Песнь жар-птицы

Живиль Богун, 2022

Ты уже свыкся со своей необычностью и даже успел побывать в параллельном мире. Но отправиться в сказку?! Хотя… если сказка действительно страшная, то почему бы и нет? Виктор наконец находит след своей сестры Эль, пропавшей пять лет назад – золотое перо жар-птицы. Верные друзья, конечно же, отправляются на поиски вместе с ним. Новые приключения, новые увлечения – и новые люди в команде Детей Зари. Это третья книга цикла "Дети Зари".

Глава 4. «Что такое комильфо…?»

Клим не зря называл свой видавший виды спорткар «зверюгой»: тот ревел, пыхтел, но три четверти пути одолел махом, не считая коротких остановок на заправках. Затем всё же сделали привал.

Съехав с шоссе на узкую дорогу, петляющую среди полей и лугов, ребята оставили машину на обочине, в тени раскидистого вяза, а сами разлеглись в высокой траве. День клонился к вечеру, но жара ещё не спала. Ветерок, колыхавший верхушки трав, у земли был едва ощутим. В густой листве дерева перекликались невидимые пичуги, вдалеке тарахтел трактор: трудолюбивый фермер уже начал сенокос. В воздухе стоял восхитительно сладкий запах лета. Все трое молчали, растянувшись на пружинистом пахучем ковре. Они даже не видели друг друга, разделённые живыми перегородками всевозможных оттенков зелени. Какое-то время так и лежали: вроде бы рядом, но каждый сам по себе, наедине со своими мыслями.

— Эй, вы там не спите? — первым подал голос Вик.

— Нет, — дуэтом отозвались остальные.

— О чём думу думаете, добры молодцы? Если не секрет, конечно. Просто интересно сравнить…

— Да какой там секрет! — с готовностью отозвался Тобиас. — Я думал о жене. Представляете, не успел я толком пересказать ей наш ночной разговор, а она уже спросила, когда выезжаем! Иногда мне кажется, что Ева верит в меня даже больше, чем я сам…

— Я же говорю, она стала очень похожа на нашу маму.

— Моя мать тоже старается бороться со страхами, просто ей это труднее даётся, — из травы донёсся голос Клима, — в силу определённого горького опыта…

— Мы все это прекрасно понимаем, — заверил его Тоб. — Как и то, что Аглая одним своим присутствием преобразила наш старый дом. Раньше я видел отца таким счастливым только на сцене… А ты сам, Вик, о чём думал?

— О малышке Эль, — признался тот. — Хотя она уже, наверное, не малышка — ей уже семнадцать… Исполнилось бы. Ведь там время течёт по-другому.

— Пока неизвестно, что там вообще произошло, быть может, и ход времени изменился, — возразил Тобиас. — Моей сестре тоже только семнадцать, а выглядит как ровесница Евы: хоть сегодня замуж выдавай, как говорит мама…

— Я даже представить не могу Эль взрослой! Для меня она — всё ещё моя маленькая сестрёнка… — Виктор немного помолчал, прежде чем продолжить: — Знаете, я ведь понимаю, что хотела сказать Аглая, ну, сегодня утром: мол, Элинор сделала свой выбор… Однако есть ещё кое-что, о чём я вам не говорил: в тот момент, когда Эль уходила, я поклялся, что верну её. А она ответила, что будет ждать!

— Раз Элинор так сказала — значит, точно ждёт, — твёрдо сказал Тобиас.

— Ты думаешь?

— Уверен. Я провёл с ней всего три дня, но кое-что успел понять: она отвечает за каждый свой шаг, за каждое слово — буквально каждое! — Тобиас резко сел, и его макушка показалась над травой: в тёмных кудрях торчало несколько былинок — женившись, он сразу перестал стричься под ноль. — В восточных учениях есть такое правило: каждое движение человека должно быть осознанным. Правда, это мало у кого получается… А твоя Элинор именно такая.

— Спасибо, брат.

