Княжеский крест. Исторический роман

Владимир Уланов

Исторический роман Владимира Уланова «Княжеский крест» – художественнное произведение о важных событиях 13 века, когда раздробленная Русь была почти полностью разграблена и сожжена татаро-монгольскими полчищами. Тысячи русских людей были уничтожены или угнаны в плен к татарам на непосильные работы. Но, несмотря на все это, русские воины находили в себе силы защитить себя, свою семью и Родину.

© Владимир Уланов, 2018

ISBN 978-5-4493-0496-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Владимир Уланов

Тогда Иисус сказал ученикам своим:

если кто хочет идти за Мною,

отвергнись себя и возьми крест свой,

и следуй за Мною.

Мф. 16,24 из Евангелия

Будьте мудры, как змеи, и

просты, как голуби.

Из Св. писания

Исторический роман Владимира Уланова «Княжеский крест» — художественное произведение о важных событиях 13 века, когда раздробленная Русь была почти полностью разграблена и сожжена татаро-монгольскими полчищами.

Тысячи русских людей были уничтожены или угнаны в плен к татарам на непосильные работы. Но, несмотря на все это, русские воины находили в себе силы защитить себя, свою семью и Родину. В то же время с запада немцы, шведы и литовцы пытались захватить территорию Новгородского княжества единственный оплот Руси, который еще сохранил свою независимость.

Ярослав Всеволодович, Владимирский князь, отец Александра Невского, понял, что сопротивление огромной силы татар бесполезно, и он ищет мира с ханом Батыем, но становится жертвой имперских интриг татаро-монгольских ханов. Дело отца своего продолжает Александр Невский, который спасает Русь от полного разорения и закладывает основу создания Российского государства. Хотя ему приходится самому пройти через многие испытания, которые подрывают его здоровье и так же, как его отец, становится жертвой интриг католической церкви, которая стремилась насадить чуждую русскому народу веру.

Часть I.

Испытание

О, злее зла честь татарская.

Из летописи

1

Ранней весной Иннокентий четвертый, глава католической церкви папа римский сидел у раскрытого окна, наслаждаясь вечерней прохладой. В парке его резиденции буйно цвели сады, принося в помещение, где находился священнослужитель, тонкий аромат цветущих деревьев. В этом году весна пришла ранняя, теплая, радовала солнечными и даже жаркими днями.

В это время мысли папы римского были далеко от своей благодатной страны. Сейчас его волновало совсем другое. Как глава католической церкви, он заботился о расширении ее сферы влияния на веру и умы народов. Почти вся Европа была беспрекословно подчинена римской церкви. Везде были его ставленники кардиналы, посланники иезуиты, которые несли слово божье верующим и еретикам. А кто не хотел попадать под влияние истинной веры, для тех применялись различные методы соблазна, запугивания и насилия. Иезуиты — верная гвардия папы — ради истинной веры шли на подкуп, лесть, обман, а в некоторых случаях применялись яд, кинжал и завоевание чужих земель для насаждения католичества. На все это их благословлял глава католической церкви, обещая им прощение всех грехов и вечное блаженство в раю после смерти.

Сегодня думы Иннокентия, прежде всего, были о непокоренных еретиках — литовских и финских народах, а особенно русских. Необъятная и богатая Русь издавна не давала покоя римской церкви. Видя раздробленность Руси, вражду между князьями и их обособленность, неумение объединиться против своих врагов, еще в декабре 1237 года папа Григорий девятый призывал начать крестовый поход против еретиков русских. Политическая обстановка на Руси давала надежды большого успеха задуманного похода. Русь была разделена на многие княжества с самолюбивыми, завистливыми и алчными князьками, которые постоянно вели междоусобные войны. Кроме того, татарские орды сначала Чингисхана, а затем хана Бату полностью ослабили Русь и разорили западные и южные княжества русских. Появилась возможность отхватить лакомые кусочки от Литовского, Галицкого и Новгородского княжеств. Но там католикам оказали жесточайшее сопротивление, особенно русские под предводительством Александра Ярославича, новгородского князя. Завоеватели новых земель — шведы и немецкие крестоносцы — были полностью разбиты талантливым полководцем на Неве и Чудском озере. Не добившись желаемого, католическая церковь не успокоилась на этом. Папа Иннокентий решил добиться своего если не силой, то хитростью и попытаться переманить русских на свою сторону, используя непростое положение Руси как во внутренних распрях между князьями, так и с Золотой Ордой, которая жаждала покорить русские земли. Они уже опустошили большую часть княжеств непокорной Руси. Ненасытные полчища татар грабили завоеванные земли, сжигали города, убивали и угоняли людей в плен на непосильные работы. Все это давало возможность католической церкви попытаться использовать сложившуюся обстановку в своих целях.

Осмыслив все это, Иннокентий решил действовать, но уже по-другому, более осторожно, брать хитростью, лестью, коварством ради божьего дела, дабы обратить заблудших еретиков в католическую веру.

От всех этих размышлений его оторвал брат Гавидо, который был у него в услужении. Монах неслышно подошел к папе и сообщил:

— Ваше святейшество, к вам пришли кардиналы Вильгельм де Рубрук, Плано Карпине и иезуиты монахи Гольд и Ремонт.

Иннокентий сразу же оживился, на его суровом лице промелькнуло подобие улыбки, в глазах появились радостные огоньки. Его худощавое лицо немного оживилось, но он быстро овладел собой, надел маску неприступности и суровости и уже с безразличием произнес:

— Зови их, брат Гавидо.

Монах открыл дверь, позвал священнослужителей и удалил пропуска приглашенных. Те неспешно приблизились к папе, по очереди приложились к сухой ручке Иннокентия. Тот пригласил их сесть на кресла, которые стояли вдоль стены.

После того как кардиналы и монах удобно расположились, Иннокентий произнес:

— Я пригласил вас для очень важного разговора о деле, которое потребует много сил и, возможно, даже вашей жизни ради нашей святой веры.

Приглашенные смиренно слушали, опустив глаза в пол, не задавая вопросов.

Папа, пристально глядя на сидящих перед ним служителей католической церкви и Ватикану, своим старческим, но еще сильным голосом продолжал:

— В странах Европы наша церковь имеет почти везде свое влияние и беспрекословное подчинение нашему слову божьему, кроме Литовского княжества и княжеств Руси. И это вы не хуже меня знаете, что с востока идут несметные полчища варваров, так называемых татаро-монгол. Они уже разбили в пух и прах русских на реке Калке и опустошили южную и западную Русь. Мало того, их хан Батый, который образовал свое ханство в низовьях реки Итиль, без особого сопротивления прошел почти всю Европу, завоевал венгерское княжество и вышел к Адриатическому морю. Но благодаря тому, что ханы, которые шли вместе с Батыем, рассорились из-за соперничества за власть и ушли от него, это спасло нас от нашествия варваров, а Батый, побоявшись, что у него в тылу непокорные русские, приостановил поход и вернулся на реку Итиль, где основал город Сарай. Поэтому мы во что бы то ни стало должны распространить свое влияние не только на русских, финнов, литовцев, но и на татар. Наши иезуиты обязаны быть везде и наставлять этих варваров словом божьим, нашей католической церкви.

Вильгельм Рубрук заерзал на своем креслице и, перебив папу, спросил:

— Не уж то, ваше святейшество, думаете нас послать к этим дикарям и варварам? Они ведь еще не люди! Татары ходят в шкурах, и у них обычаи, как у хищных животных. Эти люди не щадят не только другие народы, но и друг друга. Ехать — то туда, ваше святейшество, даже страшно.

— Не надо бояться, брат Вильгельм, с вами будет распятие, святое писание, слово божие и мое благословение.

Кардинал Рубрук примолк, смиренно опустил голову, перебирая четки.

Иннокентий продолжил, вкладывая в свои слова интонацию, не терпящую никакого возражения:

— Вам, Вильгельм Рубрук, Иоанну де Поликарпо и Плано Карпине предстоит путь в Орду и далее в центр варварского гнезда Каракорум. Путь будет дальний и опасный. Поэтому к путешествию готовьтесь тщательно, подберите с собой каждый по несколько монахов и иезуитов для выполнения различных поручений и для связи со мной. Мне постоянно пишите полные отчеты о вашем путешествии: что увидите, услышите, а также о деяниях, которые вы будете совершать ради святой церкви и распространения нашего божьего слова. Тебе, Вильгельм, быть главным во всем этом деле. Ваша задача, кардиналов святой католической церкви, вести переговоры с татарами. Их не бойтесь, они терпимы к любой вере, хоть и язычники. Кроме того, старайтесь русских князей столкнуть лбами как между собой, так и с татарами. Не гнушайтесь ничем. Сейчас русские князья приезжают на поклон к Батыю, а также к царице татарского престола регентше Туракине сына своего Гаюка, чтобы получить ярлык на княжение в своих же княжествах. Предлагайте татарам свою дружбу и любовь, не гнушайтесь обещаниями, дарите им подарки.

— Ваше святейшество, — прерывая речь папы, неожиданно спросил Иоанн де Поликарпо, — где же мы подарков дорогих наберем?

Папа нахмурился, недовольный тем, что его прервали, но с раздражением ответил:

— Все, что вам нужно, будет выделено из нашей казны. Мы не пожалеем сил и средств для того, чтобы обеспечить безопасность Европы от татарского нашествия. Хотя великое царство, которое создал Чингисхан, уже стало распадаться на отдельные улусы и орды, но опасность для нас еще велика. Надо сделать так, чтобы татары рассорились с русскими и воевали друг с другом. Мы в это время будем действовать по принципу: разделяй и властвуй. Попытаемся подчинить под свое влияние Литовское, Галицкое и Новгородское княжества.

После этих слов Иннокентий повернулся в сторону монахов Гольда и Ремонта и, обращаясь к ним, в приказном тоне сказал:

— Вам же, братья, Иисусовы слуги, придется отбыть в Новгородское княжество. Возьмете с собой тоже монахов и иезуитов, пусть они поживут в Литовском и Галицком княжествах, а в Новгород к князю Александру явитесь сами и попытайтесь его уговорить венчаться королем Руси с принятием католичества. Он пока почему — то не торопится посетить татар, либо что-то выжидает, либо что-то задумал. Своего старшего сына Андрея князь Ярослав уже давно отправил в Каракорум, и он уже у татар доживает второй год, и как сообщают мне братья монахи, и сам Ярослав собирается отбыть сперва к Батыю, затем в их столицу.

И обратившись к Иоанну де Поликарпо, наставительно сказал:

— Тебе же, брат Иоанн, необходимо любым путем помешать переговорам князя Ярослава и, самое главное, стравить их друг с другом. Здесь все средства хороши. Запомни, что мир между татарами и русскими нам не нужен.

Монах Иоанн поднял голову, перестал перебирать четки и озабоченно спросил:

— Сколько же дней пути до Каракорума?

— Наверно, месяца два, а может и три, как будете поторапливаться в пути, — ответил Иннокентий, поправляя шапочку на голове. Он медленно встал и стал прохаживаться по своему кабинету. Подошел к раскрытому окну и, вглядываясь куда-то вдаль, не поворачиваясь к своим собеседникам, сказал:

— Ради веры нашей, ради слова божьего и наставления варваровна путь истинный мы пойдем куда угодно, мы понесем слово божие.

