Правление волков

Ли Бардуго, 2021

Волки кружат вокруг добычи, а юному королю предстоит принять самый главный вызов своей жизни. Пока огромная армия Фьерды готовится к вторжению, Николаю Ланцову придется призвать всю свою изобретательность, обаяние и таящегося в глубине души монстра, чтобы выиграть эту битву. Только тогда он сможет устранить нависшую над Равкой угрозу, ведь на этот раз одной удачи будет недостаточно. Зоя Назяленская потеряла в этой войне слишком много. Наставник погиб у нее на глазах, а ее смертельный враг, напротив, стал еще опаснее. Зоя больше не готова хоронить друзей. Она должна стать той силой, которая защитит ее людей. И неважно, какой ценой. Нина Зеник находится под прикрытием в самом сердце вражеской столицы. Если ее разоблачат, живой она не выберется. Но ее желание отомстить может стоить стране свободы, а ей самой – возможности залечить раненое сердце. Король. Генерал. Шпион. Вместе они должны найти свет во тьме будущего. Иначе все, что им дорого, навсегда превратится в руины.

10. Нина

Нина оказалась рядом с Ханной через секунду. Глаза принца были широко распахнуты, тело сотрясали конвульсии, а хилая грудь ходила ходуном. Но хуже всего был звук, исходивший откуда-то из глубины его груди, — тихие, болезненные хрипы. Нина увидела, как Ханна протянула вперед руку, как только упала на колени рядом с ними. Рука легла на грудь принца — словно по своей воле, — и почти в то же мгновение его кашель стал стихать.

— Возьми меня за руку, — прошипела Нина яростно. — Молись. Громко.

Она схватила костлявую руку принца, чтобы из них троих получился круг, и вместе с Ханной начала отрывисто твердить фьерданские молитвы Джелю и его священному источнику.

— Как воды очищают ложе реки, позволь им очистить и меня. Как воды очищают ложе реки, позволь им очистить и меня.

Принц Расмус уставился на них. Его кашель стих, и теперь, когда целительский дар Ханны унял пожар в его легких и освободил дыхательные пути, он жадно хватал воздух. Считаные мгновения спустя королевская стража окружила их, оттолкнув Ханну с Ниной, когда к сыну кинулись король с королевой.

— Нет! — выдохнул Расмус. Голос его был слабым, прерывающимся. Он снова зашелся кашлем. — Верните их. Верните их обеих.

Но вокруг них уже собралась толпа, и Расмуса спешно вынесли через двойные двери позади королевского помоста из залы, переполненной потрясенными, озадаченно перешептывающимися людьми.

Внезапно рядом с Ханной и Ниной появился Брум и начал теснить их в сторону выхода, пока Ильва и Редвин пытались успокоить толпу любопытствующих. Окруженные дрюскелями, они торопливо миновали коридор, а затем извилистые переходы, ведущие к их апартаментам.

— Принц Расмус… — начала Ханна, но Брум взглядом велел ей замолчать.

— Слуги, — объяснил он тихо, пока они шли в комнату, которую Брум использовал как кабинет. Она целиком была отделана темным деревом и светлым камнем, и сквозь покрытые морозным узором окна Нина заметила, что начался снег.

Ильва исчезла, а затем появилась с чашкой теплой воды и двумя мягкими кусками ткани, которые передала Нине и Ханне. Нина даже не осознавала, что кровь Расмуса попала и на нее тоже. Она начисто вытерла лицо и руки.

Затем старательно округлила глаза, заставила губы дрогнуть, но каждая ее частичка была настороже, напряженная, готовая ринуться на защиту Ханны. На Белом острове было кладбище, а значит, и мертвые, которых она могла призвать к себе на службу. Что увидел Брум? Что он узнал?

