Не притворяйтесь! — поморщилась она. — Вы все прекрасно поняли! Это уже не ваша тайна, а секрет Полишинеля, который знает весь Лондон.

— О, боже! — хватаясь за голову, простонал он. — Еще и это! Нет, все это вместе и сразу я уже не переживу!

— Переживете! — успокоила его Маргарита. — Перечитайте Дюма! Помните, что говорил банкир Данглар? «Я принадлежу своему капиталу». От себя добавлю, что и капиталам своих клиентов, которые банкир обязан защищать, как и свой собственный, если он настоящий банкир. В свое время вы сделали большую глупость и поплатились за нее, как честью своего имени, так и здоровьем близких.

— Вы и это знаете? — горько усмехнулся Саймон.

— Как и все остальное, — подтвердила Маргарита. — Но кто сказал, что вы должны страдать до конца своих дней? Мне кажется, что годами позора и страданий вы сполна искупили свою вину, а, точнее, глупость. Теперь, когда вы знаете, что столь тщательно оберегаемой вами тайны больше не существует, пора положить этому конец. Только не могу понять, зачем вам надо было, чтобы я сблизилась с Энтони и Вики?

— Я надеялся, что вы сможете как-то на них повлиять, — вздохнул Берлимблоу.

— На них невозможно повлиять даже мне, потому что многолетнее употребление наркотиков разрушает психику безвозвратно. Они уже невменяемые и никогда не станут снова нормальными людьми. Хватит, Саймон! — гневно воскликнула она, с такой силой ткнув окурком в пепельницу, что та слетала на пол. — Терять вам нечего, так перестаньте вести себя по отношению ко всем этим сволочам, как тряпка! Наведите, наконец, порядок в своем дома, а я вам в этом помогу!

Поднявшись, она вернула пепельницу на место и даже выпавший окурок подобрала, а потом снова села, долила себе кофе, закурила и, немного успокоившись, спросила:

— Что происходит у вас в банке? Как вы понимаете, меня интересуют мои деньги.

— В целости и сохранности, как и деньги остальных клиентов, так что можете не волноваться, мой банк устойчив, как всегда, — заверил ее Саймон.

— Тогда какого черта вас вдруг начали крыть в Интернете последними словами? — удивилась она.

— И в газетах тоже, — добавил он. — Эти заказные статьи — просто средство давления на меня. Марджори, вы не специалист и не могли уловить нюансы: критикуют в них именно меня и мой старомодный стиль управления бизнесом, но вы не найдете там ни одного плохого слова о самом банке, ни малейших сомнений в его надежности. Им ведь нужно, чтобы у моего банка оставалась кристальная репутация.

— Кому «им»? — требовательно спросила Маргарита. — Кому нужны эти статьи? Кому вдруг потребовалось давить на вас?

Берлиблоу достал из своего портфеля папку и протянул ей:

— Посмотрите и вы все поймете.

— Давайте не будем тратить время на политес, — предложила она. — Что где находится, вы знаете, так что наливайте себе сами — я чувствую, что без хорошей порции коньяка нам себе нервы не успокоить, а, значит, и не разобраться во всей этой истории. Если вам вдруг что-то потребуется, то вызывайте Уолтера без малейшего стеснения.

Маргарита начала просматривать документы и с притворным восхищением воскликнула:

— Саймон! Вы начали пользоваться большой популярностью в определенных кругах! Сначала была неаполитанская каморра! Теперь колумбийская наркомафия!

Но, чем дальше она читала, тем больше портилось у нее настроение и более крепкие выражения вырывались. Наконец, закончив, она со злости шарахнула папкой по столу, вскочила с кресла и, подойдя к окну, прижалась лбом к холодному стеклу. «Великое небо! — думала она. — Куда ни ткнись — получишь привет из прошлого!». Притихший в кресле Саймон ждал, пока она перебесится, и, когда она, наконец, вернулась на место, вопрошающе посмотрел на нее. Но она просто отмахнулась, налила себе хорошую порцию коньяка, махом выпила ее, закурила и только после этого потребовала:

— А теперь давайте все в самых мельчайших подробностях!

— Хорошо, в среду в мой кабинет в банке пришел Энтони и сказал, что один его знакомый хочет стать нашим клиентом и уже ждет в приемной встречи со мной. Сказать, что я удивился, значит промолчать — знакомые Энтони по определению не могут быть настолько богаты, чтобы открыть счет в моем банке. Естественно, я отказал ему. Но он очень меня просил, даже умолял, чуть не плакал, и я согласился поговорить с этим нежданным визитером единственно, чтобы отвязаться от Энтони. Едва тот вошел, я сразу понял, что дело неладно — я потомственный банкир и могу с первого взгляда отличить порядочного человека от проходимца. Это был латинос, одетый очень дорого, но настолько пестро и безвкусно, что просто в глазах рябило, — презрительно произнес Берлимблоу. — Золотые кольца невероятных размеров на пальцах и все остальное. А его язык?! Впечатление было такое, что у него горячая каша во рту! Я его едва понимал.

— Так, испортив английский язык, американцы решили, что создали свой собственный, — заметила она. — А уж, когда на нем начинают говорить иностранцы!..

— Моим первым желанием было выгнать его вон. Служба охраны в моем банке всегда была на высоте, так что стоило мне нажать на кнопку и его бы вынесли из здания на пинках. Но… — Он замолчал, поднялся и, расхаживая по комнате, подбирал слова, а потом сказал: — Знаете, есть люди, которые излучают смертельную опасность. Этот тип был именно таким. Для него убить человека проще, чем плюнуть. Нет, он был вежлив, представился, дал мне свою визитную карточку: Диего Карлос Санчес — имя, конечно, вымышленное. Он сразу перешел к сути дела и сказал, что, являясь посредником, ведет переговоры в пользу своего доверителя, имя которого он считает преждевременным называть. Этот доверитель хочет открыть у меня счет… Марджори! — Саймон повернулся к ней. — Он назвал астрономическую сумму! Причем уточнил, что деньги будут внесены наличными! Да! У меня нет просто богатых клиентов! Все мои клиенты очень богатые люди, но я знаю историю каждого состояния! Я знаю, откуда оно взялось, и никогда в жизни не имел дел с грязными деньгами. А вот у этого доверителя, судя по такому посреднику, они могут быть только такими.

— Вы ему, естественно, отказали? — спросила Маргарита.

