Пришедший изо льдов

Елизавета Датинбурская

Он – Главный Хранитель земель Белозерья. Женатый на первой красавице. Она – Княгиня, замужняя дева. Между ними вспыхнуло жаркое чувство любви. Что остается? Бежать от своей истинной любви? Или поддаться сладкой любовной волне?Царица поручает Главному Хранителю созвать совет Хранителей Света. Воевода замышляет темное против него, но об этих планах узнает княгиня. Любящее сердце не может допустить, чтобы задуманное осуществилось. Она бросает все и отправляется вслед за любимым, желая его спасти.

Глава 5

Усомнилась Настасья в словах Азовки. Ежели у супруга и вправду нет секретов от тятьки, и Митрофан признался Веславу о полюбовнице, то вряд ли невестке об этом доложат. Тятька будет скрывать сыновью тайну.

Однако в горнице сидеть она боле не могла. В голове роились полчище мыслей. Гудели, как пчелиный рой по весне. Так и умственного рассудка можно было лишиться.

Настасья расчесала косу, заплела сызнова. Надела белый сарафан расшитый зеленой каймой, очелье, венчанное стеклянным бисером, и направилась к родителям мужа.

На полпути Настасья поняла, как глупо она поступает. Решилась из-за ревности ядовитой вынести сор из избы. В их семейную драму впутать его родителей. Мало того, что уже соседку тётечку Азовку посвятила в свою тайну. Благо, что соседка неболтлива. Никто не узнает о предательстве Митрофана.

Девица развернулась и направилась в обратную сторону. Тошно стало на душе от мыслей постылых. И в горницу возвращаться не хотелось. Чтобы проветриться, она направилась в сторону реки, решила погулять. День клонился к закату. Казалось, что над деревней опять нависает морозная корка, еще не столь ощутимая, но морозный дух чувствовался на щеках и губах. Неужели в ночь снова ударит морозец?

Небо озарили оранжевые всполохи. Закат. Ветер лениво шумел меж хвойных ветвей, словно убаюкивал усталых путников.

— Привал, — сказал Митрофан.

— Уже? — кокетливо ойкнула Акси. Всем видом показывая, что может пройти еще сотню верст. — Я думала, мы до ночи дойдем к ведьме…

Привязывая вороного коня, Хранитель обернулся:

— До провидицы путь далек, дотемна не поспеть. Заночуем здесь.

Елизара встревожилась.

— Приспешник воеводы может нас нагнать…

— Не волнуйся, княгиня, — уверил Митрофан, — мы выставим караул. Врасплох Уйка нас не застигнет. А по лесу в ночи негоже бродить.

Княгиня тяжело вздохнула. Тяжкие мысли ее одолевали.

Митрофан отвел от девицы взгляд. Мужчина боялся себя выдать. Где-то глубоко в душе, он пожалел, что взял с собой Аксинью и Серго. Конечно, Хранитель не признавался себе в этом. Но, как же ему хотелось сейчас быть здесь наедине с княгиней. Мужчина сгорал от желания подойти к ней и обнять, почувствовать ее запах, теплоту пылающего сердца. Его руки до сих пор помнили трепет ее тела, когда она упала к нему в объятия из седла. Испуганная и совершенно беззащитная.

— Коли так, тогда буду готовить еду, — прозвучал въедливый голос торговки. Она сделала паузу и добавила, — княгиня-то не привыкла у плиты стоять…

Митрофан покачал головой. Серго нахмурился. Аксинья это сейчас вслух сказала? Прямо при княгине… Девка окончательно страх потеряла.

Елизара ухмыльнулась. Шагнула навстречу задире торговке и взяла медный котелок из ее рук.

— Ошибаешься, Аксинья. Я с удовольствием помогу тебе с ужином.

— Я за хворостом, — объявил Митрофан. — Серго, ты на посту, гляди в оба.

Красавчик замер по стойке смирно, вглядываясь вглубь темнеющего леса. Девицы расстелили тряпицу. Елизара раскладывала припасы и малочисленную кухонную утварь, а Аксинья наметила место для костра.

Как только последние лучи солнца скрылись, путники почуяли холод. Словно липкий туман он опускался с неба и пробирал до костей. С каждой минутой становилось холоднее.

Митрофан развел огонь. Обжигающие языки плясали в диком танце, пожирая сухие ветки. Темнота сгустилась над привалом в ожидании поглотить и путников, как только костер потухнет.

Закончив трапезу, девицы улеглись спать, а мужчины остались на посту. Наступила ночь. Самое опасное время. Ночные жители лесного царства вышли из своих убежищ в поиске еды. Редкий говор сов сменялся волчьим воем.

