Не мой Ромео

Ильза Мэдден-Миллз, 2020

Ильза Мэдден-Миллз – автор бестселлеров Wall Street Journal, New York Times и USA Today. «Не мой Ромео» – первая часть романтической дилогии. История любви знаменитого квотербека и девушки из маленького городка. Джек Хоук не просто плейбой и кумир миллионов. Оказывается, за идеальными мускулами и модельной внешностью скрываются семейные тайны и душевные раны. Он не готов доверять женщинам вновь, но в его жизни появилась Елена. Сможет ли футболист дать самому себе шанс обрести счастье? Ведь это даже сложнее, чем выиграть Суперкубок. День святого Валентина. Свидание вслепую. Пара бокалов джин-тоника. Совместная ночь. На следующее утро оказалось, что Елена провела ночь со знаменитым квотербеком. И ему еще хватило наглости просить ее подписать договор о неразглашении? Да и черт с ним. В графе «Подпись» – Джульетта Капулетти. Пускай этот красавчик помучается, чтобы найти ее. Но Джек Хоук так просто не сдается. Он намерен отыскать свою Джульетту. Правда, отголоски прошлого все еще мешают ему доверять женщинам. Будет ли у этой истории счастливый конец или шекспировская трагедия разыграется вновь? «Джек Хоук – моя новая зависимость. Ничего не могу с собой поделать, я так люблю сексуальных и сломленных мужчин. Особенно, когда они к тому же такие милые и заботливые, вы просто хотите обнять такого человека и навсегда защитить от этого извращенного мира!» – The Masque Reader «Прекрасно написанная романтическая комедия… Семья Елены, очаровательный городок Дейзи, неотразимый Джек Хоук и минипиг Ромео – все это создает идеальную историю». – Romance Reader Gal

7

Елена

У меня ощущение, что мой рот плотно набит ватными шариками. Я со стоном сжимаю ладонями виски, чтобы хотя бы немного унять головную боль. Привет тебе, Армагеддон головных болей! Я скулю, чертыхаюсь. Вот что бывает, когда злоупотребляешь джин-тоником. Все, больше я не пью.

Я ворочаюсь, заслоняю ладонью глаза от света, льющегося в большое окно. Одно хорошо — шелковое белье, на котором я лежу. Не помню, когда я перестелила постель. Я ощупываю кровать. Куда подевался Ромео?

Черт! Я в чужой постели!

У меня саднит в самых интимных местечках, и я блаженно улыбаюсь. Грег. Грег. Грег. Настоящий кудесник! Знает, как сделать женщину счастливой и как поступать с ее «к-л-и»…

Я смотрю на часы. Семь часов. Я поворачиваюсь, ожидая увидеть мистера Синоптика, но огромная постель пуста, осталась только легкая вмятина в подушке от его затылка. И записка. Я щурюсь, пытаясь разобрать написанное, но этого мало, приходится поднести листок к самому носу.

Меня зовут Джек. Извини за путаницу, ты обозналась. 861‑555‑5144.

Я перечитываю это три раза подряд. Как-то сухо. Где восторги?

А насчет «обозналась» — это, наверное, шутка?

Я лежу и думаю, воспроизводя в памяти нашу встречу в «Милано». Разве он не назвался Грегом?

Я спросила, тот ли он самый, он ответил утвердительно.

Не зная, что подумать, я сажусь. Превозмогая головную боль, вспоминаю события ночи. Я не знала, как выглядит Грег. Увидела парня в синей рубашке и решила, что это он и есть. Я озадаченно прикусываю губу. Подошла, села, принялась болтать…

Ну и дела! Сердце бешено колотится. Нет! Неужели я могла подсесть не к тому человеку, а он ничем себя не выдал? Как же тогда весь этот треп по погоду, про МОКРЫЙ дождь?

Унижение подпитывает злость.

Кем надо быть, чтобы прицепиться к незнакомцу?

