Чужой крест. Сага

Елена Поддубская

Шесть веков разделяют персонажей этой исторической саги. Каждый из них, косвенно или напрямую, соприкасается с легендой о двух крестах, подлинном и поддельном, великого господаря молдавского Стефана. Встречи героев с важными историческими личностями, правителями Руси средневековой, России дореволюционной, советской и современной, позволяют читателю составить своё мнение о роли последних в судьбе как отдельных лиц, так и всего русского народа.

2

Русь 1534 год. Город Опочка

Небольшой городок Опочка расположился по обе стороны реки Великая. Город-порт. Город-форт. Город-мастер. На всю большую Псковскую землю известны осенние Опочкинские ярмарки. Многие купцы стремятся попасть на них, потому что товар там всегда отборный, а цены для закупок договорные и доступные. Плывут в Опочку в начале сентября с севера корабли аглицкие и немецкие, голландские и шведские. С юга вереницей встали на подступах к городу ладьи из далёкой Персии, стройные парусники Ханства османского, плотные высокобортные лодки ногайских и таврических торговцев c перекупленными товарами из Самарканда, Бухары, Хорезма. К ним в ряд по бортам прилипли, как смола, лёгкие татарские ялики, отвязанные от грузных и глубоких лодок Тарабарских царей и мансийского княжества. Заранее условившись со здешними перекупщиками о жите, какое не растёт в мёрзлотах, везут сюда шустрые казанцы в мешках шкуры, партиями сбывая их уже на реке. Ещё в прошлом году зная о количестве и разновидности мехов и полностью уверенные, что их товар не залежится, сибиряки голосят, мотаются их косички направо-налево, кормчие стараются прошмыгнуть на быстроходных шнеках между раскоряченными пузатыми нефами. На них доставили из Средиземного моря богатым русским людям на заказ дорогую серебряную посуду, диковинную мебель, дорогой каррарский мрамор, освящённый Ватиканом, ковры и китайские шелка, что скупили у аравийских берегов. Продвигаясь по воде к нужному кораблю, ртутные мужички с длинными бородами узнаваемы всеми в их широких национальных платьях из хлопка, подпоясанных поясом, за который держатся и мешочек с табаком, и серебряная ложка для чистки языка, и кинжал. Хорошо потеснённые в землях и правах тремя последними русскими царями, татары всё ещё чувствуют себя в Сибирских улусах хозяевами, потому смело толкают в бока карбасы поморов с сушёной морской рыбой, радых любому мену, да беспалубные и пустопорожние плоскодонные байдаки запорожских казаков. Эти прилетели на ярмарку, как на крыльях, исключительно за оружием, за которое платят награбленными украшениям. Толкаются в очереди, ожидая своего часа для разгрузки, голландские плоскодонные ааки, финские баржи с насыпями соли и хивинские с хлопком. Обратно поплывут балтийцы с сусально-золотыми горами ржи. На юг же отгрузят в закрома исключительно ядрицу, бережно уложив в трюмы ровные колоски так, чтобы не повредить крахмальные пшеничные зёрна. А там виляет, пробуя втиснуться в любой проток, турецкая бастарда с темнокожими гребцами, прикованными к веслам, потому как все они для османцев враги или преступники. Буксирные суда местной верфи готовы стащить с мели просевших или зацепить за хвост тех, кому габариты не позволяют развернуться в акватории реки, и так не более ста метров, а теперь ещё и запертой транспортом. Неделя торгов начинается завтра, день портовых работ — как пол дня, нервы рабочих и гостей — как надорванные струны. Потому гремит на всю ширь Великой многонациональный бранный слог, понятный и доступный каждому, несмотря на его статус, ремесло, территориальную принадлежность, вероисповедание, государственность.

У каждого судна свой флаг, а потому знает портовый народ, какое кому отдать предпочтение. Гордые северные торговцы степенно ждут, пока развернёт корму их кораблей шустрый чернявый мужичонка возрастом под тридцать.

Распорядитель был точно из местных, при разговоре он глотал гласные, словно кто пихал его в зад на каждом слове. Молодой молдавский князь Стефан с кормы своего судна наблюдал за тем, как русский пришвартовывает корабли, здоровается с каждым гостем на его языке и по-приятельски, ловко разводит дела. В трюмах знатного молдаванина кипело вино, плавились на солнце дыни, гнили арбузы, а копчёные по-особому рецепту свиные ляжки выпускали пар из деревянных ящиков. Свежие продукты Молдавии всегда ждали те, в чьих странах вырастить их невозможно. А потому знал Стефан, что лучше договориться с портовым управленцем, чем выгребать из трюмов забродивший компот. Добродушные южные гости обычно везут то, чем можно одарить русского, от действий которого зависит так много.

Кликнув матросам спускать на воду шлюпку, молодец с пышными усами задрал руки, оттянул резинку рубахи на поясе и вытряхнул из широких рукавов хлебные крошки. Стянув походные сапоги, он размотал онучи, сунул ноги в нарядные красные опанки, гребнул клешнёй слипшиеся волосы, чтобы подпушить, и уже через несколько минут оказался на деревянной пристани.

