Опасные игры

Лиама Уайт, 2023

Они уничтожили меня ещё десять лет назад, когда я была подростком. Беспощадно прошлись по моей жизни, забрав самого близкого и родного человека. Все, что они оставили за собой, – обожженное пепелище, где остывало обугленное, разбитое и раздираемое болью детское сердце.Мне потребовалось несколько лет, чтобы вернуть себя к жизни, собрать по кусочкам разбитые осколки и начать воплощать свой план мести, чтобы в конечном итоге посмотреть каждому причастному к моей трагедии в глаза.«Бокка Ди Леоне» – преступный синдикат мафии в Нью-Йорке. Жестокие, властные, аморальные… продолжающие творить ужасные вещи по сей день.Я готова пойти на все, чтобы положить конец этому раз и навсегда.Так я думала до того момента, пока не встретила человека из своего разрушенного прошлого.

Пролог

Десять лет назад

Камелия

Каждые пять секунд я поглядываю на свои наручные часы в ожидании минуты, когда наконец-то автобус доедет до нужной мне точки. Мои большие наушники приглушают все посторонние звуки и позволяют насладиться музыкой в полной мере. Смотря в окно, я широко улыбаюсь знакомым с детства улицам. Сердце трепетно бьется в ожидании встречи с отцом. В ушах играет любимая песня The Killers «Shot At The Night», и я ненароком постукиваю ногой в такт мелодии.

Как только автобус сворачивает на улицу Victtorio Emanuele, я оживленно поднимаюсь с места и направляюсь к выходу. Оказавшись на улице, сдуваю прядь волос, небрежно упавшую на лицо, и вдыхаю запах родного города. Знойный июльский воздух касается моей кожи, и она становится влажной от духоты, витающей в воздухе. Я по-детски весело кружусь и чертовски радуюсь, что наконец дома.

Пустой рюкзак, свисающий с одного плеча, напоминает о том, что на ближайшие несколько недель можно смело забыть об учебе. Моя школа-пансионат находится в соседнем от Катании городе, столице Сицилии — Палермо, и каждый семестр у нас есть возможность разъезжаться из кампуса по домам на две недели. Наверное, мне повезло больше остальных, поскольку я живу не так далеко, как некоторые мои одноклассники, которые не всегда могут себе позволить такую роскошь, как поездка домой к родителям. Я пишу папе смс, что уже через несколько минут буду дома, и предвкушаю, как буду рассказывать ему об интересных знакомствах и новых предметах в семестре.

В нашей жизни многое поменялось за эти семь лет, с момента, как умерла мама. Я до сих пор сильно грущу по ней, а иногда, закрываясь в комнате, плачу, вспоминая её. Помню ее тёплые руки, безграничную любовь, заботу и доброту. Мне всегда будет ее не хватать. Но я знаю, что она за мной наблюдает и заботится, даже если физически ее нет рядом. Отец заменил мне весь мир и старается быть для меня опорой и самой лучшей поддержкой в жизни. Однажды, когда боль потери захлестнула меня с особой силой, так, что тряслись руки от отчаянья и невозможности принять реальность, он сказал, что мой мир никогда не разрушится, потому что он будет самой крепкой и высокой стеной, защищающей меня от всего негатива. И это правда так. Мой папа — самый крепкий орешек и самый заботливый отец на планете.

Последние три года я учусь в школе, а папа пропадает на работе целыми сутками, и мы редко созваниваемся. Но как только наступают каникулы, он откладывает дела и посвящает все своё время мне. За несколько недель до моего приезда мы планируем наше совместное время так, чтобы успеть все и по-настоящему отдохнуть. Частенько мы ходим в море под парусом, а по вечерам разжигаем костёр во дворе и жарим маршмэллоу. Мы даже придумали свою традицию, связанную с моим приездом, — готовим до невозможности вкусную лазанью по рецепту мамы. Наверное, она пришла бы в ужас, увидев, какой бардак мы оставляем после готовки этого потрясающего блюда.

Я заглядываю в витрины магазинов, наслаждаясь атмосферой летнего города. Открытые веранды, столики под зонтами и люди, всегда одетые с иголочки, как на праздник. Сворачиваю на улицу, где живу, и ускоряю шаг, чтобы приблизить долгожданную встречу. Три года назад мы продали квартиру на окраине города и переехали ближе к морю в большой дом, который отец построил сам.

Открываю ворота с помощью магнитной кнопки и прохожу во внутренний дворик, усеянный огромным количеством цветов по краю мощеной дорожки. Я оглядываю все растения и нежно прикасаюсь к их лепесткам, вспоминая, как дома с мамой мы сажали цветы в горшки. Мои мысли прерывает звук открывающейся двери и громкие шаги. Я бросаю рюкзак на асфальт и бегу в объятия отца.

