Лев Воронцов – на первый взгляд обычный человек. Но он скрывает от окружающих свою вторую жизнь, протекающую во снах. Лев считает эти ночные грёзы девиацией, психической реакцией на обыденность. Ведь в сновидениях он – человек, занимающий привилегированное положение в некоем Мире, окружённом Стеной. В один из сентябрьских дней, двигаясь привычным маршрутом дом-рынок-дом, Лев встречает сенбернара, который заводит с ним разговор. Лев поначалу решает, что вот теперь-то он точно сошёл с ума. Но по мере общения с собакой убеждается, что пёс не галлюцинация, а сны не просто сны… Комментарий Редакции: Пространство сновидений всегда являло собой безграничный холст для воплощения писательских способностей. Кажется, ничем новым удивить здесь уже не удастся, но Лев Воронцов (автор или герой?..) смог перебросить своих читателей в иную плоскость, подарив искрящийся сюжет и вдохновляющую жанровую дисперсию.
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Рождённый в чужой стране. Время перемен предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
Лев. 22.08.1997
Утром я вернулся в карантинную. Несколько человек поинтересовались, как мне спалось. Ответил, что нормально. После завтрака взялся за учебник в надежде найти хоть что-нибудь о расстройстве множественной личности. Судя по оглавлению, интересующая меня информация могла в нем быть только как вторичная, дополняющая сведения об особенностях восприятия нормальных людей. Я отрывался от книги, только если происходило что-то заслуживающее внимания: прибытие очередного постояльца или, например, стычка между Шестаковым и долговязым военкоматчиком.
Первый был напорист, но пропустил несколько ударов в голову. Второй отбивался, пытаясь удержать дистанцию.
Впрочем, драка не продлилась и минуты. В палату на шум заскочила медсестра и остановила потасовку: Шесту пригрозила переводом в буйную, а долговязого отправила в коридор, под свой присмотр.
Шест, не удовлетворённый результатом разборки, мерил шагами свободное пространство и цедил:
— Я ещё доберусь до этого козла…
— А давай его на пару отфеячим? — поддержал кореша Татарин. — Приборзел пацан. Вдвоём легко одолеем. Для начала звякнем его хлебалом о дужку кровати! А потом он у нас будет из угла в угол без крыльев летать!
Я пробежался взглядом по лицам военкоматчиков. В их глазах читалась боязнь оказаться следующей жертвой. И ещё тихая радость, что на месте долговязого сейчас не они.
Когда страсти немного поутихли, Шест притащил в палату шестиструнную гитару. Играл он плохо, а пел ещё хуже. И репертуар был так себе.
Минут через пятнадцать силы у него иссякли и эстафету перехватил Дима-студент. С «Группой крови» и «Звездой по имени Солнце» на фоне Шеста он смотрелся просто отлично.
— А ещё что-то из Цоя можешь слабать? — насели на Диму соседи.
— Могу, — ответил он. — Но в основном из последних альбомов.
— А сколько их всего? — спросил кто-то.
— Не помню точно… Кажется, семь или восемь.
— Студийных восемь, — подтвердил я. — Есть ещё сборники: «Последний герой» и «Неизвестные песни».
Один из новеньких, порывшись в памяти, выдал:
— А у меня друг собрал все их диски. Он говорил, двенадцать. Если коробки в ряд поставить, складывается надпись «КИНО».
Я усмехнулся и пояснил:
— «Акустический концерт» и «Концерт в рок-клубе» в расчёт можно не брать. Это записи выступлений. Всё, что там исполнялось, есть в этих восьми альбомах и двух сборниках. А набор из двенадцати боксов — маркетинговый ход Moroz Records с целью отъёма денег у серийных коллекционеров.
— А ты какие песни знаешь? — поинтересовался Дима у меня.
— Практически все.
— Так давай на пару споём, а то я слова местами забываю и могу сбиться, — предложил он. — Какую?
— Любую…
Начали с песен 1986–1988 годов. Здесь моя помощь ему иногда требовалась. Но когда он переключился на вещи из последних двух альбомов, необходимость в моём участии отпала — собравшиеся вокруг нас были прекрасно знакомы с репертуаром.
