Дорогая Эмми Блю

Лиа Луис, 2020

Эмми и Лукас родились в один день, в один год, и история их знакомства удивительна: Эмми отпустила в небо воздушный шарик с пожеланием найти друга, и, пролетев сотни миль и два океана, он приземлился на пляже Франции, где его обнаружил Лукас. Всё это не может быть случайным совпадением, правда? Четырнадцать лет спустя, накануне своего тридцатилетия, Эмми надеется, что Лукас наконец-то признается ей в любви…. А вместо этого узнает, что он собирается жениться на ком-то другом! Теперь Эмми буквально стоит на осколках всего, во что верила, и чувствует, как мечты ускользают сквозь пальцы. Но что, если ее история только начинается?

Глава седьмая

Руководство для шаферов.

Ты — лучший друг жениха!

Ты можешь думать, что быть лучшим другом жениха — значит, устроить мальчишник, притащить кольца и выдать чертовски убедительную речь, но ты можешь стать ещё круче, прокачаться до уровня босса, чувак! Тебе не приходило в голову заказать гостиницу для молодых или спросить счастливую пару, нужна ли им помощь со списком гостей? И, конечно, костюм. Его выбор тоже за тобой, шафер от Бога, правая рука жениха! Помоги ему выглядеть просто изумительно в день, когда он свяжет себя узами брака, и не бойся торчать в примерочных. Пришло время седьмой главы. Поговорим о костюмах…

— Выгляжу как ушлёпок.

Лукас стоит в примерочной кабинке под ярким светом прожекторов, отодвинув в сторону тяжёлую занавеску. На нём белоснежный блестящий смокинг, в котором он напоминает человечка из глазури или в лучшем случае неопытного Джеймса Бонда, которому никогда не приходилось шпионить, не считая детской игры «Я — шпион», и теперь он просто хочет, чтобы его отпустили домой.

— Господи, я в самом деле выгляжу как ушлёпок, да?

— Нет, нет, совсем нет!

— Эмми, у тебя на лице всё написано.

— Да нет, я просто… я не думала, что он будет… ну, настолько белым.

Лукас оглядывает костюм, будто только что осознал, что он в костюме, и смеётся.

— Я похож на… не пойму, ну блин, на… — он умолкает, видя, что я зажимаю рот рукой, и смотрит на меня широко распахнутыми глазами. — Ты чего?

— Да так, ничего.

— Нет уж, скажи. На кого я похож?

Я убираю ладонь ото рта.

— На секунду мне показалось, что ты похож на малыша Визгуна из сериала «Спасительный звонок»^[12] в день выпускного.

Лукас ахает, таращит серые глаза.

— Ты убила меня наповал!

— Да?

— Но с другой стороны, а чего ты хотела? Ты же знаешь, не могу я прилично выглядеть в белом костюме.

— Я такого не говорила.

— Малыш Визгун, Эмми. Ты сказала: «Малыш Визгун». Именно это мечтает услышать каждый уважающий себя жених, — Лукас хохочет, откинув назад голову, как будто до смерти устал, а потом плавным движением задёргивает занавеску, и уже из-за нее я слышу его смех.

Мы здесь, в примерочной отдела мужской одежды, уже больше получаса, и всё это время хохочем, пока Лукас примеряет костюмы и пиджаки самых разных цветов и стилей. В одних он напоминает модель M&S, в других — Вилли Вонку^[13], страдающего варикозом. Костюм ему сошьёт знакомый портной, в своё время шивший свадебный костюм Жана, но сейчас он хочет определиться со стилем. Пока ему нравятся лишь вещи оттенков тёмно-синего цвета. Единственного цвета, который не хотела бы видеть Мари.

— Она хочет одеть меня в бледно-голубой и белый, — жаловался он по телефону на следующий день после нашей встречи с мамой. — Белый, Эм. Как будто я Элвис, мать его, Пресли. Мне нужен твой безупречный вкус. Я знаю, ты поможешь мне не выглядеть как лузер. Когда тебе удобно приехать? На выходных сможешь?

Я нервничала, честно вам скажу. Наверное, именно поэтому я сказала, что на выходных занята, хотя была свободна. Я решила дать себе неделю, прежде чем приехать сюда. Неделю, чтобы собраться с силами. Дать сердцу, голове, лёгким немного прийти в себя. Спустя ещё несколько ночей, проведенных в слезах, и несколько дней пережёвываний своих страданий за обедами с Рози я провела целое утро в компании квартирной хозяйки, Луизы. Пока она пила мятный чай и разгадывала кроссворды, я листала Пинтерест, выбирала и заказывала идеальное пособие, как стать идеальным шафером.