— Папа! — крепко прижимаюсь к нему и визжу от переполняющего счастья.

Я его почти не узнаю. С момента моего отъезда он помолодел лет на десять. Надо же, побрил голову налысо и отрастил весомую бороду, которая подчёркивает широкие скулы и придает ему еще более брутальный вид. Не знаю, что так повлияло на изменение его внешности, но теперь привычному деловому гардеробу он стал предпочитать свободные клетчатые рубашки и начал носить прямые джинсы с подворотом. В свои пятьдесят пять лет он выглядит супер и подаёт пример многим своим сверстникам, которые решили, что после полтинника можно спокойно превращаться в дедов на пенсии. И только несколько глубоких морщин на лице, появившихся не так давно, рассказывают о том, что ему пришлось нелегко. Любая пережитая боль искажает взгляд, но его добрые карие глаза все так же светятся, несмотря ни на что. Он смеется, приподнимая меня от земли, и говорит то, что и всегда при каждой нашей встрече:

— Привет, моя звездочка! — Положив свои руки на мои плечи, он оглядывает меня с ног до головы и, по-доброму цокая, качает головой. — Я тебя не видел четыре месяца, а ты так выросла!

— Что, правда? — С хитрой улыбкой прищуриваюсь, выискивая правду в его глазах. — Но я все ещё остаюсь самой низкой в классе.

— Это не ты самая низкая, это твои одноклассники очень высокие.

Усмехнувшись ему в ответ, я по-дружески толкаю его в плечо.

— Пойдём скорее в дом, и так что-то припозднились.

Мы проходим в гостиную, где все осталось лежать так, как было до моего отъезда. Каждая деталь полна воспоминаний. На тумбе возле телевизора расставлены мои детские фотографии, а рядом с ними — фигурки из глины, которые я лепила для школьных конкурсов. Фотография мамы, где она улыбается и держит меня, совсем крохотную, на своих руках. Такой я ее и запомнила. Могу только представить, как отцу было тяжело справляться со мной в одиночку после ее смерти, а сейчас ещё и до жути непривычно находиться в пустующем доме без громких разговоров и смеха. Я жду, когда закончится школа, чтобы приехать домой надолго, пока не придёт время поступать в университет. Не хочу, чтобы мой отец все дни проводил на работе, без желания возвращаться в одинокий дом. Хотя он, конечно, пытается делать вид, что все у него нормально, чтобы я лишний раз не переживала.

Я поднимаюсь на второй этаж и открываю дверь своей комнаты. Запах мармелада и корицы витает в воздухе, все ещё напоминая о моей гордости — небольшой коллекции самодельных духов. Частички пыли в солнечном свете заполняют всю комнату и оседают на коже, а лучи закатного солнца открашивают все пространство в грейпфрутовый цвет. Я вытаскиваю из шкафа любимое худи и джинсовые шорты и бросаю на кровать. Закрываю зеркальную дверь шкафа и смотрю на своё отражение. Моя кожа стала смуглее от обжигающего летнего солнца, а вот волосы, наоборот, выгорели и приобрели оттенок молодого каштана. Я завязываю высокий хвост на затылке, затем слышу доносящийся из кухни недовольный голос отца:

— Что случилось? — Спускаясь по лестнице, я успеваю прокатиться на перилах, как делала это раньше, в детстве.

— Забыл купить по дороге домой сливочное масло.

Отец тяжело вздыхает, осматривая содержимое холодильника.

— Ерунда, я сбегаю. — И тут же надеваю конверсы, сидя на корточках. — Без меня не начинай готовить, я быстро!

* * *

На улице уже совсем стемнело, когда я, набрав полный пакет продуктов, возвращаюсь обратно. Рядом с домом замечаю несколько припаркованных машин, которых не видела ранее. Я знаю отлично всех папиных друзей, а у него их не так уж много — всего лишь двое. И ни у одного из них таких машин не было. Да и стали бы они покупать одинаковые? Может быть, это его партнёры решили приехать посмотреть новый дом или переговорить по поводу очередного строительного проекта? С другой стороны, кто обсуждает работу в пятницу вечером? Эй, у нас, между прочим, уже есть проект, и это лазанья.