Главное, чтобы огонь полыхал. Обогревая и оберегая.

Настасья, гонимая мыслями брела вдоль реки. Она очень устала. Где ей обрести покой? Перед глазами мелькали цветные картинки их счастливой жизни. Первый поцелуй, свадьба, обустройство домашнего очага.

Все рухнуло.

Девушка не сразу распознала дикий холод, заключивший ее в крепкие объятия. Озноб. Она пришла в себя, вернулась из глубин сознания к реке в бренное тело. Вздохнула полной грудью. Из носа и рта вырвалось облачко теплого дыхания.

Заморозило пуще прежней ночи.

Тишина. Ни песни сверчков, ни кваканья лягушек. Даже комары не вылетели на ночную охоту.

Жена Хранителя повернула в сторону деревни. Не успев дойти до своей избы, девица заметила в лунном свете темный силуэт. Фигура переминалась с ноги на ногу, приплясывала, желая согреться.

— Кто здесь? — бойка крикнула Настасья.

Тень замерла на месте.

— Кто? — с тревогой ответили из темноты.

Жена Хранителя подошла ближе, вглядываясь.

— Пава?

— Да… а ты кто? — стуча зубами от холода, пробормотала помощница кухарки.

— Настасья…

Услыхав ответ, Пава обрадовалась и чуть не кинулась Настасье на шею.

— Ты чего тут делаешь? — осведомилась супруга Митрофана.

Пава с присущей ей простотой принялась рассказывать о поклоннике, который затеял романтику и позвал ее к реке. Однако так и не явился. Она прождала его очень долго, пока могла терпеть дикий холод. А когда перестала чувствовать пальцы на ногах и кончик носа, приняла решение идти домой. Но, приключилась очередная незадача, ей трудно идти, совсем промерзла.

Сердобольная Настасья отвела Паву в избу. Растопила печь, а девицу усадила на лежак. Укутала в пуховое одеяло.

— Пава, неразумно на свиданки бегать с незнакомцами, — говорила Настасья. Она грела молоко, предварительно добавив в него ложку цветочного меда. — Али знаешь, кто таков?

— Нет, — вздохнула неразумная девушка, — он мне просто понравился. Красавчик. Наверное, пришлый. Увидал, что понравился мне, позабавиться захотел. Назначил свидание и не пришел…

Мечтательный вид помощницы кухарки сменился на расстроенный. Заметив это, Настасья ее подбодрила.

— Какие твои годы, Пава, встретишь еще богатыря удалого.

— Да… — вздохнула дурында, — токма так себя и настраиваю… мол, не время еще, встретится мне мой суженный на верткой дорожке.

Она помолчала и с горестью добавила.

— Почему несправедливость такая существует? Одним девицам жених вообще не достается, а у других аж по два сразу! Чем Елизара меня лучше?

Выпалив это, Пава осеклась. Повисла пауза.

— Что там с Елизарой? — растерянно спросила Настасья. Она показалась из-за печки и заглянула на лежку. Пава смущенно прикрылась одеялом. — Расскажешь?

— Настасьюшка, прости, — взмолилась девушка. — Я по глупости своей сболтнула…

Настасья вздохнула полной грудью и выдавила улыбку.

— Не бери в голову, лучше поведай мне все, что знаешь.

— Это ж слухи по Палатам гуляют, окаянные… — начала отнекиваться помощница Кази.

— Мне интересно, — стиснув зубы, проговорила Настасья, продолжив греть молоко.

Огонь в печи потрескивал, наполняя горницу теплом и запахом дыма. Девушки устроились за столом. Пили теплое молоко с медом, заедая пирожками со щавелем.

Щеки Павы зарумянились. То ли от молока, то ли от смущения.

— В Палатах давно болтают, мол, твой Митрофан с княгиней романтику крутит… — Пава посмотрела по сторонам. — А сейчас Елизара пропала. Все на ушах. Токма найти ее не могут… говорят, с Ми… Митрофаном сбежала…

— Кто-нибудь застал их за постыдными делами? Очевидцы в толпе сплетников найдутся? — рассудительно заметила Настасья.

— Кто признается? — махнула рукой сплетница. — Я могу токма за себя сказать… На служения в Палаты поступила я в раннем возрасте. Тогда еще Ачима была Царевной. В подружках у нее ходила княжна Елизара. Митрофан был при отце в его кузне. Однажды Царь Батюшка распорядился установить новые ворота в Палатах. Заказ отдали кузнецу Веславу.

Пава говорила без умолку, а Настасья с интересом слушала. Эта история приключилась до ее появления в жизни мужа, отчего становилась, особо интересна.