На лице Ханны застыл ужас. Она использовала свою силу перед всем фьерданским двором, безо всякой задней мысли исцелив принца. У Нины голова кружилась при мысли о риске, на который они пошли, и об их беспечности. И все же, даже негодуя и трясясь от страха, Нина знала, что Ханна не могла поступить иначе. Она не могла смотреть на чужие страдания и ничего не предпринимать. Попытаться все исправить было частью ее природы, а вот Нина могла лишь разрушать. Понял ли кто-нибудь из присутствующих, что она сделала? Понял ли Брум? Он был опытным охотником на ведьм. Здесь, вдали от суетной пышности королевского двора, уловка Нины с молитвой казалась невероятно наивной.

— Что случилось? — спросила Ильва, и в голосе ее слышался отчаянный испуг.

Лицо Брума было мрачным.

— Принц очень болен.

— Но не настолько же! — воскликнула Ильва. — Он потерял сознание!

— А почему, вы думаете, его держат вдали от людей?

— Он… он никогда не бывает на светских мероприятиях, но…

— Дело в том, что король и королева избаловали его. Они позволяют ему появляться на публике лишь ненадолго и в строго контролируемых ситуациях, вроде сегодняшнего начала обряда Сердцевины.

— Что, по-вашему, вызвало у него этот приступ? — спросил Редвин, делая солидный глоток из фляжки.

Брум пожал плечами.

— Слишком много шума. Слишком жарко. Кто знает?

— Его слабость отвратительна, — заявил Редвин.

— Он еще ребенок, — возразила Ильва.

Брум усмехнулся.

— Ему восемнадцать лет. Ты забываешь об этом, потому что он совсем не такой, каким должен быть настоящий мужчина.

При этих словах взгляд Ханны заледенел.

— Он не может отвечать за то, каким был рожден.

— Может, и нет, — сказал Брум. — Но пробовал ли он? Бросал ли вызов самому себе? Я сделал все, что мог, чтобы помочь ему, стал наставником и проводником. Он — наследник трона, но если то, насколько он слаб, станет известно всем вокруг, думаете, Фьерда примет его как своего короля?

И Нина снова задумалась о том, какую игру ведет Брум. Она не сомневалась, что он верит во всю ту чушь, которую несет о мужественности и фьерданской силе. Также было совершенно ясно, что он абсолютно не уважает принца. Но крылось ли за этим что-то большее?

Вот уже неделю после поражения Фьерды под Нежками и Уленском Брум делал все возможное, чтобы скрыть свое плохое настроение. Провалившееся вторжение означало, что Фьерде придется хотя бы рассмотреть возможность дипломатических переговоров вместо войны. Но если бы принц умер или стал бы недееспособен, у Фьерды остался бы лишь престарелый король и несовершеннолетний младший принц. Это могло бы стать для кого-то идеальной возможностью выступить из тени и принять бразды правления из рук благодарной королевской семьи. А если это случится, кто сможет убедить Брума вернуть их назад? Он пользовался уважением и поддержкой военных. Он знал, как устроен двор изнутри. Нина почувствовала, как ужас удавкой сдавливает горло. Политика Фьерды стала более жестокой под влиянием Брума. Что будет с ее страной, с ее народом, если коммандер получит неограниченную власть?

Ильва покачала головой.

— Почему ты никогда не говорил, что принц в таком тяжелом состоянии?

— Наше место при дворе, и моя позиция в армии тесно связаны с благоволением королевской семьи. После побега из тюрьмы и разрушения сокровищницы… Мне приходится бороться за них, и я не могу позволить себе неосторожные поступки. Гримьеры сделают все возможное, чтобы свести к минимуму этот инцидент и дискредитировать тех, кто видел все вблизи.

— На меня попала его кровь, — сказала Ханна. — Он умирает.

Нине захотелось пнуть ее. Им нужно было затаиться до тех пор, пока не станет ясно, что Брум видел или решил, что видел. И все же ей начинало казаться, что им удалось скрыть этот срыв Ханны. Похоже, Брум слишком увлекся, наблюдая за публичным проявлением слабости принца, чтобы понять, что произошло на самом деле.