Я поднимаюсь на крыльцо и дергаю за ручку, чтобы зайти внутрь. Дверь ещё не успела открыться до конца, а мой взгляд уже выхватил ботинки отца, сидящего на стуле. Мгновение спустя я делаю шаг в гостиную и вижу то, во что не могу поверить. Еще несколько секунд я по инерции улыбаюсь — ведь я успела заскочить ещё и за любимыми булочками в пекарню на углу улицы. Но как только до сознания доходит суть происходящего, мое лицо искажается ужасом. Руки невольно выпускают пакет с продуктами, и все содержимое с шумом летит на пол. Мой самый близкий и любимый человек сидит, привязанный к стулу грязными холщовыми верёвками, в окружении лужи из собственной запёкшейся крови. Холодный мандраж, окативший меня с ног до головы, заставляет пошатнуться и упасть на пол. Отползаю в дальний угол, чтобы спрятаться от этой леденящей душу картины. Каждая клетка моего тела сжалась в тугой узел, не дающий дышать. Меня трясёт от страха и невозможности поверить в происходящее. Пульс разгоняется до смертельно-опасной отметки. Вот-вот мое сердце разорвётся на несколько частей. Во мне миллиард чувств и пустота одновременно.

«Папа…просто скажи, что это очередная твоя ужасная «чёрная» шутка», — шепотом умоляю я, закатывая заплывшие от слез глаза к потолку. Безответно.

Воздух пронизан глухой, бьющей мокрым хлыстом по щекам, реальностью. Мои мысли, словно пинг-понг, скачут в голове, не давая возможности понять, что произошло за эти тридцать минут моего отсутствия. Господи, кто с ним это сделал? Что происходит?

Я кричу немым криком о помощи, боясь не справиться с собственными чувствами. Вытирая рукавом бесконечный поток слез, я тянусь к телефону, чтобы набрать 112. Кажется, что гудки звучат бесконечно, отзываясь эхом в моих ушах. Я смотрю куда угодно, только не на отца, испачканного кровью, чтобы не упасть в обморок от витающего в воздухе запаха железа. Тошнота подступает комом к горлу и не даёт возможности сказать ни слова. После небольшого шипения в телефоне я слышу мужской голос.

— Оператор Марко. Округ Сан-Нулло. 1-1–2. Что у вас случилось?

— Я… — заикаясь, еле сдерживаюсь, чтобы не задохнуться в попытках сказать хотя бы что-нибудь, чтобы меня поняли на том конце трубки. — Мой… отец… — Я захлебываюсь собственными слезами, не в силах сдерживать их. Телефон скользит по моим рукам, насквозь пропитанным холодным потом. Я продолжаю сбивчиво говорить, — моего отца у… — не успеваю закончить предложение, как из моих рук с особой жестокостью выбивают телефон, и он отлетает в другой конец комнаты.

Я визжу от страха и закрываюсь руками, защищаясь от неизвестного человека.

Мое опухшее лицо залито слезами, сквозь которые я не вижу ничего, кроме чёрных силуэтов. Меня берут под руки два человека и волоком тащат по полу, бросая как ненужную вещь на ковёр посередине гостиной. Я слышу, как оператор все ещё задаёт мне вопросы, но это прекращается в тот момент, когда один из незнакомцев разбивает телефон ногой, оставляя от него лишь пыль.

— Камелия, верно? — грубый мужской голос задаёт мне вопрос из глубины комнаты.

Все плывет перед глазами, я даже не сразу понимаю, что обращаются ко мне. Я поднимаю свои глаза и вижу несколько мужчин в чёрном. Петля страха на моей шее затягивает горло ещё туже, зажимая внутри весь оставшийся воздух и слова.

— Отвечай мне, мелкая шлюха! — Он срывается с места и подходит ко мне вплотную. — Тебе известно, что ты отродок крысы? А? — мужчина злобно шипит мне в лицо, в одночасье лишая мое тело души.

Я плачу навзрыд, не понимая и не веря, что это все происходит со мной наяву. Я почти шёпотом отвечаю ему, не в силах держать удар.

— Вы совершили ошибку, мой отец… хороший человек, он не сделал ничего плохого. Кто вы? Пожалуйста, не убивайте меня, я умоляю вас, это какая-то ошибка, — вздыхая на половине слова, я смотрю на своего отца сквозь стоящих напротив меня людей. — Помогите ему, он умирает. — Жгучие слёзы стекают на пол вместе с нестерпимой болью, парализующей всё тело. — Пожалуйста, — мой голос сильно дрожит, — я никому ничего не расскажу.

Я умоляю его всем сердцем оставить нас и уйти. Мужчина в ответ заливается смехом, испытывая, кажется, особое удовлетворение от реакции беззащитного ребёнка перед ним.

— Конечно, девочка моя. — Он убирает свои руки от моего подбородка и отряхивает их, будто только что трогал бездомную больную кошку. — Может быть, тебе купить мармеладок, пока твоего папу будут откачивать в скорой?

— Что вам нужно? — Я смотрю в глаза каждому из присутствующих людей, ища в них хоть какой-то адекватный смысл.

