Дорогая Эмми Блю

Лиа Луис, 2020

Эмми и Лукас родились в один день, в один год, и история их знакомства удивительна: Эмми отпустила в небо воздушный шарик с пожеланием найти друга, и, пролетев сотни миль и два океана, он приземлился на пляже Франции, где его обнаружил Лукас. Всё это не может быть случайным совпадением, правда? Четырнадцать лет спустя, накануне своего тридцатилетия, Эмми надеется, что Лукас наконец-то признается ей в любви…. А вместо этого узнает, что он собирается жениться на ком-то другом! Теперь Эмми буквально стоит на осколках всего, во что верила, и чувствует, как мечты ускользают сквозь пальцы. Но что, если ее история только начинается?

Глава пятая

— Что?

— Он женится. Лукас женится.

Рози смотрит на меня, сжимая в руке чашку с кофе. Буйные ярко-рыжие волосы рассыпаются по её плечам.

— Что? На ком? — прежде чем я успеваю ответить, её блестящие красные губы растягиваются в широченной улыбке. — Твою же мамочку, хочешь сказать, он женится на… О Господи, неужели на…

— Нет. Не на мне.

— Ой…

— На Мари, — говорю я. Рози смотрит с недоумением. — На своей подружке Мари.

— На Мари-авокадо? — почти рычит Рози, её верхняя губа сердито дёргается. — На Мари — продавщице органических продуктов? Она же его бросила за то, что он писал эсэмэски этой, как её, из Австрии?

— Айви, — я киваю. — Лукас ей не писал. Это она ему писала. Но да, речь о той самой Мари. Они опять сошлись пару месяцев назад. Я даже не знала. Он сказал, всё случилось слишком быстро.

— И что, они тут же решили пожениться? — Рози морщится. — Да кто вообще так делает?

Я пожимаю плечами.

— Счастливые люди. Влюблённые люди.

Лоб Рози под ярко-рыжей чёлкой собирается в сплошную хмурую складку. Она качает головой.

— Тогда о чём ему надо было срочно с тобой поговорить? Вызвать тебя…

— Рози, он меня не вызывал. Я сама собиралась…

— Но он сделал вид, будто это чёрт знает какое важное событие! Что ему нужно спросить тебя о чём-то личном, с глазу на глаз…

Я ждала этого, готовилась к этому. И как бы я ни хотела не говорить ей ни слова, скрыть что-нибудь от Рози можно даже не пытаться. Я не могу ей врать. Она видит меня насквозь.

«Я чую разных засранцев с тех пор, как начала выдавать ключи от номеров, — сказала она мне в мой первый день работы в “Кларис”. — Этот изменяет жене, эти хотят снять порно в гостинице, эти так торопятся быстрее свалить, потому что нажрались моллюсков на пирсе и не смогли вовремя добежать до сортира. Меня не проведёшь».

— Может, он имеет в виду, — продолжает наседать Рози, — что они с Мари-Авокадо просто говорили об этом? Обещать можно что угодно. Я встречалась с тем типом из Слау, помнишь его, с вот такущими бровями, и он обещал, что отвезёт меня в Черногорию, и на Бали, и на…

— Он сделал ей предложение.

— Что, серьёзно?

— Серьёзно.

— Хмм, — Рози хмурится, обдумывая серьёзность моих слов. Того и гляди погладит подбородок и скажет: «Интереееесно!»

Сейчас она совсем не похожа на ту Рози, которая неделю назад визжала от восторга и так радостно плясала по кухне, что свалила на пол две утиные ножки конфи. Может быть, поэтому я ей и рассказала. Я была взволнована и понимала, что она тоже будет взволнована; взволнован был и Фокс, но в своём духе: он высунулся из своего кабинета возле кухни и, как обычно, выдал мудрый совет, какого обычно ожидаешь от человека вдвое старше. «Не думай об этом слишком много, — сказал он на сей раз, просто расслабься и дыши, и не слишком увлекайся ожиданиями». Рози же только фыркнула и заявила: «Будет бомба, я тебе отвечаю! Столько лет безответной любви, подавленной сексуальной энергии…»

Теперь она смотрит на меня, стоя у блестящей, только что отчищенной кухонной стойки и наполняя крошечные маслёнки дешёвым маргарином из огромной кастрюли.

