Драконий берег

Карина Демина, 2022

Новая Америка. 1936 год. Серийный убийца охотится за блондинками, из которых делает чучела. Когда внимание полиции становится слишком назойливым, Чучельник просто исчезает. 1951 год. Песчаная буря вскрывает могилу, извлекая новые тела. И федеральный агент Лука получает шанс завершить проваленное однажды дело. Нити его ведут в крохотный городок на Драконьем берегу. Долькрик – тихое место. Здесь чтут память и семейство Эшби, основавшее город, умеют хранить тайны, а еще знают, что порой не стоит слишком уж рьяно копаться в прошлом. Впрочем, у Луки свое мнение. И отступать он не намерен. Даже перед драконами.

Оглавление

Из серии: Идеальное фэнтези

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Драконий берег предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Глава 6

Томас вынырнул из сна, хватая воздух ртом.

Снова.

Сколько лет… а казалось, что все уже. Он сел в кровати, вцепился в волосы, пытаясь справиться с мелкой дрожью, что сотрясала все тело. Получалось плохо.

Томас заставил себя сделать глубокий вдох. И выдох.

Снова вдох. И снова выдох. Стиснул кулаки и разжал, полюбовался трясущимися пальцами. Сунул их под мышки.

Выпить бы…

От одной мысли замутило. Значит, на этот раз вода снилась. Темная, что деготь, что черный кофе в белой каменной чаше. Горькая. Говорят, во снах вкус не ощущается, но Томас точно знал, та вода была горькой. И в желудке оседала камнем. Значит, полдня будет мутить.

Чудесно.

Он сполз с постели. Поморщился. Спина противно ныла, будто он, Томас, древний старик. Это все из-за кровати. На помойке ей самое место, но разве хозяйке докажешь? Она, хозяйка, душой привязалась и к древним кроватям, и к дрянным матрацам, заменять которые запрещалось под страхом выселения, и к пуховым подушкам. Подушки следовало взбивать и укладывать горой.

Томас выругался.

Он ненавидел горы, правда, чуть меньше, чем море.

А в море вода соленая. И серая. Или сизая. Или еще синяя, когда день погожий. И тогда море спокойно, что стекло. Сквозь него можно разглядеть дно и скалы. Рыбью мелочь. Водоросли, что опутывали всякий мусор. И мусор тоже.

А за дальней грядой скрывались затонувшие корабли.

Берт так говорил.

Томас потряс головой. Вот же… некстати. Это из-за сна, если он тонул, то и Берт вспомнится. А до годовщины далеко. Годовщина, если подумать, пару месяцев как минула. И Томас ее вновь пропустил, зная, что рады ему не будут.

Но и отсутствия не простят.

Так оно и получилось. Даг пьяно орал в трубку, что Томас скотина, что всех позабыл и решил, будто он лучше, а на самом деле все знают, все до единого, что Томас — скотина.

Наверное, он прав.

Мутное зеркало отразило мятую физию. Побриться не помешало бы. И в парикмахерскую наведаться. Потом. Когда-нибудь.

Он сунул голову под кран. Вода текла едва теплая. И на вкус была кислой.

А та, из сна, горькая, как… как полынь? Или еще хуже.

Томас пригладил мокрые волосы ладонями. Вот так лучше. Теперь кофе и опять в постель, раз уж выходной выдался.

Кофе выпить еще получилось. Правда, вкус его был привычно мерзким — после сна полынная горечь ощущалась буквально во всем, но Томас уже привык и даже научился получать своеобразное удовольствие.

А потом его вызвали.

— Ты ведь родом из Долькрика? — Мистер Аштон любил охоту, ружья и собственные усы, которые он тщательно расчесывал и смазывал особым воском.

Он носил белые рубашки. И галстук выбирал тонкий, веревочкой.

Он обладал немалой силой, которую не стеснялся выказывать при рукопожатиях, сдавливая ладонь так, что редко у кого получалось не морщиться. Впрочем, чужая слабость приводила мистера Аштона в пречудеснейшее расположение духа.

А вот Томаса он не любил.

И не то чтобы для этой нелюбви имелись реальные причины. Скорее уж… просто неприязнь. Такая возникает с первого взгляда, а со второго крепнет, чтобы на третьем сделаться устойчивой. Нет, мистер Аштон был выше того, чтобы позволить этой неприязни сказаться на работе.

Просто… Она была, и все тут.

И сейчас в покрасневших глазах начальства Томасу виделось сомнение.

— Так точно.

А еще раздражение.

— Отлично… и давно дома не был?

— Давно.