Папа повернулся к сидящим, поправил свою мантию и, снова усевшись на искусно отделанное слоновой костью и золотом массивное кресло, которое больше походило на трон, продолжил:

— Вспомните, братья мои, скольким уже народам мы указали путь к вере в господа нашего, принесли варварам культуру, вложили в их умы и уста божие слово. Наш путь не был устлан розами и богатством, он был тернистым и даже мученическим. Многие братья ради нашей веры положили свои жизни, но знайте, Господь все видит, все знает. Каждому из вас воздастся по заслугам за служение Господу, и будет вам вечное блаженство в чудесных садах рая.

— Ваше святейшество, на какое время нам планировать свой путь в далекие края? — смиренно спросил Плано Карпине.

— В ближайшее время вы должны отправиться в дорогу, чтобы опередить владимирского князя Ярослава. Вам, прежде всего, нужно у татарских ханов до прибытия русских создать о них отрицательное мнение.

Плано Карпине приподнял голову, устремив преданные голубые глаза на папу, смиренно спросил:

— А если татары нам не поверят, что тогда?

Усмехнувшись, папа ответил:

— Возможно, и не поверят, но своим словом вы внесете сомнения в их умы, а это уже немало. Татарские ханы редко кому доверяют. Они тоже, как и русские, враждуют меж собой, соперничают из-за власти. Придет, конечно, время, когда это варварское государство развалится, но это будет еще не скоро. У татарских ханов всегда рождается много детей. Сыновей своих они наделяют владениями, где бы они могли кормиться, иметь свою армию и повелевать народами. Все это приводит их к вражде между собой. А если вы очень тонко намекнете, что русские князья что-то замышляют против них, то им грозят большие неприятности. В этих случаях татары очень жестоки. Часто после приема в Орде и в Каракоруме вызванные князья лишаются жизни.

— А если и нас постигнет такая участь? — в страхе спросил Иоанн де Поликарпо.

— Едва ли. Во-первых, вы явитесь к варварам не с просьбами, а с божьим словом и с предложением великой дружбы. Кроме того, одарите их богатыми дарами. А это татары любят, чтобы брать и ничего не давать. И еще, они терпимо относятся к священнослужителям любой веры. Но предупреждаю: не лезьте сразу же к ним с нашей верой, а присмотритесь сперва. Изучите их жизнь, быт, каким идолам они поклоняются. Относитесь с уважением к их обычаям и верованиям, они это очень любят.

— А кто же у них Бог, кому они молятся? — опять спросил иезуит Иоанн.

— Молятся они, как утверждают монахи, уже побывавшие у них в логове, всеобщему Богу и Чингисхану. Они Чингисхана обожествили и обращаются к нему, считая, что он с неба все видит и слышит и помогает побеждать врагов.

Монах Гольд, поправив свою черную накидку с капюшоном, прекратив перебирать четки, подобострастно глядя на папу, спросил:

— А правда ли говорят, что татары заставляют всех пить свой отвратительный кумыс, а когда сильно угодишь хану, то в знак благодарности дарит женщину и заставляет на ней жениться? Как же быть нам в таком случае?

Иннокентий на некоторое время задумался, затем ответил:

— Все это, конечно, искушение дьявола, но от кумыса и подарков хана ни в коем случае не отказывайтесь. А если уж и подарит вам хан татарку, спать с ней и грешить вас никто не заставляет. Пусть будет у вас в услужении. Но это не самое главное, что вы встретите на своем пути, много вас еще ждет испытаний, поэтому будьте мудрыми.

Все присутствующие молчали, никто больше не проронил ни слова, весь их вид выражал покорность и желание служить Богу. Они не принадлежали себе и поэтому по первому же зову должны были идти хоть на край света, чтобы нести божье слово.

2

В этом году осень выдалась теплая и почти до самого ноября радовала хорошей погодой. Деревья уже скинули листву, стояли обнаженные и тихие, как бы ожидая зиму, когда она наконец-то наступит и оденет их в белые шубы, покроет ветви серебристым инеем. И действительно, уже к концу месяца стало холодать, полетели первые снежинки. Подул холодный ветер.

Князь Александр Ярославич со своей дружиной подъезжал к городу Владимиру, где правил его отец князь Ярослав Всеволодович. Он спешил и не давал передохнуть своим ратникам. Многочисленная конная дружина князя была хорошо вооружена. Закаленные в боях воины понимали, что надо поторапливаться, и никто из них не произнес слов недовольства.

На каждом воине поблескивали кольчуга и латы, к седлу приторочено копье, щит круглый или треугольный, сбоку пристегнут изогнутый или прямой меч. На голове сферической формы шлем с невысоким шишаком, который отводил в бою от смертельных ударов меча, топора или кистеня.

Сам же молодой князь Александр заметно отличался от своих воинов и по военному снаряжению, и внешним видом. Его лицо, на первый взгляд румяное и добродушное, уже носило на себе печать власти. В переносье пролегли две не по годам глубокие складки, а голубые глаза во время решительных действий становились синими, светясь стальным блеском. Из-под шлема с откинутой полумаской выбилась темно — русая прядь волос с ранней сединой. С левого боку в ножнах был пристегнут длинный острый меч с перекрестием и полуторной рукояткой. Вместо кольчуги были надеты пластинчатые доспехи с нагрудными зерцательными бляхами, на запястьях поблескивали стальные поручни, а на ногах наколенники. Сверху небрежно накинута плотная красная накидка.

Князь спешил, боясь, что не захватит своего отца, который собирался в ближайшее время отправиться в Орду, а там и в Каракорум.

Александр Ярославич за победу над шведами на Неве был прозван в народе Александром Невским.

Знал бесстрашный воин, что путь его отца к татарам будет нелегок. Часто русские князья, вызванные татарами на поклон к ханам, пропадали бесследно в степях или были убиты по прихоти татарских ханов. Поэтому — то тревожился Александр за своего отца, зная, какие испытания ждут великого князя владимирского.

Вот и показались высокие стены Владимира. Александр Невский, не ожидая, когда подойдут его обоз и утепленные крытые возки, в которых ехали его жена Александра с дочерью и сыном Василием, пришпорил коня и, увлекая за собой всю дружину, во весь опор помчался к воротам города. Со стен дозорные, увидев воинов, дали знак о приближении к крепости ратников. Вскоре на колокольне ударил набат, извещая город о великой радости — приезде Александра Невского. Городские ворота распахнулись, ожидая путников. А у ворот появился и сам Ярослав, и его приближенные воины и слуги. Князь с нетерпением ожидал сына, чтобы обнять его и провести в готовые хоромы, которые недавно отстроили специально для Александра. Отец его очень любил, чем вызывал ревность у других своих детей. Это были, что называется, родственные души. Все их мысли и дела были схожи, и они подолгу просиживали за беседой при редких встречах. Они оба хотели укрепить Русь как единое государство, прекратить споры и войны между князьями, чтобы дать отпор наседающим врагам с запада и востока.

Александр у ворот остановил коня, бросил поводья, подбежал к отцу, и они обнялись и расцеловались.

— Я уж, батюшка, не чаял, что захвачу тебя еще здесь!

— Зря так спешил, сын, я ведь двинусь в путь, когда ударит хороший мороз, когда станут реки. Уж больно хлопотно через них сейчас переправляться. Так что, сын, у нас с тобой еще недельки две будет возможность провести вместе. А жена и детки — то где? — спросил князь Ярослав.

— Да вот они, в возке подъехали, — указал Александр на подъезжающую крытую повозку.

— Погляжу на своих внучат, какие они стали, — сказал князь и пошел встречать сноху с внуками.

— Дед, а, дед, что же ты и меня не обнимешь? — подойдя к великому князю, спросил маленький внук Василий.

Ярослав с удивлением посмотрел на мальчика, одетого по росту в кольчугу, в шлеме и с маленьким мечом на боку, и воскликнул:

— Надо же, внук мой княжич Василий! Настоящий воин! — и обнял его, приговаривая: — Воин — то какой стал, пора уже и княжить. Надобно подобрать тебе княжество. Где княжить — то хотел бы? — хитровато прищурившись, спросил дедушка.

— А вот, ты великий князь владимирский, уедешь к татарам, а я останусь за тебя править княжеством.

— Вот это достойный ответ княжича! — восхитился Ярослав, а затем добавил: — Вот только ты еще маленько маловат, но уж осталось немного. Сколько тебе уже годиков?

Василий, выпятив грудь, гордо ответил:

— Уже шестой год пошел. Пора уже скоро княжить. Вот ты уедешь в Орду, я за тебя и останусь.

Все окружающие заулыбались, а дед, подняв внука на руки, поцеловал его, с улыбкой сказал:

— Сразу видно, чья кровь течет у этого молодого князя! Настоящий витязь! Наверно, и князь из него хороший будет. Есть нам теперь, Александр, на кого дело свое оставить!

Поставив на ноги внука, Ярослав Всеволодович обнял сноху Александру, поцеловал внучку со словами:

— А ты, Александра, все хорошеешь, и дочь вся вылитая в тебя уродилась, чем больше она становится, тем больше на тебя похожа. Видно, с князем Александром живете душа в душу. Ведь недаром на Руси говорят: если жена хорошеет, значит, муж жалеет свою суженую.

— Жалеет батюшка, не обижает. Вот только редко бывает дома. Опять готовит поход на литовцев. Говорит, что одолели они русскую землю своими набегами. И не знаешь, батюшка, после таких походов принесут его на щите, или калекой вернется, или убьют злые враги, но пока Господь милует его. Видно, Господом ему предначертано нести свой тяжкий княжеский крест.

После слов княжны отец и сын многозначительно, с улыбкой переглянулись, и Ярослав сказал:

— Видно и вправду Богу угодно, чтобы мы за свою Русь, за свой народ радели, не жалея живота своего.

Великий князь, взяв за руки внучку Евгению и внука Василия, повел их в ворота, увлекая всех гостей за собой.

Жители города стояли вдоль дороги, которая вела к новым хоромам князя, желая увидеть народного героя, витязя Александра Невского. То и дело из толпы слышался крик:

— Слава Александру Невскому! Слава нашему герою!

Александр смущенно улыбался, с интересом разглядывая горожан. А люди все прибывали и прибывали, каждый из них хотел увидеть прославленного полководца и даже прикоснуться к нему. Многие помнили его, когда он был еще совсем маленьким княжичем.

Князь Ярослав с внуками и женой сына Александрой вошли в новые княжеские хоромы, а Невский задержался на подворье, для того чтобы дать распоряжения по размещению своей дружины. Он стоял в окружении сотников и десятников, указывая им, где какая сотня расположится на постой, когда на подворье рысью въехали его братья Константин и Андрей. Завидев брата, соскочили с коней, бросили поводья, радостно улыбаясь, подошли к гостю. Константин обнял Александра, расцеловал его крест — на крест по — христиански, похлопав по плечу, сообщил:

— А мы тебя, братец, сегодня не ждали и с Андреем решили немного поохотиться в ближних лесах, — и указав на притороченную дичь и кабана, привязанного и переброшенного через седло, пояснил: — Нынче в лесу прорва дичи, и кругом ходят кабаньи стада. Видно, после опустошительных разорений и пожаров южных русских земель даже птицы и звери лесные ушли к нам.

— Но вы, братцы, молодцы, — похвалил Александр, — как раз свеженины добыли к нашему приезду. Будем готовить твоего кабана на вертеле и попьем медов и хорошего вина.

Андрей, стоящий сзади Константина, наконец, вышел вперед, подошел к брату, и они обнялись. Невский, обнимая Андрея, сказал:

— И здоров ты, братец, стал, пора тебе где — ни будь княжить. Может, уж давно бы княжил, если бы не татары. Теперь они раздают по своему велению ярлыки на княжение. Без Орды и Каракорума мы ничего не решаем. Пока ханша Туракина не повелит, где кому править.