С кем же я переспала?

Я стягиваю с кровати белую простыню, обматываюсь ею, встаю. Опасливый взгляд в зеркало. Вид у меня такой, словно я пила всю ночь: волосы так всклокочены, что даже не верится, что так бывает. На подбородке засохшая слюна, вокруг глаз размазана тушь. Так выглядят душевнобольные. Теперь понятно, почему он дал деру.

Я ожесточенно тру лицо, пока тащусь на кухню за своей одеждой. Юбка, блузка, лифчик, подвязки — все валяется на полу. А трусиков нет.

Несколько минут уходит на то, чтобы обшарить кухню, гостиную, перевернуть все кресла, даже залезть под стол, заглянуть в мини-бар — только чтобы убедиться, что такой необходимой розовой тряпицы нигде нет. Джек, или как тебя там, эти трусики стоят больше, чем юбка и блузка, вместе взятые, если учесть стоимость материала и долгие часы, потраченные на пришивание к шелку крохотных блесток.

Нельзя же заявиться на важную встречу с профессионалами модной индустрии без трусов!

Неужели это он их унес?

Быть того не может! Зачем?

Я возобновляю поиски, действую медленнее и методичнее, рыщу по всему пентхаусу. Заглядываю под кровать, проползаю на коленках весь периметр кухни — все без толку.

Остается одно объяснение, думаю я, выпрямляясь и снова вчитываясь в его записку еще раз. Кулаки сжимаются сами собой.

Джек — лгун и воришка. Мудак, говоря по-простому.

Я уже предвкушаю, какую записку оставлю ему я, даже проговариваю ее разящий текст вслух. Пинаю ножку кресла и отшибаю себе ногу, издаю отчаянный вопль, из глаз брызжут слезы.

Аккуратный стук в дверь. Я бросаюсь туда, смотрю в глазок и вижу высокого парня с сострадательным выражением на лице. Черная водолазка, брюки тоже черные. Ко мне пожаловал сам Джеймс Бонд.

Я распахиваю дверь.

— Где Джек, черт возьми? — вопрошаю поставленным учительским голосом — так я обращаюсь к ребятне, грозящей библиотеке разгромом; особенно опасны в этом смысле старшеклассники. Публика такого рода забрела ко мне на прошлой неделе, искала что-то для выполнения заданного им проекта; ясное дело, одна парочка уединилась за стеллажом и давай целоваться там взасос — не нашла для этой цели лучшего места, чем Публичная библиотека Дейзи!

Он бледнеет при виде тоги, в которой я его встречаю. Не успела одеться, слишком занята была поиском трусиков.

— Доброе утро, мэм… Вы… Все в порядке? Я услышал шум и решил проверить, в чем дело.

Он не может отвести взгляд от розового лифчика, висящего на моем пальце, и медленно заливается краской.

Я прячу лифчик за спину.

— Я в полном порядке. Тут нечего проверять.

Он сглатывает и смотрит куда-то у меня за спиной.

— Простите, что потревожил. Однажды сюда вломился репортер и все перевернул вверх дном. Одна девица стащила всю одежду Джека.

— Рада за нее.

Он моргает.

— Я просто хотел удостовериться, что с вами все хорошо, мэм. Джек дал мне эту работу по доброте сердечной, было бы нехорошо его подвести. — Он выдерживает паузу. — Он просил передать вам извинения.

— Извинения? Господи! А он хорош — прислал вас извиниться вместо него!

Юный Джеймс Бонд смущен.

— Обычно девушки, с которыми Джек встречается, рады, когда…

Я уже не могу сдержать гнев.

— Вы только ухудшаете ситуацию.

Он опускает голову, прячет глаза.

— Простите, мэм. Напрасно я упомянул… других девушек. Здесь их давно не бывало.