С тех самых пор, как его из этого дома выдворили. За дело, конечно, это Томас теперь понимает, но понимание пониманием, а обида осталась.

И сны.

Сны его тоже родом оттуда, с Драконьего берега, где весной море дразнит близостью и сказочными сокровищами, которые рядом, надо только поискать.

— Плохо, — мистер Аштон крутанул кончик уса и головой покачал. — Нехорошо, когда человек свои корни забывает.

Он держал на столе снимок миссис Аштон и семерых детей, о которых было известно лишь, что они существуют. И тоже любят охоту.

— Я помню.

— И замечательно… да, просто замечательно… слышал, неподалеку кладбище нашли?

— Нет.

— И правильно, тебе не положено… дело такое, помалкивать просили. А когда там просят, — мистер Аштон ткнул пальцем в потолок, — нам остается слушать. Похоже, что Чучельник вернулся.

Томас не сразу сообразил, о ком речь, и заминка его не осталась незамеченной.

— Ага, не помнишь… молод еще… где ты тогда был? В патрульных? А я вот… поставили… тоже понаехало… лучшие из лучших. И что в итоге? А ничего… как был, так и сгинул. Оказывается, что не вполне и сгинул. И значит, тоже понаедут, будто у нас своих людей мало.

Это было произнесено с обидой.

— Но наше дело маленькое, сказано отправить кого в Долькрик, вот и отправим, раз уж ты местный.

Зубы заныли. И спина.

И во рту появился горький-горький вкус воды, от которой все тело становилось тяжелым, будто чужим. И по нервам ударил страх.

Нельзя возвращаться!

Никогда и ни за что… нельзя, иначе будет плохо… Кому? Томасу. Или другим? Других не осталось. Отец умер пять лет назад, и на похороны Томас вновь не явился, хотя и отправил сотню баксов. Но с точки зрения Дага, сотня баксов — это мелочь, а Томас — неблагодарная скотина.

Да. Так и есть. На редкость неблагодарная. Но, верно, где-то он крепко согрешил.

— Побеседуешь с местными. Поглядишь, что к чему… заодно и проверишь одного типа. Вернее, его родственничков. Нужно будет получить согласие на…

Голос мистера Аштона гремел, как волны в преддверии бури. И сквозь него доносился хохот Берта: «Что, Томми, опять трусишь? Сцыкло ты, Томми. Надо же, столько лет прошло, я давно умер, а ты все еще сцыкло. Только и способен, что мамочке жаловаться… или нет? Решай. И поскорее».

— Вы меня слушаете? — мистер Аштон сдвинул седоватые брови и дернул себя за ус.

— Да, конечно, — солгал Томас. — Когда выезжать?

— Вчера. Еще вчера…

Изумруда вынесло к побережью на третий день после бури. Им повезло, что та пришла с севера. Похолодало резко. И холод этот инеем лег на камни, прихватил робким ледком побережье, отчасти отпугнув хищников. Тех, которые обыкновенные. Людям холод не помеха.

Забравшись на скалу, я смотрела, как суетятся внизу сборщики. Вон синий фургон института, ко всеобщему негодованию, перекрыл единственный подъезд. Старик Молчинский размахивает руками, и ветер доносит обрывки слов, большей частью матерных. Он рассчитывал на хорошую добычу, но институтские, поправ все неписаные правила, делиться не собирались. Они уже заарканили драконью тушу, вбив пару якорей в окрестные скалы, и теперь разделывали ее. Следовало признать, что работали они слаженно.

Уже к вечеру шкуру снимут.

Мясо отправится в море, за исключением пары образцов, которые пополнят институтскую коллекцию. Когти пойдут туда же. А вот с костяком будут возиться долго — пару дней точно займет. И быть может, старику удастся урвать хоть что-то.

Он согласится и на мясо.

И кости достанет, если пройдет ночью тропами. А не пройдет, так и без него шакалья достаточно. Небось весь городок уже знает, что появилась добыча…

Я коснулась пальцами лба и губ, прощаясь.

Завизжала пила, но звук тут же сменился, сделавшись глубже. Шкура у Изумруда толстая, даже если под крылом начинать, а институтские под крыло не полезут, опасаясь попортить. Я сползла с нагретого камня. Смотреть на то, что будет дальше, желания не было.

Я потрогала темный зуб, спрятанный под курткой. Наверное, можно было бы взять и больше, но… это не на продажу, это на память.

Спускалась я долго. Тропа была узкой и вихляла, что старый алкаш на выходе из бара. Последние ярды я вообще съезжала на заднице — буря слизала часть склона, выставив бурое глинистое нутро его. Надо сказать, весьма скользкое нутро.