Глядя на Диму, уверенно державшего инструмент, я вспомнил Петьку Лелюка.
Пётр, добрый и, по-моему, излишне интеллигентный человек, специализировался по русской семиструнной гитаре. Мне очень нравилась «Старая Япония» в его исполнении:
Тихо-тихо, легче, чем туман,
Поплывет под звёздами мечта
В старую Японию, а там —
Ласточки под крышей храма спят,
Дремлет Будда в алтаре роскошном,
Лёгкие фонарики горят
И Луна всплывает осторожно…
Лелюк и среди музыкантов-то выглядел белой вороной, персонажем иллюзорного мира, в котором нет жестокости, все любят друг друга и ценят исключительно за талант.
Однажды, сидя у него в гостях, я услышал доносившиеся из-за окна пронзительные завывания, переходящие в скулёж. Я спустился во двор. По звуку отыскал в темноте умирающую собаку: какие-то выродки сильно её изувечили. Задние лапы скручены проволокой, раны на морде и теле уже гноятся, выбитый глаз… Шансов выжить у дворняги не было. Лучшее, что я мог для неё сделать, — убить быстро. Чтобы не мучилась.
Пётр из окна поинтересовался, что случилось. Я объяснил.
Моральные устои Лелюка, на мой взгляд, во многом граничили с… ущербностью. Он тогда признался, что не может смотреть на чьи-то мучения. Однако и прекратить агонию живого существа, добив его, он тоже был не в состоянии. Я сказал, что всё сделаю сам. Спросил, есть ли у него хоть что-нибудь, чем можно прервать страдания четвероногого бедолаги. Но у Петра не нашлось ничего подходящего.
Я побродил вокруг пса в надежде найти булыжник, кирпич или кусок арматуры… Но, видно, не судьба… Пришлось вернуться в комнату общаги, где обитал Лелюк. А он просто закрыл форточку, чтобы не слышать доносящихся снизу звуков…
Я представил, как бы Пётр чувствовал себя, окажись он вдруг здесь и сейчас.
— Здравствуйте, — раздалось с порога.
У входа в палату топтался парнишка, словно воплотившийся из моих мыслей о слабых личностях. С лицом, покрытым угревой сыпью, длинный и очень худой, в жёлтой футболке и чёрном совдеповском трико, он выглядел немногим лучше, чем до сих пор не пришедший в себя Вася.
— Ты кто будешь? — с ухмылкой поинтересовался Татарин.
— Артём…
— Будь нервы чуть потоньше, расплакался бы… — пробормотал я.
А осклабившийся Косой (прозвище возникло из-за вполне понятных проблем со зрением) выдал:
— Браток, а ты в курсе, что за тобой два косяка?!
Суть этого тюремного прикола состояла в том, что за вошедшим и впрямь были косяки. Дверные.
— Ну, чего молчишь?! — с вызовом спросил Шестаков. — Проблей уже чего-нибудь!
Артём прижал к груди пакет с вещами и потупился. Он не понимал, чего от него хотят. Со всеми вытекающими отсюда последствиями.
— А коли ответить нечего, то быть тебе крайним по жизни! — подытожил Татарин и подмигнул Косому.
Артём идеально подходил на роль козла отпущения. Про таких очень хорошо сказала Уэнсдей Аддамс[28]: «Ты всегда будешь жертвой».
Шест и Татарин уже откровенно ржали над тем, как он переминается с ноги на ногу.
В комнату вошла медсестра — та самая, что вызывала у меня чувство симпатии. Мигом оценив ситуацию, она осадила развлекающихся:
— Кому из вас спокойно не живётся? Могу помочь с переселением в палату для буйных. Шестаков, это у тебя уже второй инцидент за сегодняшний день?!
— А что Шестаков, что сразу Шестаков… — забухтел тот.
— Тогда поумерь свою весёлость, — посоветовала женщина и, повернувшись к Артёму, сказала: — С местами тут, конечно, не очень… Садись пока сюда, — она указала на койку, где неподвижно лежал Вася. — Ближе к вечеру определимся, где спать будешь.