Александр повернулся к Константину, спросил:

— Ты, братец, проехал Русь, степи, побывал в самом логове монголов. Неужели Русь действительно так разорена, как люди рассказывают, которые бегут к нам с южных земель?

— Так оно и есть, братец, — грустно ответил Константин и добавил: — Кругом сожженные города и поселения. Разрушены крепости Козельск, Смоленск и многие другие. Везде разорение и смерть, принесенная бесчисленными полчищами голодных татар. Только человеческие кости да стаи черных ворон можно увидеть на русской земле или оборванного нищего, упорно пробирающегося подальше от этих опустошенных мест, да конные разъезды монгол, рыскающих по степи в поисках добычи.

Александр Невский, перебив рассказчика, спросил:

— Скажи, Константин, чем же татары берут, неужели уж они так сильны, что побеждают всех своих противников?

— Представь, Александр, монгольского воина. Это низкорослый человек, скуластый, с узкими глазами, одетый в шкуры, на голове отороченный мехом колпак, на небольшой, правда, выносливой лошаденке без седла. Их воины имеют до трех луков с полным колчаном стрел и обязательно аркан, которым они владеют ловко. Более богатые вооружены кривым мечом, а некоторые пикой с крючком на конце, чтобы стаскивать человека с седла. Щит у них сделан из ивовых или других прутьев. Так в основном выглядят все их воины. Против наших ратников они слабы и берут в бою большим числом, хитростью и коварством.

— А как же организовано их войско? — поинтересовался уже побывавший во многих битвах полководец.

— А это, Александр, еще интересней. Войско монголов делится на десятки, сотни, тысячи и тьмы. Во главе десяти человек стоит десятник, во главе десяти десятков — сотник, во главе десяти сотен — тысячник, а во главе десяти тысяч — тьмы — ставят двух или трех вождей, а подчиняются они кому — нибудь одному из них. Когда же войско воюет, то если из десяти человек кто — то бежит с поля боя, то умерщвляются все. Кроме того, если в бою кто — то из трусости не вступает в бой, то все тоже умерщвляются, а если из десяти в плен попадает хотя бы один воин и он не освобождается, то всех тоже умерщвляют. За невыполнение приказа начальника — смерть. Вот они поэтому и прут на своих врагов с таким упорством. Потому что у них нет выбора: или с честью погибнуть в бою, или остаться жить, если повезет, и еще быть с добычей.

— Да!.. — молвил Александр, покачав головой. — Действительно трудно протиивостоять такому сплоченному войску. Немудрено, что наша русская армия была разбита на реке Калке, а затем на реке Сити, где погиб наш дядя великий князь владимирский Юрий Всеволодович.

— И это еще не все, Александр. Когда татары идут в поход, с войском движутся на повозках, запряженных лошадьми, верблюдами или быками, все их жены, дети со всем хозяйством. Воин свою добычу тут же доставляет по возможности в руки жены. И вот когда движется татарское войско, оно и вовсе кажется бесчисленным. А когда они осаждают крепость или город, защитники, увидев несметное количество костров ночью, иногда с перепугу без боя сдаются.

— Серьезный противник татары, — задумчиво произнес Невский.

— Уж куда серьезней, — подтвердил Константин и добавил: — Уж я — то насмотрелся на этих татар. До сих пор лихо. Думал, никогда не выберусь оттуда живым. Господь, видно, помог мне вернуться домой. Но вот теперь нашего батюшку ханша потребовала. Боюсь, как бы худо не было. Отец наш больно горяч, дров бы там не наломал.

— Не бойся, сынок, не наломаю, — неожиданно прозвучал голос отца, который подошел сзади, проводив Александру с детьми в княжеские палаты. — С татарами говорить с норовом — только себе вредить. Мне надобно получить от татарских ханов ярлык на правление княжествами. А ради этого я буду мудрым как змей и прост как голубь. Я думаю заключить с татарами мир, в битве нам с ними тягаться еще рановато. Надо еще Русь объединить, только тогда мы будем силой, которая станет противостоять им. Иначе они придут и разорят, и пожгут наши земли, города и поселения.

— Неужели, батюшка, ты хочешь с татарами мир водить, а не бить и уничтожать их любым способом? — возразил Андрей. — Я никогда не смирюсь с этими косоглазыми и буду уничтожать их всеми силами.

— И будет с твоей стороны очень глупо. Как только татары узнают, что ты с ними собираешься воевать, сразу же пошлют тьму, а может быть, и не одну. И вряд ли ты со своей дружиной устоишь против них. Только навлечешь на себя беду, — сказал Константин.

— Хватит, сыны мои, говорить, пойдемте в гридницу. Надо гостей наших угощать. Вон Александр с дороги устал и, наверно, есть хочет. Про татар можно говорить сколько угодно, только нам от этого лучше не будет. О них мы потом поговорим поподробней. Константин почти два года у них находился. Все про них знает, потом обо всем нам расскажет, — и, обняв сына за плечи, повел его в княжеские палаты, увлекая за собой остальных сыновей.

— Я ведь не распорядился, чтобы мою дружину покормили, заговорили совсем меня братья с этими татарами, — вдруг остановился Александр.

— Не волнуйся, сын, я уже распорядился, чтобы твои воины хорошо покушали и напоены были медами.

Александр с благодарностью посмотрел на великого князя, ответил:

— Ты как всегда, отец, прежде всего думаешь о дружине, чтобы они были сыты и хорошо отдохнули.

— Да уж, сын, вся моя жизнь прошла в походах, поэтому привык заботиться о своих ратниках. А у тебя витязи как на подбор. Я смотрю, что многие из них, еще когда ты был подростком, в твоей малой дружине служили. Я сам набирал крепких ребят твоего возраста. А сейчас стали настоящие богатыри. Уделил бы мне десятка два таких витязей для сопровождения в татарское логово.

Александр молчал, не говоря ни да, ни нет.

— Что молчишь?

— Я не думаю, отец, что у тебя в дружине хорошие воины извелись, — улыбаясь, ответил молодой князь, — я сам у тебя хотел попросить на помощь часть твоей дружины для будущего похода.

— Никак в поход опять собрался? Кого же громить в этот раз?

— Литовцы опять зашевелились. Делают набеги на Смоленскую, Витебскую, Псковскую и Новгородскую земли. Надо проучить литовцев и отбить у них охоту грабить наши земли.

— Папские воины тоже не успокаиваются. Все мечтают от Руси отхватить лакомый кусочек, — грустно сказал Ярослав и добавил: — И время — то выбрали такое, когда мне надо ехать в Орду.

— Я один с ними справлюсь, вот тебя провожу и сразу же в поход двинусь.

— Ладно, Александр, хватит о наших врагах, идем в палату, там уже столы накрыты с шипучими медами и яствами. — Потом с грустью вдруг сказал: — На могиле вашей матери и жены моей Феодосии побывать бы. Да далеко до Новгорода, не ускачешь. А хотелось бы перед дальней дорогой. Уж больше года как она умерла, а я все еще не нахожу себе места. Славная была княжна, помогала мне вести все хозяйственные дела, а сейчас все в запустении. Вот приеду от татар, надобно все приводить в порядок.

Отец и сын вошли в гридницу, где были накрыты широкие столы, где красовались уже зажаренная дичь, разные закуски, сладости, вино и русские меды. Княжеские скоморохи грянули веселую музыку. Заиграли сопели, ударили бубны и накры, закрутились в веселой пляске шуты. Князь Ярослав любил веселую музыку, и скоморохи это знали, поэтому старались угодить великому князю.

Ярослав Всеволодович и Александр сели за стол, за которым уже сидела вся княжеская семья. Великий князь произнес:

— Давно мы уже вместе не собирались, чтобы повеселиться и от души поговорить. Кто знает, придется ли еще нам всем пировать за одним столом, один Господь ведает.

3

В этом году зимние холода наступили рано. Хотя еще только было начало декабря, а морозы ударили крепкие. Реки и озера покрылись толстым слоем льда, что значительно облегчало путь через реки посланникам папы Иннокентия 1V в Орду и далее в Каракорум в монголо — татарскую империю. От длинной и утомительной дороги, которую проделали кардиналы и монахи — иезуиты, все очень устали. Они молили Бога, чтобы она скорее кончилась. Путники ехали в крытых повозках и верхом на лошадях. Изнуренные дорогой лошади медленно тащились по равнине. Кругом была унылая степь, запорошенная снегом. Только иногда в оврагах и по берегам попадающихся речушек виднелись ивы и небольшие кустарники да высохшие камыши у берегов озер. Сухой ковыль, еще не спрятавшись под мелким снегом, колыхался под дуновением ветра, который пробирал путников до костей. Католики кутались в свои плащи с капюшонами, надев под них все теплые вещи, которые у них были. Но холод проникал повсюду. Путники, чтобы не замерзнуть совсем, часто выскакивали из своих повозок и шли рядом, чтобы согреться при ходьбе, а когда была возможность, останавливали свой караван, ставили повозки кругом, зажигали костер, грелись и готовили горячую пищу. Путь их был нелегок. Кроме всех трудностей, которые они встречали на своем пути, им часто докучали татарские разъезды, рыскающие по бескрайней степи в поисках добычи. Тогда служителям церкви приходилось с трудом отбиваться от наглых и назойливых татар и даже вставать в оборону, вытащив оружие из — под плащей. Каждый иезуит прекрасно владел мечом и мог постоять за себя, но до кровопролитной драки дело не доходило, так как кардиналы сразу же приводили толмача, который сопровождал их в пути. Тот объяснял им, что это посланники римского папы, и показывал подорожную, присланную ханом Бату главе церкви Иннокентию, для свободного продвижения послов. Тогда татары требовали от путников подарков. На этот случай у монахов были заготовлены всякие безделушки из меди и цветного стекла.

Всякая дорога, какая бы она не была длинная, и ей бывает конец. Уже к полудню путники на горизонте увидели татарскую столицу.

Вильгельм Рубрук велел всех предупредить, чтобы были готовы ко всяким неожиданностям. Из рассказов монахов он уже знал, что татарские воины, которые рыщут вокруг города, способны на все. Он обратился к кардиналам и монахам:

— Братья, сейчас начинается самое трудное. Ведите себя спокойно, не вступайте с воинами хана в разговоры, будьте осторо — жны. Не вздумайте обнажать оружие против татарских воинов. Иначе все для нас может кончиться очень плохо. Все разговоры будем вести через толмача.

— А если они полезут в наши повозки и начнут грабить, что тогда делать?

— Конечно, они будут вести себя как победители и действительно постараются взять у нас что — нибудь. Поэтому давайте всякие безделушки и заготовленные для такого случая недорогие яркие ткани, но самое главное — берегите, чтобы они не отобрали подарок хану Батыю от нашего папы римского.

— Да уж мы его и так упрятали, на дно телеги, заложили шкурами, — ответил, кутаясь от холода в свой плащ, кардинал Иоанн де Поликарпо.

Вильгельм Рубрук повернулся и, обратившись к иезуиту Вергилио, попросил:

— Пересядь на верховую лошадь, объезжай все возки и попроси всех, чтобы они были настороже.

В это время Плано Карпине, выглянув из возка, испуганно сообщил:

— Ну вот, к нам и гости пожаловали!

Все притихли, растерянно поглядывая друг на друга, кардинал Вильям, взглянув на своих спутников, улыбнулся и мужественно сказал:

— Что приуныли? Ничего не бойтесь. Привыкайте к бесцеремонности воинов великого хана Бату.