В общем, вымазалась я в этой глине изрядно. А еще ничуть не удивилась, увидев рядом с машиной Маккорнака. Рыжую шевелюру его шевелил ветер. Он пробирался под полы форменной куртки, трогал рукояти револьверов.

Кольнуло в груди: знает?!

Точно знает и пришел… за деньгами? Или за сумкой? За всем сразу?!

Я заставила себя улыбнуться.

Если бы знал, пришел бы раньше. И не обязательно снизошел бы до беседы. Нет. Это просто… совпадение. И мои собственные страхи.

— Случилось чего? — я старалась говорить спокойно и равнодушно, но голос слегка дрогнул. Правда, внимания на это не обратили. Кажется.

— Случилось, — неожиданно смущенно произнес Маккорнак, взъерошив едва тронутую сединой гриву. — А там?..

— Разбирают.

— И кто?

— Институтские заарканили. Старик злится.

Маккорнак кивнул, показывая, что понял. И присмотрит. И за институтскими, которые в своей вере в то, что лишь им позволено распоряжаться драконами, смотрели на прочих свысока. И за стариком, еще помнящим старые добрые времена, когда подобные споры решались на кулаках.

Или с помощью револьверов.

Стрельбы в своем городе Маккорнак не допускал.

— Так… чего случилось? — Мне очень не нравился этот его взгляд.

Вернее, сочувствие в нем.

С чего вдруг хитрый лис проникся сочувствием?

— Тебе надо в участок.

— Зачем?

— Прости… надо…

— Билли?

— Нет, про этого поганца не слышно, но… поехали, Уна. Поверь, так надо.

Я пожала плечами. Надо значит надо. Да и ссориться с Маккорнаком из-за пустяковой поездки себе дороже. Не стоит обманываться улыбкой, он — мстительный засранец.

Первой, кого я увидела в участке, была мать.

И эта встреча, неожиданная, неприятная, заставила сделать шаг назад, правда, я уперлась в грудь Маккорнака, а он подтолкнул меня вперед, шепнув:

— Веди себя хорошо, девочка.

Матушка была в розовом.

Аккуратный строгий костюм, подобающий леди ее возраста. Прямая юбка на две ладони ниже колена. Жакет с перламутровыми пуговицами. Кружевное жабо белоснежной блузы.

Шляпка на гладких волосах. Бледная помада. Духи.

— Добрый день, — я отвела взгляд.

— Добрый день, дорогая, — матушка изобразила улыбку. Пальчики ее лишь сильнее сжали розовую сумочку. — Я рада видеть тебя в добром здравии.

Легкий упрек.

Ее речь была идеальна. И никто не сказал бы, что английский — вовсе не родной язык дочери Бегущего Ручья.

— А уж я-то как рада. — Я плюхнулась на жесткий стул и вытянула ноги.

Ноги гудели.

Это сколько миль я отмахала по побережью? С десяток точно. Левый сапог, кажется, прохудился. А правым я влезла в дерьмо. Не драконье. Лисье, кажется. Или медвежье? Главное, что смердит. В горах оно как-то не ощущалось, а вот в помещении стало попахивать весьма выразительно.

Или это грязь?

Грязь начала подсыхать, скоро посыплется рыжими комками, обозначая мой след. А сейчас она покрывала и сапоги, и брюки. И на куртке тоже отметилась. Но это пятно я сковырнула.

— Ты давно ко мне не заглядывала. — Матушка опустилась на край стула. Сидела она с прямой спиной. И сумочку на сведенные вместе колени пристроила.

Голову чуть наклонила.

В темных глазах ее виделся упрек.

— Времени не было. Работа.

Матушка покачала головой.

Играет.

Знает, что смотрят. Тот же Маккорнак и смотрит. Вперился взглядом, будто сличает нас… и да, похожи. Я и без него знаю, что кровь от крови, и той, другой, правильной и белой, мне почти не досталось.

Я слишком высока.

Куда выше, чем положено быть женщине.

И кожа у меня смуглая. Не от загара, но сама по себе. Конечно, загар тоже имелся. Я в отличие от матушки не прячусь под кружевными зонтиками. Какие зонтики в горах?

Волосы темные. Черные.

Толстые и густые. И коса у меня хороша. Мне за эту косу почти семьдесят баксов предлагали, но я отказалась. А когда тот урод вздумал настаивать, за косу схватив, сломала ему нос.

Матушка бы тоже… если бы никто не видел.