Вик никогда не говорил о своих переживаниях, хотя в действительности отчаянно нуждался в поддержке. Слова, сказанные Тобом об Элинор, для него много значили. Правда, со стороны могло показаться странным, что никто из близких не допускает вероятности трагического исхода — они просто чувствовали, что Эль жива. Где она, что с ней — об этом никто понятия не имел, даже Эмилия, у которой всегда была сильная чувственная связь с дочерью, пусть та и не являлась её родным ребёнком. Они жили надеждой, стараясь не думать о худшем…

— Ну а ты, Клим, о чём размышлял? — спросил Тобиас.

Во время их с Виком диалога Клим молчал. Он вообще был не похож сам на себя: не дразнил Тоба за его вечную серьёзность, не отвечал остротами на каламбуры Вика. И длилось это со вчерашнего вечера. Причин, по разумению приятелей, могло быть две: либо Клим впал в глубокое раздумье, узнав, что является Смотрящим Сквозь Время; либо он впал в глубокую тоску, вновь повстречав свою первую любовь. Вику и Тобу хотелось думать, что верен первый вариант.

Как оказалось, зря надеялись.

— Я думал о Надин, — после секундного колебания ответил Клим. И снова умолк.

— Полтора года прошло, брат, — осторожно проговорил Вик. — Может, пора её отпустить?

— Так я и отпустил — ещё тогда, полтора года назад, — спокойно ответил Галицкий. — А до этого да, пробовал удержать: понимал, что как только ослаблю хватку, её унесёт далеко и надолго! Затянет в первый попавшийся водоворот… Что, собственно, и произошло.

— Не понимаю, какой смысл удерживать человека от того, куда его тянет? Тем более, такого, как Надин. Она у нас барышня своевольная и свободолюбивая, к тому же дико творческая!

— Да они у нас все такие — своевольные и творческие! — парировал Клим. — Даже ваша тихоня Ева! Вон Тобу пришлось целую школу у себя дома устроить, лишь бы любимая была всегда под боком…

— Знаешь, корпеть часами в мастерской над облезлой брошкой, превращая её обратно в шедевр ювелирного искусства — это очень далеко от песен и плясок на сцене! — заступился за жену Тобиас.

— Вот именно, — Клим криво улыбнулся, — Надин всегда рвалась на сцену. Ей хотелось мировой славы — да ещё такой, чтобы перещеголять родителей, доказать всем, что она не хуже. Но даже с этим я готов был мириться… пока не выяснилось, что я попросту не соответствую её имиджу! Ну, нет так нет — я и сам понимаю, что не гожусь в бойфренды теледиве…

— Вы просто очень разные, Клим… — начал Тобиас.

Но друг его резко прервал:

— Вот только не надо больше разговоров о разности, прошу вас! Мне мать уже уши прожужжала своим «Твоё от тебя никуда не уйдёт». И Рауль туда же: «Вы не созданы друг для друга…». Но я-то чувствую иначе. Не просто чувствую — знаю!

— Что знаешь?

— Что это дело времени: твоё действительно никуда не уйдёт, вот только неизвестно, когда придёт.

— Значит, ты будешь ждать, когда Надин вернётся? — Тоб даже не пытался скрыть недоумение.

— Буду.

— И страдать? — вклинился Вик, потеряв всякое терпение.

— Нет, страдать не буду, — неожиданно усмехнулся Клим.

— Так что же ты второй день ходишь как в воду опущенный? — съязвил Вик, однако в его голосе слышалась искренняя забота.

И Клим это почувствовал. Поэтому ответил просто и открыто, как раньше, когда между друзьями не было никаких недомолвок:

— Мне больно, что Надин стала такой… ну, вы сами видели. Но это же всё наносное, она просто играет роль. Напялила на себя маску, чтобы угодить ожиданиям публики. Она умная, даже хитрая, и да, с лёгкостью манипулирует людьми, которые видят в ней лишь красотку с хорошим чувством юмора — Тоб это верно подметил. Пока что Надин получает огромное удовольствие от этого маскарада. Однако маски быстро прирастают! Боюсь, она скоро сама поверит в то, что своим шоу вершит великое благо для всего человечества. Надин мне небезразлична и, естественно, я за неё переживаю… Но я торжественно клянусь, что проявлю силу воли и всего себя посвящу нашему общему делу — вот прямо сейчас и начну!