Неожиданно!.. Мне хочется лучше его рассмотреть, прочесть все, что написано у него на лице. Я тянусь за сумочкой, достаю очки, надеваю их и разглядываю парня. Результат положительный: ему сильно не по себе.

Он откашливается, принимает солдатскую стойку.

— Вы охраняете Джека?

Он по-уставному кивает:

— Так точно, мэм.

— Хватит так ко мне обращаться. Вы ненамного моложе меня.

— Да, мэм, простите… Я южанин, это сильнее меня. Может, сбегать купить вам что-нибудь на завтрак? Или заказать внизу, они мигом принесут. Тут кормят так, что пальчики оближешь. — Он отводит глаза, чтобы мне не было неловко.

У меня сразу начинает урчать в животе. Я огорченно вздыхаю. Жаль, сейчас не время чревоугодничать.

— Простите, не расслышала: как вас зовут?

Он сует мне ладонь.

— Куинн. Всегда к вашим услугам.

Я крепко пожимаю ему руку.

— А Джек? Куда он убежал?

Он странно на меня смотрит, как будто я должна знать ответ.

— Он на стадионе. Сегодня большая пресс-конференция.

— Понятно. — Я вспоминаю его могучее телосложение, гору мышц. Стадион в Нэшвилле — это либо хоккей, либо американский футбол. Джек сказал, что его девушка предпочла ему хоккеиста, следовательно… — Футбол не дает выспаться.

Он широко улыбается.

— Он тренируется больше, чем любой другой квотербек во всей Лиге. Он — живая легенда. Благодаря ему Нэшвилл четыре раза выигрывал чемпионат Американской конфедерации футбола. Средний результат его сезона — четыре тысячи сто четыре ярда пасов, пятьсот пятьдесят один ярд бросков и тридцать один тачдаун. Да, мы еще не выиграли Суперкубок, но это не его вина. В следующем сезоне все получится, я чувствую. — От воодушевления он краснеет.

— Ух ты! — Для меня все это сплошная абракадабра. — Продолжайте, люблю футбольную статистику. Какие еще подвиги у Джека на счету?

Он странно на меня смотрит, но видно, что ему нравится рассказывать про Джека.

— Нас все еще корят за проигрыш Питтсбургу в этом году, но выигрыш — это общекомандный результат. Нам нужно укреплять защиту. Его репутация страдает из-за его прошлого.

— Знаю. Его прошлое. Оно всюду его преследует. Очень жаль! — Я выжидающе смотрю на Куинна, он согласно кивает:

— Так и есть. Один раз его оштрафовали за нетрезвое вождение и отправили на скамейку запасных — что с того? С тех пор прошел не один год. В двадцать два года ему заплатили двадцать четыре миллиона, на четырнадцать миллионов больше, чем квотербеку, игравшему до него. Иногда он зарывался. У парня, который даже не мечтал о таких деньжищах, не могла не закружиться голова. — Он делает большие глаза — спохватывается, что наболтал лишнего.

Я с ним согласна.

— Понимаю. Когда был матч за Суперкубок?

Он еще сильнее округляет глаза.

— В прошлом месяце, мэм. Вы не смотрели?

— Как-то не сложилось.

Он смотрит на меня разочарованно: я низко пала в его глазах.

— Да, не повезло.

Я стараюсь не выдавать, что постепенно понимаю, кто такой Джек. Качок. Долбаный спортсмен! Знаменитость, заколачивающая миллионы!

Это настолько невероятно, что недоумение читается, наверное, у меня на лице. Куинн хмурится:

— Вам нехорошо, мисс?

— Пожалуйста, называйте меня Еленой, я настаиваю, — бормочу я рассеянно, лихорадочно соображая, как вытянуть из Куинна какие-нибудь еще сведения. — Вернемся к Джеку. Каким он вам показался сегодня утром, когда уходил?

Куинн колеблется.