Но когда смотрят, она иная. Она милая. Хрупкая… и странно, как при том же росте, что и у меня, у нее получается казаться хрупкой. Она своя, пусть в ее жилах нет ни капли белой крови, а вот я везде чужая.

— Конечно, дорогая, — матушка тянется, чтобы поправить прядку волос, которая, по ее мнению, лежит неправильно. Впрочем, во мне ей все кажется неправильным. — Но я рада, что с тобой все хорошо.

Отлично просто.

Только вот Изумруда больше нет. И на душе тоска, хоть волком вой.

— Зачем мы здесь? — Я отряхнулась и отодвинулась. Прикосновения матушки, липкая душная ее забота, которая была притворством во всем, заставляли напрячься.

И нож в сапоге вовсе не казался излишеством.

Хотя… против матушки нож не поможет.

А вот теперь во взгляде Маккорнака виделось неодобрение. Маккорнак родителей уважал. И уважения же требовал от племянников, раз уж собственными отпрысками не обзавелся. Я сумела не отвести взгляда, а он качнул рыжей головой и произнес:

— Тело нашли.

Я поняла. Как-то сразу вот и поняла, чье именно тело.

И матушка тоже.

Ее рот приоткрылся, искривился, и лицо на миг стало безобразным. Показалось, что вот-вот из горла вырвется животный вой, раз и навсегда разрушив столь тщательно создаваемый образ, но нет, она справилась.

Вот она действительно была сильной женщиной.

— Приехали… из Тампески… тип один, — Маккорнак отвел взгляд, не желая быть свидетелем женской слабости. И платок из кармана вытянул, клетчатый, мятый, пахнущий табаком. Сунул неловко мне в руку, хотя я точно не собиралась плакать. Я и тогда, когда… не плакала. И на похоронах тоже. И сейчас не буду. — Утверждает, что нашли. И опознали. В общем, у него возникли вопросы.

Матушка платок отобрала. Прижала к левому глазу, подхватывая невидимую слезу, прошептала слабым голосом:

— Они уверены? Ведь… мы же… вы же… говорили…

— Кто тогда в могиле? — Смотреть на это представление стало невыносимо.

Отвернуться невозможно. Уйти? Сбежать?

Я вскочила, и в маленькой комнатушке стало тесно. Вдруг показалось, что стены заваливаются, что еще немного — и рухнут они под тяжестью вот этих местечковых снимков, на которых запечатлены несколько поколений местных шерифов.

И Маккорнак есть.

Стоит с ружьем над медвежьей тушей. Я даже помню, когда была сделана эта фотография. Пять лет назад. Суровая зима. Гризли, проснувшийся до срока. Голодный и злой. Не боящийся ни людей, ни драконов. Тогда собрали всех мужчин, кто хоть как-то умел держать ружье.

И не только мужчин.

Нашлись и женщины. Та же мисс Уильямс, хотя от школьной учительницы точно никто подвигов не ждал. Но и отказывать в праве на них не стали.

Я стиснула голову, пытаясь успокоить себя. Покачнулась влево. Вправо.

Сделала глубокий вдох, как учила мисс Уильямс: «Твоя беда в излишней поспешности. Учись сдерживать порывы, Уна, сколь бы естественными они тебе ни казались».

Научилась. Почти.

— Бедняжка переживает… — донесся тихий голос матушки. — Мне кажется, что она так и не пришла в себя…

Пришла.

Еще вдох. И мисс Уильямс тоже здесь, правда, не с медведем, с пумой, чья шкура висит за спиной. И снимок сделан давно. Посерел, выцвел, но мисс Уильямс на нем совсем юная, почти ребенок. Правда, ружье она держит крепко. И это выражение лица — упрямое и в то же время несколько растерянное — мне хорошо знакомо. Я зацепилась взглядом за снимки, которые видела не раз, но раньше мне было не до этой стены. А теперь я стояла, разглядывая одну фотографию за другой, и удивлялась, почему раньше не обращала на них внимания.

Мистер Эшби в черном своем костюме. И с саквояжем, с которым он, кажется, и во сне не расставался.

Они вдвоем с мисс Уильямс, которая здесь без ружья, зато в белом халате медицинской сестры. Надо же… а вот и Ник. Когда? Старшие классы, определенно, незадолго до отъезда. Ник пухлый, нелепый немного, но тоже с саквояжем.

Клайв, сгорбившийся, будто пытающийся спрятаться за кустом. Здесь он тоже другой, застывший, напряженный. Пальцы стискивают крест, а в глазах читается готовность бежать. Или, наоборот, броситься? Впрочем, нет. Клайв слишком труслив и набожен, чтобы бросаться на людей. Так что просто снимок такой… неудачный? Или наоборот?

