Драконий берег

Карина Демина, 2022

Новая Америка. 1936 год. Серийный убийца охотится за блондинками, из которых делает чучела. Когда внимание полиции становится слишком назойливым, Чучельник просто исчезает. 1951 год. Песчаная буря вскрывает могилу, извлекая новые тела. И федеральный агент Лука получает шанс завершить проваленное однажды дело. Нити его ведут в крохотный городок на Драконьем берегу. Долькрик – тихое место. Здесь чтут память и семейство Эшби, основавшее город, умеют хранить тайны, а еще знают, что порой не стоит слишком уж рьяно копаться в прошлом. Впрочем, у Луки свое мнение. И отступать он не намерен. Даже перед драконами.

Глава 10

— Забрюхатела-то она скоренько, года не прошло небось, поспешила. Так-то оно понятно, вдруг да Ник передумает? Сейчас-то развестись, что жопу почесать, а с дитем, оно всяк надежней, — миссис Гольстром и почесала массивный свой зад. — Ник и прежде-то от нее не отходил, а тут и вовсе блажить стал. Отправил в Тампеску на месяц, вроде как там клиника, наблюдать будут. А чего наблюдать? Когда баба крепкая, сама справится, а если чего не так, то хоть изнаблюдайся, ничего не сделаешь.

Бутылка с виски почти опустела.

— Ездил туда. Поговаривали, вовсе останется, но не тут-то было. Девице чегой-то там не глянулось, вот она и потребовала домой вернуть. Мол, чего ей в Тампеске делать? Каталоги вот привезла, чтоб приданое младенчику заказать. Наши-то ее упреждали, неможно до родов-то, но разве ж послушает? Нынешние бабы себя самыми умными мнят. Ага… вот и она… выписывала, а Ник и рад был, деньги у Эшби имеются…

— Откуда?

К слову, интересный вопрос, над которым никто в городе не задумывался. А ведь и вправду: откуда? Эшби владели землей. И старым особняком, безусловно роскошным по сравнению с иными домами, но сам по себе особняк дохода не приносил.

А капиталы имелись.

На школу вот шли. На благотворительность. Да и образ жизни Эшби вели не то чтобы разгульный, скорее чувствовалась их привычка к хорошим вещам.

— Кто ж это знает. Ты это у Ника спроси.

Спросит.

И запрос подаст, потому как… непонятно все. И странно, что это непонимание вылезло лишь теперь. Почему Эшби вообще позволил сыну и наследнику ходить в деревенскую школу? Почему учителя не нанял? Денег не хватило? Не нашел? Не смешно. Та же мисс Уильямс вполне могла давать частные уроки.

Тогда зачем?

И ведь даже после той истории не забрал, хотя Ник наверняка не отказался бы…

— Так вот, об чем это я? А… приехала… а в Тампеску раз в месяц ее отвозил. Сам-то он тоже по бабьим делам умел, тут же, кроме него, только пара повитух, да и те…

Работают без лицензии.

— Его наши любят. Ласковый он. Внимательный. За ручку держит, утешает… я-то сама пустая, а бабы говорят, что с ним и родится легче. Не лез бы ты к нему, мальчик. Не поймут наши.

Это точно, не поймут.

Эшби для города даже не символ, нечто гораздо-гораздо большее.

— И Зои с ним спокойна была. Мамку к себе забрала, а вот прислугу всю распустила. И правильно. Сама-то раскоровела перед родами, ни к чему, чтоб перед мужем сикухи задами крутили. Родила тоже легко… Эшби загодя какого-то доктора привез, медсестер пару, чтоб уж точно. Уговаривал в Тампеску поехать, но тут Зои рогом уперлась. Ну да родить родила…

Мисс Гольстром замолчала.

Она покачивалась на табурете, глядя перед собой, и лишь кривые пальцы ее шевелились, будто дергала она за невидимые нити.

— Рады все были… Ник и тот… назвал сына Александром… и все бы ладно, да нехороший этот год выдался. Нехороший… точно прокляли… как есть прокляли.

Она закивала, мелко и часто, спеша согласиться с этой очевидной, по ее мнению, мыслью.

— А потом Зои упала… мамка ее аккурат поехала в Тампеску. Племянница ейная замуж выходила, а перед свадьбой всегда руки лишние пригодятся. Ник-то нянек привез, только, стоило мамке за дверь, Зои их и выгнала, всех до одной. Мол, сама с дитем будет. Ник бы, может, когда б тут был… одно с другим… Вихо в пустыне заблудился.

Томас подобрался.

— Дурень… всегда дурнем был… вечно девок возил закаты смотреть… оно-то и ладно, дело молодое, хотя пора было бы остепениться. Ну да… в тот день небо ясным было, тут многие скажут, но драконы не летали. А это верная примета. Если драконы не летают, быть буре.

Томас кивнул.