— Что за книга? — вчера вечером Лукас взял её с чайного столика, повертел в руках и плюхнулся вместе с ней на диван. — «Ты — лучший друг жениха!» Ого! Круто. Сюда входит помощь в выборе костюма?

— Думаю, да. На неё отзывы были самыми лучшими.

Лукас посмотрел на меня, лениво улыбнулся, прижавшись головой к спинке дивана.

— Какая ты молодец, что купила книгу. Люблю тебя!

— Ну, я новичок в этом деле, — сказала я. — Надо же с чего-то начинать.

Вечер выдался, как в старые добрые времена — его родители были в главном здании дома, готовили, читали, слушали классическую музыку, Мари со своим отцом уехали куда-то по делам, а мы с Лукасом сидели в пристройке, заказав пиццу и розовое вино. Всё было в порядке, как обычно, и мой желудок успокоился, как бывает, когда заморишь червячка чашкой чая и ломтиком тоста.

— И опять закладки, — Лукас раскрыл книгу, потянул за липкий розовый стикер. — Где Эмми Блю, там и они, верно?

— А как же!

Он обвил меня сильной рукой, притянул к себе. Я положила голову ему на плечо.

— Ты… такая спокойная, — пробормотал он под мурлыканье телевизора. Это был не вопрос, но я кивнула.

— А ты?

Он вздохнул и, когда я посмотрела на него, на автомате кивнул, передразнивая меня, и рассмеялся.

— Мари сказала, платье можешь выбрать, какое хочешь.

— Я знаю.

— И насчёт мальчишника не переживай, им займётся Том. Ты знаешь, как он любит устраивать вечеринки. Он сказал, что всё возьмёт на себя, а тебе останутся лишь маленькие детали, так что не думай, будто я хочу повесить на тебя…

— Я знаю, Люк.

Он снова кивнул, пощекотав щетиной мой затылок. Какое-то время мы молчали, и я чувствовала, как чувствуешь гром, вот-вот готовый разразиться, несказанные слова, разбухшие, повисшие в воздухе, окутавшие нас, как густой туман.

— Эм, — прошептал он мне в волосы, и я сказала себе: «Держись».

— Да?

«Смогла бы я?» — думала я, прижавшись к нему. Если бы он спросил, что я чувствую по этому поводу, смогла бы я соврать?

Он помолчал, прокашлялся. Потом тихо сказал:

— Ты мой лучший друг.

И рассмеялся, и я тоже рассмеялась — от облегчения, что напряжение немного спало. А потом мы сидели там, на мягком диване, и смотрели фильм, один из тех любимых фильмов Лукаса, который я не видела, Господи, как я вообще дошла до жизни такой! И всё, что давало мне силы держаться, — это слова Рози. «Если это тебе суждено, оно от тебя не уйдёт, — сказала она. — Пусть даже какое-то время все будет идти не так, как ты хочешь». И если мы должны быть вместе, нужно верить, что мы будем вместе.

— Ну блин, — Лукас выглядывает из-за занавески, которая ходит ходуном от его движений, — ты не могла соврать и сказать, что я похож на Дэвида Ганди?^[14]

— Да ладно, ты всё равно бы не выбрал этот костюм, — я устраиваюсь поудобнее на мягком пуфе.

— Вот и нет, выбрал бы именно его. Если бы не ты.

— Ты был вылитый Визгун! — возмущаюсь я. — Ты хотел от меня честности, вот и получи. Давай поживее, Моро!

Занавеска вновь отодвигается в сторону.

— Не-а, — он ухмыляется. На нём только джинсы, и, хотя за четырнадцать лет, что мы знакомы, я видела Лукаса разной степени раздетости — по большей части пьяного, рыдающего и блюющего во всевозможные ёмкости (унитазы, пластиковые пакеты, шляпы, ведро для мытья пола), моё лицо мгновенно вспыхивает. — Господи, ну тут и пекло, — он берёт рубашку, начинает застёгивать пуговицы.

— Больше ничего не хочешь примерить? — я старательно отвожу взгляд, делая вид, что меня очень интересует безликая гардеробная, люминесцентные лампы, ковёр и — ах, какие удивительные стальные балки!

— Думаю, с меня хватит, — говорит Лукас. — К тому же Мари хотела видеть меня в белом, и сама понимаешь, как я к этому отношусь…

— И как ты к этому относишься?

Лукас смотрит на меня, застёгивая пуговицы на груди.

— Не знаю, — его глаза блестят. — Но мы все знаем, как ты к этому относишься.