Артём послушно опустился на край кровати. Медсестра ушла. Новичка оставили в покое, но ненадолго. Примерно через полчаса Косой снова принялся его подначивать:
— Да, Артёмка, с местами тут, сам видишь, тяжело. Будете с Васяткой на одной шконке кантоваться. И кто из вас снизу будет, а кто сверху — пока непонятно… Кстати, ты в карты играешь? Может, сообразим, а? На «просто так»[29].
— Я не умею, — признался новенький.
— Ничего страшного! Мы тебя ВСЕМУ научим!
Наркоманский ряд взорвался хохотом.
— Евсей, иди сюда! — крикнул Татарин. — Глянь, нам тут подкинули одного! Как думаешь, на пидора сгодится?
Голый по пояс, с полотенцем через плечо и мыльницей в руке, Серёга переступил порог нашей палаты и стал внимательно рассматривать уже совершенно зашуганного паренька.
— Как зовут это чудо? — спросил гость, мнение которого здесь и сейчас было решающим.
— Артём, — поспешил представиться новенький.
— На кой хрен тебе его имя, Евсей?! — с деланым удивлением заявил Косой. — Сами придумаем. Например, Наташа — три рубля, и наша!
Немного подумав, Евсеев вынес свой вердикт:
— Сразу петушить не стоит. Пусть для начала побудет хозяюшкой. Пользы больше. Ладно, хрен с ним. Новенькие-наркоманы есть?
— Да, Серёга, по ходу, тебя сильно кумарит! — сказал один из поступивших.
— Андрюха, какими судьбами?! На лечение? Передачи будут?
— На лечение. Спрыгнуть хочу. Предки меня втихаря сюда отправили. Так что если кореша и придут, то нескоро. Да и сам понимаешь, за бесплатно суетиться они не будут.
— Вопрос во времени, а не в деньгах! В крайнем случае этот беспомощный заплатит. — Евсей хитро подмигнул собратьям и, повернув голову к виктимному новичку, предложил: — Слышь, Артёмка, давай ты будешь меня греть[30], а я прослежу, чтоб тебя тут не опустили раньше положенного?
Ответа не последовало, и Серёга, снова повернувшись к товарищам по несчастью, поинтересовался:
— Ну что, может, кому передачи светят?
— Пациенты, по палатам! — донеслось из коридора.
Начался обход. Наркоман, сданный родителями на лечение, к тому времени более или менее пришёл в себя. И, когда очередь дошла до него, заведующая поинтересовалась:
— Помнишь, как крыл меня матом?
— Нет… — смутившись, ответил парнишка.
Услышав это, женщина усмехнулась. Может, потому, что не поверила.
Минут через десять, уже покидая карантинную, она обратилась ко всем нам:
— И вот ещё что… Больных моих не трогайте! Между собой будете грызться — ваше дело. Но берегитесь, если узнаю, что пациентов обижаете!
После обеда наркомана, сданного родителями на лечение, перевели в платную палату. Туда же отправился долговязый военкоматчик. Денег за него, понятное дело, никто не вносил, но и очередная драка медперсоналу была ни к чему.
— Ничего, я этого сучёнка и там достану, — по-хозяйски заваливаясь на кровать, пообещал Шест.
Я вспомнил лекции по психологии: в группе всегда появляется козёл отпущения. Это закон. Порой крайний действительно заслуживает такого к себе отношения. Но именно порой. Долговязого из-под удара вывели, а значит, к вечеру новенького начнут прессовать — слишком удобная мишень. Я участвовать в этом не буду, но и вставать на защиту униженных и оскорблённых хоть здесь, хоть на зоне не сто́ит. Очень легко самому стать ещё одним козлом.
Решив действовать по обстоятельствам, я вернулся к чтению и уже не отрывался от книги весь сончас.
В половине пятого меня пригласили к посетителю. Я спустился на первый этаж: там сидела Полина, которая принесла чистую одежду и еду. Она хотела, чтобы я поел сразу. Пришлось рассказать ей про договорённость о втором ужине. Поведал и о «пижаме-самобранке», на что Поля заявила:
— А у вас тут забавно! Я бы даже сказала, весело!