Помнил он и такое. И отца, который ворчал, что день испоганен. Он на охоту собрался, а тут небо ясное и драконы не летают.

Колодец закрывать надо.

Скотину загонять.

И у матери дел множество, потому как белье развесила, а уже собирать. А Берт опять смылся и до вечера не объявится точно. Значит, Томасу в одиночку воду таскать придется.

— Поехать поехал… и вроде не один. Уна говорила, что накануне точно с девкой был, да… стало быть, в пустыню поперся романтику искать. А буря рано налетела.

И молчание.

Она прикрыла глаза, и казалось, еще немного — и старуха заснет, прямо так, на стуле, сгорбившись, согнувшись в неудобной позе.

— Ник как услышал, первым полетел искать. Он все ж места знал…

Как знал и привычки старого приятеля. И мог бы подобраться на расстояние удара. Или не удара? Чем парня отключили? Он ведь высокий, выше обычного человека. И куда сильнее. Чистокровные айоха бизона на плечах унести способны.

Проклятие.

— И две недели по пустыне мотался как проклятый, а женушка его, стало быть, с дитем… нет, там не совсем чтоб одна. Кухарка при доме было. И Клайв опять же.

— Клайв?

— Ты его помнить должен, матушка его экономкой в доме служила, потом и его к делу приставила. Даром что дурачок, зато аккуратный. Старик Клайва, как матушка его преставилась, на службу взял. Ник тоже оставил. Дом-то огроменный, поди, пригляд нужен. Руки у Клайва откудова надо растут, да… только руки — одно, а голова не всем дадена… дом-то он охранял, но и только. А что там случилось, поди-ка пойми.

Она вновь испустила тяжкий вздох.

— Может, примерещилось чего ей. Может, не знаю, водички захотелось… Ник ее нашел. Аккурат домой вернулся… он машину дружка своего отыскал. Не только машину… там рядом и человека… его, правда, поели крепко. Стервятники, они же ждать неприученные.

Эксгумацию проведут, тут и гадать нечего, поскольку если был труп, то нужно понять чей. И как этот труп оказался рядом с машиной Вихо.

И почему одежда…

Хотя тут понятно. От одежды там немного осталось. Что стервятники подрали, до мяса добираясь, что лисы пустынные, что прочая мелочь. А носят тут одно и то же, поди-ка пойми, что за ошметки кровью пропитались.

— Обувь в машине нашли, вроде как Вихо. Документы там же. Наши и решили. Ник-то верить не хотел. Он и домой вернулся, чтоб отдохнуть слегка, а там дальше пойти. Но… не вышло. Зои нашел. И не только ее… — миссис Гольстром сползла с табурета, закряхтела, уперлась ладонями в спину. — Ох, грехи мои тяжкие… она вниз с дитём поперлась. После уж сказали, что она вовсе его с рук не спускала… не ела, не спала… вот и вышло… голова закружилась, и все… сама разбилась.

— А ребенок?

— Он же ж мелкий, придавила насмерть.

Ника стало жаль.

Того неловкого паренька, который смотрел так, будто заранее признавал себя виновным во всем, что происходит вокруг.

— Ее мамаша кричала, что это все Ник виноватый, что он недоглядел, что дружок ему важнее жены был, да только… наши все знают, что это с горя. Небось он-то все сделал. Няньки были, и сиделка, и служанки. Зои их выставила. Сама. И вниз сама поперлась посреди ночи. И дитё прихватила. На кой, спрашивается?

И вправду. На кой?

Что это? Послеродовое безумие, которое приключается со всеми, или часть чьего-то плана?

— И… как оно?

Осторожный вопрос. Но его ждут, и Томас соответствует чужим ожиданиям.

— Так… младенчик-то все. Много ль ему надо? Похоронили его тут же. А Зои в Тампеску отправили, Ник вертолет вызвал. И там, почитай, мало что больницу не прикупил, да только и деньги не все могут.

— Она ничего не сказала?

— Так… чтоб могла говорить, так сказала б. А то ж бревно бревном. Другой кто давно бы уже родителям отправил. А Ник, он ведь Эшби, — это миссис Гольстром произнесла с немалой гордостью, будто бы имелась некая тайная заслуга в том, чтоб быть Эшби. — Как выписали, так сиделок нанял. Привез из Тампески, они теперь при доме живут неотлучно, по сменам работают. Сколько им платит? Немало, видать… матушка Зои за ними приглядывает. Теперь. Сперва-то дочку себе забрать все хотела, да поняла, что не вытянет. Ее ж там и кормить с ложечки, и ворочать, и эти… как его… массажи, вот. А еще Ник ее то и дело возит — то в Тампеску, то еще куда… вроде как санатории.

Интересно.

И странно? Или нет? Томас отвернулся к стене, по которой медленно полз таракан. Крупный, черный, с длинными усами, он замер ненадолго, чтобы исчезнуть в ближайшей щели. Надо думать, был он не единственным постояльцем мотеля.