Мой взгляд останавливается на парне, не похожем на всех остальных. С виду ему лет двадцать пять, не больше. Стройный, высокий брюнет, с острыми чертами лица и очень глубоким, холодным взглядом. Он вонзается в меня своими глазами и его зрачки тут же расширяются. Может быть, на фоне всего того, что происходит сейчас, я ищу хотя бы малейшую помощь в глазах такого же подростка, как и я. Но его взгляд тут же становится пустым и меркнет. Он отворачивается в сторону, прерывая наш зрительный контакт. Я смотрю в тёмный коридор, ведущий в подвал, который папа строил для хранения различного инвентаря. В фильмах люди всегда бегут в такие укрытия в попытках спрятаться от убийц. Может быть, там есть что-то тяжелое, что поможет мне защититься от этих извергов в чёрном, а потом я вернусь и помогу отцу, позвоню соседям, всем знакомым, чтобы они как можно быстрее приехали. В мое пространство снова входит чёрная тьма в виде облика человека и нарушает поток мыслей.

— Давай-ка ты сейчас вытрешь свои жалкие сопли и поможешь нам найти кое-что, — говорит он и одновременно отдаёт приказ своим людям. — Несите сюда этот сраный компьютер! Живо!

Двое парней послушно ринулись с места и помчались наверх. Он наклоняется ко мне и продолжает сыпать бесконечными угрозами.

— Твой папа связался с плохими дядями, за что получил по заслугам. — Его взгляд скользит по вещам на тумбочке и останавливается на фотографии мамы. Мужчина берет фото в руки и говорит то, за что отец разорвал бы ему глотку своими зубами. — Твоя мать, да? — Медленно разглядывая фото, с животным оскалом он поглаживает ее волосы, проводя пальцем по стеклу. — А может, и хорошо, что она умерла. Сейчас бы ей пришлось очень нелегко. — С тошнотворной мерзкой ухмылкой он облизывает свои пересохшие губы.

Не знаю, сколько мне понадобилось времени и сил, чтобы схватить самую большую фигурку из глины и со всей дури впечатать ее в висок мужчины. На его лице появилась глубокая рана с бегущей маленькой струйкой крови. Он отпрянул от меня и зажал лицо руками, выкрикивая такие ругательства, которых я в жизни не слышала. Я бегу, спотыкаясь о собственные шнурки, но новая порция адреналина, текущая по венам, даёт возможность не обращать внимания на это. Практически оказываюсь у железной двери подвала, но меня ловят чьи-то мощные руки и с силой возвращают на шаг назад, лишая возможности пошевелиться.

Я грубо утыкаюсь в железную грудь мужчины, чей рост выше моего на две головы. Страх давно отступил, а на его место пришла неистовая, искрящая злость. Мышцы налились свинцом в ожидании атаки. Я готова бороться за свою жизнь, пускай и зная, что такую глыбу льда мне не победить в одиночку. Он смотрит на меня, будто ястреб на свою добычу, желающий убить прямо в эту секунду. В тяжелом взгляде я вижу одержимость, демонов, усмехающихся надо мной и желающих скорее разорвать меня на части. Оглушающую боль внутри меня выдают лишь предательские слёзы отчаяния.

Рука мужчины сжимает мое плечо до хруста и почти ломает его, но внезапно его взгляд меняется. В глубине его глаз теперь я вижу свое отражение и свет, озаряющий его лицо другими красками. Сейчас это похоже на то, будто в теле одного человека умещаются несколько личностей, абсолютно противоположных друг другу. Доброта и злость, которые в эту секунду решают, кто выйдет на свет. Он ослабляет хватку, а я выскальзываю из его рук. Все ещё смотря ему в глаза, неуверенно открываю железный замок и с шумом закрываю за собой дверь. Соскальзываю по двери на пол и прислушиваюсь к каждому шороху. Я все ещё чувствую его за этой дверью и с холодным ужасом жду, что будет дальше. Мне остаётся верить, что оператор давно засёк мое местоположение и вызвал полицию. Мужские шаги отдаляются и вскоре исчезают вовсе. В кромешной темноте я двигаюсь почти на ощупь, задевая ногами на полу что-то металлическое. До меня доносятся отголоски разговора мужчин. Сердце отбивает бешеный ритм, заглушая часть их слов. Но то, что мне удаётся услышать, заставляет мое тело застыть и закрыть рот обеими руками от нарастающего шока.

— Босс, мы привезём лом и все, что нужно, чтобы открыть дверь. Девчонка никуда не денется. — Вслед за словами слышны громкие шаги.

Я слышу, как открывается входная дверь, и в тот же момент мужчина, убивший моего отца и оскорбивший мать, произносит то, что режет мое сердце на лоскутки.

— Нет. Отбой. Пускай эта сучка напоследок запомнит, кто мы.

После его слов наступает недолгая пауза.

— Сожгите здесь все, чтобы от этого дома не осталось и следа.

Мое тело полностью обмякает, и я падаю на пол, испытывая чудовищный страх смерти в эту секунду.