Глава семнадцатая
Слоун
После ухода Картера я еще полчаса приходила в себя, потом собрала вещи и пошла домой. У подъездной дорожки встала и минут десять тупо смотрела на извилистый тротуар. Казалось, так просто взять и двинуться по нему дальше, ведь в доме меня ничего не держит, иди и иди, пока не станет слишком поздно для возвращения.
Если бы все было так просто… Увы, дело не только во мне. И, кроме меня, проблему никому не решить.
Картеру меня спасти не под силу. Эйсе до меня дела нет. Остается и дальше откладывать деньги, пока не хватит на самостоятельную жизнь и заботу о брате.
И вот я нерешительно ступаю по газону. Хочется вернуться в парк, на ту скамейку, прижаться к Картеру. Хочется вновь пережить те же чувства и — пусть мне будет стыдно — узнать, каково это, когда тебя целуют с уважением.
И вдруг меня охватывает невероятное чувство вины. Ведь Эйса правда мне верен. Мы с братом живем за его счет, и, хотя на благополучие Стивена Эйсе плевать, он щедр просто из любви ко мне. Он знает, как я хочу счастья для брата. Еще никто для меня так много не делал.
Закинув рюкзак с домашкой в машину, я вхожу в дом. Нигде не задерживаюсь, иду прямиком в кухню. От еженощного ритуала решаю не отступать: прихвачу поесть и попить к себе. Буду сидеть в спальне одна, постараюсь уснуть под громкие звуки музыки, ржача и порой приглушенные стоны. Усну в надежде, что Эйса даст мне поспать хотя бы четыре часа.
Ставлю таймер на микроволновке и насыпаю в кружку льда из морозильной камеры. Потом уже лезу в холодильник, и тут мое внимание привлекает надпись на маркерной доске. Почерк знакомый. У меня аж перехватывает дыхание.
Тревоги текут с ее губ как случайный набор слов, бегущий по кончикам пальцев. Пытаюсь поймать их в кулак, уловить все до единой.
Эти слова, оставленные у всех на виду, предназначены лишь для меня. Ясно же, что Картер сыграл нечестно. Думал, прежде чем написать. Я улыбаюсь, мысленно пеняя ему: «Жулик».
Стираю слова, предварительно затвердив их. Потом беру маркер и пишу…