Несколько минут спустя, пройдя через раздвижные двери торгового центра, мы выходим на теплый соленый воздух Берка, приморского города с самым большим пляжем, который я видела в своей жизни. Я давно сбилась со счёта, сколько раз мы сюда приходили. Ужины, походы по магазинам, бутерброды с дымной ветчиной и сливочным эмменталем, разговоры. Лукас то и дело останавливался, чтобы указать на что-нибудь уникальное: материалы, используемые при строительстве виллы, резьбу пятнадцатого века на каменной балке церкви. Крошечные кусочки красоты, мимо которых остальные могли бы пройти и не заметить.

— Архитектор — это же не настоящая профессия? — спросила Рози на прошлой неделе. — То есть, я имею в виду, их показывают в разных фильмах, но не представляю, чтобы кто-то в самом деле этим занимался.

— Интересная логика, — удивился Фокс. — Может, тебе перестать встречаться с одними только механиками и теми, чья работа связана с отходами жизнедеятельности?

— Что? — Рози удивлённо посмотрела на меня. — Эмми, мне кажется, он опять говорит по-латыни.

Отец Лукаса — тоже архитектор, и я часто думаю, хотел ли он пойти по стопам отца или впитал его любовь к дизайну и структуре с таких ранних лет, что невозможно понять, врождённая это любовь или тщательно культивируемая. Жан решил, что Лукас пойдет в архитектурный, задолго до того, как Лукас определился, точно ли хочет туда поступать. Сказал ему, какие сдавать предметы и на что сделать упор. Жан такой.

История людей — это, как правило, история их успехов. И хотя я часто беспокоилась, что Лукас думает обо мне — рабочий класс, мать-одиночка, возможность позволить себе лишь один год учёбы в колледже и лишь одно яйцо на завтрак — он и его отец, как следует его подгонявший, давали и мне силы двигаться дальше. Да, я не смогла оплатить второй год колледжа, но я нашла в себе силы продолжать учиться, потому что учился Лукас. Я нашла их, несмотря на одиночество, несмотря на Джорджию, несмотря на слухи обо мне и мистере Моргане, потому что Лукас сказал мне, что будущее стоит того, чтобы на него работать. Человек, который мог так ясно видеть свои перспективы, помог мне сквозь туман разглядеть мои.

— Ты где, Эмми Блю? — Лукас смотрит на меня. Мы медленно бредём под солнечным светом. Он часто задаёт этот вопрос, иногда в эсэмэсках, причём пишет мои имя и фамилию с маленькой буквы, ужас! Иногда он хочет знать, где я нахожусь физически, если я, например, не отвечаю на звонок или пару дней не подаю никаких признаков жизни, но чаще — когда я молчу, потому что мои мысли где-то витают, и он хочет спустить меня с небес на землю. — О чём задумалась?

— О еде, — я улыбаюсь. — Я думаю о еде.

— Тогда тебе понравится место, куда мы идём обедать. Они готовят картошку, похожую на ту, что мы жарили у тебя. В твоей столетней фритюрнице. Вот почему мы туда идём.

— Господи, я скучаю по той фритюрнице, — я вздыхаю.

— И я скучаю по твоей фритюрнице. И твоей картошке.

— Почему мы так давно её не жарили?

Лукас пожимает плечами, спрятав руки в карманы.

— Не знаю, Эм, — говорит он. — Наверное, у меня просто ни на что не хватает времени. Жизнь, работа, повышение, вот это вот всё. Иногда довольно хреново быть взрослым, да?

Я смотрю на его светлые волосы, которые в солнечных лучах кажутся белыми, как сахарная вата. Я любила их укладывать, когда мы были моложе. Я сидела на диване, а он — на полу, между моих ног, прислонившись к дивану спиной, и мускулы его широких плеч были видны сквозь футболку, а я заплетала его волосы и брызгала на них водой из пульверизатора. Он смеялся, не отрываясь от телевизора, и говорил: «Сделай меня красавчиком, Эмми Блю, на меньшее я не согласен». Его брат Элиот однажды заявил ему: «Ты похож на нашу старую соседку Летицию», — а Лукас схватил зеркало, посмотрелся и сказал: «Блин, и правда! Ну привет, Летиция, хочешь перепихнуться?» В моих воспоминаниях с ним небо всегда ясное, а солнце — яркое, даже если на самом деле это было не так.

— Картошка из моей фритюрницы восьмидесятых годов — так себе причина, чтобы не взрослеть, Люк.

— Да я знаю, но просто… — он достаёт руку из кармана, проводит ей по волосам. — Порой я скучаю по тем временам. Ведь и ты скучаешь, правда? Мы были такими юными, глупыми, пьяными, и ты будила меня, жарила яичницу, и картошку, и покупала такой толстый белый хлеб в странной не то булочной, не то службе заказа такси.