Послышался топот копыт, всхрапывание лошадей. Караван остановился, а татарские свирепого вида всадники закружили вокруг возков, потрясая короткими копьями, кричали:

— Кху, кху, кху…!

Монгольские воины, одетые в длиннополые шубы, с остроконечными меховыми шапками на голове, с темными безбородыми лицами, раскосыми глазами, кружили вокруг крытых телег на небольших лохматых лошадях с длинными гривами.

Вильгельм Рубрук, обращаясь к толмачу, спросил:

— Узнай у них, чего они хотят и где их военачальник.

Толмач выскочил из возка, замахал руками и громко стал кричать по — татарски.

Вскоре от всадников отделился воин на пегом жеребце, подъехал вплотную и заговорил с толмачом.

— Что он говорит? — с нетерпением спросил кардинал.

— Он говорит, что он нукер Бурунтай непобедимого Син — хана. Что его воины вправе как победители взять у них все, что они захотят, а если они будут сопротивляться, то нас лишат жизни и отдадут собакам на съедение.

Видя, что дело принимает крутой оборот, кардинал взял подорожную от Бату-хана, вылез из возка и подошел к всаднику, который значительно отличался от своих воинов. На голове у него был шлем, из — под добротной шубы видна была чешуйчатая кольчуга, на боку пристегнут кривой меч. В руках он держал короткое копье. Завидев кардинала, он с любопытством стал разглядывать своими раскосыми жадными глазами Вильяма, как бы оценивая его. И, видимо, одетый в простой грубой шерсти плащ с капюшоном, подпоясанным простой веревкой, служитель церкви не произвел впечатления на начальника монголо — татарских воинов. Он усмехнулся и, показывая на кардинала, спросил у толмача:

— Что он хочет сказать багатуру непобедимого великого Бату — хана?

Кардинал стал говорить, обращаясь к знатному воину и показывая подорожную от хана Батыя:

— Мы прошли долгий и трудный путь от самого моря. Мы служители католической римской церкви и пришли к вам с миром по приглашению самого Бату — хана. Мы устали от долгого пути и просим непобедимого багатура проводить нас к великому и всемогущему владыке Бату — хану.

Воин нагнулся, взял из рук кардинала подорожную, внимательно осмотрел ее, зацокал языком, произнес:

— Кху, кху…! — и обернувшись к своим воинам, крикнул.

Татарские воины, которые уже полезли в возки и стали прибирать к рукам все, что им понравилось, тут же замерли, кто где находился.

— Что он им сказал? — с удивлением спросил Вильгельм у толмача.

— Внимание и повиновение, — ответил переводчик.

Знатный воин, обращаясь к кардиналу, заговорил, толмач тут же переводил:

— Хорошо, мы вас проводим к великому хану, и больше вас никто не тронет, но то, что мои воины успели взять у вас, это не возвращается. Непобедимые воины не должны никому возвращать свою добычу. — Повернувшись опять к своим воинам, что — то крикнул, те быстро вскочили на своих лошадей, напряженно ожидая, что им скажет их начальник.

Только католики, окруженные татарскими воинами, двинулись в путь, как неожиданно из — за холма во весь опор выскочил всадник.

Сначала никто не понял, что это за человек мчится в бешеной скачке. Завидев путешественников, окруженных татарскими воинами, он свернул в обширную балку, поросшую деревьями и кустарниками. Через некоторое время появилась группа монгольских всадников. Увидев караван, сопровождаемый татарскими воинами, они остановили разгоряченных коней, восклицая:

— Ай — вах, ай — вах…! — и торопливо заговорили на своем языке. Знатный воин, выслушав их, стал кричать на преследователей, часто употребляя слово «Мишка». Те, понуро опустив головы, смиренно выслушивали его. Затем знатный воин показал им, где скрылся всадник, резко крикнул что — то по — татарски.

Плано Карпине, обратившись к переводчику, спросил:

— Что там у них случилось?

— Они говорят, что русский пленный Мишка подкараулил и удушил татарского воина. Переоделся в его одежду, взял его оружие, коня и пустился в бега. Бурунтай очень недоволен тем, что сбежал хороший мастер, что только он знал секрет изготовления булатных крепких и острых мечей. Показал, куда ускакал беглец. Затем крикнул им, что если они не поймают беглеца, то все будут умерщвлены.

— Да, — только и мог вымолвить Карпине, выслушав речь переводчика, и добавил: — Жестокие законы у варваров, поэтому немудрено, что они берут любые города и крепости. Нашим бы рыцарям у них поучиться.

— Нашим рыцарям против этих варваров в степи не устоять. Бату — хан со своим войском почти беспрепятственно прошел всю Европу до самого моря, еще бы немного — и дошел бы до Рима, если бы не разругался со своими ханами из — за власти, а те, обидевшись на него, покинули войско и увели назад в степь своих воинов, — сказал Карпине.

На некоторое время путники замолчали, каждый думая о своем. Наконец, первым заговорил иезуит Вергилио:

— Трудна будет наша миссия у татар.

— Никто не говорит, что легкая, но ради Иисуса и нашей веры мы должны вытерпеть все и, если понадобится, не пожалеть даже своей жизи! — высокопарно произнес кардинал Карпине.

Рубрук на эти слова ярого служителя церкви усмехнулся и спокойно произнес:

— Не надо, братья мои, жертвовать жизнями. Надо ульстить татарских ханов, ухитриться сделать так, чтобы они поверили в нас как в своих друзей. И самое главное — научиться влиять на их политику в нашу пользу. Нам надо стать нужными людьми ханам и сделать так, чтобы они не помышляли о новом походе по Европе, где находится наша паства. А стремиться стравить татар с непокорными княжествами Литовским, Галицким и особенно Новгородским.

Вскоре караван стал въезжать в город. Послышалась незнакомая разноязычная речь. Лай собак. Крики торговцев и менял. Жалобные стоны рабов, подгоняемых плетьми надсмотрщиков.

Католики стали выглядывать из своих возков, с интересом и удивлением рассматривать жилища жителей Орды. Это были круглые, плетеные из прутьев сооружения с отверстиями наверху, из которых кое — где шел дымок. Почти все эти домики стояли на колесах. С навешанными у входа пестрыми тканями. Причем все эти домики на колесах имели довольно внушительные объемы.

— Неужели они свои жилища постоянно возят на колесах? — с немалым удивле — нием воскликнул Вергилио.

— Да, эти домики на колесах, татарам в них удобно кочевать. Эти жилища у них называються юртами. Они покрываются войлоком, пропитанным салом, чтобы скатывался снег и дождь. Войлок они пропитывают еще известью или землей, поэтому юрты у них черные или белые, — пояснил католикам толмач.

Возки, окруженные татарскими воинами, долго ехали между юртами. Вильгельм с нетерпением спросил у толмача:

— Скоро ли мы прибудем на место? И неужели мы будем жить тоже в этих юртах?

— Орда — большое поселение, поэтому мне неведомо, когда мы прибудем на место. Это зависит от того, куда вас определят ханские начальники. А жить вы будете, конечно, в юрте. Там вам понравится. Эти домики теплые, внутри они обтянуты шкурами и коврами. У них каменных домов, как у вас, нет. Есть только Золотой дворец, выстроенный китайскими мастерами для Бату — хана, и то он предпочитает жить больше в юрте, чем в своем дворце. Вон взгляните на Золотой домик Бату — хана, — указал переводчик.

Все выглянули из возка и увидели в пелене низко стелющегося дыма, идущего из юрт, величественный Золотой дворец хана. Он был искусно выстроен мастерами с множеством башенок, с балкончиками и террасами.

— Просто великолепно! — воскликнул иезуит Вергилио и с удивлением добавил: — И хан предпочитает этому великолепному дворцу юрту?

— Татаро — монголы кочевники, и они с малых лет привыкли жить в юртах, постоянно передвигаясь по степи. Поэтому для них милее их жилья из войлока и шкур нет. Хан также привык жить на вольном воздухе и говорит, что в помещении он задыхается, ему кажется, что стены на него давят. Он иногда посещает свой Золотой дом на колесах, но спать ложится обязательно в юрте. Скоро вы обо всем узнаете и многому перестанете удивляться, — пояснил толмач.

Караван возков неожиданно остановился у трех юрт, стоящих рядом.

Бурунтай позвал переводчика и долго говорил ему по-татарски, то и дело показывая на юрты и путешественников. Затем он что — то крикнул своим воинам, и около десятка монголов соскочили с лошадей и заняли места у юрт для охранения. Сам же военачальник с остальными всадниками легкой рысью отправился по своим делам.

— Что он тебе сказал? — спросил переводчика кардинал Вильям.

— Велел располагаться в этих юртах. Здесь мы будем жить. Как только устроимся, татарские воины разожгут нам огонь и станут стеречь наш покой, — ответил переводчик.

— Что нас охранять? — с удивлением спросил кардинал.

— Если не будут охранять, то любой воин великого хана вправе зайти в вашу юрту и взять, что ему попадет под руку. Так что к утру у вас заберут все, даже снимут одежду, если она им понравится, — пояснил переводчик Гавино.

— Почему так все происходит? Неужели у татар нет никаких законов и ограничений? — возмутился Вергилио.

— Конечно, есть и очень строгие. За воровство друг у друга их лишают жизни. Если человек выдает себя за посла, а не является им, его тоже лишают жизни, — ответил переводчик.

— Тогда почему же они нас могут обокрасть?

— Потому что вы еще не встречались с Бату — ханом. И встреча эта может закончиться для вас трагически, а может и хорошо. Если же он вас примет с честью, то вы будете под защитой самого хана. Тогда он может вам оказать великую милость, подарить коня или женщину в жены, даже из своего гарема.

— Женщины для нас великий грех! — возмутился Карпине.

— Грех не грех, а отказываться от подарков нельзя, иначе можете навлечь на себя большую беду. А также если будут подавать кумыс в пиале, не вздумайте отказываться. Пейте и хвалите напиток, если даже он вам покажется неприглядным и не очень приятным на запах и вкус, — с улыбкой пояснил переводчик Гавино. И добавил: — Не один знатный князь лишился жизни за несоблюдение татарских обычаев. Таких людей выносили из ханского шатра убитыми.

— Откуда ты, Гавино, знаешь все про этих варваров? — поинтересовался кардинал Иоанн.

— К татарам я попал еще с первыми братьями, которых послал папа для знакомства с татарской страной, и мне пришлось жить среди татар два года. Мне легко давался их язык, и через несколько месяцев я свободно мог изъясняться с местным населением.

Пока переводчик рассказывал прибывшим католикам, как надо вести себя с ордынцами, простые монахи перенесли все имущество с возков в юрты.

В это время татарские воины откуда — то принесли дрова и разожгли костры прямо в юртах. Дым потянулся в верхние отверстия круглых домиков.

Вильгельм Рубрук, откинув полу одной из юрт, вошел в свое новое жилище. В помещении было уже довольно тепло, правда пахло чем — то кислым. По бокам юрт лежала постель — шкуры животных и пуховые одеяла. На костре уже стоял котел с нарезанными кусками свежей баранины. Путешественники стали располагаться, от усталости ноги гудели, и тянуло ко сну.

Вильгельм велел всем устраиваться, кому где нравится. А вскоре в котле закипело мясо, и через некоторое время татары выложили его на большое блюдо и пригласили католиков откушать. Уставшие путники, насытившись мясом, стали укладываться спать.

Вильям, уже залезая под несколько шкур и одеял, сказал:

— Давайте, братья, будем отдыхать. Завтра мы должны быть бодрые и полные сил. Еще неизвестно, какие сюрпризы готовят нам эта варварская страна и эти странные, не похожие на нас люди.