А вот и я. Странно было видеть себя здесь.

И когда меня сняли? Точно согласия не спрашивали, я бы запомнила. А снимок… неправильный. Я на нем сижу вполоборота, сгорбленная какая-то, выразительно-некрасивая. И книга в руках лишь усугубляет то нелепое впечатление, которое создает эта фотография.

Вихо?

Сердце обмерло. Он был похож на отца. Он был настолько похож на отца, что матушка гордилась данным фактом, будто в этом сходстве имелась личная ее заслуга.

Он смеется.

Он всегда смеялся громко и голову запрокидывал. Темные волосы и перышки в них. Клетчатая рубашка. Солнце на плечах. Снимок сделан незадолго до отъезда Вихо. Я помнила эту его рубашку, которая по возвращении отправилась в сундук ненужных вещей.

А после оказалась в моем доме.

Я вытаскивала ее недавно, когда собственная развалилась. И от рубашки пахло табаком и немного травкой, которую Вихо покуривал. Но так все делали. И я его не выдала. Я всегда умела хранить секреты.

–…Конечно, мелкая, я вернусь. Обязательно вернусь! Чтоб мне землю есть. И писать буду каждую неделю. А потом приеду, на каникулы… так что не вешай нос. Лучше учись давай. Кем хочешь стать?

— Егерем…

И он снова смеется.

Женщин-егерей не бывает. Всем это известно.

Пальцы мои коснулись рукава куртки и эмблемы на нем. Круглая. Гладкая. Стершаяся почти.

–…Ну ты, мелкая, и даешь. Когда только выросла… и все-таки егерь? Помощник? Отпад… кому сказать, не поверят. Матушка злится? Да, мог бы и не спрашивать, но ты все равно молодец. Конечно, занятие не для женщины, но и ты у меня не просто так женщина. Ты у меня особенная.

Плакать у меня никогда не получалось. И я закрыла глаза. Надо Нику сказать, ведь именно он утверждал, что тогда, в тот раз, что это не Вихо, что…

— Это Деккер, — Маккорнак подошел со спины. — Он у нас любитель. Мечтал в репортеры пойти, но не сложилось. А камеру купил. Хочешь, я попрошу, и он тебе отпечатает? Пленки он хранит.

— Спасибо.

Просить стоило бы мне, но я не умела.

Проклятье, я ничего не умела, когда речь заходила о людях.

— И эту тоже? — он ткнул пальцем в мой снимок.

— Нет.

— Зря.

Может, и так.

— А…

Матушка ушла.

— С вами хотят поговорить по очереди, — Маккорнак развел руками, и показалось, он чувствует себя виноватым. За что? — Таковы правила. И вообще… может, это они ошиблись?

Слабая надежда.

— Нику звонили?

— Нет. Просили родню, а он… просто приятель.

Я кивнула.

Просто.

Просто приятель. Просто человек, который знал Вихо лучше прочих. Просто тот, кто две недели провел в пустыне, возвращаясь, только чтобы пополнить запасы воды, но отыскал-таки машину. И тело неподалеку.

— Ник говорил, что не верит, — мне было проще разговаривать, стоя к собеседнику спиной. Отчасти и поэтому меня считали странной. — Что… это не мог быть Вихо, но…

— Я настоял.

— Да.

Губы кусать не стоит. След остается. Много красных точек, будто москиты погрызли. И я пытаюсь совладать хотя бы с этой дурной своей привычкой.

— Гм… мне жаль, но эти поиски… пустыня не всегда отдает свое. Ты же знаешь.

Я кивнула. Знаю.

Пески…

Люди порой уходили, чтобы не вернуться. Тот же старик Дерри, в котором драконьего было куда больше, чем человеческого. Или Грейсленд. Его искали всем городом, но безуспешно. Мик-Спиди, заядлый самогонщик, веривший, что уж он-то пустыню знает.

Крогвар.

И чужаки, время от времени решавшие, будто до Долькрика не так и далеко, час дороги. Иногда пустыня оставляла машины. Железо ей не нравилось. Куда реже удавалось находить тела. Сколько на кладбище пустых могил?

— Останови я поиски, вы бы, во-первых, не послушали. А во-вторых, продолжили бы носиться с мыслью, что он каким-то чудом выжил. Да и… я сам верил. Честно.

А вот врать у него получалось плохо.

Но я кивнула.

Оглавление

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Драконий берег предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я