C Ближнего Неба

Лазарь Соколовский

Эта книга раздумий зрелого человека о собственном пути, судьбах предшественников, написанная на очередном рубеже испытаний для страны, отношение к которой не может быть определено настойчивым влиянием извне. В этой книге, как и в предыдущих книгах автора, больше вопросов, чем ответов. Возможно, это будет интересно читателю.

В маленьком путешествии с вечным спутником

Заметил, черный пес бежит по пашне.

Гете

1

Златым кольцом — возвратный путь

истории — и мы по храмам

отправились, раскинув рамы

(приворожив погоды ртуть)

души, уставшей от бедлама

чужого — своего… Поля

заросшие пленяют дурью

(смотаться ли?..) и хмурый Юрьев

напоминает: у руля

все тот же кормщик, что до бури.

Но легче дух, лишь на задах

провинциальных пьяных оргий

откроется резной Георгий,

и на губах застынет — ах!..

(курчавый пес, отстань, не дергай!).

И трижды отплясав кругом

язычества на христианстве,

откроется дорога странствий

в веках, уложенных рядком

в прапамяти. На то пространства

даны нам вширь и вглубину,

где благость тихая да удаль

шальная рядом — амплитуда ль

такая… валим на войну

(пес, на тебя?…). Но вот и Суздаль,

несуетлив и узкоплеч,

по маковки церквей спокоен,

рыжебород, когда-то воин,

теперь щиты скатились в речь —

в О круглое, что ж до героев,

давно повывелись борцы,

пророки вымерзли подавно.

Торговый ряд гудит исправно —

толкают бабки огурцы,

на сувениры скинув славный

(замолкни, пес!) славянский дух.

Дорожка в Кремль неказистей,

спасаясь от совковых истин

хмельным набором медовух,

как древним валом в палых листьях.

Старинный, сонный город средь

ухоженного чернозема

(смотаться ли?..), вдруг здесь, как дома,

дано где жить и умереть,

вот разве нет друзей — знакомых…

2

Ризположенский монастырь

нас приютил на пару суток,

куда деваться — двух минуток

не хватит, чтоб пропеть псалтырь:

расцвет — короткий промежуток

седого Суздаля. Молва

смирилась — хоть часов 12,

чтобы от Кидекши добраться

мужской к невесте Покрова.

А там опять брести с прохладцей

к раззолоченному холму

в заросших рвах — подобье ларца:

кокошнички… Куда деваться,

крута дорога к Самому

в плену наивных мотиваций

всегда готовых на восторг

музейных дам, глухих монахов.

Как будто можно взмыть из праха,

что создал сам — все торг да торг,

а между — все топор да плаха.

Однообразье… Не мудра

и здесь провинции житуха,

не то чтоб оскуденье духа,

а бесконечная игра

с историей, как сон в полслуха.

Куда деваться — мир таков,

каков он есть, принять итожа,

верстаться с ним — себе дороже.

Звонят Владимир и Ростов,

и потому не милуй, Боже,

и не карай… Где глубь и ширь

друг с другом не договорятся,

терпи и плачь — куда деваться.

Ризположенский монастырь,

соавтор всех твоих простраций,

как и моих, нетороплив

(коль выбрал сам). Случился поиск,

вот-вот, казалось… Твой ли происк,

что снова сверзнулся Сизиф?

Но в ту же пропасть мчится поезд!

И вечно так: едва простор

наполнится каким-то смыслом —

вниз камень! Сколки скользких истин…

Прощай, мой Дмитровский собор,

до новых слез и евхаристий,

Хоть не вернутся «ер» да «ять»,

костлявый компромисс бессмыслен,

здесь снова соблазняться высью.

Собаке, где тебе понять

зуд творчества… движенья… Брысь ты!

Вот тоже мне — ночной дозор,

цензура на клубок сомнений

надбытовых.. Практичный гений,

я расторгаю договор!

— Ну, и куда? к ризположенью?..

3

Обратный сход был недалек —

скатились тихо восвояси

к деревне. Два соседских Васи

лишь усмехнулись… Эпилог

все ближе, ближе. Что в запасе,

в годов остатке: кабинет,

диван истертый, пыль на книгах

(смотаться ли?..). Какого фига

ждать перепашки напослед

ради единственного мига

не смысла, нет, не света сфер,

перед которыми немею —

частичку формы, край идеи,

подушку рифмы, простынь вер,

чтоб на шарап слова развеять…

Поэзия — заклятый миг

неимоверных откровений,

возможных только при размене

всего на пшик — один язык

гудит, как целый мир растений.

Тут Искуситель ни к чему,

он может только расстараться

в дне суетном. Куда деваться,

хоть к черту — в Суздаль, в Кострому.

У говоров, как и у наций,

своя проекция угла,

распашка глаз, корысть согласных,

что не смолкает в тюрьмах классных…

Куда нас рифма завела?

Мой пес, увертливый, как масло,

куда ты делся? Опосля

решим: прогнал — погорячился

(как — ты у нас еще не спился?).

Смотаться ли, начав с нуля?

Что скалишься — а ты б решился?…