Жертва и хищник. Роман

Зорий Шохин

Эдюля еще в детстве понял, что люди делятся на голодных и пресыщенных, на толпу и элиту или – жертв и хищников. Сам же он словчил и нашел теплое местечко ровно посередине, между теми и другими. Когда в его жизни случайным образом проявился давний обидчик Фрэнк Бауэр, заносчивый профессор с революционными политическими взглядами, он придумал хитроумный план отмщения. Постепенно затягивая петлю, Эдюля с ликованием потирал руки в предвкушении скорой расплаты, не подозревая, что сам стал жертвой.

— 5 —

Еще не так давно Грэг Томлинсон был высокопоставленным чиновником ФБР и подолгу допрашивал Эдюлю. А делал он это по-настоящему профессионально. Если у контрразведчика есть актерский талант, убедился Эдюля, он добьется в жизни того, что другому и не снилось. Эдюля живо представил себе высокую, подтянутую, как у хищника, фигуру за столом в просторном кабинете. Всегда тщательно выбритое ироничное лицо и пронизывающий насквозь гипнотизирующий взгляд. Томлинсон владел им, как опытный пианист регистрами мелодии.

Если в глазах Томлинсона появлялась поощрительная усмешка, Эдюлю это искренне радовало и даже возбуждало. Причем настолько, что он старался сохранить растроганную улыбку на лице как можно дольше.

Если же интересующая Томлинсона информация была неполной или, как тот подозревал, Эдюля что-то недоговаривал, одного еле заметного движения бровью Томлинсона было достаточно, чтобы Эдюля почувствовал, как холодеют у него ноги, а желудок сжимается в надежде на скорое освобождение от содержимого. В такие моменты взгляд раздевающе-внимательных глаз собеседника ассоциировался у Эдюли с экраном детектора лжи.

По-видимому, Томлинсон понимал это, а потому с грустью в голосе напоминал Эдюле, что это не допрос, а откровенная дружеская беседа. Стоит ли удивляться, что Эдюля доверчиво раскрывал перед ним все свои самые тайные уголки подсознания. Это давно известно: при длительных допросах между следователем и допрашиваемым возникает своего рода доверие. Кстати, даже искреннее. Ни один прихожанин не выворачивал душу перед окошком исповедника с таким трепетом и надеждой на избавление от грехов, как это делал Эдюля в кабинете у Томлинсона.

Больше всего того интересовало, с какими спецслужбами, когда и как Эдюля в прошлом сотрудничал. Шла ли речь о его связях с КГБ в России или с израильским «Мосадом», он должен был все подробнейшим образом изложить. И хотя Эдюля не был настолько наивен, чтоб верить в проницательность Томлинсона, он на всякий случай в мельчайших подробностях пересказал все, что помнил. Перед ним Эдюля ощущал себя голым, как грешник в аду.

Как-то раз Томлинсон, видимо в шутку, спросил Эдюлю: а что, если бы ему важно было узнать что-то о его, Эдюли, собственной матери? Эдюля почувствовал, как сердце уходит в пятки, а зубы выстукивают мольбу о пощаде.

— Ладно, Эдвард! — насмешливо улыбнулся мучитель и наставник. — Можете не отвечать. Я вам верю!

— Вы еврей? — спросил он у своего «подопечного» однажды, хотя представить себе, что он не знал об Эдюле все, вплоть до размера трусов, было невозможно.

И Эдюля мгновенно покаялся:

— Только по матери, и то на четверть, а по отцу…

— Да нет, — остановил его Томлинсон, — это я просто так…

Кстати, впоследствии Эдюля связывал его с нужными людьми из бывшего СССР. А Томлинсон, если это ничего ему не стоило, помогал Эдюле. Сейчас, заново взвешивая все обстоятельства, Эдюля решил: при умной игре Томлинсон стать связующим звеном не откажется.

Вечером он позвонил ему:

— Сенатор Томлинсон?

На секунду трубка замолчала, а потом послышался едкий голос:

— Вы ошиблись, Эдвард! Я только конгрессмен…

— Вы достойны быть сенатором, сэр! Да-да, и не только сенатором.

Торопливый говорок Эдюли наслаивал слово на слово, как бусинки на ожерелье.

Но Томлинсон довольно бесцеремонно его прервал:

— Чем могу служить, милый друг?

Томлинсон явно иронизировал. Вспомнил даже название известного романа Ги де Мопассана о жуликоватом жиголо, о котором как-то упомянул в беседе с Эдюлей. Тот же в литературных тонкостях особенно не разбирался. Его притягивала не эрудиция, а корочки дипломов, которые он в конце концов получал. Ведь благодаря им он мог куда легче и вернее строить свою карьеру.

— У меня к вам дело, конгрессмен! И очень срочное, — накручивал слова, как пасту на вилку, Эдюля, чтобы ухватить как можно больше.

— Я вас слушаю! — вежливо, но холодно откликнулся мобильный телефон.

— Сенатор… нет, простите, конгрессмен…

— Эдвард, а нельзя ли ближе к делу?! — повеяло холодом от телефона.

— Да-да-да! Но было б лучше при встрече…

— Это что, так срочно? — Ответивший явно взвешивал, соглашаться или нет, и давал это понять звонившему ему. — Хорошо! В девять я буду в даунтауне, там ресторан…

— Нет-нет, лучше где-нибудь в «Старбаксе», конгрессмен, — плел свою паутину Эдюля.

Он уже успел до этого вызвонить нужных людей в шести посольствах бывших мусульманских республик СССР. Намекнуть им, что мог бы посодействовать в поставке современного нефтяного оборудования, а это означало — оружия. А когда речь шла об оружии, все препоны отслаивались. Эдюля не в первый раз выступал тайным посредником в такого рода сделках. Ведь только благодаря им он и пробрался в один из самых затхлых комитетов ООН.