На сходнях в этот момент стоял литовский корабль. Недавно подписанное королём Сигизмундом II и Еленой Глинской семнадцатилетнее мировое соглашение позволяло купцам литовским и польским свободно торговать по всей Руси от Великого Новгорода до Киева, от Опочки до Новгорода Нижнего. Южные улусы, довольные этим договором, за мзду спокойно пропускали суда северян и в Астрахань, и в Константинополь. Мир России со Швецией и закреплённые шортными клятвенными грамотами границы двух стран по реке Оксе, дали свободу торговым людям северных морских государств. Дружба недавно почившего русского царя Василия Иоанновича с султаном Сулейманом Великолепным охраняла речные и морские торговые суда под российским флагом. Значит стоило ливонцам поскорее выставить на показ свои мечи и пищали, парусное полотно и фландрийское шерстяное сукно, фламандские полотна и флорентийские настенные ковры, рейнские металлы и нормандские канаты, порох, бумагу и кружево, чтобы, тоже по-быстрому, обменять их оптом у местных на хлеб, воск, мёд, пушнину, щетину, рогожи, дёготь и, прокрутившись, не проморгать забрать в обмен у восточных торговцев пряности и благовония, восточные курения и целительные травы, шёлк и хлопок, молодильные ягоды гумми, розовое масло, ковры, лошадей и, конечно же, невольников. Последний товар был доступен не всем. Прошли в Европе Средневековые времена. Права на покупку людей держали лишь отдельные вельможи. Брали на это особые кредиты у еврейских ростовщиков. Что же до Руси, тёмной для Европы и бесправной, то здесь отношение к торговле пленными было в разных местах своё. В южных землях рабов продавали и меняли без особой укоризны, а вот свободолюбивые псковичи и новгородцы даже не ставили для этих нужд рядов. Однако любой из приплывших торговых людей знал, что за звон золота и серебра в трюмах всегда есть крепкие белозубые магометане, которые буду хорошо служить при любом дворе.

Замешкавшись с разгрузкой бочек с португальским ромом, ливонец упустил из виду распорядителя. Тот, наоборот, времени не терял и уже отвечал на приветствие Стефана.

— Ты почём, мужик, знаешь, как зовут правителей разных стран? Для простого распорядителя больно ты умён.

— Дуракам быть нъдлежит в коровнике, вельможный гъсподарь, — отвечал мужик с важностью, но учтиво: — А мне место полагает знать, кого чтить и за чьё здравие кричать.

— Так за чьё мне крикнешь? — прищурился молдаванин. Русский, гаркнув грузчикам, чтобы брали бочки на плечи и так спускали на берег, а то, неровен час, упадёт какая с дорогим зельем, душу из него вытрясут, ответил Стефану без затеи:

— Ты пъшто спрашивашь? Не ваш ли Пътр Стефанович не так давно засылал гънцов к нашему царю Ивану Васильевичу и матушке его Елене мир просить и зъщиту от османцев?

— Твоя правда, так и есть, — проскрипел Стефан сквозь зубы и тихо добавил: — Но меня от господарнего благоволения для Рареша уж избавь. Я здесь хоть и по его наставлению, а торгую сам по себе. Понял?

Мужик пристально поглядел на молдаванина и ответил также тихо, да без намёка на шутку:

— Шьтоб пънимать есть на то Дума бъярская и братья гъсударевы. Поди у Мърозовых, Въронцовых, Шуйских да Бельских ума поболе мъво, шьтоб решать, кому что кричать. Так что, ежли ты с миром — проходи, а къли за смутой пришёл, нам её и своей вдосталь от дядек царёвых. Понял?

Стефан глаза выпучил, дивясь такому слогу:

— Тебя как зовут?

— Вот с этого бъ ты и начънал, пътому как имя для каждого чъловека роднее родины. Николаем мъня кличут. А тебя как величать?

— Стефан, — гость приложил ладонь к сердцу, кланяясь и каясь: — Прости, Николай, за неучтивость. Толковать с тобой мне приятно, но в трюмах моих лежит нежный товар. Боюсь, до вечера он не достоит.

— Понял я тебя, господарь, но лишь напъловину.

— Полную разгадку я тебе обещаю, если поможешь в моём деле.

— Отчего не помочь? Для тъго здесь и стою. Пъкажи мне, где твой корабль? — он неспеша разглядел судно и кивнул: — Гони его к верфи у во-о-он того причала за рукавом, и скъжи, что я прикъзал. Так и скъжи: «Николай, портовый распърядитель, велел прънять швартовы». А как туда пъдплывёшь, проси брата мово Влъдимира, да скъжи, что уключины у тебя сломаны. Он дальше скажет, что делать.

— А как признаю я брата твоего, Николай? Не спутать бы да не оплошать. Потеряю очередь в строю, потом вовсе не вклиниться мне в ряд. Глупо у вас тут всё организовано. Смотри как плотно стоят корабли один к другому. Упаси, Господи, случится пожар, так займётся вся река и огонь на другой берег по палубам и мачтам в два счёта перекинется.

— Твоя правда, Стефан, не знъю как тебя по батюшке.

— Романович.

— Твоя правда Стефан Ръманыч. Тълько кто меня здесь пъслушает, да ещё сей час? Кверху тормашками земля и небо. Но ты не тушуй. Река не так широка, шьтоб пъ-иному дело править. Да и морозы наши не спъсобствуют тому. С ноября по март торги встанут. А нъсчёт брата маво нъ ошибёшься, так как на меня он совсем не пъхож: крепок, молод, волосами и кожей светел, ликом приятен, умом богат. Гъворит он мало, но дельно. Не тушуйся обмана, для нас слово дороже денег. К тому же ты не из простых приближённых, так ведь? Чую, в родстве ты был къком с тем, чьё имя носишь, и кто прославился Великим.

— Умён ты всё же, Николай. Ладно, верю тебе на слово. А благодарность принесу тебе, куда скажешь.

— Брат всё скажет. Иди! Некода больше толковать, — разозлился вдруг Николай. Но уже когда Стефан прыгнул обратно в свою лодку, нашёл миг, чтобы махнуть ему издалека.