— Возможно, — согласился Брум. — Но он оказывает трону медвежью услугу, не торопясь этого делать. Королевская семья захочет закрыть Ханне рот. Ведь девушки любят посплетничать.

— Но не Ханна! — воскликнула Ильва.

— Но откуда они могут узнать об этом? При дворе о ней ничего не известно. Она так долго отсутствовала, и мало кто знаком с ее характером.

— Но ведь ты, конечно, сможешь защитить ее?

— Я не знаю.

Ильва застонала.

— Скажи, что они не причинят ей вреда.

— Нет, но могут отослать ее прочь.

— Ссылка? — Ильва обвила дочь руками. — Я этого не допущу. Мы слишком долго ждали, когда она к нам вернется. Я не позволю, чтобы ее снова у меня отняли.

Нина смотрела, как Ханна испуганно льнет к матери, и не знала, что делать. Она чувствовала приближение опасности. Ей всегда хорошо удавалось предугадывать угрозы, для нее это было необходимостью, но теперь, похоже, источником угрозы было хрупкое тело больного юноши.

В дверь постучали. За дверью оказался парень в мундире дрюскеля. Нина вспомнила, что он был в свите принца на балу.

— Йоран. — Брум взмахом пригласил его войти. — Йоран — телохранитель принца.

— С ним все в порядке? — спросила Ханна.

Йоран кивнул. Его слишком хорошо вымуштровали, чтобы он мог позволить себе заламывать руки или ерзать, но Нина прекрасно видела, что он нервничает.

— Сэр, — начал он, но тут же смолк. — Коммандер Брум, королевская семья требует присутствия вашей дочери и ее горничной.

У Ильвы вырвался тихий всхлип. Но Брум лишь кивнул.

— Понятно. Тогда нам нужно идти.

Йоран откашлялся.

— Приглашение звучало весьма четко. Ждут только девушек.

— Джель, что же это? — сказала Ильва, и слезы потекли по ее щекам. — Мы не можем этого позволить. Ханне нельзя встречаться с ними одной.

— Я не одна, — возразила Ханна. Она слегка дрожала, но поднялась вполне уверенно. — У меня есть Мила.

— Переоденься, — велел Брум.

Она посмотрела на пятна крови на платье.

— Конечно. Мне нужна минута.

Ильва схватила Ханну за руку.

— Нет. Нет. Ярл, ты не можешь позволить ей сделать это.

— Ей придется. — Он положил руку на плечо Ханны. — Ты — моя дочь, не смей опускать голову.

Ханна поняла подбородок.

— Никогда.

Чувство, мелькнувшее в глазах Брума, похоже, было гордостью.

Ханна и Нина поспешили в свои комнаты, чтобы переодеться.

Стоило им закрыть дверь, как Ханна выпалила:

— Я не хотела.

— Я знаю, знаю, — заверила Нина, уже успевшая выбрать платье для Ханны, из скромной шерстяной ткани цвета слоновой кости, без малейшего намека на вычурный блеск предыдущего наряда, который ей довелось носить так недолго. Затем подобрала похожее невзрачно-коричневое платье для себя.

— Думаешь, принц знает?

— Нет. Может быть. Я не знаю. Он был не в том состоянии, чтобы делать какие-то выводы.

— Мой отец… я думала, он видел.

— Знаю.

Нина поверить не могла, что Ханне удалось исцелить принца на глазах у Брума и он ничего не понял. Но люди привыкли видеть лишь то, что хотели. Брум ни за что бы не поверил, что его дочь — вместилище скверны.

Ханна надела платье. Ее трясло.

— Нина, если они меня проверят…

В тюрьме Ледового Двора держали гришей-усилителей, людей, наделенных способностью определять силы других гришей.

— Есть способы это обойти, — сказала Нина. Эти способы она узнала у Отбросов. Джеспер Фахи покрывал руки парафином, чтобы участвовать в карточных играх с высокими ставками, где присутствие гришей — способных манипулировать чем угодно, от колоды до настроения противника — не приветствовалось.