— Не напрямую. Я сказал, что буду счастлив иметь среди своих клиентов такого состоятельного господина, но только в том случае, если его состояние приобретено легальным путем, для чего мне потребуется документальное подтверждение. Мой ответ его, конечно же, не устроил, но он и виду не подал, а очень настойчиво попросил меня хорошенько подумать над предложением, добавив, что окончательный ответ он будет ждать от меня в понедельник, для чего мне нужно будет просто позвонить по указанному на визитке номеру телефона. Уходя же, он поинтересовался здоровьем Деборы и так на меня посмотрел, что мороз пошел по коже.

Берлимблоу вернулся в кресло и обхватил себя за плечи так, словно ему было очень холодно.

— Где девочка? — быстро спросила Маргарита.

— В безопасности, — успокоил ее Саймон и продолжил: — Когда Санчес вышел из кабинета, я спросил у Энтони, откуда он знает этого мерзавца. Как оказалось, он в тот день сам увидел его в первый раз, а организовать эту встречу со мной его попросил один друг, которому он ни в коем случае не мог отказать — лорд Райн.

— Великое небо! А ведь его предки были порядочными людьми! — воскликнула она.

— Марджори! В высшем свете есть серьезные молодые люди, но о них никто не знает, потому что они не дают повода к скандальным публикациям, а иные в наше время читателей не интересуют, соответственно и в газетах их имена упоминаются только в колонке светской хроники, в заметках о помолвках или свадьбах. И судят об аристократии по так называемой «золотой молодежи», нравственность которой даже не упала, а исчезла совсем. Они постоянно мелькают на страницах бульварных газет, их снимками пестрит Интернет, люди смотрят на них и думают, что все высшее общество Англии именно такое. Так что на фоне других отпрысков весьма уважаемых людей Энтони и Вики ничем не выделяются. Я попытался, было, приструнить Энтони, купил ему отдельную квартиру, лишил карманных денег и принял на работу в банк рядовым клерком, чтобы он жил на зарплату и прошел весь путь с самого низа, как когда-то я. Наивный! — с горечью усмехнулся он. — Я решил, что это его как-то дисциплинирует, а за ним и Вики, потому что она во всем ему подражает. Если бы я только знал, чем закончится эта затея!

— Я уже поняла, что ничем хорошим, но, что именно случилось? — поинтересовалась Маргарита.

— Началась утечка конфиденциальной информации, несерьезной, но все равно неприятно. Следы привели к нему. Господи, страшно подумать, что могло случиться, если бы я уступил просьбам Мирры и поставил его на более ответственную должность, — покачал головой Берлимблоу. — В тот же день я уволил Энтони из банка, а дома в кабинете мне установили «глушилку», которую я включаю каждый раз, когда туда вхожу, потому что от этого поддонка можно ждать, чего угодно.

— Надеюсь, вы ему высказали все, что о нем думаете? — гневно спросила она.

— Зачем? Это же бесполезно, — нервно рассмеялся он. — У них нет ни стыда, ни чести, ни совести. Я просто махнул рукой — будь, что будет! У меня нет больше сил воевать на два фронта — банк постоянно расширяется, появляются новые филиалы, новое поле для деятельности. Я готов согласиться с тем, что у меня несколько старомодный стиль ведения дел, может быть, я излишне осторожен и избегаю риска, но за все то время, что я возглавляю банк, никто из моих клиентов не потерял ни пенни их своих денег.

— Ладно, мы отвлеклись, — сказала Маргарита, еще раз утвердившись в решении жестко разобраться с этими двумя подонками. — Как я понимаю, в полицию вы не обратились, потому что это же Энтони привел к вам Санчеса. Что было дальше?

— Когда Энтони ушел, я тут же вызвал к себе начальника службы безопасности и приказал срочно сделать мне копии записей с камер видеонаблюдения, расположенных по всему пути от гостевой стоянки нашего банка до приемной. Получив их, я вышел через потайной ход… Ну, вы знаете, о чем я говорю.

— Конечно, — кивнула Маргарита. — Ведь ваш кабинет находится в самой старой части здания, построенной, если мне память не изменяет, еще в начале семнадцатого века, а вот все остальное постепенно пристраивалось к нему потом.

— И в инкассаторской машине, чтобы не привлекать внимания, поехал к Шифману, — продолжил Берлимблоу. — Отдал ему записи и визитку, на которой был не только номер телефона, но отпечатки пальцев этого Санчеса, и попросил выяснить о нем самом и его хозяине все, что возможно и невозможно в самые кратчайшие сроки. Оттуда я с одной из его сотрудниц поехал домой и объяснил Деборе, что мне и ей угрожает большая опасность и поэтому ей надо будет поехать с этой женщиной.

— И Доба не возражала? — удивилась Маргарита.

— Она папина дочка! — с гордостью произнес Берлимблоу. — Она знает, как я ее люблю и безусловно верит мне: раз папа сказал, что так надо, значит, так надо.

— А как отнеслась к этому Мирра? Неужели не возражала? — удивилась она.

— Мирра до сих пор не знает, что Деборы нет в доме — она слишком занята Вики, — криво усмехнулся Саймон и поправился: — Хотя, сейчас, может быть, уже узнала.

— Самое главное, что девочка в безопасности, а с остальным мы справимся, — с большим облегчением произнесла она и тут же возмутилась: — Почему вы сразу ничего не сообщили мне о Санчесе?

— А что я в тот момент мог бы вам сказать? Назвать фальшивое имя? — хмыкнул Берлимблоу. — Шифман привлек кучу людей и все они работали круглосуточно, а результат этого вы только что прочли. Я и сам получил полный отчет только сегодня днем. Честно говоря, узнав о том, что тут произошло, я даже засомневался, обращаться ли мне к вам.

— Глупости! — возмутилась Маргарита. — Что за чушь вы несете? Какое отношение имеют эти законченные подонки к нашим давним и добрым отношениям? Ни малейшего! И разбираться я буду с ними, а не с вами, потому что вы и сами в этом деле — пострадавшая сторона, и в том, что они такими выросли, нет ни капли вашей вины! — видя, как потупился Саймон, она уже спокойнее спросила: — Что еще вы предприняли?

— Во-первых, я теперь, выходя на улицу, надеваю кевлар, хотя от взрыва машины он, конечно, не спасет. А, во-вторых, я изменил завещание, сделав Дебору единственной наследницей, а опекуном назначил Иосифа, — обреченным тоном перечислил Саймон. — Берлимберам не раз приходилось защищать свои капиталы, опыт есть, так что я в них не сомневаюсь.

— Ну, да, Мэри же дали не только приданое, но и выделили ее часть наследства, когда она выходила замуж, — вспомнила Маргарита. — Разумная предусмотрительность никогда не помешает, но подождите себя хоронить, — попросила его она.