— Может быть, немного усталым. Слишком много забот. Сами знаете, как непросто ему сейчас приходится. Пресса его возненавидела без всякой причины. Он — добрейший малый, других таких я не встречал. Он взял под опеку мальчугана, которого зацепил, оплатил все расходы на его лечение и никому об этом не сказал.

Добрейший? Наврал мне и утащил мои трусики, хорош добряк!

И что еще за мальчуган?

Я расправляю плечи. Не уйду отсюда, пока не узнаю толком, кто такой Джек и зачем он… почему он… Я прикусываю губу. Он подарил мне такое счастье!

И обманул, а это перевешивает все остальное.

Мне стыдно от предательского урчания в животе.

— Когда он вернется?

— Не уверен, что он вернется. Обычно он ночует в другой своей квартире. Но вы можете оставаться здесь, сколько захотите.

Понимаю, здесь дворец для секса. Я прилагаю титанические усилия, чтобы не взорваться.

— Скажите, Куинн, Джек заботится, чтобы здешний холодильник был полон? — спрашиваю я, подбегая к холодильнику во французском стиле, из нержавейки, и распахивая дверцу.

Он не отстает от меня ни на шаг.

— Это моя забота. Если вас все устраивает, я уйду.

Яйца, зеленые перцы, полный поддон первосортных сыров.

— Ах, Куинн… — Как легко я перехожу от негодования к блаженству! — О лучшем не приходится мечтать! Свежий шпинат… — Я издаю стон вожделения. После вчерашнего ужина минула, кажется, целая вечность. К тому же за плечами у меня изнурительный ночной марафон. — Хотите есть?

Он неуверенно смотрит на меня и отворачивается, как будто его больше занимает входная дверь.

— Не откажусь. Видите, тут еще есть грюйер…

— Вы отменный закупщик, Куинн. Пожалуй, я поручу вам набивать холодильник и для меня.

Он молча на меня смотрит. Я поставила беднягу в тупик, теперь он меня боится. Тем лучше.

Хлопая дверцами кухонных шкафов, я нахожу наконец миски и победно улыбаюсь ему через плечо. Знаю, я похожа на ненормальную: всклокоченная, замотанная в простыню; что ж, отчаянное положение требует отчаянных мер.

— Я все-таки пойду… — лепечет он, наблюдая, как я разбиваю яйца о край гранитной столешницы и выливаю в миску.

Приходится снова прибегнуть к учительским интонациям.

— Сядьте, Куинн. Никто не станет штурмовать входную дверь в такую рань. Лучше взбейте яйца и нарежьте шпинат, а я пока пойду приведу себя в порядок. Вернусь — сделаю нам омлет. Увидите, вам понравится.

А ты в благодарность выложишь мне все о Джеке.

— Лучше я…

Я сую ему в руки миску.

— Вы ведь голодны?

Он неохотно кивает:

— Типа того. Обычно я звоню в ресторан внизу, и мне приносят еду оттуда.

Я снисходительно улыбаюсь:

— Молодым крепким парням вроде вас нужна домашняя еда. Мне тоже, кстати. Сами видите, у нас уже появилось кое-что общее. Мы обязательно подружимся. Я мигом.

Я хватаю свою сумочку вместе с одеждой и шмыгаю в мраморную хозяйскую спальню с зеркалом во всю стену. При виде своего отражения в нем я испускаю жалобный стон. Похоже, меня здорово заездили. И кто? Лживый футболист! Не сказать, что у меня зуб на спортсменов, но я не принадлежу к их типажу. Я не из тех, с кем они развлекаются. Меня влечет скорее к людям интеллектуального склада: к юристам, преподавателям, программистам, на худой конец — к ведущим прогноза погоды.

Я умываю лицо, причесываюсь, кое-как завязываю на голове узел, поспешно одеваюсь (оставшись, ясное дело, без трусов). Уже покидая ванную, спохватываюсь и пишу на зеркале своей вишневой помадой:

Отдавай мои трусики, Джек!