— У Неда, ага.

— У Неда, — Лукас хохочет. — Старый добрый Нед, неспособный определиться с профессией.

— А помнишь, каким кетчупом мы всё мазали? Дешёвым и радиоактивным!

— Ага. Уксусным. Вот уж дикое дерьмо!

— Мы в гостинице его и используем.

Лукас поворачивается ко мне. Его глаза скрыты за солнцезащитными очками, но я знаю, они округлились от изумления.

— Ты серьёзно? Я думал, это пятизвёздочный отель.

— Четырёх, — говорю я, — но экономим мы на чём можем. С годами этот чёртов кетчуп стал почти неоновым.

Лукас вновь смеётся и обнимает меня за талию. Мимо нас проходит группа подростков, сжимающих в тонких руках доски для серфинга. В такие минуты я понимаю, почему нас часто принимали за пару. Потому что Лукас всегда подыгрывал.

— Вот и два года пролетели. Жуткие? — он убирает руку, ведь подростки уже прошли. — Ты очень устала?

— От работы? Да нет, она хорошая. Правда, я не думала, что проторчу там два года, но люди очень милые. Хотя… в прошлом месяце я подала заявление в отдел кадров.

— Здорово, — говорит Лукас.

— Не то чтобы мне было там так уж плохо. Но ведь это…

— Работа официантки в отеле.

Не знаю почему, но его слова — как удар в грудь. Я съёживаюсь в комок, я понимаю, что мне не место здесь, в этом прекрасном городе, рядом с Лукасом в дизайнерской рубашке, который помолвлен и который несколько недель назад подписал крупнейший проект.

— Я хотела сказать: очень скудный заработок. Мне хотелось бы побольше. Хотелось бы опять позволить себе снимать квартиру.

— Да. Конечно, — он не поднимает глаз. — Ты ещё найдёшь хорошую работу, Эм. У тебя большой опыт — после стольких лет в этой фотостудии! И я всегда могу поговорить с папой.

— О чём?

Лукас пожимает плечами.

— У него в Лондоне полно друзей. Уверен, если я покажу папе твоё резюме, он найдёт кому позвонить.

— Но я не хочу работать в Лондоне, Люк.

Лукас морщится, на лбу появляются три хмурые складки.

— Но почему?

— Боюсь, я не смогу каждый день ездить на работу. Это просто не для меня.

— Хочешь сказать, работа официантки — для тебя, или…

— О Господи, — я замираю у раскрытой двери кафе. — Ты только послушай.

— Что? Что-то не так?

Я поднимаю руку вверх. Летний воздух такой нежный. И эта песня — та самая.

— Кажется, я никогда и нигде больше её не слышала. Разве ты не помнишь?

Я помню. Я точно помню, когда впервые её услышала. Компакт-диск прибыл утром перед моим отъездом в колледж (в обмен на шесть пакетов хрустящих звёздочек, которые я отправила Лукасу за две недели до того). Я слушала его в автобусе, на плеере «Сони Уолкман», и яркое солнце, пробиваясь сквозь мутное окно, грело мою кожу. В тот день у меня было две совместных пары с Джорджией и ее друзьями, девчонкой и двумя мальчишками, которые постоянно ухмылялись, но я слушала эту песню весь день без перерыва. Этот компакт-диск перевернул мою душу. Он обнимал её, как ласковые тёплые руки, напоминая мне, что я не одна в этом мире.

Лукас недоуменно улыбается мне и медленно качает головой.

— Ты меня пугаешь, Эм.

— Ты чего? Ты же записал эту песню на мой CD. «Дорогая Воздушная Девочка»…

— О Господи! Да, конечно! — он легонько стучит пальцем мне по лбу. — Твоя слоновья память… ну ещё бы тебе не помнить.

— Диск второй, трек пятый, — говорю я, и Лукас отвечает:

— Да, именно.

CD-диск № 2

Дорогая Воздушная Девочка,

Трек 1. Потому что твой папа, возможно, играл в рок-группе

Трек 2. Потому что ты хрюкаешь, когда смеёшься

Трек 3. Потому что ты сказала, что никогда её не слышала

Трек 4. Потому что всё это случилось не по твоей вине

Трек 5. Потому что в Берке надо было пригласить тебя на танец

Воздушный Мальчик.

x

Примечания

12

Американский ситком о жизни подростков.

13

Шоколадный магнат, герой сказочной повести Роалда Даля «Чарли и шоколадная фабрика».

14

Модель (род.1980)