Поднявшись из кресла, она начала расхаживать по кабинету, перебирая в уме все возможные выходы из этой ситуации, а Берлимблоу наблюдал за ней, нервно покусывая губу. «Что же делать? Пожелать, чтобы Хавьер Коррадо, хозяин Санчеса, умер? — думала Маргарита. — Да, кольцо Крейлара его убьет, но что дальше? У него куча родственников и подручных, которые продолжат его дело. Что же тогда? Убивать их всех? Нет, на массовое убийство я не способна. Значит, нужно искать другой выход».

И Маргарита его нашла! Самый простой и наилучший! Она отчетливо помнила каждый день, проведенный тогда в Колумбии, и не боялась что-то перепутать, так что вполне можно было сыграть на их общих с Коррадо воспоминаниях. Тщательно взвесив все «за» и «против», Маргарита решила рискнуть и сказала:

— Итак, Саймон, вариантов три. Первый: вы соглашаетесь.

— Ни-ког-да! — резко ответил Берлимблоу. — Это именно тот случай, когда говорят: «Коготок увяз — всей птичке конец!».

— Вообще-то, я рассуждала гипотетически, — заметила она. — Вариант два: вы отказываетесь. Поскольку об изменении вами завещания никто не знает, их план просчитать несложно. Вам устраивают какой-нибудь не вызывающий подозрений несчастный случай, чтобы ваш бизнес унаследовал Энтони — фигура для них во всех отношениях удобная. Ему предоставляют неограниченное количество кокаина, выплачивают приличную сумму на расходы — уж эти затраты они как-нибудь переживут, и он ни во что не вмешивается, а фактически делами в банке заправляет уже их человек. Они женят Энтони на доверенной девке, а, когда он подыхает от наркотиков, она наследует уже ему и банк окончательно у них в руках. Что можно этому противопоставить. Предположим, чтобы наркоторговцы поняли, что ничего не выиграют от вашей смерти, вы завтра же объявляете семье, что изменили завещание, и они после вашей смерти ничего не получат — скандал оставляем за скобками. Энтони пожалуется Райну, который в этой истории точно замазан, тот доложит по цепочке и убивать вас станет нецелесообразным, потому что вы наверняка все предусмотрели и оспорить ваше завещание невозможно, сколько бы они ни старались.

— Да, вместе с завещанием находятся некоторые документы, которые не позволят это сделать, — подтвердил Саймон. — Но ведь могут убить просто из мести.

— Могут! — согласилась Маргарита. — Колумбийцы — народ горячий, да и наркоторговля с кротостью характера как-то не вяжется. Они считали, что дело в шляпе, а тут такой облом. Полагаю, что жизни на пороховой бочке вы себе и Деборе не желаете?

— Странный вопрос, — хмыкнул Берлимблоу.

— Саймон, я когда-нибудь по собственной инициативе вмешивалась в семейные дела кого-то из ваших многочисленных родственников? — спросила Маргарита, и тот покачал головой. — Правильно! Никогда! А теперь вопрос стоит следующим образом: я вытащу вас из этой истории без малейших потерь, но взамен вы железной рукой наведете порядок в своей семье. Согласны?

— Уж, если я был готов к смерти, то стоит ли говорить о такой ерунде, — серьезно ответил он.

— Тогда у нас остается вариант три: они сами отзывают свое предложение, — просто сказала Маргарита. — Саймон! Представления не имею, как и когда вы будете это делать, но мне срочно нужен абсолютно «чистый» телефон, от которого к вам не приведут никакие следы. Даже малейшего намека на какую бы то ни было связь быть не должно. Я буду звонить людям, даже разговор с которыми скомпрометирует вас окончательно и бесповоротно до конца ваших дней. Я, конечно, понимаю, что время уже позднее, но к завтрашнему утру он у меня должен быть.

Берлимблоу тут же достал из кармана сотовый и протянул ей.

— Можете звонить с этого. Я его держу для очень специальных разговоров, и он никак не связан со мной.

Взяв телефон, Маргарита немного посидела, настраивая на нужный лад, нашла в документах номер телефона Санчеса и набрала его. Когда ей ответили, она по-испански сказала приказным тоном:

— Санчес, немедленно свяжись со своим хозяином! Передай, что с ним хочет говорить женщина, которую он когда-то звал Гритой, а она его — Веро, — но вот голос ее звучал хрипловато, расслабленно и чуть надтреснуто, как у древней старухи.

— Кто вы? — быстро спросил он.

— Неважно, пусть он просто позвонит по номеру, который у тебя высветился. Я жду! — жестко сказала она и отключила телефон.

— Что с вашим голосом? — удивленно спросил Берлимблоу.

— Так надо! — кратко ответила она и не стала пускаться в подробности.

Она сидела, курила, потягивала коньяк и настраивалась на предстоящий разговор, а Берлимблоу тоже, молча, сидел, искоса поглядывая на нее. Звонок раздался только через двадцать минут. Невольно вздрогнув, Берлимблоу схватил сотовый первым. Посмотрев на номер, он облегченно вздохнул — видимо, тот был незнаком ему, и передал телефон Маргарите. Она, чуть помедлив, включила его и спокойно ответила по-испански старческим голосом:

— Здравствуй, Веро!

— Кто ты? — на этом же языке требовательно спросил властный голос и, судя по звуку, тот сотовый тоже был включен на громкую связь. — Только не говори, что Грита — она, наверняка, давно умерла, если ни разу не дала о себе знать.

— Я жива и могу это доказать. Спроси меня о том, что знаем только мы двое, — предложила она.

— Все это ты могла узнать у настоящей Гриты, — возразил он, но все-таки потребовал: — Скажи, как мы обращались друг к другу.

— В Колумбии у меня был датский паспорт, но ты не мог выговорить имя Маргрете, и звал меня Гритой. Отец звал тебя Хави, его друзья — Хавьером, а я — Веро. Твоего отца, Луиса Сольвано, я звала Луи, а он меня — Ритой.

— А как он тебя звал наедине? — спросил Хавьер.

— Колдунья, — не задумываясь, ответила Маргарита.

— А, как я тебя никогда не называл? — не унимался он.

— Мамой. Ты только один раз назвал меня так после того, как я вылечила тебя от лихорадки, но отец шлепнул тебя по губам и сказал, что мама у человека может быть только одна.

— Ладно! Тогда скажи, о чем я ни в коем случае не мог знать, но чисто случайно узнал, — попросил он.

— Ты задал мне трудный вопрос, Веро, — усмехнулась она. — Таких вещей было довольно много — тебе ведь было всего пять лет, и мы не говорили при тебе о бизнесе.

— Это его не касалось, — уточнил он.