4

Михаил, завидев караван возков в сопровождении татарских воинов, на всем скаку свернул в обширную балку, поросшую кустарниками и деревьями. В ней было легко уйти от преследователей, скрыться в густых зарослях и где-нибудь затаиться. Но беглец не стал прятаться, он спешил как можно дальше уйти от погони. Тем более он знал, что татарские воины будут его догонять до тех пор, пока не изловят. Им без него возвращаться было нельзя, за невыполнение приказа военачальника их ждала незавидная участь: смерть. Поэтому беглец понимал, чем он дальше уйдет от них, тем больше шансов у него оторваться от своих врагов. По открытой степи ему нельзя было продолжать свой путь. Там он был как на ладони. И его могли перехватить не только преследователи, но и рыскающие по степи отряды монгольских воинов. Нужно было ждать темноты, чтобы продолжить путь дальше. Наконец, отыскав укромное место в густой чаще, в глубоком овраге, Михаил решил перевести дух. Дать отдохнуть себе и, самое главное — лошади. Ведь она была его последней надеждой, и ее надо было беречь больше, чем себя.

Михаил Романович привязал коня к толстой иве, отвязал притороченный полосатый мешок. Положив его у пенька, наломал побольше веток и надергал сухой травы, которую бросил пегой низкорослой монгольской лошадке. Погладил ее по длинной гриве со словами:

— Давай, родная, набирайся сил. Вся надежда на тебя. В степи в это время год чело век без лошади покойник.

Беглец набросал на пенек и рядом с ним побольше веток, а сверху травы. Присел. Затем стал рыться в мешке, ища чего-нибудь съестного. И действительно, на свою удачу, среди всякого барахла нашел большой кусок вяленого мяса и бурдюк, в котором что-то булькало. Сбежавший кузнец открыл сосуд, попробовал на вкус, думая, что там кумыс, но к своему удивлению обнаружил, что это вино, на что с восторгом проговорил вслух:

— Видно, хорошо татарин поживал, коли вино в бурдюке возил! Мне это все сгодится.

Михаил с жадностью стал есть вяленое мясо, запивая вином. Работая в кузнице хана Батыя, он жил впроголодь. Надсмотрщики не очень — то заботились о пропитании рабов. Обычно вечером приносили обглоданные кости, оставшиеся после еды хана, его приближенных, жен, слуг и охранников. Горячую воду ремесленники кипятили тут же в котле, бросая туда травы. Правда, летом татары давали много кумыса, который хорошо поддерживал силы рабов.

Пленник уже давно искал подходящий момент, чтобы сбежать из татарской неволи. Хотя знал, что всех, кто сбегал, татары возвращали назад и привозили на аркане уже мертвых, чтобы другим неповадно было. И все-таки сегодня он решился бежать, так как представился случай.

А вышло так: в кузницу заехал татарский воин, он слез с коня, вытащил кривой меч и попросил пленника подточить его. Михаил взялся точить лезвие оружия. Татарин присел на чурку и задремал.

Кузнец приоткрыл дверь, огляделся вокруг. Рядом с кузницей не было никого. И он решился. Резко ударил плашмя мечом татарина по голове. Безжизненное тело воина распласталось на земляном полу. Дальше кузнец действовал быстро. Он снял с воина его одежду, переоделся, натянул на самые глаза меховую татарскую шапку, вскочил на коня и помчался в степь. Уже когда беглец считал, что опасность миновала, он неожиданно нарвался на конных воинов, которые, видимо, были из одного десятка убитого татарина. Они окликнули его:

— Мусук, Мусук….!

Беглец, не останавливая коня, продолжал мчаться дальше.

Татарские воины, заподозрив неладное, помчались за ним. Их было трое. Самое главное для него было — держаться на расстоянии от них, чтобы они не набросили на него волосяной аркан, которым большинство татарских воинов владели в совершенстве. И это ему, кажется, удалось.

Теперь он ожидал темноты, а с наступлением ее татары перестанут его искать.

Вдруг затрещали кусты и недалеко, в двадцати шагах, он увидел своих преследователей. Михаил взял лук со стрелами. Его он заранее, на всякий случай, положил около себя. Вложил стрелу, натянул тетиву и метко выстрелил в ехавшего первым воина. Попал прямо в голову. Монгол опрокинулся и сполз на землю. Вторая стрела сразила татарского воина в грудь. Третий же преследователь, выхватив кривой меч, помчался на сбежавшего пленника. Он, взяв копье, резко кинул в нападающего. Удар смертельного оружия был так силен, что пробил железную кольчугу всадника и глубоко вошел в тело. Тот упал в густые заросли кустарника, запутавшись ногой в поводьях своей лошади.

Сбежавший кузнец был опытным воином. Еще при первом нашествии татаро-монголов он, находясь в рязанской княжеской дружине, мужественно защищал город, затем сражался вместе с Евпатием Коловратом. А когда их дружина была разбита, то восхищенный мужеством русских воинов хан Батый даровал им жизнь и отпустил на волю. Потом он попал в великий град Киев, где защищал до последнего вздоха город в дружине Данилы. И уже раненый попал в плен к татарам.

Беглец поймал лошадей погибших татарских воинов, к седлам которых приторочил в кожаных мешках съестные припасы. Снял с монголов шубы, шапки, забрал оружие. Лошадей привязал арканами к седлам друг за другом, так как знал, что, меняя лошадей, он может уйти от любой погони.

Сегодня для бывшего пленника все складывалось как нельзя лучше. Он запасся едой, питьем, оружием и полными колчанами стрел, что давало ему возможность отстреливаться не от одного десятка воинов. Уложив свои трофеи, Михаил посмотрел на погибших монгольских воинов, произнес:

— Вы уж простите меня, сердешные. Ничего не поделаешь, так пришлось. Или бы вы меня погубили, или я вас.

Он взглянул на быстро темнеющее небо, на котором уже высыпали бесчисленные звезды. Вскочил на коня, сказал вслух, обращаясь к лошадям:

— Ну, милые, пора нам выбираться из этого оврага. Путь у нас длинный, нелегкий, на Русь. Хлестнул легонечко плеткой своего коня и стал не торопясь выбираться из густых зарослей.

Между тем на степь быстро опускались сумерки, погружая в сон все вокруг. Погода установилась безветренная, и начал крепчать морозец.

Беглец сильно хлестнул плетью своего жеребца, и он крупной рысью помчался по степи, увлекая за собой остальных лошадей.

Вскоре наступила ночь. Яркие звезды сверкали на безоблачном небе. А на горизонте всходила полная луна. Несмотря на то, что фиолетовая синь наступающей ночи все сильнее и сильнее сгущалась, поглощая все пространство, делая холмы, деревья, кусты причудливыми темными силуэтами, от света всходящей луны снег искрился, и было все видно вокруг, что помогало всаднику хорошо ориентироваться на бесконечной равнине. Снег был неглубокий, и выносливые монгольские лошадки, привыкшие к таким условиям, ходко двигались по равнине.

Михаил Романович, проведя в плену долгое время, научился прекрасно ориентироваться в степи. Поэтому он держал путь на север, определяя направление по звездам. Самое главное, к рассвету ему надо было добраться до леса или глубокого оврага. А самый лучший вариант для него был — разрушенное татарами поселение или половецкое стойбище, которые кочевали в этих местах и были враждебно настроены против татар за то, что они их нещадно облагали поборами, а подчас просто грабили. Находясь в плену, Михаил хорошо освоил татарский язык и свободно мог на нем изъясняться, так что иногда сами татары принимали его за своего.

Время шло, а всадник, не снижая скорости, все мчался и мчался в ночную степь. Вот уже и лошади стали заметно уставать после длительного пути. Их рысь замедлилась, и вскоре они пошли шагом.

Сколько путник ни напрягал зрение, но бескрайняя степь была пустынна. Нужно было искать безопасное место для отдыха. Днем, на первый взгляд безлюдна, степь была далеко не безопасна. Могли напасть кочевники или татарские воины, жаждущие наживы.

Наступал рассвет, а сбежавший кузнец по — прежнему не находил подходящего места для отдыха. Ему хотелось как можно скорее выйти за черту татарских владений и добраться до территории русских княжеств. Хотя многие деревни, поселки и города там были разорены, но это была уже русская земля. Но чтобы добраться туда, нужно преодолеть большое расстояние.

Не находя ничего подходящего, где можно остановиться на привал, беглец стал нервничать. По его расчетам должны были появиться первые перелески, пересеченные глубокими оврагами, но их по — прежнему не было видно, и путник вслух воскликнул:

— Да неужели я заплутал! Неужто сатана закружил мне голову!

Он знал, что в степи люди часто блудят, кружа на одном месте, потеряв ориентир, и даже гибнут. Где-то недалеко завывали волки. Беглец, посмотрев в сторону, откуда послышался тоскливый протяжный вой хищников, увидел на холме стаю волков, которые, видимо, уже давно его преследовали. У Михаила при виде большой стаи преследователей мороз пробежал по спине. Он знал, что от хищников в степи беззащитен и ему наверняка не миновать беды. Беглец стал хлестать свою уставшую лошадку, чтобы попытаться уйти от новой опасности.

Зорко вглядываясь в степь, Михаил Романович вдруг заметил на горизонте черные точки. Он стал подгонять плетью коня, пытаясь ускорить рысь лошадей. И вот уже беглец стал различать вдали шатры, окруженные повозками и санями. Там горели костры, от которых поднимался дым. Бывшему пленнику даже показалось, что он почувствовал запах вареного мяса.

Подъезжая к шатрам, Михаил вслух рассуждал так:

— Коли это не юрты, а шатры, значит это русские или кто-то другой, но не татары и не половцы.

Приближающегося путника в стане заметили, и несколько всадников помчались навстречу нежданному гостю.

Михаил остановил лошадей и стал поджидать встречающих. Вскоре верховые поравнялись с беглецом, и он в хорошо вооруженных воинах определил, что это русские люди. Сбежавший кузнец, не ожидая увидеть русских воинов, даже прослезился и с удивлением воскликнул:

— Откуда ж вы, родные?!

— Гляньте, ребята, а татарин — то по-русски говорит, — с удивлением заметил кто-то из воинов.

— Да я не татарин! Я русский! Я из татарской неволи бежал! — выкрикнул

Михаил.

— Что-то я ни разу не видел, чтобы на трех конях в полном татарском вооружении невольники бежали, — засомневался один из воинов и добавил: — Что-то тут не так.

— Это я убил татарских воинов. Облачился в их одежду, взял у них оружие и пустился в бега, — стал горячо убеждать путник.

— Звать — то тебя как, русская душа? — спросил все тот же воин, видно старший.

— Михаилом.

— И правда, ребята, видно русский мужик — то, надобно его вести к великому князю Ярославу Всеволодовичу.

Михаил много слышал о бесстрашном владимирском князе и с изумлением воскликнул:

— Неужели сам великий князь здесь?

— Здесь, здесь. И, наверно, захочет с тобой поговорить, — ответил дружинник.

— Так давай поспешим к нему! — воскликнул с радостью Михаил.

— Следуй за нами, — потребовал дружинник, пришпорив своего коня.

Все двинулись к шатрам. Вскоре въехали на территорию, отгороженную санями и возками, где расположились шатры Ярослава.

Всадники соскочили со своих коней. Старший дружинник вошел в самый большой шатер.