«Старбакс» Эдюля выбрал где-то у черта на куличках. Сел у входа на кухню и оттуда разглядывал всех, кто входил в дверь. Перед прилавком толпились студенты. Рядом с ним за столиком сидел какой-то тип и что-то искал в ноутбуке. Минут через десять он ушел, и Эдюля решил, что Томлинсон не явится. И именно в этот миг высокая и статная фигура конгрессмена возникла в двери. Оглядев помещение и увидев Эдюлю, он направился к его столику. Тот, вскочив, стал переставлять стул, чтобы гостю его было удобней садиться.

Томлинсон уселся, улыбнулся и внимательно взглянул на суетящегося Эдюлю.

— Не мельтешите, Эдвард! Лучше сразу к делу…

Эдюля состроил озабоченное выражение лица и таинственно произнес:

— Меня просили выяснить кое-что о поставке нефтяного оборудования.

Слегка улыбаясь, Томлинсон рассматривал его, как покупатель попугая на птичьем базаре.

— И?

Эдюля затрепетал.

— И я подумал, что вы могли бы помочь…

— Помочь… — задумчиво вздохнул Томлинсон.

У Эдюли сразу же схватило сердце. Неужели он ошибся?

— Но почему вы обращаетесь ко мне? — Улыбка на лице визави казалась Эдюле оскалом пасти хищного зверя.

Эдюля вздрогнул. Сразу понял, что ответь он что-нибудь не так, Томлинсон окинет его сбивающим с ног взглядом и уйдет. И он льстиво заворковал:

— Нет-нет, конгрессмен, не к вам! Простите ради бога! Умоляю вас! Мне просто не с кем посоветоваться, и я решил…

Томлинсон не сводил с него все еще ледяного взгляда.

— Просто речь идет о крупном заказе, и я подумал, что вы… что вы сможете направить меня по нужному пути…

— Вот как!

Эдюля сжался, чувствуя, какими подвижными и упругими стали все его кости.

— Это… это… это большая сумма, — суетливо глядя ему в глаза, шептал Эдюля.

Томлинсон не столько слышал его голос, сколько по движению губ понимал, о чем идет речь.

— Хорошо, — кивнул он, — подробности обсудим позже.

И сразу же поднес часы к глазам.

— У меня мало времени. Пойдемте, я подвезу вас…

Эдюля торопливо поставил на пластиковый поднос стаканчик кофе и, подойдя к мусорной корзине, быстро опрокинул туда содержимое вместе с самим подносом. После этого тактично засеменил вслед за высокой и импозантной фигурой конгрессмена.

Через пару минут, когда они уже вышли из «Старбакса», Томлинсон, незаметно окинув взглядом пустое пространство перед входом, прежде чем открыть дверцу своего «Лексуса», вздернул брови:

— А чем бы я мог вам помочь?

Эдюля обрел второе дыхание: сработало! В висках барабанило: победа! Сердце билось в темпе парадного марша.

— Ничего сложного, господин конгрессмен… Ничегошеньки…

Томлинсон слегка поморщился.

— Можно яснее?

Эдюля набрал в грудь побольше воздуха и, сделав паузу, наконец выдохнул:

— Вы приглашены на юбилей к Сандре Хиггинс…

Его угодливая улыбка на сей раз насторожила Томлинсона.

— И? — протянул он.

— А там будет ее зятек — Фрэнк Бауэр.

Томлинсон прищурился.

— Тот самый? Не вижу пока связи…

Эдюля тихо, почти шепотом произнес:

— Он недавно спьяну хвастался, что способен любого студента протащить в Конгресс.

— Хотите дружеский совет, Эдвард? — бросил Томлинсон. — Выкиньте это из головы. Вы ведь помните, что вам пришлось из-за него перетерпеть…

— Но… но… вы не дослушали, о чем я хотел вас попросить…

Томлинсон хмыкнул: слизняк, скорей всего, подготовил ему неплохую сделку. Отказать? Было бы не очень умно. Тем более что Эдюля его уже не раз выводил на нужных людей.

— Вы, наверное, слышали, как этот тип хвастался насчет Конгресса…

Томлинсон теперь разглядывал Эдюлю куда более внимательно, чем раньше.

— Я вас, видимо, недооценил…

— Что вы, что вы, конгрессмен!

Томлинсон сковал его своим взглядом.

— А смысл?

— Бауэр — очень импульсивный человек. Он заведется…

— И?

— Ваша ирония толкнет его на пари…

Томлинсон сморщился. Взгляд его, казалось, жужжит, как работающее сверло.

— Его картина этого… вы сказали, Дали, что ли?.. в банке. А Сандра недавно хвасталась своим «Ламборгини».

Наступило молчание. Сердце Эдюли билось в истерике: чем это все кончится? Паузу нарушил Томлинсон:

— Скажите, Эдвард, вы всерьез утверждаете, что никогда не служили в разведке?

Эдюля побелел.

— Что вы, конгрессмен, я бы сказал! Вам? Могу поклясться…

— Вы бы там далеко продвинулись, — хмыкнул насмешливо Томлинсон.

Эдюля смотрел на него широко раскрытыми глазами: что у него на уме? Почему он спрашивает? Терялся он крайне редко. Но на сей раз…

— А генетический анализ вы когда-нибудь делали?

И Томлинсон просканировал его холодным, ощупывающим взглядом. Эдюля невольно захлопал глазами. Ему стало страшно.

— Нет, — хрипло выдавил он из себя.

— А жаль! Интересно было бы! — оскалился Томлинсон в жесткой улыбке, но объяснять ничего не стал. — Попробуйте…

Спросить для чего Эдюля не посмел.