— Да уж пожалуйста! — поддакнул Вик, обрадованный тем, что друг снова шутит. — Может, тогда уже поедем?

— Давно пора, — Клим поднялся с земли, выпрямился во весь рост, потянулся. — Кстати, Вик, о клятвах: я так понял, ты обещал Эль, что вернёшь её?

— Да.

— Значит, так и сделай. А мы поможем, верно, Тоб?

— Рыцари Пуха и Праха слов на ветер не бросают! — подтвердил тот, стряхивая травинки со штанов, затем вдруг задумчиво похлопал по правому карману.

Уже в машине, когда Клим уверенно вырулил обратно на шоссе, Тобиас протянул Вику листок плотной бумаги, вырванный из альбома для эскизов.

— Держи. Я прихватил с собой на всякий случай…

— Что это? — Вик лениво взял листок. Он специально пересел на заднее сидение спорткара, собираясь наконец вздремнуть — ведь ночь не спал.

— Это портрет Элинор.

Сонливость Вика как рукой сняло.

***

— По-ка-тай! По-ка-тай! По-ка-тай! — скандировали слаженные звонкие голоса.

Так близнецы встретили гостей в Эрхарт-холле, едва те вышли из машины. Именно гостей. К Вику они не приставали — слишком хорошо знали, чем это может закончиться.

— Вот это по-нашему! — хохотнул Клим, ловко закидывая себе на плечи Дору. — А Сашка, княжеский отпрыск, и не попросит, пока сам не предложишь: навязываться, видите ли, не комильфо!

— Вот родишь своих, тогда и будешь воспитывать, — отбил выпад Тобиас, пристраивая себе на шею второго попрошайку.

Однако у Вика и без собственных детей имелся немалый педагогический стаж.

— Так, я не понял, мелюзга, почему вы ещё не спите — полночь на дворе? — грозно осведомился старший брат, с любовью глядя на младших.

— Двадцать три сорок! — пискнула Дора с головокружительной высоты.

— Уже сорок две — я посмотрел! — важно поправил сестру Тео, тряхнув папиными наручными часами, болтавшимися у него на запястье.

— Зато я выше тебя! — Дора показала ему язык.

— А показывать язык — некрасиво, да, дядя Тобиас?

— Цыц, малявки! — снова рыкнул на близнецов старший брат.

Но те в ответ залились счастливым смехом. Описав круг по двору, «лошадки» понесли своих наездников в дом.

— Что за ночные бдения, пап? — обратился Вик к отцу, когда тот подошёл, закрыв за машиной ворота.

— Кто бы говорил! — Теренс с улыбкой обнял сына. — Знаешь, первое, что я видел каждый раз, возвращаясь с поездки — это ваши носы, приплюснутые к оконному стеклу.

— Так то носы. Нам с Евой и в голову не приходило бессовестно эксплуатировать уставших путников! А скромнице Эль тем более…

— Зато в ваши головы приходило много всякого другого, — похлопав Вика по спине, сказал отец. — Пошли уже, ужин стынет.

— Мама, само собой, тоже не спит?

— Само собой, — Теренс ступил на ярко освещённое крыльцо.

Тут Вик заметил кота на перилах.

— Ну, тогда дайте и мне кого-нибудь отнести! — он взял кота на руки. — Ты же не против, а, Барбосина, морда рыжая?

Рыжий напрягся, но вырываться не стал, лишь недовольно прижал уши.

Так с котом на руках Вик и вошёл в столовую, где, как всегда, вкусно пахло едой. Эмилия уже успела встретить гостей, стащить с них двойняшек и даже выпроводить последних обратно в детскую.

— Здравствуй, сынок… — она обняла Вика. — Ну и видок у тебя! — она убрала былинку из его спутанных волос. — Отпусти, пожалуйста, ни в чём не повинное животное, мой руки — и за стол!