Маргарита вспоминала минут пять, а потом воскликнула:

— Я поняла, о чем ты! Ах ты, безобразник! Мы думали, что ты спишь, а ты подсматривал за нами и подслушивал!

— Это было только один раз и произошло на самом деле случайно, — поправил он ее.

— Да, действительно, этот разговор был у нас с твоим отцом только один раз, — вздохнула она. — Луи хотел, чтобы я родила ему дочку, которую он назовет Алисия в память о твоей матери. Я спросила у него, а как он назовет сына, если родится мальчик, и он сказал: Алисио. Я заметила, что это слишком женственное имя для мальчика…

— И тогда он тебя ударил! — закончил за нее Веро. — А ты даже не вскрикнула, чтобы не разбудить меня.

— Он? Меня? Ударил? — хрипло расхохоталась Маргарита и тут же надрывно закашлялась. — Веро! Меня оскорбляет твоя недоверчивость! — сказала она, отдышавшись. — Великое небо! Он — меня! Да, однажды в самом начале он на меня замахнулся. Просто замахнулся! И тут же кубарем вылетел в дверь, снеся ее с петель! А потом целую неделю ходил в синяках и хромал, потому что подвернул себе лодыжку. А я привязывала к ней травы, чтобы опухоль спала! А ты говоришь: ударил! Но вот ругались мы постоянно, что было, то было.

— Этого не было! — гневно воскликнул Хавьер.

— А ты-то откуда можешь об этом знать, если в тот день увязался с Хуаном и Педро в индейскую деревню? — удивилась она. — А, когда ты вернулся, тебе сказали, что Луи и Антонио в шутку боролись, вот твой отец и пострадал.

— Почему же мне не сказали правду? — возмутился он.

— Я запретила, потому что сын должен считать своего отца самым сильным, умным и удачливым, чтобы гордиться им. А, как можно гордиться тем, кого победила женщина? — объяснила она. — А той ночью я ответила твоему отцу, что у нас разные цели в жизни: ему нужно было набрать столько денег, чтобы потом жить, ни в чем не нуждаюсь, и дать тебе образование, а меня оседлая жизнь не прельщала, мне нужны только приключения, так что мы с ним временные попутчики. Ты именно этот наш разговор имел в виду?

Но Коррадо ей ничего не ответил, а снова спросил:

— А какую колыбельную ты мне пела?

— Я никогда не знала ни одной колыбельной, а тебе пела на испанском языке «Adios, madrecita», которую потом переделали в «Rio-Rita» — она тогда была очень популярна.

— Напой ее сейчас, — попросил он.

— Ты слишком много от меня хочешь, — хрипло рассмеялась Маргарита. — Голос у меня теперь совсем не тот, что раньше, но я попробую, — пообещала она и негромко запела:

Adios! Adios, ooh, madrecita, adios!

Por que te fuistes lejos quien sabe

Si bolberia aberte

Aqui donde tu me dejastes

И вдруг она услышала какой-то хриплый кашель и поняла, что Хавьер зарыдал.

— Грита! Ну, почему ты тогда ушла и никогда больше не вернулась? — прерывающимся голосом спросил он. — Я так тебя ждал! Я так по тебе скучал!

— Малыш! Разве я тебе это обещала? Вспомни, что я тебе сказала на прощанье! Может быть, когда-нибудь мы с тобой встретимся, — ласковым тоном напомнила Маргарита. — Но наши жизни сложились так, как сложились. Ты прости, что я назвала тебя «малыш» — твой отец запретил мне это, потому что так тебя называла Алисия, и больше это никому не позволялось.

— Да, я помню, — печально сказал Хавьер. — А мне так этого хотелось!

— Тогда я хоть сейчас буду тебя так называть. Подумай, малыш, как я могла остаться, если меня искала полиция. Я и так страшно рисковала, задержавшись у Кончиты, чтобы вылечить тебя, и ушла сразу же после того, как ты выздоровел. Причем, Кончита с Родриго тоже рисковали, давая мне приют — ведь, если бы на меня донес кто-нибудь из их соседей, арестовали бы всех. Я велела Кончите хорошенько заботиться о тебе, надеюсь, так и было. А еще я отдала ей почти все деньги, чтобы вы хотя бы некоторое время не испытывали нужны, оставив себе ровно столько, чтобы хватило заплатить контрабандистам и выбраться из страны, а потом я уехала в Европу, домой.

— Да, тетя любила меня так же, как и своих детей — я же все-таки был сыном ее родной сестры. Но почему ты потом за мной не вернулась и не забрала с собой? — с обидой спросил он.

— У меня была очень беспокойная жизнь. Ну, как я могла вовлекать в свои авантюры ребенка? Ведь, если бы со мной что-то случилось, ты бы остался один на чужбине и попал в приют. А так ты вырос среди своих близких, на родине. Но я всегда помнила о тебе, поверь мне.

— Как же ты меня сейчас нашла? — спросил он.

— Не буду врать — это произошло случайно, — ответила Маргарита. — Дело в том, что ты отправил в Англию одного человека, чтобы он решил некоторые твои проблемы. И вышло так, что он пришел именно к моему банкиру. Тот, естественно, обратился за помощью ко мне. Моим людям пришлось немало потрудиться, чтобы выяснить, кто стоит за твоим посыльным. И вот, когда я прочитала, что у некоего Хавьера Коррадо дочь зовут Грита, а старшего сына — Веро, я поняла, что это ты — ведь фамилия Кончиты по мужу была именно Коррадо, и дала она ее тебе потому, что фамилия Сольвано была слишком хорошо известна полиции. Малыш! Как говорит твой отец: «Человек не всегда может сам распорядиться своей судьбой, порой за него все решает жизнь», поэтому я не осуждаю тебя за то, чем ты занимаешься. Да и какое у меня на это право, если сама не лучше? Но я не хочу, чтобы мой банкир участвовал в твоих делах.

— Забудь! К нему никто не приходил, и никакого разговора не было! — твердо заявил Хавьер.

— Значит, он может жить спокойно? Ему и его дочери никто больше не будет угрожать? — уточнила Маргарита.

— Я же сказал: забудь! — повторил он и предложил: — Грита! Приезжай ко мне! Я пришлю за тобой самолет в любую точку земного шара! Клянусь спасением своей души, что в моем доме тебя будут почитать, как святую!

— Не стоит, малыш! — грустно сказала она. — Я хочу остаться в твоей памяти молодой и красивой, а не дряхлой и больной старухой — годы не были милостивы ко мне. Мне не так уж много осталось и умереть я хочу на родной земле, к тому же перелет я просто не перенесу. Да и тебя я хочу запомнить смуглым смышленым мальчуганом, которого учила читать и писать. Скажи, как ты распорядился содержимым той коробки, что я спрятала? Я велела тебе вернуться за ней, когда ты вырастешь, чтобы у тебя были деньги на учебу. Ты нашел ее? Ты получил образование?