Но сейчас, похоже, времени на использование подобных хитростей не было. Нина не знала, сможет ли она помочь Ханне. Они были заперты на Белом острове, в сердце Ледового Двора, и если выяснится, что Ханна — гриш, у них не будет путей отступления.

— Если тебя раскроют, то посадят в тюрьму дожидаться суда. Это даст мне время.

— Для чего?

— Чтобы разработать план. И вытащить тебя.

— Как?

— Я училась у лучших в Кеттердаме. Я найду способ. — Она поймала взгляд Ханны. — Не сомневайся в этом.

Йоран ждал у дверей, когда они вышли. Он проводил их из апартаментов назад во дворец через запутанную паутину коридоров. Нина сомневалась, что ей самой удастся найти обратную дорогу. Возможно, в этом-то и был смысл.

— С принцем все хорошо? — спросила Нина.

Йоран не ответил. Его плечи застыли. Нина знала, что дрюскели, особенно проходящие обучение, очень тщательно соблюдают протокол, но этот казался самым чопорным из всех. Он был высок, даже по фьерданским меркам, но вряд ли ему исполнилось больше шестнадцати или семнадцати лет — совсем мальчишка, тем более похожий на подростка, что не имел пока права отрастить бороду.

— Как давно ты служишь телохранителем принца? — спросила она.

— Почти два года, — коротко ответил он.

Нина с Ханной переглянулись. Вряд ли им удастся многое из него вытянуть. Нина взяла Ханну за руку; пальцы у той были ледяными.

Они подошли к двери, охраняемой королевской стражей, и были препровождены в гостиную, полную кремовых и золотых подушек. Панорамные окна выходили на сверкающую ленту Ледового моста, соединяющего Белый остров с внешним кольцом Ледового Двора, и можно было наблюдать, как пушистые хлопья снега кружат за стеклом в сером свете зимнего дня. Нина полагала, что они предстанут перед своего рода королевским трибуналом, но, помимо слуг в королевских ливреях, единственным человеком в комнате оказался принц Расмус, устроившийся на диване, расшитом парчой.

— Так себе вид, правда? — сказал принц. Он выглядел бледным и хрупким, как яичная скорлупа, цветом лица почти сливаясь с горой белых подушек, на которых возлежал. Его ноги укрывало одеяло, а в руках была чашка чая.

Когда Ханна не ответила, Нина пробормотала:

— Я прямо сейчас думала о том, что он потрясающий.

— Возможно, для тех, кто не стремится увидеть весь мир. Сядьте.

Они опустились в плюшевые кресла, сделанные таким образом, чтобы ни один посетитель никогда не возвышался над наследным принцем.

— Оставьте нас, — велел принц слугам, подтверждая приказ взмахом руки. Йоран закрыл за ними дверь и встал по стойке смирно, уставившись в пустоту. — Я доверяю Йорану свою жизнь. Мне приходится. У нас нет тайн друг от друга.

Нина заметила, как челюсти Йорана чуть заметно сжались. Интересно. Возможно, какие-то тайны все же были.

— Йоран на два года младше меня, ему только шестнадцать, но он выше и крепче, чем я когда-либо смогу стать. Он может поднять меня по лестнице, так, словно я вешу не больше вязанки дров. И к моему величайшему стыду, ему приходилось это делать далеко не один раз. — На лице Йорана застыла непроницаемая маска. — Он никогда не показывает эмоций. Это очень утешает. Жалости мне хватает с избытком. — Он окинул Ханну изучающим взглядом. — Ты совсем не похожа на своего отца.

— Да, — подтвердила Ханна дрогнувшим голосом. — Я пошла в предков моей матери.

— А вот я, похоже, ни в кого не пошел, — вздохнул принц. — Разве что где-то в роду Гримьеров затесался гоблин. — Он наклонился вперед и похлопал по руке сначала Ханну, а затем Нину. — Все в порядке. Я не позволю вас выслать. Давайте-ка налейте себе чаю.