— Очень! — буркнул я в ответ. — Ещё чуть-чуть, и мы все обхохочемся до колик в животе…
Немного погодя Полина стала настаивать, чтобы я переоделся во всё чистое. Я отнёс продукты наверх и сменил одежду. Вернувшись, отдал ей грязное бельё.
Мы болтали до тех пор, пока санитар не крикнул:
— Закругляемся! Время для посещений закончилось!
Мы тепло и с явной неохотой попрощались.
Поднявшись в палату, я увидел сидящего на кровати и хлопающего глазами Васю. Он наконец-то вышел из ступора. Волосы на его голове причудливо сложились в панковский гребень, что дико веселило наркоманов. Военкоматчики тоже неуверенно хихикали. Не прошло и получаса, как Артёма и Васю стравили.
— Артём, скажи Васе, что он петух[31]! — потребовал Косой. — Вон у него какой гребень на голове!
— Вася, ты петух, — глядя в пол, пробормотал новенький.
— Ни хрена себе, Вася, он тебя пидором обозвал! Скажи ему, что он задрот! В конце концов, ты мужик или кто? Ну, говори! Скажи ему: «Ты задрот!»
— Ты задрот, — монотонно повторил «панк».
— Артём, это чмо назвало тебя задротом! И ты стерпишь?! Кинь ответку! С правой, в едальник. Давай!
— Я не могу…
— Что значит «не могу»?! Тогда тебе сейчас Вася навернёт. Ты же не хочешь, чтобы он это сделал? Вот и бей первым! Бей-бей, не стесняйся, мы поддержим!
— Как? — обводя окружающих беспомощным взглядом, спрашивал Артём.
— Каком кверху! Что за вопросы! Сожми пальцы в кулак и бей в ухо!
— Не могу…
Шест, сев поближе к Васе, взял за предплечье тощую руку «панка» и ударил ею новенького по лицу со словами:
— Ты видишь?! Он же тебя за чмыря держит! Врежь ему! Ну?!
Артём, стараясь не глядеть ни на кого, вялым кулаком ткнул собрата по несчастью в лицо. Попал в скулу. Победный рёв наркоманов сотряс стены палаты. Я вспомнил одного из своих многоюродных родственников — паренька того же разлива, что и эти двое малахольных. Несколько лет назад его предки-алкоголики, никогда не отличавшиеся умом, но усердно плодившие детей в надежде на милосердное государство, решили доказать окружающим, что их всесторонне недоразвитый мальчик вполне здоров на голову. Способа лучше, чем отправить скудоумное дитятко в армию, они не нашли. Там их сын и перестал быть мальчиком… Правда, повеситься, как объявил в письме родителям, он так и не решился.
История с этими двумя грозила завершиться пусть и не сегодня, но тем же самым. Я уже собрался вмешаться, но в палате появилась медсестра. Увидев понурых Артёма и Васю, сидящих в окружении осклабившихся «молодцов», она быстро сообразила, что к чему.
— Ну и в чём дело?! — с угрозой в голосе поинтересовалась она. — Опять скажете, что НИЧЕГО не происходит? А ну, живо по своим местам! На всех вас четвёртой палаты, конечно, не хватит, но пару человек я туда втисну без особых проблем.
— Дык там всего одна свободная шконка! — попытался отшутиться Косой.
— Не переживай, если понадобится, твои друзья вторую притащат. Специально для тебя…
Народ не слишком поспешно, но разбрёлся по своим койкам.
— Ты бы оставил этих немощных в покое, — сказал я Шесту, когда женщина ушла. — Если узнает заведующая отделением, то в армию ты можешь и не попасть.
— Я чего-то не пойму, — не глядя на меня, бросил Татарин, — ты за Шеста или за этих полупокеров[32] суетишься?
— За себя. Меня возбуждают страстно стонущие девчонки, а не рыдающие петухи.
— Это зря, — усмехнувшись, ответил Ринат. — На тюрьме с бабой если кому и выпадает, то по большим праздникам.
— А я туда пока не собираюсь. И дай бог, чтобы нас всех мимо зоны пронесло. Хотя от сумы да от тюрьмы не зарекайся…
— Это верно. Шест, ты бы и впрямь того, поосторожнее, — поддержал меня наркоман Андрюха…
Вечер. Прозвучала команда к отбою. Отключили свет. Но один из пациентов третьей палаты, держа в руке какую-то тычину с полметра длиной, направился в сортир.