— Нашел, Грита, но распорядился этими вещами по-другому.

— Жаль! Ведь именно ради этого твои родители отправились в Музо, где умерла твоя мама, а мы с твоим отцом рисковали жизнью, — вздохнула Маргарита и неожиданно спросила: — Луи, почему же ты не осуществил свою мечту и Веро не стал юристом или врачом?

Маргарита не могла видеть, что происходило в далекой Колумбии, но, судя по повисшему в телефоне молчанию, ее собеседник был в явном замешательстве.

— С кем ты сейчас говорила, Грита? — наконец, спросил он.

— С твоим отцом, который сидит рядом с тобой, — спокойно ответила она. — Малыш! У меня нет сил, чтобы встать с кровати, но соображаю я ничуть не хуже, чем в молодости. Суди сам, тебе тогда было всего пять лет. Да, ты мог запомнить особо трагичные моменты своей жизни, но не смог бы удерживать в своей голове мельчайшие подробности столько времени. Тем более мой голос. Ты для того и поставил сотовый на громкую связь, чтобы его услышал тот, кто наверняка помнит. А кого ты мог за двадцать минут пригласить в свой дом? Никого! Значит, этот кто-то живет вместе с тобой. Услышав от Санчеса, что тебя ищет какая-то Грита, ты посоветовался с отцом, и вы решили проверить, я ли это на самом деле. Ну, что, Луи? Убедился?

— Да, колдунья, это ты, — раздался старческий, но все еще довольно бодрый голос. — Прости меня за то, что тогда не поверил тебе. Нас действительно выдал Антонио. Оказывается, он всю жизнь завидовал мне, а со временем эта зависть переросла в лютую ненависть.

— Проси прощенья не у меня, а у тех, кто тогда погиб! — гневно оборвала она его. — Я говорила тебе, что ему нельзя верить, но ты был упрям, как сто чертей! Ты и мысли не допускал, что твой друг детства может стать предателем! — она закашлялась, а потом, отдышавшись, спросила: — Кто-нибудь еще выжил?

— Педро с Альваро. Нас, ранеными, захватила полиция, потом был суд и каждый из нас получил максимальный срок, — ответил он. — А сейчас в живых остался только я один — они уже умерли, мир их праху, но на свободе. И жив я, Рита, исключительно благодаря тебе, — проникновенно говорил Луис. — Ты ведь могла оставить Хави в ближайшем поселке или даже в сельве и, забрав изумруды, сбежать одна, а вместо этого…

— Гореть тебе в аду за эти слова! Как ты мог так обо мне подумать? — возмутилась она.

— Рита! Не напоминай, мне про ад! Я это и так знаю, что меня там ждут! — огрызнулся Луис.

— Дева Мария! Они опять скандалят! — расхохотался Хавьер. — Как будто и не было всех этих лет!

— Прости, Рита, — немного успокоившись, сказал Луис. — Очень немногие люди выдержали бы такое искушение, а ты спасла Хави. Он рассказывал мне, что, когда в твоей машине кончился бензин, и ты не смогла его достать…

— Счастье великое, что он закончился до того, как я въехала в поселок. Я тогда оставила Веро в машине, а сама с канистрой пошла туда за ним. А на въезде увидела на столбе листовку со своей фотографией. Тут-то я и узнала, что из пленницы бандитов превратилась в их сообщницу. Вот нам и пришлось идти через сельву к железной дороге, чтобы добраться до Боготы.

— Идти! — хмыкнул Луис. — Как рассказывал Хави, большую часть пути ты несла его, привязанным к своей спине, потому что он выбился из сил.

— А чего ты хотел от ребенка, который все это время питался сырыми мясом и овощами? Как бы я могла в сельве развести костер? А на одних фруктах далеко не уйдешь! — фыркнула она.

— И ты не только дошла сама, но и его донесла, — медленно говорил Луис. — И выходила, хотя никто не верил, что он выживет. И только после этого ушла, хотя, как говорит Кончита, сама была еле живая. Благослови тебя бог за твое благодеяние!

— Скажи спасибо своему сыну за то, что он не забыл то место, куда я спрятала коробку с камнями — ему ведь было всего пять лет, а он запомнил, — якобы смущенная словами и тоном Луиса ответила Маргарита.

— Да, он не забыл то место. Но ты велела ему забрать коробку, когда он вырастет, чтобы, продав камни, получить образование, а жизнь опять распорядилась по-своему. Хави было двенадцать, когда убили Родриго и дела у семьи пошли совсем плохо, а тут еще и я в тюрьме серьезно заболел. Вот тогда он и забрал коробку. Продавая изумруды, Кончита, конечно же, страшно продешевила, но денег на хорошего адвоката, который вытащил меня из тюрьмы, и на лечение потом все равно хватило. Когда я окреп, мы с Хави сходили в одно место, где у меня был второй тайник, о котором никто кроме меня не знал. Вот те-то камешки я продал уже за их настоящую цену. Вытащил из тюрьмы Педро с Альваро и мы начали свое дело.

— Судя по тому, что у Веро есть сестра Алисия и брат Родриго, ты потом женился? — спросила Маргарита.

— Да, на Кончите — она ведь так похожа на сестру. Так что бизнес у нас семейный и предательство исключено. А, как жила ты? Вышла замуж? Дети есть?

— Ни то, ни другое, я одна, — ответила она.

— Судя по тому, что у тебя такой банкир и лихие подручные, ты все еще в силе, — заметил Луис.

— Просто не хочу, чтобы у моей наследницы были какие-нибудь проблемы, — неопределенно ответила она. — Ну, что? Луи! Веро! Я была очень рада вас услышать, а теперь давайте прощаться! — и объяснила: — Что-то я сильно переволновалась, и сердце щемит — нужно лекарство принять.

— Значит, мы с тобой так больше никогда и не встретимся? — грустно спросил Хавьер.

— Так будет лучше, малыш, поверь мне! — печально произнесла она.

— Нет, я не могу с тобой вот так проститься после всего, что ты сделала для нас, — решительно заявил он. — Скажи, ну, хоть чем-то мы можем тебе помочь?

— Чем? — невесело усмехнулась она, а потом сказала: — Хотя… Если у моей наследницы возникнут проблемы, ты не откажешь ей в помощи?

