Тим

Колин Маккалоу, 1974

ёДебютный роман Колин Маккалоу, созданный ею еще во времена научной и преподавательской работы в Йельской медицинской школе при знаменитом университете. Роман, за которым последовали «Поющие в терновнике» и переход тридцатисемилетней Маккалоу от научной карьеры к литературной. История немолодой и одинокой Мэри Хортон, давно уже привыкшей к спокойной жизни для себя, но однажды повстречавшей юношу Тима. Юношу, прекрасного, словно греческий бог, однако разумом не превосходящего наивного ребенка… Дни общения переходят в недели, и чем дальше, тем сильнее становится связь странного, но глубокого взаимопонимания между умной, хорошо образованной женщиной и ее «особенным» юным другом, по-своему не менее полноценным, чем «нормальные» люди, жалевшие его со снисходительной усмешкой. Юношей, который научил ее ничего не бояться и просто радоваться каждому новому дню. Но дружба между Мэри и Тимом переросла в любовь, и подобного общественная мораль уже не готова была принять. И тем более не собиралась прощать…

Глава 5

Паб при отеле «Взморье» среди жителей Рэндвика слыл популярнейшим питейным заведением. Сюда стекался народ со всех районов большого пригорода — из самого Рэндвика, а также из Куджи, Кловелли и даже Марубры. Здесь подавали восхитительно холодное и вкусное пиво и было где разгуляться. Чем бы ни была вызвана популярность паба, со дня своего открытия он не знал отбоя от посетителей, и всегда в его стенах царили шум и гвалт. Здание в несколько этажей с кипенно-белыми стенами и рядом арок по фасаду, как в Альгамбре, напоминало огромную гасиенду. Отель стоял на высоте двухсот футов над уровнем океана, до которого было меньше полумили, и с него открывался великолепный вид на берег Куджи — один из небольших пляжей в восточных предместьях Сиднея. Большинство посетителей паба пили пиво на длинной красной веранде, которую после трех часов дня накрывала густая тень. Жаркими вечерами это был идеальный уголок для отдыха, потому как солнце опускалось за холм позади отеля, а со стороны сверкающей синевы Тихого океана дул освежающий бриз.

Рон Мелвилл, стоя на веранде с двумя закадычными приятелями, постоянно поглядывал то на часы, то на берег внизу. Тим опаздывал. Уже почти восемь, а он должен был подъехать не позже половины седьмого. Рон не беспокоился — им скорее владело раздражение, ибо за долгие годы он усвоил, что тревожиться за Тима — это верный способ заработать преждевременный инфаркт.

Короткие сиднейские сумерки быстро сгущались. Высокие араукарии, что стояли вдоль набережной, из темно-зеленых превращались в черные. Начинался прилив, волны прибоя с громким ревом набегали далеко в глубь пологого берега и оставляли после себя пелену пены на белом песке; тени удлинялись. Автобусы следовали по склону холма, вдоль прибрежного парка и останавливались на углу далеко внизу. Рон увидел, как там с визгом остановился очередной автобус, и заскользил взглядом по выходившим из него пассажирам, высматривая пшеничную макушку Тима, которую не спутаешь ни с какой другой. Заметив ее, он тотчас же отвернулся.

— Тим приехал. Пожалуй, пойду возьму ему пива. Еще по кружке? — спросил он как бы невзначай.

К тому времени, когда он вернулся на веранду, уже зажглись уличные фонари. Тим стоял рядом с его дружками и улыбался им во весь рот.

— Привет, пап, — с улыбкой сказал он.

— Привет, привет. Где тебя носило? — угрюмо осведомился Рон.

— Одну работу пришлось доделывать. Гарри не захотел возвращаться туда в понедельник.

— Что ж, деньги за сверхурочку не помешают.

— Мне еще одну работу предложили, — важно доложил Тим, взяв у отца кружку и одним глотком осушив ее. — Ой как здорово! Пап, можно еще?

— Подожди минутку. Что за работа?

— А, ты про это! Леди из соседнего дома хочет, чтобы завтра я подстриг у нее траву.

— Из какого соседнего дома?

— Ну, рядом с тем, где мы сегодня были.

— Тим, — фыркнул Керли Кэмпбелл, — а ты не спросил, где ей постричь траву: внутри или снаружи?

— Заткнись, Керли! Совсем, что ли, придурок? — раздраженно рявкнул Рон. — Знаешь ведь, что Тим таких шуток не понимает!

— Трава у нее высокая выросла, нужно подстричь, — объяснил Тим.

— Ты сказал, что поможешь, да, Тим? — уточнил Рон.

— Да, завтра утром. Она обещала заплатить, и я подумал, что ты не станешь возражать.

Рон цинично смотрел на изысканно красивые черты сына. Если та леди, о которой идет речь, имеет виды на Тима, через пять минут общения с ним она про это забудет. Обычно, как только выяснялось, что Тим недоумок, женщины быстро теряли к нему интерес, но если это их не отталкивало, то очень скоро убеждались, что пытаться соблазнить Тима — пустая затея, поскольку он не представлял, зачем нужны женщины и что с ними делать. Рон научил сына ретироваться в ту же минуту, как женщина начинала проявлять признаки чрезмерного волнения или принималась флиртовать с ним. Тим от природы был пуглив, и ему можно было внушить страх к чему угодно.

— Пап, можно еще пива? — снова попросил Тим.

— Можно, сынок. Иди и скажи Флорри, чтоб налила тебе кружку. Ты это заслужил.

Керли Кэмпбелл и Дейв О’Брайен провожали Тима взглядами, пока его высокая стройная фигура не скрылась из виду.