— Ну так что всё это значило, Эм? Я хочу знать, — говорит она. — О чём он хотел тебя попросить?

Я поднимаю глаза. Она сжимает в руке ложку с жёлтым шаром маргарина.

— Он спросил, согласна ли я стать подружкой жениха у него на свадьбе. Вот о чём он хотел меня попросить.

— Мать твою, ты сейчас серьёзно? — Рози шумно выдыхает. — Ты же не согласилась?

Я молчу.

— Господи. Ты согласилась. Ты согласилась, да?

— Да, — бормочу я. Рози стонет, глотает остатки кофе, высоко запрокинув голову, будто это водка и ей нужно заглушить боль. — А потом меня вырвало.

Рози ставит кружку на стол.

— На него?

— Нет, — я смеюсь. — После того как он меня об этом попросил. Я ничего не могла поделать. Меня затошнило. Это, наверное, паника.

— Само собой.

— Ну, я извинилась, рванула в туалет и выблевала всё. Закуски. Вино. Обед. Чувство собственного достоинства. Последнее, думаю, не до конца. Я хорошо держалась.

— Ох, Эмми…

— Он так смотрел на меня, Рози, я… я думала, он мне скажет… ну, ты знаешь, о чём я думала…

Рози касается моей руки ложкой с маргарином и смотрит на меня огромными карими глазами.

— И что было потом?

Я театрально пожимаю плечами.

— Думаю, я стану самой лучшей подружкой жениха в пределах этой вселенной, — я вздыхаю. — А что ещё я могла сделать? Отказаться? Удрать? Разрушить единственные по-настоящему долгие отношения в моей жизни?

— Хм, что? — Рози выгибает идеальную каштановую бровь. Её макияж всегда безупречен. Фарфоровая блестящая кожа сияет золотом каждый раз, когда свет падает на её точёный нос или губы, изогнутые, как лук купидона. — Ты его любишь, Эмми. Никто в здравом уме не пойдёт на такое. Учти это.

— Но я не могу, — бормочу я. — Если я откажусь, он поймёт.

— И хорошо, — Рози скрещивает руки на груди. — Может, ему и нужно понять.

— Кому нужно что понять? — Фокс в неописуемом блестящем костюме и чудовищной рубашке в огурцах выплывает из своего кабинета и встаёт рядом с Рози. Фокс — наш руководитель службы приёма и размещения, и, по-моему, самый пафосный тип, что я видела в своей жизни. Он учился в закрытой школе, каком-то частном заведении, где, как он сказал, учатся все политики, надеясь, что свидетельства их пьяной молодости будут уничтожены к тому времени, как они получат место в парламенте. А потом его папаша обанкротился. «По-моему, лучший день в моей жизни, — однажды сказал мне Фокс, — был, когда он сказал, что мне придётся отчислиться». При первой возможности он уехал из Лондона и торчал тут уже девять лет. Он живёт в одном из гостиничных номеров. «Как тот тип из “Сияния”^[11], — говорит Рози по меньшей мере раз в день. — Того и гляди прикончит нас всех».

Фокс перегибается через кухонную стойку, молитвенно складывает тонкие чистые руки.

— Ну так что, у вас теперь серьезные мутки? — он придвигается ко мне ближе. — Господи, я и слов-то таких не знал!

— Зато знал другие, — вмешивается Рози. — Как оно там… щипе… щупа… Щепетильная, вот какое слово! Вот как он меня обозвал, Эмми! Щепетильная. Мне пришлось загуглить. Я думала, он это слово сам выдумал. Вытащил из своей пафосной задницы!

Я хохочу, прикрыв рот рукавом блузки.

— Это же комплимент, да?

— Вообще-то, — поправляет Фокс, — я сказал, что ей следовало бы быть более щепетильной. Стойка администратора — самое настоящее болото. В кружках засохшие остатки кофе, такие старые, что им самое время выдавать пенсию. Отвратительно.

Рози толкает Фокса в бок, отчего он едва не отлетает в сторону.

— Ненавижу убираться. Занятие для зануд. И вообще, заткнись, Фокс, у нас тут трагедия.

— Не такая уж и трагедия… — начинаю я, но Рози не даёт мне и слова сказать.