— Грита! И ты еще спрашиваешь?! — возмутился Хавьер. — А не будет меня, так мои дети ей помогут или я их прокляну с того света своим отцовским проклятием, а страшнее этого ничего на свете нет! Но, как мы ее узнаем? Как ее зовут?

— Спасибо тебе! — растроганно сказала она. — Узнать ее будет нетрудно — она очень похожа на меня и зовут так же, Маргаритой. Но, прошу, не зови ее «Грита» — это только мое имя.

— И оно свято для всех нас, — торжественно произнес Хавьер.

— А раз она похожа на тебя, то проблем не будет — в нашей семье до сих пор хранятся листовки с фотографиями, которые полиция в то время развешивала по всей стране, — добавил Луис. — Это же у нас единственное твое изображение, с которого мы заказали твой портрет.

— Да, лихое было время, — ностальгически произнесла Маргарита. — И, если бы не Антонио…

— Пусть тебя утешает то, что мы нашли его, и он принял страшную смерть, — жестко сказал Луис.

— Да! Но наших друзей этим не воскресишь, — вздохнула она. — А теперь действительно пора прощаться. И я звонила с чужого номера, и ты, Веро, тоже — жизнь научила нас осторожности. Так что вряд ли у нас еще когда-нибудь будет возможность поговорить. Храни вас бог! Тебе, Веро и твоим близким, здоровья и процветания, а тебе, Луи, желаю как можно дольше не встречаться со мной в аду на одной сковороде! Не поминайте лихом!

— На одной сковороде? Вряд ли! Ты же, колдунья, и там будешь чертями командовать и заставишь их на себя работать, — рассмеялся Луис, но в его голосе слышались слезы.

— Спасибо тебе за все, Грита! Я буду помнить о тебе до последних секунд своей жизни! Прощай! — сказал Хавьер.

Отключив сотовый, Маргарита несколько минут просидела, молча, с закрытыми глазами, приходя в себя, но вот она вздохнула, открыла глаза, вынула из телефона SIM-карту и, разломав ее, бросила в пепельницу.

— Что с вами было, Марджори? — встревожено спросил Берлимблоу. — Я слушал вас и совершенно не узнавал. Вы были абсолютно не похожи на себя. Ваш голос, тон, манера говорить…

— Не обращайте внимания, Саймон, — отмахнулась она. — Главное, что все кончено. Вам и вашей дочери больше никто угрожать не будет, живите дальше спокойно.

— Как все? — удивился он. — Вот вы поговорили с кем-то и… Все?

— Да! — кивнула она. — Я попросила Коррадо оставить вас в покое, и он согласился.

Берлимблоу, что называется, завис — он явно никак не ожидал, что она может, не прибегая к своим экстраординарным способностям, одним только телефонным звонком ликвидировать, казалось бы, неразрешимую проблему. Она же, посмотрев на большие, старинные, напольные часы, заметила:

— Уже довольно поздно. Вы поедете ночевать домой или останетесь у меня? Если второе, я распоряжусь приготовить для вас гостевую комнату.

— Нет, — покачал головой Саймон. — Я поеду домой.

— Хорошо, тогда поступим следующим образом. Завтра к десяти часам меня ждут у Бэлси. Я постараюсь освободиться побыстрее, а вы, тем временем, подготовьте свой дом для генеральной уборки — пора вымести оттуда этих мерзавцев, как обнаглевших тараканов. Уберите все фамильные драгоценности в сейф…

— Они там с тех пор, как Энтони вернулся из школы домой. Как говорится, не вводи вора в искушение, потому что, сколько денег ни дай этим подонкам, им все мало, — перебив ее, объяснил Берлимблоу.

— Сочувствую, — покачала головой она. — Радует только то, что страдать вам осталось недолго. Тогда прикажите собрать все вещи Энтони и Вики и отправьте к нему на квартиру. Я понимаю, что они бросятся к вам за объяснениями, поэтому предупредите прислугу, чтобы она не впускала их в дом даже по приказу Мирры, да и с ней ни в какие разговоры не вступайте до моего приезда. Договорились?

Проводив Берлимблоу до машины, Маргарита вернулась в дом, где ее встретил встревоженный дворецкий — видно, даже до него доносились из кабинета ее гневные крики и непечатные словечки.

— Все в порядке, Уолтер, — успокоила она его. — Мы с господином баронетом обсуждали некоторые сложности банковского дела. И вот еще что: не надо будить меня завтра так рано — мои планы изменились, пусть все будет, как обычно. А сейчас идите спать, не ждите, пока я лягу — мне надо еще кое-что обдумать.

Маргарита вернулась в кабинет, налила себе коньяк и, грея в руках бокал, забралась с ногами в кресло. Маргарита-Елена была противна самой себе до отвращения, до тошноты! Всего несколько минут назад она мило беседовала и предавалась воспоминаниям с настоящими убийцами! Но, если отец действовал оружием сам, то его сынок травит людей кокаином чужими руками! А вот Маргарита-Тетушка не только вывела из-под удара Берлимблоу, но и подстраховалась на будущее. Уж она-то знала, насколько непредсказуема жизнь и что такими знакомствами бросаться нельзя! И Маргарита невольно погрузилась в очень неприятные воспоминания о той давней истории.

В 1944 году она приехала из Мексики в Бразилию, откуда, повеселившись на карнавале, решила заехать в Колумбию, чтобы купить изумруды, которыми славится эта страна. Причем купить не у торговцев в Боготе, а непосредственно на руднике в Музо. В Боготе она обратилась к деловому партнеру Майкла Берлимблоу сеньору Энрике, и тот оказал ей всяческое содействие, но предупредил, что дорога к руднику очень опасна даже для машин с вооруженным конвоем, а не то, что для одинокой женщины с деньгами, потому что там орудуют бандиты. Но, когда подобные мелочи ее останавливали? И она, взяв машину напрокат, поехала, и на нее действительно напали. У нее с собой были не только деньги, но и пистолет, так что отбиться от бандитов ей ничего не стоило. Да она одной мыслью могла их всех убить! Но!.. У нее появилась возможность снова на некоторое время избавиться от скуки, и она ее не упустила. В итоге она якобы попала в плен! Ох, не знали бандиты, с кем они связались! Хотя могли бы сразу догадаться, если они по ее просьбе-приказу безропотно забросали загнанную ей в сельву машину ветками.

Короче, в этот же день она уже стала своей в этой мужской компании — правда, для этого ей пришлось крепенько набить морды некоторым, особо жаждавшим женского внимания бандитам, а одного даже весьма чувствительно подколоть ножом, и всеобщее уважение было ей обеспечено. Ее признал даже Ларго, кустарниковая собака жуткой злобности, которую главарь банды Луис нашел еще щенком и непонятно как смог приручить, чтобы у его сына Хавьера был хотя бы такой товарищ для игр — этот пес родился с увечной лапой и наверняка погиб бы в дикой природе. Она сходу взяла на себя заботу о пятилетнем мальчике, который больше напоминал Маугли, чем вызвала искреннюю благодарность Луиса.