— Так что… вот оно как…

А с Ником встретиться определенно надо. Если он нашел машину, то… может, что-то видел?

Или нашел, поскольку точно знал, что искать?

В окнах дома горел свет.

Я выбралась из машины. А нож сам собой скользнул в руку, впрочем, тотчас исчез в рукаве: не заметить розовый «купер» матушки было невозможно.

Интересно, какого черта…

Пахло свежим хлебом.

— Дорогая, — матушка поправила цветастое покрывало, — ты слишком много работаешь.

— Привет.

— Добрый вечер, — она разглаживала несуществующие складочки и выглядела до отвращения заботливой. — Иди мой руки, давно пора ужинать. Я взяла на себя труд заехать…

Руки я мыла, пытаясь понять, что же ей на самом деле надо.

А ведь надо, иначе не пришла бы.

И эта уборка… я бы и сама справилась. Когда-нибудь. Паутина в углах, если подумать, мне вовсе не мешала.

–…Я слышала, тебя повысили?

— Да.

— Садись, — она подала миску с горячей кашей и хлеб.

А я… я взяла.

И почему-то подумалось, что так она встречала отца, когда тот еще работал. А после подавала еду Вихо. Мое же место было на кухне.

Матушка устроилась напротив, подперев щеку ладонью. И узкие глаза ее стали еще уже, а на губах застыла улыбка.

— Что тебе нужно? — я едва не подавилась этой треклятой кашей.

— Дорогая?

— Не стоит, мама. Ты… сколько лет ты сюда не заглядывала? И не заглядывала бы еще столько же, если бы не нужда. Вот мне и интересно, что тебе на самом деле понадобилось? Настолько, что ты… — я сунула ложку каши в рот и заставила себя проглотить ее. — Мы никогда не были особо близки.

— Потому что ты этого не желала.

Она встала и вышла, чтобы вернуться с высоким стаканом и молочником. Чистым, мать его, молочником.

— Ты всегда отличалась неженским упрямством. И нежеланием понимать, какая роль отведена нам Господом…

— И это тоже не стоит. — Молоко я любила.

Вот такое, чтобы холодное, просто ледяное. И в высоком стакане, и с хлебом, а тот солью посыпать густо-густо.

— Мне сказали, что ты гуляла с этим… наглецом, — мягкий упрек.

И матушка присаживается.

В своем костюме фиалкового цвета она смотрится чуждо. Такой женщине не место в полузаброшенной хижине на краю полузабытого города.

— Нельзя?

— Разве тебе что-то запретишь?

Наверное, нет.

Или да? Может, я стала чуть взрослее и чуть умнее? Может, я бы прислушалась к совету, если бы кто-нибудь удосужился его дать.

— Но меня интересует, о чем вы говорили?

— О драконах.

— И только?

— И только.

— А…

— Он не из болтливых.

— Или ты не проявила должного усердия, — вот теперь матушка поджала губы. — В тебе никогда недоставало деликатности.

Это да, чистая правда. Деликатности во мне было не больше, чем изящества в старом седле Дерри.

— А почему ты отказалась давать кровь?

Матушка пожала плечами. Отвечать не будет.

— Ты ведь дала?

— Да.

— Им этого хватит.

Хватит. Наверное. То есть Томас уверен, что хватит.

— Результат будет через пару дней.

Кивок.

— Но мы ведь знаем, что это он? — я смотрела на матушку, а та отвернулась, зацепившись взглядом за лоскут паутины. И как он уцелел при внезапной этой уборке? Почему уцелел? И теперь она разглядывала этот несчастный серый лоскут, будто в нем сосредоточилось все зло этого мира.

— Мы ничего не знаем, Уна, — матушка поднялась.

Стук ее каблуков отдавался в моей голове, порождая ноющую боль. Изящные пальчики обхватили рукоять метлы.

— И мы ни в чем не можем быть уверены…

Она смахнула несчастный клок.

— Но я буду несказанно благодарна тебе, если ты проявишь немного… простого женского внимания. А заодно узнаешь, что именно они ищут.

Матушка обошла стол и, наклонившись, коснулась губами моей щеки.

— Зачем?

— Затем, что память иногда лжет. А прошлому следует остаться в прошлом. Но ты кушай, дорогая. Ты совсем похудела, а женщине нужны формы…

Метла отправилась в угол.

А матушка вытерла пальцы батистовым платком:

— Может, ко мне переедешь?

Я покачала головой. Во-первых, мы точно не уживемся. А во-вторых… во-вторых, как бросить дом? И двести пятьдесят тысяч долларов?

— Как знаешь, — матушка не настаивала. — В таком случае я буду заглядывать. Как ты думаешь, если я привезу шторы? Те, помнишь, желтые с полосой? Здесь станет намного уютней.

Я закрыла глаза. Может, найти повод и поссориться вновь?

–…И посуду. Нельзя же есть из битых тарелок?