Когда булочки ещё умели смеяться

Женя Сорокапятка, 2020

Мой дед Иван Степанович незадолго до кончины взял толстую тетрадь и стал записывать в неё свою жизнь. Откуда есмь пошёл, куда кидала жизнь, и кем довелось быть. Я читал дедовы воспоминания и видел свои истоки. Моя тяга к слову – это наследственное. Дед был ещё тот. Среди беляков не прижился, да и у советской власти, на кою много сил положил, к нему немало вопросов было. Карьеру делал до хрипоты. Часто неудобен был. Со смертью едва разминулся. Всю жизнь провёл в работах и в разъездах, а потом на весь мир обижался, что не помнят – не ценят. Короче, ещё тот. Непростой, неудобный, не огранённый, маетный. В этом я его повторяю. Подтверждение тому – в рассказах и стихах, вошедших в эту книгу. Содержит нецензурную брань.

Был повод

молчком и бочком… как же это знакомо!

и снова ложка гремит как колокол.

и чай, и часы. и ночь в миске кошки.

и скучный фильм, и сопенье в экране.

глаза в темноте… налистался бессонницы!

и ребро простыни, и подушка твёрдая.

и чай, и часы. и кошка с капризами…

и жёваный день как упрёк жаворонку.

гарантия утра… приду с извиненьями!

и осекусь, попав мимо ноты.

ведь я ж не поэт, хотя пишу прозу,

встав в позу соседа — Эсхила Милосского.