Его история была в чем-то типичной для Колумбии. Он родился и вырос в южных трущобах, которые находятся на западном склоне Восточных Анд в Боготе, а потом женился на соседской девушке, Алисии. Они оба мечтали вырваться из нищеты и дать своему сыну образование, чтобы он стал врачом или юристом и прославил их род. Когда они узнали, что набирают рабочих на рудник по добыче изумрудов в Музо, то решили, что это их шанс разбогатеть и, сагитировав еще несколько друзей, отправиться туда. Там и родился Хавьер. Луису с Алисией везло, они находили неплохие камни, но торговцы скупали их за бесценок, чтобы потом перепродать втридорога, а они снова и снова искали по-настоящему большой изумруд, чтобы денег от его продажи хватило на образование сына. Когда мальчику было три года, не вынеся тягот этой жизни, Алисия умерла, и Луис проклял тот день, когда они покинули родной дом.

Он забрал Хавьера и решил вернуться в Боготу, и с ним пошли его друзья. Но денег на то, чтобы оплатить проезд, у них не было и им предстояло пройти триста километров пешком. Они шли вдоль дороги, а мимо проезжали автомобили, которые везли в Музо деньги или продукты, а обратно возвращались с изумрудами или опять-таки деньгами. Видеть это изо дня в день голодным, измученным людям было невмоготу и однажды они не выдержали и остановили на машину с продуктами. Они просили хоть какой-нибудь еды для ребенка, не для себя, а над ними посмеялись. Их унизили и оскорбили те, кто считал себя в полной безопасности — ведь у них было орудие. Только они не учли, что перед ними стояли те, кто вырос в южных трущобах, самом бандитском районе Боготы. В результате Луис с друзьями забрали не только продукты, но и деньги с оружием, и ушли в сельву, оставив на дороге трупы и машину, потому что никто из них не умел ее водить. Понимая, что после этого обратного пути у них нет, они решили, что лучше уж стать бандитами, чем, вернувшись домой, снова перебиваться с хлеба на воду. Они нашли заброшенный поселок — люди в сельве долго на одном месте не живут, и, подправив одну из хижин, поселились там. Достать оружие в неспокойной Колумбии всегда было легко — были бы деньги, а деньги Луис со своими людьми взял во время налета на машину, которую не раз видел на руднике. Он знал, что она принадлежит одному из торговцев изумрудами, а, раз она ехала на рудник, то в ней должны были быть деньги, так что этот вопрос решился очень просто. Так появилась еще одна банда — банда Луиса Сольвано.

Осмотревшись в банде, она поняла, что Луису с его людьми просто невероятно везло, что их до сих пор не поймали. Может быть, так было потому, что на дороге грабили и другие банды, более крупные и дерзкие, а эта была малочисленной и осторожной, вот ее никто всерьез и не воспринимал, кто знает? Но она решила, что не стоило искушать судьбу и действовать по старинке, о чем Луису и сказала. Тогда-то между ними и произошла та стычка, когда он вылетел в дверь. Узнав его историю, она пообещала, что поможет заработать достаточно денег для его и Хавьера безбедного существования, а потом уйдет, но он должен слушаться ее во всем. Для горячего колумбийского парня было немыслимым подчиниться женщине, но заклинание сделало свое дело, и с того дня именно она стала мозговым центром банды, о чем никто кроме Луиса не знал.

С тех пор банда резко активизировалась, налеты стали проходить чаще, трупов стало меньше, а вот способы намного изощреннее. Они никогда не повторялись, выбирая для нападения все время разные места, и процветали, сбывая изумруды подпольным торговцам, которых совсем не интересовало происхождение камней. Связь с ними держал Антонио, которому она не верила — проверяя членов банды, она заглянула и в его мысли и узнала, что он ненавидит Луиса. Она говорила Сольвано, что Антонио ненадежен, но Луис ей не поверил — она была чужая, а он — друг его детства, с которым он вырос.

А потом Антонио в очередной раз рано утром ушел на встречу с торговцами. Когда она вышла из хижины, чтобы покормить Ларго, который всегда ждал ее возле двери, его там не было, и на зов он не отзывался. Она пошла его искать и нашла! В кустах! С перерезанным горлом! И кровь еще не успела до конца свернуться! Антонио специально убил Ларго, который всегда начинал тявкать, когда к лагерю кто-то приближался, чтобы он не поднял тревогу. Только тут до Луиса, которого она только что мордой в труп собаки не тыкала, дошло, что она была права, но было уже поздно: раздался крик полицейских о том, что лагерь окружен и им лучше сдаться. Пока шла перестрелка, Луис достал из тайника полную изумрудов и денег жестяную коробку из-под печения и сказал ей, чтобы она забрала Хави и отвела его в северные трущобы в Боготе к старшей сестре Алисии, Кончите Коррадо. Сунув в мешок несколько своих и Хавьера вещей, коробку, пистолет и нож, она схватила ревущего мальчика в охапку и под пулями, закрывая его собой — уж в нее-то точно никто не смог бы попасть, побежала, чтобы переждать перестрелку, в сельву, которую за это время хорошо изучила, потому что собирала там лечебные травы. В исходе боя она не сомневалась — банде Луиса Сольвано пришел конец.

Она и насмерть перепуганный Хавьер — ей пришлось успокоить его с помощью заклинания, потому что, разлучившись с отцом, он боялся всего на свете и ревел, не переставая, отправились к ее спрятанному в укромном месте автомобилю. Съестного у них не было ни крошки — не до того было, чтобы еще и его собирать. но она переносила голод спокойно — главное, что вода была, а вот мальчик очень страдал. Чтобы отвлечь его, она рассказывала ему, как хорошо он будет жить у сестры своей мамы, куда отец, освободившись от своих дел, придет за ним. Надеясь, что Луис только ранен, она нимало не кривила душой, потому что смертную казнь в Колумбии отменили еще в 1910 году, а максимальный срок заключения составлял 24 года, вот и получалось, что рано или поздно, Хавьер встретится с отцом.