— Гога, ты куда намылился?! — настороженно поинтересовался у него Татарин.
Полный грузин сделал несколько движений палкой, зажатой в руке. Словно толок что-то в ступе. Затем пояснил:
— Пайду сдэлаю зарядку пэрэд сном, в туалэтэ опят засор…
— Сейчас начнётся… — тоскливо сообщил Ринат, уже знающий, что произойдёт дальше. — Кто может — прячьтесь под одеялом…
Я последовал совету.
Это помогло, но ненадолго. По палате, несмотря на открытую форточку, растекалась неимоверная вонь. Я попытался дышать через подушку.
— Гога, сука, что же ты делаешь?! — возопил кто-то.
Но грузин, похоже, не слышал. Кажется, даже что-то напевал, чтобы работа спорилась.
Наконец он покинул туалет. Ещё минут через двадцать стало возможным дышать уже без подушечного фильтра. Но в течение следующих полутора часов уснуть всё равно не удалось — новенький наркоман на соседней койке, справа от меня, начал усиленно стонать и ворочаться. В конце концов, не выдержав, страдалец поднялся и побрёл к решётке. Схватившись руками за металлические прутья, крикнул в коридор:
— Эй, сделайте хоть какой-нибудь укол, кумарит же по-чёрному!!!
— Чего тебе? — поинтересовался подошедший санитар Миша.
— Кумарит. Того и гляди сдохну. Не могу больше…
— Фамилия?
— Чья?
— Твоя! Свою я знаю.
— Трефилов. Борис Трефилов.
— Оля, глянь, на Трефилова есть какие-нибудь назначения?
Пока Ольга просматривала документы, Борис мычал, прижавшись лбом к прутьям решётки, а Миша сочувствующе разглядывал собравшихся в палате.
— М-да… напихали вас тут… — протянул он.
— Восемнадцать человек на тринадцать коек, охренеть просто! — с готовностью возмутился кто-то с наркоманского ряда.
— У Трефилова на вечер нет ничего, — раздался издалека Ольгин голос.
— Может, вы ему хоть спазмолитик вкатаете? — вступился я за несчастного. — Он тут червячный винт изображает. Сам не спит и другим не даёт.
Через пару минут добросердечная Ольга сделала мученику укол. Впрочем, если это и помогло, то не слишком. Ещё полчаса — и Боря снова был у решётки. Он принялся канючить:
— Братуха, не помогает! Может, чего-нибудь другое впрыснете, а? Не могу больше…
— Куда что девается, — проворчал Миша. — Тебе уже и так нехилую дозу спазгана влили…
Но Трефилов от решётки не отлипал. Не потому, что он от природы такой настойчивый, а… абстиненция, в общем. Очередные полчаса нытья, и медперсонал согласился на второе нарушение:
— Иди, готовь вену, но запомни, если скажешь кому — самолично удавлю, — предупредила маленькая и полная Ольга. — Понял?!
— Конечно! Клянусь, никому ни слова!
С реланиума уколотого развезло: его мозг уже спал, но тело пыталось довершить дела, о которых этот бедолага не вспоминал последние часа два. Одурманенный рвался снять с себя рубашку и штаны. Руки и ноги его не слушались. Я помог ему раздеться. Затем Трефилов захотел наведаться в сортир. Отпускать его туда одного не стоило — в таком состоянии он легко мог упасть и раскроить обо что-нибудь голову. Придерживая наркомана за плечи, я довёл его до толчка и держал шатающегося, пока он минут пятнадцать пытался приспустить трусы и нащупать собственный член, чтобы помочиться, — в этом процессе я ему не помощник. Удивительно, но примерно половина экскрементов попала по назначению. Заведя этого невменяемого в палату, я уложил его на матрас, брошенный кем-то из ребят на пол у входа.
Меньше чем через минуту я уже спал в своей кровати.
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Рождённый в чужой стране. Время перемен предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
28
Уэнсдэй Аддамс — персонаж известной серии комиксов «Семейка Аддамс», а также сериалов, мультсериалов и кинофильмов по ним.