Полчаса спустя накормленные, обогретые и обласканные, трое путников уселись в ряд на длинном диване в гостиной. Теренс опустился в своё кресло напротив.

— Как мы сейчас поступим? Наверное, вам нужно сначала выспаться, отдохнуть как следует…

— Да мы по очереди вели машину, и каждый успел вздремнуть, — ответил Клим, потому что Теренс обращался именно к нему. — Я, по крайней мере, спать не хочу.

— Я тоже не засну, — сказал Вик.

Тобиас просто кивнул.

— Ладно, тогда давайте дождёмся Эмилию. Мы уже посовещались, что можно сделать, чтобы помочь Климу вспомнить недостающую информацию…

— Боюсь, я ничего больше не смогу вспомнить, — прервал его Клим, заметно нервничая. — В том видении действительно не было ни даты, ни времени.

— Успокойся, мой мальчик, — Теренс посмотрел ему прямо в глаза, и в его взгляде было столько уверенности, что Клима немного отпустило. — Я сейчас тебе всё подробно объясню. Дело в том, что Эмилия обладает некой способностью проникать в воспоминания других людей и видеть там то, что они сами забыли либо не заметили. Как-то она узрела в моих воспоминаниях одну очень важную деталь, о которой я сам и знать не знал… Элинор, кстати, тоже так могла, помнишь, Тоб?

Парень кивнул.

— Малышка Эль разглядела шрам на пальце у незнакомца из моего давнего прошлого, — продолжал Теренс, — и по этому шраму фактически опознала Мастера Вальда…

Тут в комнату вошла Эмилия. Рыжий Барбос преспокойно сидел у неё на руках.

— Спят непоседы, будто два ангелочка, — сообщила она. — Есть надежда, что завтра позже встанут… Ну, что вы решили?

— Клим готов начать немедля, — ответил ей муж. — Ты ведь хочешь вновь увидеть последнее своё видение?

Клим моргнул, отчаянно стараясь сохранять решительное выражение лица: ему всё ещё было страшновато. Хотя чего, в сущности, бояться? Больше всего он опасался, что не сможет ничего важного увидеть и этим всех подведёт. Но теперь-то Эмилия тоже будет присутствовать в его видениях, вот пусть она и разбирается, что важно, а что нет…

— Нужен огонь? — уточнила хозяйка, с пониманием глядя на взволнованного парня.

Тот не успел ответить, как Вик кинулся разжигать камин: дрова были уже сложены, осталось только чиркнуть спичкой и поджечь сухую стружку. Тобиас тем временем коротко сжал напряжённую руку Клима: мол, всё будет хорошо.

Огонь неторопливо разгорался. Глядя на острые язычки пламени, Клим несколько раз нервно сглотнул.

— Я тоже люблю смотреть на огонь — очищает мозги, — тихо, но очень чётко проговорил Теренс. — А струящаяся вода успокаивает чувства… У тебя так бывает, Клим? — он пристально посмотрел на парня.

— Да, — ответил тот, машинально подняв глаза — и не увидел лица Эрхарта.

Перед ним был совсем другой человек — очень старый, но не дряхлый, одетый в толстый шерстяной свитер грубой вязки. Он находился в тёмном помещении, где из бревенчатых стен торчал сухой мох, а с низкого потолка свисали полотняные мешочки. Суровое морщинистое лицо старика освещало не пламя камина, а экран допотопного ноутбука, жилистые руки с узловатыми пальцами лежали на потёртой клавиатуре. Вот старик задумчиво провёл рукой по коротко стриженным седым волосами, почесал густую, на удивление аккуратную бороду — словно только что из цирюльни. Затем нажатием кнопки открыл другую страницу.