Машина оказалась на месте, а, поскольку была закрыта, то змеи и прочие гады туда не заползли. Но комфортабельной поездки на машине до Боготы не получилось, и им пришлось идти через сельву. Заблудиться она не боялась — ее вело кольцо Крейлара. Она была закалена жизнью и многочисленными приключениями, а вот мальчику приходилось очень трудно. Набредя на какой-то обитаемый поселок, они дождались ночи, и она стащила висевший на изгороди старый выцветший и рваный платок, чтобы спрятать свои волосы — их цвет был указан в листовке, как ее особая примета, а потом наворовала на поле маис и батат, которые они ели сырыми. Чтобы Хавьеру было хоть немного легче, она кормила его лекарственными травами, но он все равно с каждым днем все больше слабел, и она действительно несла его привязанным к своей спине.

И вот, наконец, они дошли до железной дороги. У нее были деньги, но идти вдоль полотна до ближайшей станции смысла не было — ее могли опознать при покупке билета. Так что пришлось ей, дойдя до ближайшего поворота, где состав должен был замедлить ход, дождаться поезда и забраться на перевозившую скот платформу. Когда поезд остановился на подъезде к Боготе, она слезла и пошла в город. По дороге она нашла укромное место и, предварительно достав из коробки с изумрудами деньги, спрятала ее там, обезопасив тайник с помощью заклинания — ее доля добычи, самые крупные и чистой воды камни были давно зашиты в пояс ее юбки.

Грязная, как прах, в рванье, с тряпкой на голове и больным ребенком на израненных руках, а ноги выглядели еще страшнее, она ничем не отличалась от нищенок, которых в этой стране всегда было немало. Избегая оживленных улиц, она шла к северным трущобам. Проведя по приезде несколько дней в Боготе, она осмотрела город и знала, где они находятся, причем, как ей сказали, по сравнению с южными, они считались более благополучными. Как бы ни так! Те же бандиты! Только гонору больше!

Снова привязав Хавьера к спине, чтобы руки были свободны, она засунула пистолет за пояс юбки, прикрыв его кофтой, нож держала в рукаве, а мешок повесила себе спереди на шею. Она спрашивала всех встречных, где ей найти Кончиту Коррадо, и все указывали ей самые разные направления, причем толпа за ее спиной все время увеличивалась — в трущобах не любят чужих. Кончилось тем, что она, заломив самому ближнему и поэтому самому глупому к ней мужчине — кто же подходит близко к незнакомцам? — руку за спину так, что он заорал в голос, ласково спросила, где же все-таки живет сеньора Коррадо, и дружелюбно покачала пистолетом. Ну, после этого она нашла лачугу Кончиты в считанные минуты, а ее авторитет в глазах окружающих необычайно возрос.

Неизвестно, как потом описывала Кончита Луису ее появление в их лачуге, но Родриго сначала наотрез отказался принять в свою семью сына Луиса Сольвано, хоть тот и родной племянник его жены. Он орал, что ему в доме не нужно бандитское отродье — можно подумать, он сам, торговавший на улицах Боготы наркотиками, был лучше, — да и самой ей, которую ищет полиция, в его доме не место. Кончита, хоть и плакала от жалости, глядя на лежавшего в беспамятстве племянника, не могла перечить мужу. Пришлось успокаивать Родриго хорошим мордобоем, добив соответствующим заклинанием, после чего он стал сама любезность.

И она начала поить Хавьера заваренными травами, которые собрала по дороге — она же знала, что нужно будет его лечить. Время от времени она выдавала Кончите деньги на продукты, так что семья не голодала и они их не объедали. За сами деньги она не волновалась — их охраняло заклинание от воров. Но вот, наконец, ребенок поправился и, хотя он был еще очень слаб, она, сказав всем, что они пошли на прогулку, отвела его к тайнику. Там она показала ему коробку и объяснила, что он должен хорошенько запомнить это место и вернуться туда, став взрослым, чтобы забрать ее, продать содержимое и потом учиться. С помощью заклинания она позаботилась о том, чтобы Хавьер ничего не забыл и не разболтал чужим людям, да и не смог бы никто кроме него взять эту коробку — на ней тоже лежало заклинание от воров.

Вернувшись в тот день в лачугу Коррадо, она, пользуясь тем, что Родриго не было дома, отдала Кончите все деньги, объяснив, что это на питание для детей, и, если Родриго возьмет из них для себя хотя бы песо, то тут же умрет, так что, если она не хочет стать вдовой, то лучше их спрятать понадежнее. Кончита, которая и так относилась к ней с большим почтением, перепугалась насмерть и поклялась, что ее муж о деньгах ничего не узнает, и она потратит их только на детей. Решив, что сделала все возможное, она попрощалась с Хавьером и собралась уходить, но он вцепился в нее мертвой хваткой. Как же он рыдал! Как просил забрать его с собой! И успокоился только после того, как она пообещала ему, что, может быть, когда-нибудь они еще встретятся.

Конечно же, ни к каким контрабандистам она не пошла, а отправилась прямиком в дом синьора Энрике, где ее появление вызвало эффект разорвавшейся бомбы. Она объяснила ему, что ни в чем не виновата и ее просто оклеветали, но она все равно не хочет иметь никаких дел с полицией — когда еще та убедится в ее непричастности ко всем творимым бандитами бесчинствам, а она очень устала и хочет только одного: поскорее вернуться домой. Ее убедительный тон был подкреплен соответствующим заклинанием, и вот уже она, проведя безвылазно неделю в доме Энрике, чтобы привести себя в порядок и отдохнуть, с фальшивыми, но очень добротно сделанными документами гражданки Колумбии стояла на палубе отплывавшего из Картахены в Европу корабля. Настроение у нее было самое расчудесное — она достала восхитительные изумруды, очень бурно и насыщенно провела время, пережив массу приключений, а впереди ее ждали очередные. Правда, к концу рейса к ней снова вплотную подобрался ее самый страшный враг — скука, что, в конечном счете, и привело ее в Советский Союз.

К слову сказать, о Хавьере она начисто забыла, как только переступила порог хижины Кончиты. Да! Она не оставила ребенка на произвол судьбы! Она спасла его! Она сделала то, что пообещала Луису, и тут же выбросила все из памяти!

Маргарита поднялась из кресла расстроенная и опустошенная этими нерадостными воспоминаниями, которые теперь были, к сожалению, ее собственными. Ее утешало только то, что в отличие от истории с Пьянцотти в этом случае ее вины практически не было. Луис и его друзья стали бандитами еще до нее, при ее управлении бандой трупов стало как раз меньше, ребенка она спасла, а уж то, что потом Луис, имея достаточно средств, чтобы вести спокойную жизнь, занялся наркоторговлей, пусть остается на его совести. А Хавьер? Ну, что ж! Недаром говорят, что яблоко от яблони недалеко падает!

И, окончательно успокоившись, Маргарита пошла спать.