— Черт возьми, Рон, мы с тобой знакомы двадцать лет, — произнес Керли, — а я так и не соображу, от кого Тиму досталась такая внешность.

— Не ты один — я тоже, — усмехнулся Рон. — Наверное, от какого-то предка, о котором мы и слыхом не слыхивали.

Около девяти отец и сын Мелвиллы покинули паб и быстрым шагом пошли мимо стадиона «Куджи» и стоявших в ряд ярко освещенных магазинчиков, увеселительных заведений и винных баров в дальнем конце парка. Рон вел сына коротким путем, чтобы праздношатающиеся проститутки, пожиравшие Тима алчными взглядами, не вздумали пристать к нему.

Дом Мелвиллов находился на Серф-стрит, но не в элитарном районе на вершине холма, где жил жокей Нобби Кларк, а в долине внизу. Они с легкостью преодолели склон, даже не сбив дыхание, поскольку оба работали строителями и находились в отличной физической форме, и свернули к самому обычному кирпичному дому на две семьи.

Женская половина Мелвиллов давно поужинала, но едва Рон и Тим вошли в дом через заднюю дверь, из гостиной на кухню вышла их встречать Эсме Мелвилл.

— Ваш ужин давно остыл, — заявила она без особого негодования.

— Ой, да ради бога, Эс. Ты всегда так говоришь, — улыбнулся Рон, усаживаясь за стол. — Что на ужин?

— Можно подумать, тебе не все равно, когда ты накачан пивом, — ответила Эсме. — Сегодня пятница, балбес. А что ты всегда ешь по пятницам, а? Я купила у Даго рыбу с жареным картофелем — как обычно.

— Здорово! Рыба с картошкой! — воскликнул Тим, расплывшись в улыбке. — Мам, я люблю рыбу с картошкой!

Мать с нежностью посмотрела на сына и взъерошила его густые волосы — единственное проявление ласки, на которое он мог рассчитывать с ее стороны.

— Что бы я тебе ни дала, милый, ты всегда говоришь, что это твое любимое. Ладно, ешьте.

Она со стуком поставила перед мужчинами тарелки с жирной рыбой, зажаренной в кляре, и мягким, на вид совершенно нехрустящим картофелем фри, а сама вернулась в гостиную — по телевизору шла очередная серия «Улицы Коронации», которую показывали уже в энный раз. Эсме обожала этот сериал про жизнь английского рабочего класса. Сидя перед телевизором, она думала про свой большой красивый дом с садом, про хорошую погоду, про теннис и пляж и от всего сердца жалела обитателей улицы Коронации. Если уж быть представителем рабочего класса, то только в Австралии.

Тим не сказал родителям про сандвич с дерьмом, потому что уже напрочь забыл про него. Умяв рыбу с картошкой, они с отцом оставили пустые тарелки на столе и прошли в гостиную.

— Все, Эс, твое время вышло, — заявил Рон, переключая канал. — Сейчас по программе обзор крикетных матчей.

— Лучше б ты погулял чуток дольше, — вздохнула жена. — Тогда бы я посмотрела какой-нибудь фильм с Джоан Кроуфорд или еще что. А то сплошной спорт, спорт, спорт!

— Вот если Тим будет почаще брать подработку, я куплю тебе второй телевизор. — Рон скинул ботинки и вытянулся на диване во весь рост. — Где Дони?

— Наверное, с каким-нибудь парнем гуляет.

— С кем на этот раз?

— Откуда ж мне знать, милый? За нее я не волнуюсь. Она у нас умница, в обиду себя не даст.

Рон взглянул на сына.

— Эс, ну вот скажи: почему жизнь так несправедлива? У нас с тобой самый красивый парень во всем Сиднее, а толку с него? Только и способен что имя свое написать да до десяти сосчитать. И возьми Дони — умница, каких свет не видывал. Особо не учится, а университет может окончить с отличием.

Эсме, взяв вязанье, с грустью посмотрела на мужа. Бедняга Рон все понимал, но по-своему был добр к Тиму: опекал его, но не ходил за ним по пятам и не относился к нему как к ребенку. Разве он не брал его с собой пиво пить? Разве он не настоял, чтобы Тим зарабатывал на жизнь, как любой нормальный человек? Так и должно быть, ведь они с мужем уже не молоды: Рону почти семьдесят, она всего на полгода моложе. Потому Тим и родился дурачком, объяснили ей доктора. Сейчас ему двадцать пять, он их первенец. Им с Роном было далеко за сорок, когда она его родила. Доктора сказали, это как-то связано с увяданием яичников и с тем, что они долго пребывали в бездействии. А годом позже на свет появилась Дони, абсолютно нормальная. Так и бывает, подтвердили доктора. У женщины, которая начала рожать после сорока, первый ребенок самый проблемный.

Эсме остановила взгляд на сыне. У Тима было свое кресло, в котором он сейчас и сидел. Оно стояло рядом с телевизором: Тиму, как и всякому ребенку, хотелось буквально «залезть» в экран. Вон он сидит, думала Эсме, самый очаровательный, самый чудесный мальчик на свете, с сияющими глазами аплодирующий игрокам. Она вздохнула и, наверное, уже в миллионный раз задалась вопросом, что будет с Тимом, когда ее и Рона не станет. Разумеется, Дони придется его опекать. Она преданно любит брата, но ведь рано или поздно ей надоест учиться и она решит выйти замуж, а пожелает ли ее муж держать в своей семье такого, как Тим? Эсме сильно в этом сомневалась. Кому охота возиться со взрослым пятилетним ребенком, если он не твоя плоть и кровь?