Ханна по-прежнему выглядела напуганной, и Нина беспокоилась, наливая чай сначала подруге, а затем себе. Трудно было позволить себе ощутить облегчение после всего, что наговорил Брум.

— С вами ничего не случится! — повторил принц. — Я запретил. — Он наклонился поближе и понизил голос: — Я устроил форменную истерику. В том, что ты хилый, есть свои плюсы.

— Но… но почему, ваше величество? — спросила Ханна.

Вопрос был закономерным, но рискованным. Знал ли он, что Ханна — гриш? Играл ли он с ними?

Принц откинулся на подушки, и выражение лукавства пропало с его лица.

— Я был болен всю свою жизнь. С самого детства. Я и не помню, когда не был объектом насмешек или беспокойства. И даже не знаю, что из этого хуже. Другие люди чураются моей слабости. Ты… ты подошла ко мне.

— Болезнь есть болезнь, — сказала Ханна. — Тут нечего боятся.

— Моя кровь была у тебя на руках. На платье. Тебе велели переодеться? — Ханна кивнула. — Ты не испугалась?

— В вашей чашке отвар полыни, да?

Принц заглянул в чашку, которая теперь остывала на столике рядом с ним.

— Он самый.

— Я воспитывалась в монастыре в Гефвалле, но всегда больше интересовалась травами, целительством.

— Тебя учили монашки? Это не похоже на предмет, который одобрила бы мать-хранительница.

— Видите ли, — осторожно начала Ханна, — вышло так, что я, некоторым образом, изучала его сама.

Принц рассмеялся и тут же закашлялся. Нина заметила, как чуть дрогнули пальцы Ханны. Она покачала головой. Нет, это далеко не самая хорошая идея.

Но Ханна просто не могла видеть чьи-то страдания и не откликнуться.

Кашель принца стих, и он длинно, судорожно вздохнул.

— Монастырь в Гефвалле, — продолжил он как ни в чем не бывало. — Я думал, туда отправляют строптивых девиц, чтобы из них выбили весь бунтарский дух и подготовили к роли послушных жен.

— Так и есть.

— Но твой дух им сломить не удалось? — спросил принц, пристально глядя на Ханну.

— Надеюсь.

— И у тебя нет мужа.

— Нет.

— Ты поэтому вернулась в Ледовый Двор? И надела тот роскошный наряд?

— Да.

— А вместо этого к твоим ногам свалился задыхающийся принц.

Нина чуть не подавилась чаем.

— Можешь смеяться, — позволил принц. — Я не стану тебя казнить. — Он склонил голову набок. — У тебя обрезаны волосы. Это знак преданности Джелю, ведь так?

— Так и есть.

— И вы обе молились надо мной. — Его взгляд остановился на Нине. — Ты взяла меня за руку. Некоторых казнили за попытку коснуться руки принца.

— Но это была не я, — набожно заявила Нина. — Дух Джеля руководил мной.

— Так вы истинно верующие?

— А разве вы — нет? — спросила Нина.

— Трудно верить в бога, лишающего меня возможности дышать.

Ханна с Ниной промолчали. Это прозвучало как богохульство, откровенное и неприкрытое, и им явно не стоило отпускать на этот счет замечания. Кто был главным в этой комнате? Джель или принц?

Наконец Расмус сказал:

— Целительство и травничество — не то, чем занимается большинство знатных дам.

Ханна пожала плечами.

— Я не похожа на большинство знатных дам.

Принц оценил расправленные плечи Ханны, упрямую линию подбородка.

— Я это вижу. Если преданность Джелю сделает меня таким же крепким, как вы, девушки, я думаю, стоит все-таки попробовать помолиться. — Он расправил складки одеяла. — Приходите навестить меня снова. Я нахожу ваше присутствие… умиротворяющим.

Потому что Ханна лечит тебя, пока мы болтаем.

— Ступайте, — велел он, взмахнув рукой. — Йоран проводит вас назад в ваши комнаты. Передавай привет отцу.

В его голосе безошибочно чувствовался сарказм. Так, значит, презрение Брума не осталось незамеченным.

