Меж троном и плахой. Исторический роман

Ирина Николаевна Павлычева

В два с небольшим года российский трон сменяет трёх монархов. Противостояние, подспудное соперничество, тайный накал страстей захватывают всех приближённых. Борьба за власть одинаково приближает и к трону, и к плахе.

Глава ХVII

Направляясь в гостиную, где она предполагала найти детей, княгиня Меншикова страшно ворчала про себя. Она, которая всю жизнь стремилась к спокойствию и умиротворению, вынуждена была вечно жить на действующем вулкане. Вот и теперь, как обычно. Мало того, что болел и скончался царь, уже тут волнений и переживаний ей через край. Мало того, что муж объявил, что собирается править Россией, что совсем сверх меры… теперь она узнает, что со всех сторон устраивавший всех во главе с самим светлейшим и приглянувшийся Машеньке жених должен быть отставлен. Богат несметно, знатен, молод, статен, красив, здоров, — чем он не пара Марии?! Что лучшего собирается предложить ей отец? Ах, как тяжело! Как тяжело! Да ещё предстоит объявить детям о кончине Петра! Собравшись с силами и приготовив мягкую улыбку, княгиня вошла в малую гостиную, где собралась обычная для последнего времени компания. По выражениям лиц детей, она поняла, что, по крайней мере, одно тяжкое дело отпало, сообщать о смерти императора не придется. Княжна Мария первой подбежала к ней:

— Мы знаем, матушка! Какое горе-горькое! Как вы себя чувствуете? Как батюшка?

Всегда чуткое дитя, теперь, счастливая предстоящей помолвкой, она стала ещё добрее, предупредительнее и заботливее к окружающим.

— Ах, ангел мой, я даже не чувствую, как я себя чувствую, и, если, как на сердце, то в толк взять не могу, как теперь быть нам, России без императора! Да и понять, вообразить не могу, что его боле нет на сем свете! Царствие ему небесное!

Младшие дети Саша и Саша завсхлипывали. Дарья Михайловна прижала их головенки к себе. «На поверку совсем малыши, что-то с ними будет теперь?» Обнимая их, и закрепив на лице приветливое выражение (княгиня, с ранней молодости находившаяся при дворе и царской чете, умела делать это виртуозно), она слышала приветствия и успокоительные слова Сапеги, но не слушала их, а размышляла о своем, одновременно пристально вглядываясь в графа. Даже сквозь горькие чувства, связанные со смертью царя, целиком заполнявшие её, она недоумевала, почему у неё такое двойственное отношение к нему. Умом она не могла не ценить Петра Сапегу как жениха для Марии, ни разу не замечала она ни одного неверного шага его по отношению к ней или к кому-нибудь из их семьи. Ничего дурного про него не ведала и не подозревала. Однако чисто интуитивно она не принимала молодого графа. Вот и теперь головой она не одобряла замысла мужа отстранить Сапегу, а в глубине души приветствовала. Ситуация позволяла приступить к выполнению просьбы светлейшего легко и придать своим действиям вид не только необидный, но совершенно естественный. Она дослушала нареченного дочери до паузы. Легкой и скорбной улыбкой выразила своё согласие и одновременно остановила и заговорила сама:

— Вы, должно быть, понимаете, граф, что наша близость к императору усугубляет те скорбные чувства, которые испытывают теперь все. Посему я, надеюсь, совершенно уверена, что вас не обидит, что во время траура, по крайней мере, какое-то время, мы не сможем почти никого принимать… Даже вас.

— Разумеется, княгиня, я глубоко понимаю вас, и не может быть и речи ни о каких обидах. Я лишь прошу простить, что не предусмотрел сего сам. Позвольте мне незамедлительно откланяться с уверениями искренней преданности и любви к вашему высоко достойному семейству.

Меншикова, молча, поклонилась в ответ, дети последовали ее примеру.