— Этот мудацкий француз привёл её в ресторан и попросил стать подружкой жениха, — «подружкой» она произносит почти как «отрыжкой». Фокс хмурит молочно-бледное лицо, дёргает кончиком носа.

— Что, прости?

— Что слышал.

Я пожимаю плечами, не в силах оторвать взгляд от длинных рядов маслёнок и посмотреть им в глаза.

— Он женится, — уже в который раз повторяю я. — Я всё неправильно поняла.

— На ком он женится, Боже милостивый?

— Именно это я и сказала, — бурчит Рози. — Правда, без «Боже милостивый».

— На Мари.

— На своей бывшей, — вновь встревает Рози. — Которая его бросила. Они опять спелись, а Эмми даже не знала.

Фокс с силой втягивает воздух, издаёт странный звук, нечто среднее между стоном и рычанием.

— О Боже! И он пригласил тебя в ресторан, чтобы сказать вот это?

— Да, — говорит Рози. — В тот самый ресторан. Куда они всегда ходили. На пляже. На котором он нашёл воздушный шарик Эмми, когда им было по шестнадцать лет.

Я не в силах сдержать улыбки.

— Спасибо, Википедия.

Она смеётся, гладит моё лицо, касаясь холодными пальцами тёплой щеки.

— Прости, Эмми. Просто я в таком бешенстве!

— Но он ведь не сделал ничего плохого, — говорю я. — Мы с ним лучшие друзья. Он попросил меня стать подружкой жениха — меня, а не своего брата, не кого-то из друзей, даже не Тома, которого он знает с детского сада. Разве это гадко? Это… мило, это…

— По-мудацки, — Рози наклоняется вперёд и складывает руки, в точности копируя позу Фокса. Её заострённые ногти на этой неделе серебристо-жёлтые, на указательных нарисованы крошечные маргаритки. — Ты забыла, что он сказал тебе перед Новым годом? Говорить такое, а потом тащить человека в ресторан и предлагать ему чёрт знает что может только конченый мудак.

— А можем мы использовать другое слово? — предлагает Фокс. — Ну, например…

— О Господи, хочешь, чтобы я сказала «простофиля»? Нет уж. Мы не в шестидесятых, Фокс, — Рози смотрит на часы, выпрямляется, хватает булочку из корзины у меня за спиной.

— Ладно, пусть будет мудак, — Фокс смотрит, как Рози кусает булочку и медленно выходит из кухни. — Вычесть её стоимость из твоей зарплаты?

— Эмми, — спрашивает она с набитым ртом, не обращая внимания на Фокса, — вечером зайдёшь ко мне? Мама сделала пирог с мёдом, хочу тебя угостить.

— Не вопрос, — говорю я, и она посылает мне воздушный поцелуй, прежде чем вылететь из кухни. Я не знаю никого, кто двигается так же сексуально и уверенно, как Рози. Как будто ей вообще всё по плечу. В мою третью смену в «Кларис» она подлетела ко мне, безо всякой униформы, в ярко-зелёном сарафане, и, блестя губами цвета красного дерева, прошептала на выдохе: «У нас десять минут. Ты снимать умеешь?» Прежде чем я успела ответить, я уже щёлкала цифровой камерой, которой понятия не имела, как пользоваться, а она валялась на ступенях отеля, как модель журнала «Вог», приговаривая: «Поживее, Эмми. Если нас поймают, нам влетит. Я должна выглядеть как приличный администратор гостиницы, а не блогер размера плюс-сайз».

Фокс выпрямляет спину.

— Ладно, давай тебе помогу, — он достаёт ложку из ящика под стойкой и начинает зачёрпывать идеальные овалы маргарина. Фокс знает всё. Начиная с того, сколько масла класть в какое блюдо, заканчивая тем, в какое время Сол, главный шеф-повар, добавляет мяту в домашнее мороженое и как управляться с древней системой приёма посетителей, в которой чёрт ногу сломит. Мне хотелось бы где-то чувствовать себя как дома. Так, как Фокс чувствует себя в «Кларис». Понимать, что это — моё место.

— Спасибо, Фокс, — говорю я. Он кивает и улыбается.

— Так что, тебе сегодня по-прежнему нужно уйти в пять?

— Да, — говорю я, — если ты не против.

— Конечно нет. Пойдёшь куда-нибудь расслабиться?