Клим тоже перевёл взгляд на текст, который читал белоголовый. Под заголовком крупными буквами «Землетрясение в Горной Шории: сейсмологи в потрясении!» шли более мелкие строчки: «Намедни жителей этой сказочно красивой местности, не зря называемой Сибирской Швейцарией, а также многочисленных любителей горного туризма потряс небывалый инцидент — потряс в буквальном смысле слова. В горах, которые расположены на стыке Алтая, Саян и Кузнецкого Алатау и считаются не подверженными особой сейсмической активности, мощный подземный толчок разрушил до основания группу скал. Гранитные столбы, расположенные на территории заповедника, в стороне от популярных туристических маршрутов, на высоте более 1000 м, рассыпались на мелкий щебень. Специалисты считают, что именно там находился эпицентр землетрясения магнитудой не менее 6,5, хотя волна, докатившаяся до жилых районов, не превышала по интенсивности 4-5 баллов. Других разрушений нет».

Под текстом была размещена фотография той самой кучи щебня. А ниже ещё одна, демонстрирующая, как выглядело это место всего несколько дней назад: массивные вертикальные глыбы, пять или шесть, чернели на фоне голубого неба, словно гигантские пальцы, вылезшие прямо из недр лысой горы…

Старик громко хмыкнул, закрывая страницу, и уже потянулся к крышке ноутбука, когда взгляд Клима зацепился за время и дату в правом нижнем углу экрана: 23:14, 01.07…

— Нет! — закричал Клим. — Нет!

И тут видение резко оборвалось.

— Клим! — позвал его голос Эрхарта-старшего, спокойный и властный. — Возвращайся, Клим!

Клим открыл глаза, поморгал, огляделся: он полулежал на диване, а все собравшиеся — трое Эрхартов и Тоб — склонились над ним. Он выпрямился, помотал головой, стряхивая с себя оцепенение.

— Ты в порядке, сынок? — спросила Эмилия, глядя на него с материнской заботой.

— Я всё видел, — с трудом выдавил Клим. — Сам! — Он повернулся к Теренсу, который пристально смотрел на него, почему-то улыбаясь в ус. — Но вы же говорили, что Эмилия…

— Я просто отвлекал твоё внимание, чтобы ты перестал бояться и расслабился. А затем, признаюсь, применил гипноз — совсем чуть-чуть… Нет, я тебя не обманывал, — поспешно сказал он, увидев, как вытянулось лицо Клима, — Эмилия и вправду может проникать в чужие воспоминания, и она бы сделала это, если бы ты сам не справился. Но ты справился. Молодец!

— Да уж… — Клим невесело усмехнулся.

— Ты видел дату выхода статьи или нет? — не вытерпев, прямо спросил Виктор.

— В самой статье — нет. Её сочинял какой-то осёл с литературными замашками: вместо времени происшествия написано «намедни», можете себе представить? — Клим ещё пытался шутить, но не смел смотреть в глаза другу. — Зато я видел время внизу экрана: время и день, когда Мастер Илларион читал это сообщение.

— И?

— В общем, мы порядком опоздали — это было седьмого января…

В комнате повисла тяжёлая, вязкая тишина. Виктор обречённо уронил голову на руки, Тобиас и Теренс одинаково нахмурили брови. И тут неожиданно прозвучал тихий смех Эмилии.

Мужчины дружно уставились на неё.

— Клим, мальчик мой, ты как будто не в России родился! — проговорила хозяйка ласково, словно обращаясь к маленькому ребёнку. — Всё-таки правду говорят, что Калининград — не русский город… А ну-ка, вспомни ещё раз цифры, только по порядку.

— Двадцать три — четырнадцать — это время, а ниже ноль один — ноль семь… Ёлки-палки, так это же первое июля!

— Ну ты даёшь! — Вик в сердцах хлопнул друга по спине так, что у самого руку чуть не отшибло.

Тоб покачал головой, ошарашено улыбаясь, а затем оба с Виктором разом навалились на Клима и устроили на диване кучу-малу и бой подушками.

— Ну просто детский сад! — снисходительно изрекла Эмилия, даже не подозревая, что прошлым вечером её дочь говорила те же слова тем же тоном.

Затем повернулась к мужу: тот внимательно смотрел на неё, сложив руки на груди и не обращая ровно никакого внимания на ребячество троих приятелей.

— Ой, милый, не надо смотреть на меня так, как будто ты чем-то недоволен! — и она обезоруживающе улыбнулась.