Путник с трудом слез со своего коня, стал разминать ноги. Длительная езда в седле давала о себе знать, но уже через некоторое время он привел себя в порядок. Стал с интересом рассматривать стоящие стройными рядами шатры. Множество груженых и крытыхвозков. Дружинники хлопотали у костров, весело перегова — риваясь. Топили в котлах снег, для того чтобы напоить лошадей и сварить пищу.

Наконец из шатра вышел старший дружинник, улыбаясь, сказал:

— Заходи, великий князь Ярослав Всеволодович ждет тебя. Он хочет с тобой поговорить.

Приглашенный, откинув полу шатра, оказался перед небольшой дверцей, толкнул ее и вошел внутрь. Его сразу же обдало теплом и запахом восковых свечей, которые горели на небольшом столике. Сам же князь сидел в плетеном из прутьев креслице, закутавшись в бобровую шубу. На столике стояло большое блюдо с мясом и кувшин с вином.

Князь с интересом стал разглядывать гостя. Его темно — карие глаза искрились живым огоньком. Был он крепкого телосложения. Длинные черные волнистые волосы спадали на плечи, борода и усы с проседью аккуратно подстрижены. Он пристально взглянул на вошедшего, и, видимо, он ему понравился, улыбнулся и, указав на широкую скамейку, стоящую рядом, пригласил:

— Садись, мил человек. И рассказывай, откуда ты, кто и как сюда попал.

Михаил, взглянув на стол князя и ощутив запах мяса, проглотил голодную слюну. Ему захотелось есть так, что закружилась голова.

Все это не прошло незамеченным от внимательного взгляда Ярослава. Он подвинул блюдо с едой к гостю. Сам налил Михаилу и себе кубки с вином, сказал:

— Давай, добрый молодец, выпьем вина. Ешь, не стесняйся, а потом и поговорим обо всем.

Гость выпил кубок с вином, вытер рукавом усы и с жадностью накинулся на еду. Крепкое вино теплом побежало по всему телу, стало легко и хорошо.

Князь снова наполнил кубки с вином, немного пригубив, спросил:

— Ну что, полегчало?

Михаил улыбнулся, с наслаждением выпил еще вина и уже медленно стал есть.

— Рассказывай, добрый молодец, откуда ты и куда держишь путь?

— Слишком много надо рассказывать, Ярослав Всеволодович. Хватит ли у тебя терпения выслушать рассказ о моей судьбе?

— Хватит, торопиться нам некуда, еще успеем к татарам.

— Ну, коли так, тогда, великий князь, слушай. Зовут меня

Михаилом, Романов сын. Родился и вырос я в Рязани. Отец мой, а затем я и мои братья верой и правдой служили в дружине рязански князей. Жили мы не тужили, занимались ратным делом, сопровождали князя в его походах и на охоте. Все было хорошо. Зимой, в декабре месяце, прискакал на княжеский двор человек и сообщил, что к реке Оке подошли и расположились на берегу несметные полчища татаро-монголов.

Ударили в набат колокола на всех церквях, призывая народ к защите города. Тогда на стены встали и стар, и млад, женщины и мужчины. Непрошенные враги обложили город со всех сторон и в течение пяти дней вели обстрел камнями и огненными шарами из своих орудий. На шестой день, 21 декабря 1237 года, татары пошли на штурм города. Их было такое множество, что мы не успевали их сталкивать со стен города и обливать горячей смолой. Как мы ни сопротивлялись, но не смогли отбиться от такого множества врагов. В конце концов Рязань пала. Почти все защитники были перебиты. Князь Юрий и его жена погибли. Женщины и девицы у всех на виду были поруганы, после этого татары завязывали им их юбки на голове, вспарывали своими кривыми ножами животы. Людей секли мечами и расстреливали стрелами. Рязань была сожжена и полностью уничтожена.

Я же, оглушенный по голове, потерял сознание, долго лежал без памяти. Видно, татары подумали, что я мертв, и не тронули. Очнулся я ночью и сразу же увидел лицо над собой молодой девушки. Она произнесла:

— Очнулся, родненький! Я уж думала, что ты мертв!

Я кое — как с ее помощью сел. Голова кружилась, перед глазами все плыло, в затылке ломило, как будто кол забили. Я спросил:

— Где я? Где татары?

— Татары сожгли и разрушили город, почти всех перебили,

над женщинами и девушками надругались. Мастеров и здоровых мужчин забрали в плен и двинулись вдоль реки Оки к Коломне.

— Как же тебя звать, милая? — спросил я.

— Анастасия, — ответила она и стала помогать мне встать на ноги. Мы кое — как дошли с ней до маленькой избушки, где она жила. Моя спасительница постлала на широкую лавку волчий тулуп, уложила меня на нее со словами:

— Отдыхай, воин, приходи в себя, а я что-нибудь найду тебе поесть. — И стала хлопотать у печи. Вскоре она поднесла мне в оловянной кружке мясной бульон и заставила выпить, а затем скормила мне кусок телятины с краюхой хлеба. После сытной еды я почувствовал себя лучше. Стал разглядывать свою спасительницу. Это была статная красавица с большими синими глазами, с пышными золотистыми волосами и здоровым румянцем на бархатной белой коже, полными губами, высокой грудью. Мне она не на шутку понравилась. Я сразу влюбился, хотя до этого был совершенно безразличен к женщинам. Вдруг захотелось, чтобы она подошла ко мне, и я попросил:

— Анастасия, подойди, сядь рядом на лавку и расскажи, как ты спаслась от татар.

И она стала рассказывать:

— Жили мы в этой избушке с братом Данилой. Он был мастеровой, хорошо мял кожи, а потом из них шили обувь. Родители умерли, когда была еще девочкой. С тех пор брат мой бы для меня и мать и отец. Когда к Рязани подступили враги, брат ушел биться на стены. А когда в город ворвались татары, я спряталась в подполье. Оно у нас глубокое и сухое. Я там просидела до тех пор, пока не ушли татары. Выбравшись из подполья, я пошла по городу искать своего брата Данилу. Но нигде его не нашла ни живым, ни мертвым. Может, в плен его враги забрали, а может, и погиб, но тела его так и не отыскала.

Девушка зарыдала, закрыв лицо руками, причитая:

— Как же я теперь, сиротинушка, жить буду без своего братца?

Я стал гладить ее по голове, успокаивая:

— Не горюй, Анастасиюшка, если он жив, то мы найдем твоего братца, если в плен попал, то наверняка сбежит от татар и явится к тебе здоровый и живехонький, а пока я буду твоим названным братом. Буду защищать тебя и не дам никому в обиду.

Князь внимательно слушал исповедь гостя, не перебивая его и не задавая никаких вопросов.

Тут дверца в шатер отворилась, и к князю подошел дружинник, наклонился к уху Ярослава и что-то зашептал. Князь встал и, обращаясь к гостю, сказал:

— У меня появились неотложные дела, я уйду на некоторое время. А ты пока, Михаил Романович, отдохни после долгого пути. — И сбросил с плеч свою шубу на широкую лавку со словами: — Ложись, поспи, а когда отдохнешь, я уже вернусь, и мы продолжим наш разговор. Мне еще многое у тебя нужно узнать, коли ты провел долгие годы в полоне у татар.

Михаил прилег на лавку, укрылся шубой и сразу же провалился в глубокий сон.

5

Над степью начиналось утро. Все небо было затянуто серой пеленой. На востоке стало светлеть, затем постепенно появилась розовая полоска, которая все разрасталась и разрасталась, и вот уже почти полнеба охватил розовый цвет, он все усиливался и усиливался.

А на горизонте стал появляться край красного диска солнца. Оно постепенно, неспеша всходило. Все небо полыхало, как будто где — то на краю земли был огромный пожар. Оранжевый цвет окрасил все вокруг: лежащий на бескрайней равнине снег, холмы, юрты. Красный цвет пробежал по золоченым башенкам и балконам ханского дворца на колесах.

Заревели верблюды, протяжно закричали ишаки, замычали коровы, заблеяли козы. Начинался новый день в Орде. Женщины шли доить коров и коз. Из отверстий круглых юрт высоко поднимался дым. Он как будто множеством рук тянулся в небо, пытаясь охватить его, чтобы узнать, что там, в бездонном пространстве, и есть ли там то, чего нет на земле.

Вильгельм Рубрук проснулся раньше всех. Из — под меховых одеял не хотелось вылезать. Он закрыл глаза, полежал еще некоторое время, обдумывая, что им предстоит сегодня сделать. Неожиданно спокойствие после сна переросло в тревогу, она как ножом полоснула по сердцу от одной мысли, что они находятся от родного Рима за многие, многие сотни верст в совершенно незнакомом краю с агрессивной природой и такими же дикими людьми. Кардинал медленно встал, подошел к огню, который уже угасал и горел кое — как. Он подложил сухих дров, сучьев. Пламя быстро охватило сухие дрова, и огонь стал разгораться все ярче, ярче. Вот уже он осветил желтоватым цветом полумрак юрты, дым струей потянуло в отверстие на верху войлочного дома.

Рубрук присел на лавку, которую они привезли с собой, задумался, задавая себе одни и те же вопросы: «Что их ждет сегодня, завтра и в дальнейшем? Как примет их хан Бату?».

Вильгельм прекрасно понимал, что от татар можно ждать все что угодно. Главное было не ошибиться в соблюдении их ритуалов, а также в дальнейших переговорах.

Придется терпеть все, возможно, унижение и непонимание, но ради святой веры в Иисуса, ради будущего, возможно, всей Европы и католической церкви, нужно было быть готовым ко всему.

Задумавшись, кардинал не заметил, как встал переводчик Гавино, и когда тот сел рядом, от неожиданности даже вздрогнул.

Гавино улыбнулся и подбодрил кардинала, стараясь не задеть его самолюбие:

— Не волнуйся, ваше преосвященство. Все будет хорошо. Это сначала все здесь кажется диким и странным. Скоро ко всему привыкнешь и освоишься. Татары народ доверчивый, любят подарки и когда уважают их обычаи. Сегодня самое главное узнать, когда нас примет хан Бату. Пойду, распоряжусь, чтобы воины, которые приставлены к нам, начали готовить еду. А то еще сами половину сожрут, тут зевать нельзя. Надо встретиться с их старшим воином — десятником, а он сообщит, что нам нужно делать после нашей трапезы.

Вскоре стали просыпаться остальные католики. Они подсаживались к огню, кутаясь в меховые шубы.

Татарские воины внесли котел, бросили в него куски мяса, подбросили дров в очаг, заговорили на своем языке с переводчиком, который вошел в юрту.

После того как татары вышли из юрты, Иоанн спросил у Гавино:

— Что они тебе сказали?

— Ничего особенного, — улыбаясь, ответил переводчик и добавил: — Велели самим варить мясо как нам нравится, и что сейчас принесут вино и рисовые лепешки.

И действительно, тут же вошел другой татарин, внес еду, разостлал на войлочном полу яркую цветастую ткань, положил на нее лепешки и поставил кувшин.

Приложив руку к сердцу, сказал что — то переводчику и вышел из юрты.

— Этот человек с востока, сарацин с самого Багдада, мусульманин. Их тут много, хотят склонить татар к своей вере. Этот, видимо, в рабстве или в услужении у них. Мусульман здесь много, это тоже наши соперники. Они оказывают большое влияние на ханов. Вы еще с ними встретитесь. Это очень хитрые и коварные люди. Да и вообще здесь всякого разного люда полно, особенно сарацин и русских. Поэтому нужно быть очень осторожным и не говорить ничего лишнего. Все ваши слова и деяния будут докладываться хану.

— Надо нам держаться пока всем вместе. А то неровен час… — сказал Вергилио.

— Вам всем необходимо учиться говорить по — ихнему, иначе у вас будут большие трудности, — посоветовал Гавино.