Веслав работал всегда один, пришлые в его большой кузне не появлялись. На подхвате носился только Митрофан. Тогда мужчина был молод, даже борода-то толком не росла.

В очередное пребывание по делам заказа в Палатах Царских, Митрофан остался во дворе один. Без отцовского пригляда. Царевна с княжной в окружении нянечек, возвращались с прогулки. На дворе конь Ачимы до одури испугался кошку и встал на дыбы. Царевна в седле удержаться не смогла и с криком полетела на брусчатку.

Молодой паренек не растерялся, подхватил царскую дочь. После этого случая, паренек начал частенько захаживать на царский двор. Пава лично видела, как Митрофан прогуливался с девчонками. Весь двор судачил о романе Ачимы с молодым кузнецом. Царевна всячески продвигала его при Царе. Службу он получил не за простые заслуги при дворе, а как выходило, за романтические отношения с Царевной.

Так продолжалось несколько лет.

— А потом, — продолжала Пава, — у Ачимы жених объявился. Царь Батюшка дочу сосватал за чужеземца. Я думала, все, Митрофанушка на дворы боле ни ногой! Ан нет! Продолжал бегать как заводной.

Сплетница перевела дух.

— А однажды, я пошла картошку чистить, и увидала, как Митрофан застыл у дальней стены. Глаза горят, сам трепещет. С вожделением на окна Палат глядит. — Пава смутилась. — Я, честно доложу, случайно заметила, чего он там разглядывал… там, у окна… стояла Елизара. С нею он в гляделки играл. Романтика у них не первый год…

Настасья поникла.

— Почему же он на ней не женился, коли у них столько лет романтика пылает?

Помощница кухарки закатила глаза.

— Знамо дело! Митрофан сын кузнеца, а она княжна! Им никто согласия на союз не дал бы тогда… как и сейчас… Елизаре подыскали жениха, красавца князя Колояра.

В горнице воцарилось молчание. Пава смотрела на Настасью. Видела, как болит ее душа из-за предательства мужа. Как страдает эта красавица, но помочь никак не могла. Еще немного посидев, девушки улеглись спать.

Ночь выдалась холодная. Аксинье показалось поначалу, будто отморозила пятую точку. Она осмотрелась. Костер тлел. Вокруг все сковал иней. Словно все превратилось в серебро. Колючие ветви елей, трава, лесная тропа, княгиня, которая с головой скрылась под кафтан Митрофана.

Чуть поодаль под сосной дремал Серго. Мужчина сидел на шигле, опершись спиной о ствол дерева. Ноги вытянул, руки подобрал. Ощетинился. Все-таки есть в нем что-то.

— Серго, ты спишь? — прошептала Аксинья.

Он не ответил.

Акси села поправляя косу.

Все-таки есть в нем что-то.

За кустами послышались шаги. Через минуту показалась голова Митрофана. Он собрал хворост.

— Выпьем чаю и в дорогу, — закидывая ветки в разгорающийся костер, бормотал Хранитель, — к обеду доберемся до места.

Елизара скинула кафтан Митрофана и сладко потянулась.

— Доброе утро!

— Доброе, княгиня… — почти хором ответили путники.

Подкрепившись, они двинулись в путь. Серго старательно пытался увлечь Аксинью с собой и в какой-то момент ему это удалось. Хранитель остался чуть позади с Елизарой.

— Как тебе служится? — спросила она и улыбнулась.

— Добро служится, — ответил Митрофан. Мужчина иногда кратко смотрел на нее, стараясь, не встретится с нею взглядом.

— Я рада, что ты Хранитель, — сказала Елизара.

Сердце Митрофана заколотилось. Странное волнение обуяло и княгиню. Ей хотелось поговорить с мужчиной, вот только слов она никак не могла подобрать.

— Я слышал ты, княгиня, за море собираешься? — спросил Митрофан и сразу пожалел об этом.

Елизара посмотрела с удивлением на него. Его взгляд блуждал по тропе.

— Да, мы планировали с мужем отбыть в его родные края, — не сводя с собеседника глаз, ответила княгиня. — Теперича уж не знаю, получится ли…

Митрофан глянул на нее, и они наконец-то встретились взглядами.

— Почему же?

— Друг мой, Митрофан, — вновь улыбнулась Елизара, — в Белозерье дела темные творится стали, не до поездок мне. Это мои родные земли, в такой час покинуть их не могу.

Серго пытался в который раз заговорить с Аксиньей, но она шла молчком, а при его попытках шикала на него:

— Ксиня…

— Тише, Серго, — недовольно бубнила торговка. — Из-за тебя ничего неслышно. Чего ответила княгиня Митрофану? Молчи, а!

Серго недовольно обернулся на парочку, шедшую за ними.