— Значит, ты всё-таки пробралась туда?

— Не удержалась — уж очень любопытно было!

— Ну ты и проныра, — сказал Теренс, с любовью глядя на жену. — Авантюристка!

Последнее слово услышали и ребята, прекратив, наконец, возню на диване. Все рассмеялись. Они были искренне счастливы: даже учитывая дурацкое «намедни», у них в запасе имелась ещё целая неделя. Правда, надо было за это время успеть добраться до какой-то там Горной Шории: до настоящей Швейцарии рукой подать, а до Сибирской ещё пилить и пилить… А затем предстояло найти где-то в тайге белоголового старика, который ничем не отличался от тысячи таких же стариков, кроме того, что был старше их на тысячу лет, да и зваться мог как угодно…

— Мальчики, может, вам уже пора баиньки? — ненавязчиво намекнула Эмилия развеселившимся парням. — Утро вечера мудренее и всё такое…

— Ох, как было бы здорово, если бы вообще не нужно было тратить время на сон! — заявил в ответ Вик, а Тобиас согласно покивал. — Я и половины намеченного за день сделать не успеваю.

— Потому что суетишься, — подкинув в топку ещё пару поленьев, Теренс вновь устроился в кресле перед камином, готовый к назревающему философскому диспуту: было очевидно, что ребята не успокоятся, пока не выговорятся. — Но зачем спешить, если впереди вечность?

— А как же известная мудрость: «Жить надо так, словно этот день — последний»? — глубокомысленно изрёк Клим.

— Ну и что бы ты сделал, если бы и вправду узнал, что жить осталось один день?

Клим минутку подумал. Остальные тоже задумались.

— Ничего! — поколебавшись, признался Клим. — Наверное, просто привёл бы в порядок дела, хотя бы те, что от меня зависят. И ещё постарался бы сделать что-то приятное для близких людей… если уж не успел осчастливить человечество в целом!

— Но ведь так и надо проживать каждый день, разве нет? — Теренс глядел на притихших парней с лукавым прищуром. — Держать свои дела в порядке и делать счастливыми людей, по воле судьбы оказавшихся рядом. На мой взгляд, это и значит «жить одним днём».

— А что тогда значит «жить вечностью»? — спросил Тобиас. — Не знаю, как вам, но мне ни мозгов, ни воображения не хватает, чтобы представить себе вечность!

— Ну да, она мыслится скорее как математическая абстракция… — согласился Клим.

— А вы исходите от обратного, — посоветовал Эрхарт-старший, пряча в усах улыбку. — Вместо того, чтобы пытаться объять необъятное, просто перестаньте ограничивать себя надуманными временными интервалами…

— Кстати, о временных интервалах! — вспомнил Виктор.

Его лицо вдруг сделалось очень серьёзным, и собеседники сразу притихли. Эмилия, молча слушавшая беседу мужчин, встрепенулась. А Виктор достал из кармана джинсов вчетверо сложенный лист и не спеша расправил на колене. Теренс подозрительно нахмурился: листок небось тоже из альбома юного Кауница? Если так, то приключения дружной троицы ещё только начинаются…

Как всегда, интуиция его не обманула.

— Это портрет Элинор. Автор, как понимаете — один из присутствующих, — и Виктор пустил рисунок по кругу, обойдя Тобиаса.

— Однако! — вскинул брови Клим.

Эмилия ахнула.

Теренс глубоко вдохнул и медленно выдохнул.

— Этот тот портрет, что ты рисовал на горе близ Оломоуца… а мне так и не показал? — наконец, проговорил он.

Тобиас кивнул. Он выглядел слегка растерянным, но отнюдь не виноватым.

— Давайте скажем ему спасибо, что хоть сейчас показал! — съехидничал Вик. — Наш чудо-художник, наверное, просто забыл о каком-то там рисунке — столько дел и забот!

— Я не забыл… — начал было Тобиас, но Виктор не дал ему и слова сказать:

— Дай угадаю! Ты наверняка подумал, что было бы нетактично показывать его нам сейчас, когда Элинор уже нет, верно? Как-то не комильфо… О да, такое вот благородное воспитание!