Ханна с Ниной поднялись, присели в реверансах и, пятясь, покинули комнату.

— Ты лечила его, — обвиняюще шепнула Нина.

— Дух Джеля руководил тобой? — переспросила Ханна едва слышно. — Бесстыжая.

Йоран вывел их за дверь, но не успели они пройти по коридору и пары шагов, как были остановлены двумя королевскими стражами.

— Мила Яндерсдат, — произнес один. — Вы пойдете с нами.

Нина знала, что они не станут отвечать на вопросы. Простые люди не могли допрашивать королевскую стражу.

Она сжала Ханну в быстром объятии.

— Я вернусь, не успеешь оглянуться.

Пока ее вели по коридору, она оглянулась и увидела, что Ханна смотрит ей вслед застывшим от ужаса взглядом. «Я вернусь к тебе», — поклялась она. Оставалось только надеяться, что она сможет сдержать клятву.

Коридор сменился другим, и Нина, следовавшая за стражами, поняла, что оказалась в той части дворца, что была ей совершенно незнакома. Камень стен здесь выглядел древнее и был скорее не белым, а цвета слоновой кости, а когда она посмотрела вверх, то увидела украшавшую стены резьбу в виде гребней, отчего создавалось ощущение, будто идешь внутри грудной клетки громадного чудовища, в туннеле из костей.

Это место было построено, чтобы подавлять, но архитекторы Ледового Двора выбрали не тот мотив. «Смерть — это мой дар, — думала Нина, — и я не боюсь ушедших». Она всегда носила с собой два крохотных осколка кости, спрятанных в рукаве, на случай если ей вдруг потребуются дротики. И пуговицы у нее были костяными. А еще, само собой, были мертвецы. Королей и королев, а также их важнейших приближенных хоронили на Белом острове задолго до того, как вокруг него возвели Ледовый Двор, и Нина слышала их шепот. Армия, ждущая ее приказа.

Стражи остановились у высоких двустворчатых дверей, лишь немного не достававших до потолка. Их украшала фигура скалящегося волка Гримьеров с короной меж остроконечных ушей, подпирающего лапой земной шар. Двери распахнулись, и Нина оказалась в длинном зале, украшенном резными колоннами, похожими на березы. Все вокруг светилось голубым, словно вырезанное из настоящего льда, и Нине на миг показалось, что она в зимнем лесу.

Старый зал для приемов, поняла она, пока они шли к трону с высокой спинкой, вырезанному из алебастра так искусно, что он походил на кружево. Королева Агата восседала на нем в том же самом белом платье, в котором присутствовала на церемонии ранее. Спина ее была выпрямлена, гладкие волосы струились вниз жемчужной волной, а на голове сиял венец с опалами.

Нина понимала, что лучше не заговаривать первой. Она присела в глубоком реверансе, опустив глаза в пол, и застыла в ожидании, чувствуя, как путаются мысли. Зачем ее привели сюда? Что могло понадобиться от нее королеве Гримьер?

Мгновение спустя она услышала, как с глухим стуком захлопнулись двери, и поняла, что осталась наедине с королевой Агатой.

— Ты молилась сегодня над моим сыном.

Нина кивнула, не поднимая глаз.

— Молилась, ваше величество.

— Я, конечно же, знаю Ханну Брум. Но я не знаю девушку, преклонившую колени перед моим сыном и осмелившуюся взять его за руку, произносившую слова Джеля, чтобы облегчить его страдания. Поэтому я спросила у своих советников, кто же ты. — Королева Агата сделала паузу. — И, похоже, это никому не известно.

— Потому что я никто, ваше величество.

— Мила Яндерсдат. Вдова купца, торговавшего рыбой и замороженными продуктами. — Она произнесла эти слова так, словно полагала, что прозвучавшее в них презрение может изменить их смысл. — Молодая женщина простого происхождения, втеревшаяся в доверие семейства Ярла Брума.

Конец ознакомительного фрагмента.