— Будем стараться овладеть их варварским языком. Ты будешь, Гавино, каждый день учить нас их языку, — сказал кардинал Вильгельм.

В юрту снова вошел восточный человек. Стал ловко вытаскивать из котла мясо и резать его кривым ножом на мелкие куски. Затем поставил блюда на покрывало, разложил горками теплые лепешки, поставил кувшин с вином. Снова приложил руку к сердцу и что — то сказал, обращаясь к переводчику.

Католики, приглядевшись к сарацину, заметили, что он сильно отличается от татарских воинов. Хотя он и был смугл, но черты его лица были правильны, глаза не узкие, как у их охранников.

Толмач кивнул головой и тоже приложил руку к сердцу.

Восточный человек вышел из юрты, а Гавино, обращаясь к католикам, сказал:

— Этого человека зовут Азат, он приставлен к нам слугой, будет нас везде сопровождать. Он сказал, что скоро придет сотник и сообщит, когда состоится встреча с Бату — ханом. Он говорит, что великий хан сегодня в хорошем настроении и хотел бы с нами встретиться.

От неожиданности иезуиты и кардиналы молчали. Они даже и не предпо — лагали, что прямо сегодня увидят грозного владыку монголо — татар.

— Откуда он все знает? — с удивлением спросил Вергилио.

— Он все знает, и, наверно, к нам приставлен неспроста, чтобы знать, что мы будем делать и зачем приехали сюда. Я уже вам говорил, что мусульмане имеют большое влияние на ханов, и они с ними советуются и доверяют.

В это время в юрту вошел Бурунтай. На его плоском лице с небольшим носом, без усов и бороды, блуждала полуулыбка. Черные, узкие глаза с любопытством рассматривал католиков, их выбритые на затылке головы, грубые плащи с капюшонами, подпоясанные веревками. Вскоре на лице у сотника появилось разочарование, он понял, что от этих бедных монахов едва ли дождешься подарков, и заговорил с толмачом:

— Сегодня великий хан Бату примет вас у себя в юрте. Когда он вас пригласит, я вам об этом сообщу. Бурунтай потоптался на месте и, видя, что подачек не будет, сердито глянул на католиков и вышел из юрты.

Вильгельм де Рубрук понял, что хотел татарин, сказал, обращаясь к Гавино:

— Надо было ему чего — нибудь дать.

— Еще устанете давать, — с усмешкой ответил переводчик.

Кардинал де Рубрук, обращаясь к иезуиту Иоанну, сказал:

— Приготовьте подарки Бату — хану.

Иоанн де Поликарпо попросил монахов принести сундук с подношениями.

Иезуиты вчетвером вытащили кованый сундук, поставили его посередине юрты. Иоанн снял ключ, который висел у него на шее, открыл замок. Раздался мелодичный звон, и крышка сундука медленно открылась. Все с интересом посмотрели на то, что в нем было. А посмотреть было на что. Это была золотая посуда, украшения из алмазов и драгоценных камней.

Кардинал Вильгельм де Рубрук тут же распорядился закрыть сундук со словами:

— Закройте побыстрее крышку, а то, не дай Бог, войдут воины и заберут драгоценности.

— Теперь не заберут. За грабеж подарков хану и даже если

кто осмелится к ним притронуться, того ждет мучительная смерть, — успокоил толмач.

— Принесите меч, — потребовал кардинал Рубрук.

Монахи внесли футляр из красного дерева, отделанный слоновой костью и золотом, и положили на сундук.

Плано Карпине открыл футляр, и все увидели меч из дамасской стали. Его холодный блеск возбуждал, а украшенная золотом и алмазами рукоять привораживала своей красотой.

В юрту вошел Азат и сказал, обращаясь к переводчику:

— Сейчас я вас отведу ко двору великого Бату. Там лишнего ничего не говорите, пока не прикажет Бату, а если что спросит, говорите кратко, без лишних слов. Когда подойдете к шатру и войдете в него, ни к чему не прикасайтесь.

Сделав внушение, проводник вышел из юрты и пригласил остальных католиков двинуться за ним.

Монахи подхватили сундук, футляр с мечом для великого хана, и вся процесссия двинулась к юрте Бату.

По дороге Азат продолжал наставлять монахов:

— У шатра хана будут гореть костры, вы должны пройти между ними. В шатер вы должны войти с непокрытыми головами и пасть перед ханом на колени.

Наконец, католики дошли до ханского шатра, вошли в него, старались вести себя, как учил Азат. Встали перед татарским ханом на колени, ожидая, пока он милостиво не прикажет встать.

В шатре наступила гнетущая тишина. Бату — хан сидел в полном безмолвии. Желтое узкоглазое лицо татарского хана было непроницаемо. Казалось, он даже не заметил вошедших и сидел глубоко задумавшись.

Бату — хан небольшого роста, с узкими, как щелочки, глазами, с выбритой на макушке головой до висков, сидел на четырехугольном позолоченном, широком, как стол, троне, с несколькими ступенями. Рядом сидела его самая любимая молодая жена, в меховой шапке, с павлиньими перьями на голове, украшенными драгоценными камнями. Она, как кукла, была укутана в дорогую золоченую ткань. Лицо ее было миниатюрное, с маленьким носом и необыкновенно живыми и искристыми глазами, которые с удивлением и интересом смотрели на монахов.

По правую сторону находились мужчины, приближенные великого хана, братья, сыновья и близкие родственники. По левую сторону сидели нарядные женщины, жены татарского хана.

У входа на широкой скамье стоял объемистый бурдюк с кумысом и золотыми и серебряными чашами.

Хан Батый, отвлекшись от своих мыслей, стал внимательно разглядывать католиков, затем приказал встать и говорить.

Вильгельм де Рубрук начал свою речь:

— Великий и всемогущий хан Батый, мы посланники папы римского Иннокентия четвертого. Прибыли к тебе с великой миссией от имени Бога нашего Иисуса Христа и всей нашей католической церкви. Ради мира и дружбы. Ибо мир между нами даст нам все земные блага, которые дарует нам Господь. И призываем тебя, всемогущий и великий хан, уверовать в христианство, ибо сказал Бог: «Кто уверует и крестится, тому Господь даст блага земные и вечное блаженство в раю».

Наступила тишина. Никто в это время не знал, как поведет себя хан после такого смелого предложения. Или он разгневается на послов и велит их прогнать, или милостиво отпустит.

Наконец хан улыбнулся, сказав:

— Я дошел до последнего моря и немного не дошел до Рима.

Говорят, это красивый и богатый город. Оставайтесь у нас, и мы обсудим ваше предложение.

Напряжение, которое испытали католики, спало, Вильгельм незаметно смахнул выступивший на лбу пот.

Затем Бату расспросил всех католиков, кого как завут, и велелписарю все за — писать.

Встреча близилась к концу, и хан уже хотел дать знак, чтобы послы удалились, но кардинал Рубрук преклонил колено и обратился к хану:

— Великий и всемогущий хан, прими от нашей церкви скромные дары.

Хан слегка кивнул головой, давая согласие.

Монахи внесли сундук, поставили его перед троном повелителя, а сверху по — жили меч в дорогом футляре.

Кардинал Вильгельм де Рубрук открыл футляр, достал меч, который как молния сверкнул холодной сталью, торжественно произнес:

— Великий и всемогущий хан, мы, посланники папы Иннокентия четвертого, преподносим тебе этот меч дамасской стали, как победителю и великому полководцу.

Рубрук подошел к трону и с поклоном положил меч.

Батый встал, быстро подошел к футляру, взял сильной рукой изумительной красоты меч. Его взгляд впился в необыкновенное оружие. Лицо стало суровым. Прирожденный воин, он даже преобра — зился, держа в руке клинок, зацокал языком, произнес:

— Кху! Кху! Кху!

Затем спустился по ступенькам, подошел к сундуку. В шатре стояла полная тишина.

Вергилио ключом открыл сундук. Крышка с мелодичным звоном поднялась, и взору татарского хана предстали сокровища, сверкая золотом и бриллиантами.

Батый, сделав непроницаемое лицо, вернулся на свой трон, сел и сказал:

— Ваши подарки порадовали мою душу, особенно меч из дамасской стали. Он будет символом моих новых побед над врагами.

За эти подарки я тебя, кардинал, тоже отблагодарю достойно. Я дарю тебе одну из своих лучших жен Айгуль — лунный цветок, — и указал на одну из женщин, сидевших по левую сторону от трона.

Кардинал Вильгельм от удивления и гнева не мог произнести ни слова.

Толмач, стоящий рядом, зашептал на ухо Вильгельму:

— Ваше преосвященство, не вздумай отказываться, иначе хан разгневается, кланяйся и благодари. Потом разберемся.

Кардинал, не говоря ни слова, низко поклонился хану.

Батый сделал знак, чтобы все удалились, показывая, что прием послов закончен.

6

Когда Михаил проснулся, в шатре никого не было. Он полежал некоторое время, рассуждая про себя:

— Интересно, сколько времени я проспал? Наверно, долго после такого трудного путешествия по степи. Интересно, где же князь? Почему такая тишина?

Михаил откинул с себя княжескую шубу, встал, подошел к выходу и хотел уже выглянуть из шатра. Но тут услышал сзади себя тяжелые шаги, обернулся и увидел великого князя. Он вышел из второй половины шатра, держа в руке толстую восковую свечу.

Ярослав поставил подсвечник со свечой на стол. Жестом пригласил своего гостя, указывая на лавку, со словами:

— Долго же ты, Михаил Романович, проспал. Настоящим богатырским сном заснул. Я и будить не стал, думаю, пусть выспится, а потом уж и поговорим.

Князь встал, откинув полу шатра второй половины, крикнул:

— Ефим! Подавай побыстрее нам с гостем откушать да неси терпкого вина.

Вскоре пришел слуга и внес на большом блюде мясо, каравай хлеба. Все это он поставил на стол, затем сходил еще раз в отгороженную половину шатра и внес чарки и объемистый кувшин с вином.

— Ешь пока горяченькое, — указывая на еду, предложил хозяин, наполняя чарки вином.

Только сейчас Михаил почувствовал, как он сильно проголодался, и стал с удовольствием есть зажаренное мясо, запивая его вином.

Ярослав с расспросами не спешил, медленно ел, пристально поглядывая на своего гостя. Наконец увидев, что Михаил уже утолил свой голод, попросил:

— Что ж, Михаил, рассказывай дальше про свою жизнь. Она меня очень заинтересовала. И поподробней расскажешь и о том, как ты жил в татарском полоне. А сейчас все — таки расскажи, как ты попал к татарам в Орду.

Михаил, закончив свою трапезу, поудобней уселся на лавке, укутался в волчий тулуп, который предложил великий князь, и начал свой печальный рассказ:

— Прожили мы в избушке с Анастасиюшкой несколько дней, и все это время я думал о своей судьбинушке. Что мне делать? Куда податься? Да еще и девушка была со мной. И за нее я был в ответе. Оставаться она в городе не хотела одна, желала пуститься в путь со мной.

Постепенно в город возвращались разбежавшиеся по лесам дружинники и защитники города. Люди стали строить землянки, приводить в порядок уцелевшее жилье.

Тут вернулся в Рязань из Чернигова боярин Евпатий Коловрат. Его посылал за подмогой в Чернигов князь Юрий. Но черниговцы не пожелали помочь нам, и Евпатий набрал людей по дороге, всех тех, кто захотел сразиться за землю Русскую. Вернувшись в свой родной город, боярин, увидев такое разорение, прослезился и воскликнул:

— Ну, поганый хан, ты у меня расплатишься за все! За погибель рязанцев! За разорение моего города!