Тут вмешался Теренс:

— Вик, мы все понимаем, что тебе больно, но помолчи и дай другу возможность объясниться!

Это было сказано таким тоном, что у Вика вмиг отпало желание ёрничать. Тобиас благодарно взглянул на Эрхарта-старшего и уже решительнее продолжил:

— Тактичность тут ни при чём. Просто было ещё не время… Не знаю, как объяснить. Я вообще не хотел никому показывать этот рисунок. Вы не поверите, у меня даже возникло острое желание разорвать его, сжечь или хотя бы спрятать куда подальше — прежде со мной никогда такого не случалось! Но Элинор попросила показать…

— И ты ей показал? — подбодрил его Теренс. — Конечно же, показал… И что она сказала? Удивилась?

— Ничего не сказала. И не удивилась. Лишь слегка улыбнулась, как будто чего-то подобного и ожидала…. Но при этом у меня сложилось чёткое впечатление, что она не хочет, чтобы я показывал портрет кому-либо ещё!

— Возможно, именно такую просьбу малышка передала тебе мысленно, — предположил Теренс. — Так, хорошо, а почему ты решил показать нам портрет сейчас?

Тобиас виновато опустил голову.

— Утром Аглая с Виком говорили об Элинор, о её собственном выборе, а потом я пошёл в свою комнату собираться в дорогу. И вдруг чётко понял, что надо взять с собой тот старый альбом: он хранился у меня в столе…

— Вроде как время пришло? — подсказал Теренс.

— Именно: время пришло! — судорожно выдохнул Тоб, аж вспотев от напряжения.

Эмилия это заметила, встала, подошла и положила руки парню на плечи.

— Не волнуйся, мой мальчик. Ты всё правильно сделал. А то, что не умеешь облекать свои ощущения в слова — так это не беда! Ты всегда можешь их нарисовать… — говоря это, она легонько массировала плечи парня, пока тот не расслабился, а затем обратилась ко всем сразу: — Ребята, я всё же предлагаю всем идти отдыхать. Завтра будем думать, что делать дальше.

В этот раз спорить никто не стал. Парни встали и послушно направились к выходу, пожелав хозяевам доброй ночи. Эмилия задержала за руку Вика, уходившего последним.

— Сынок, дай мне этот портрет, — попросила она. — На одну ночь.

— Хочешь, я тебе отсканирую?

— Отсканируешь завтра. А сейчас дай мне, пожалуйста, оригинал.

Вик протянул матери листок, ещё раз пожелал спокойной ночи и поднялся к себе на второй этаж. Клим и Тобиас уже привычно расположились в его комнате, разложив на полу матрацы и спальники.

Теренс сказал, что он ещё немного посидит в кабинете, и Эмилия ушла в спальню одна. Проходя мимо детской, она заглянула в приоткрытую дверь: близнецы мирно спали, умаявшись за день. Из комнаты Вика тоже не раздавалось ни звука. Она вошла в спальню, включила старинную прикроватную лампу с расписным шёлковым абажуром, быстро переоделась в ночную сорочку и скользнула под одеяло.

Когда час или два спустя, уже под утро, пришёл Теренс, он нашёл жену спящей, но её гладкие русые волосы, прилипшие к щеке, были ещё влажными от слёз. Рядом на белой кружевной подушке лежал плотный листок бумаги. Теренс со вздохом взял рисунок и пристроил на тумбочке, прислонив к лампе, затем выключил свет, лёг, легонько обнял жену и вскоре уснул.

Эрхарт-холл спал, погрузившись в предрассветный покой. Только рыжий кот, пробравшийся в спальню вслед за хозяйкой и не замеченный хозяином, так как прятался под кроватью, вылез из своего укрытия и устроился в ногах у Эмилии. Но спать и не думал. Янтарные глазищи то и дело поблёскивали, косясь на портрет под лампой.

Юная дева, прекрасная, как королева эльфов, глядела на спящий дом с нежной улыбкой, но в глазах её была глубокая тоска…