— В гости к подруге. Она много путешествует, редко здесь бывает.

— А. Хорошо.

Проще соврать, это я давно поняла. Если бы я сказала, что собираюсь к маме, о которой почти не упоминала за всё то время, что здесь работаю, ни в один из перерывов на кофе или обед, посыпались бы вопросы, а я никогда не знала, как на них отвечать. К тому же мне слишком страшно её видеть, и страх, который шевелится в животе, как огромная бабочка, будет заметен. Я не знаю, чего именно боюсь, но всякий раз, как отправляюсь к матери, у меня крутит живот, а плечи так напрягаются, будто я прохожу кастинг. «Что случилось, солнышко? Мир так ужасен?» — спросил меня какой-то тип, когда я в прошлый раз, собираясь ехать к ней, стояла на автобусной остановке, и загоготал. Когда я написала об этом Лукасу, он сказал: «Надо было ответить: “Благодаря таким, как ты!”»

— Ты хоть успокоилась? Больше не переживаешь из-за свадьбы? — спрашивает Фокс.

— Переживаю, — говорю я. — Хотелось бы не переживать, но я не могу.

Фокс молча кивает, зачёрпывая и раскладывая маргарин.

— Это тяжело для кого угодно, Эмми. Даже если отбросить в сторону остальное: твой лучший друг женится. Это тяжело, даже если не испытываешь к нему чувств, уж поверь.

— Правда?

Фокс распахивает глаза, яростно кивает.

— Господи, конечно. Никто этого, само собой, не скажет, все говорят: «Круто, я так рад за тебя!» Но в глубине души каждый настоящий друг думает: «Вот блин. Теперь всё поменяется. Я потеряю ещё одного классного парня. Крутого сукина сына. И я должен улыбаться, отпуская его в объятия потенциального чудовища. Вместо того, чтобы говорить ему речь, я предпочёл бы в одиночестве переживать экзистенциальный кризис».

Я смотрю на него и смеюсь. Мне впервые хочется улыбаться, по-настоящему искренне улыбаться.

— Спасибо, Фокс. Ты меня очень поддержал.

— Я рад, — отвечает он.

— И прав, — мой голос становится громче. Теперь он услышит меня сквозь громкий стук тарелок, доставаемых из посудомоечной машины в другом конце кухни. — Просто мне кажется, это… неправильно. Не так, как должно быть. Как будто кто-то отвлёкся и упустил нас из виду. Забыл о нас.

— Ты имеешь в виду судьбу? Вселенную?

От этих слов меня бросает в жар, но я все равно чуть заметно киваю. Я чувствую себя совершенно неадекватной. Глупой. Как я вообще могла позволить ему видеть меня такой? Комок, как косточка персика, застревает у меня в горле. Я не могу выдавить из себя ни слова. Я не могу плакать на работе. В последний раз, когда кто-то плакал, это вызвало столько сплетен, что этот эпизод мог быть добавлен в информационный бюллетень для персонала, вместе с правилами использования мусорных баков и рекламой заварного крема от шеф-повара Сэма.

— Смотри, — говорит Фокс, оперевшись на стойку. — Ваша встреча была такой уникальной, такой удивительной. Ты потеряла воздушный шарик, а он нашёл его на другом берегу океана. Это исключительный случай. И я готов бросить вызов любому, кто скажет, что это не знак судьбы.

Я киваю, не отрывая глаз от стойки.

— Так что никакая ты не глупая, — Фокс накрывает крышкой огромную кастрюлю с маргарином. — Эмми? Всё хорошо?

Я наконец смотрю в его добрые орехового цвета глаза.

— Пока нет, — отвечаю я. — Но обязательно будет. К тому же Рози меня жалеет, так что будет приглашать на мамин пирог по меньшей мере раз в неделю. Во всем есть плюсы.

Фокс хохочет.

— Когда-нибудь она и меня угостит пирогом.

Я улыбаюсь.

— Ты же знаешь, она тебя любит.

— Ага, — Фокс скрещивает тонкие руки на груди. — Как ворчливого деда, втайне мечтая, чтоб он попросил тебя об эвтаназии.

— Ну что за чушь, Фокс! Скорее как дядю. Ворчливого дядюшку.

Примечания

11

Роман Стивена Кинга.