Он тут же собрал на площади всех уцелевших защитников

города. Бросил клич всем оставшимся в живых дружинникам и всем тем, кто желает отмстить татарам, вступать в его дружину, чтобы расплатиться за все с врагами. И уже через несколько дней Евпатий Коловрат собрал около себя почти две тысячи воинов. Все вооружились как положено. Так как это сделать было просто. Оружие валялось везде. Погибших защитников города предали земле, а оружие собрали и сложили в уцелевший амбар и выдавали всем, кто хотел сразиться с погаными. Я, конечно, один из первых пришел в отряд Коловрата. И вот настал час, когда наша дружина двинулась вслед за татарами. Анастасиюшку я оставил в своей избушке, крепко обещая ей вернуться.

Наша дружина настигла татар уже в Суздальской земле и остановилась в лесу. Напасть на ничего не подозревающих татар мы решили утром. И вот как только забрезжил рассвет, мы ринулись на своих врагов. Не ожидавшие нападения татары растерялись, не зная что делать. Пока они опомнились, наш отряд без пощады уничтожал своих врагов. Воины дружины сражались, не щадя своей жизни. Евпатий Коловрат был не просто хороший воин, а настоящий богатырь. Он косил своим мечом ненавистных врагов, как траву в поле. Татары, видя такого разъяренного воина, в ужасе разбегались в разные стороны. Не один меч сломал боярин в жестокой сече.

Полки Батыя в смятении стали разбегаться, не понимая, откуда на них свалилась такая сила. Им в страхе показалось, что загубленные ими люди восстали. И татары в ужасе побежали с поля боя. В тот день мы одержали великую победу над несметными полчищами поганых.

Мы почти каждый день нападали на своих врагов, наводя на них страх. Тогда Батый послал против нас хана Хостоврула с самыми сильными полками. Встретились мы с ними в поле. Хан выехал вперед своего войска и стал хвастать, что он сразит любого, кто с ним осмелится вступить в бой. Недолго похвалялся татарский хан. Выехал вперед наших полков Евпатий Коловрат. Вынул меч и помчался на хана, чтобы встретиться с ним в единоборстве. Сшиблись воины в смертельном бою. Разрубил Хостоврула наш храбрый витязь от шеи до седла, и началась великая сеча. Каждый наш воин бился с десятерыми врагами, и дрогнули тогда татарские воины и побежали.

Но хан Батый снова на нас повел несметные полчища. Бились мы тогда до последнего вздоха, не жалея живота своего. Но на каждого дружинника нападало несметное число татар. Стали наши ряды редеть. Вот уже пал в бою наш бесстрашный воин Евпатий Коловрат. Нас уже осталось совсем мало. Накинулись на нас татары, повязали своими арканами и повели к их главному хану Бату. Положили мертвого Евпатия у ног хана, а нас поставили перед ним. Хан созвал всех своих военачальников и сказал:

— Если бы мои воины были, как эти русские, я бы завоевал весь мир. Они сражались как львы, не боясь, что нас много. — И показывая на Евпатия Коловрата, продолжил: — Если у меня был бы такой воин, я бы держал его у самого сердца.

Пораженный и восхищенный нашей храбростью Батый повелел отпустить нас всех и отдать тело Коловрата.

Все израненные, мы двинулись назад в Рязань, неся тело бесстрашного воина, и, найдя подходящее место, похоронили его со всеми почестями. На могиле нашего героя мы все поклялись биться с врагами, мстить им за погибшего Евпатия Коловрата, за разоренные наши земли, за сожженные города.

Вернулись мы небольшим отрядом в Рязань. Немного отойдя от битвы и подлечив раны, решили мы всей оставшейся дружиной держать свой путь в град Киев.

В Киеве наша дружина распалась, все разбрелись по городу и устроились кто как смог. Мы с Анастасиюшкой вскоре поженились и стали славно и дружно жить.

Град Киев был богатый, в нем процветали ремесла, торговля, и работа мне нашлась по душе у великого мастера булата Никиты Сла — вовича, изготовляющего оружие: ножи и мечи. Это оружие из булата гораздо лучше и крепче оружия из дамасской стали. Покупали его богатые люди. Так что жили мы безбедно, хватало нам на жизнь и приобретение небольшого домика. Я быстро овладел мастерством изготовления оружия, за что меня ценил мастер Никита.

Через два года пошли слухи, что татарские полчища опять двинулись на Русь. Вскоре появились беженцы, кочевники кипчаки и половцы. Их было множество. Они, не задерживаясь около Киева, уходили в Венгрию.

И вот татары подступили к городу, но через реку не стали переправляться, а послали послов к великому князю Михаилу. Послы хотели прельстить князя и горожан, просили, чтобы город сдался без боя, обещая, что они не будут разрушать Киев и не тронут его жителей. Зная лживость поганых, горожане убили послов и решили обороняться. Великий князь Михаил Всеволодович с митрополитом Петром вскоре исчезли из города. Говорили люди всякое, будто князь испугался огромной татарской силы, а другие утверждали, что отправился за подмогой. Тогда галицко — волынский князь Данила Романович поручил защиту города своему воеводе Дмитру Ейковичу.

Татары в этот раз не стали брать город и ушли в степь. Горожане вздохнули свободно, думая, что Господь отвел от них беду, и посчитали, что хан Бату напугался брать неприступный город — крепость Киев. Жизнь в городе стала налаживаться, люди оправились от первого испуга, радовались, что монголо — татары оставили город в покое.

Но в сентябре 1240 года враги вновь подошли к городу с огромной силой. Когда я поглядел вокруг, поднявшись на стены крепости, то увидел, насколько хватало глаз, везде находились татарские воины. Город они обложили со всех сторон. Защищать Киев вышли все горожане.

Вскоре начался штурм. Нечестивцы лезли на стены как муравьи, защитники лили на них смолу, кипяток, кидали огромные камни, баграми сталкивали лестницы, а они вновь ставили лестницы, все лезли и лезли. Десять дней и ночей мы стояли на стенах, отбивая нападение врагов. Хан Бату приказал подвезти к стенам города стенобитные орудия с навесом. Где стены были тоньше, там не переставая били огромными бревнами, подвешенными на цепях. Наконец в одном месте стена не выдержала и рухнула. Татары ворвались в город, и началась резня. Они уничтожали всех от мала до велика. Поджигали дома. Наших воинов осталось совсем мало, но мы до последнего бились с врагом. Сам Дмитро сражался в первых рядах, весь израненный упал на кучу татарских воинов, которые полегли от его меча. На горстку оставшихся в живых наших ратников татары набросили арканы и взяли в плен. Я оказался в числе плененных.

Вскоре к нам подъехал на резвой гнедой лошадке сам Бату — хан. Он по досто — инству оценил мужество воеводы Дмитро и велел сохранить ему жизнь, а я с арканом на шее вместе с другими плененными попал в рабство к татарам.

В Орде я сразу же сообразил, что мое ремесло может меня спасти от безжалостного рабства, а может быть, даже и смерти. Так как пленные находились в очень плохих условиях. Их не кормили, жестоко избивали, заставляли работать плетьми и палками, а кто не повиновался или ослабевал, тех убивали. Я сразу же, как выдался мне случай, сообщил татарам, что умею делать из булата оружие. Вскоре в мое распоряжение дали кузницу с металлоплавильной печью и таких же несчастных рабов, как я, подмастерьев. Первые несколько татарских секир, которые я изготовил, очень понравились ханам. С тех пор за мной укрепилась слава хорошего оружейника. Меня и моих подмастерий кормили объедками и поили кумысом. Наше положение было намного лучше, чем у других рабов, и как выдался случай, я из плена убежал. Если бы не вы, то, наверно, ждала бы меня погибель или бы татары изловили, или волки бы сожрали.

— А с Анастасией — то что? — с любопытством спросил князь.

— Не знаю, — печально ответил гость, — может быть, в плен попала к татарам, а может быть, погибла. Ведь когда поганые ворвались в Киев, они убивали всех подряд. Находясь в плену, я постоянно присматривался к пленным русским женщинам. Всегда думал, а вдруг живая. Только там я ее так и не встретил. Может быть, в другой улус попала? А может быть, и правда погибла?

После рассказа Михаила Ярослав, потрясенный его трагической судьбой, долго молчал, что — то обдумывая. Затем, взглянув на беглеца, сказал:

— Эх, как бы ты мне нужен был бы тут в Орде! Да нельзя тебя назад возвращать. Ты у них был на виду. Они сразу же тебя узнают. И тогда у меня возникнут сложности с басурманами. А меня вызвал в Орду сам Батый, и я ему хочу предложить мир. А из — за тебя может с ними произойти ссора.

— Михаил с удивлением посмотрел на собеседника и воскликнул:

— Да какой с этими погаными может быть мир?! Да их бить надо и гнать с нашей земли!

— Это ты правильно сказал, Михаил, что надо бить их и гнать снашей земли. Да только кто это будет делать? Нам с ними сейчас не биться надо, а договариваться, иначе они придут еще на Русь, пожгут и разрушат наши города и села. Что в этом толку? Были бы еще одни татары, а то с запада прут на нас и немцы, и шведы, и литовцы. Все хотят от Руси отхватить лакомый кусочек, насадить нам свою, папскую веру. Да и биться с татарвой некому. Все князья разобщены, каждый хочет быть сам по себе. Когда татары шли на Русь, никто друг другу не помог, а наоборот предали, и пошли некоторые князья на поклон к хану Бату, думая, что он их княжество не тронет. А он и тех и других побил, пожег и угнал множество народу в полон. Нам теперь объединяться надо, устоять от тех и других врагов. Сейчас Батый раздает князьям ярлыки, право на владения княжествами, за тем и меня вызвал. Он ведь тоже не дурак, ему нужна поддержка. Конечно, он прежде всего обложит нас данью, но это лучше, чем пустить на погибель и поругание Русскую землю.

Михаил с потухшими глазами слушал великого князя, затем лицо его вдруг преобразилось, на лице появилась злая ухмылка, онвыпалил Ярославу:

— Что ж, вы, выходит, едете к Бату — хану сдавать Русь в рабство! Чтобы мы во веки веков жили под гнетом татар! Не бывать этому!

Великий князь улыбнулся и миролюбиво ответил:

— Не сдавать мы едем в Орду Русь, а выручать. Сейчас самое главное, надо договориться с ханом, и чтобы он дал нам ярлык на правления нашими же княжествами. Иначе он отдаст это другому, который будет пятки лизать татарам, нисколько не заботясь о простых людях. Тем более папа римский, немцы и шведы очень хотят, чтобы мы с татарами начали войну. Тогда у них будут руки развязаны и они захватят северо — западные земли Руси.

Михаил после слов великого князя крепко задумался. Ярославему не мешал, только поглядывал на него с улыбкой.

Наконец, оторвавшись от своих мыслей, гость произнес:

— А ведь правду, Ярослав Всеволодович, ты говоришь. Видно поневоле при — дется с татарами идти на мир. Их нам сейчас не одолеть.

— Вот то — то и оно, что не одолеть. Надо быть нам похитрее, сделать так, чтобы татары нам помогли побить немцев и шведов. Вот я тут в степи зачем остановился? Да для того, чтобы все еще раз обдумать да дождаться остальные возки с подарками хану. Уже послал навстречу часть своей дружины, чтобы татары не разграбили. Сегодня должны подъехать, а тогда и с Богом, двинем в это чертово логово.

Князь достал из сундучка грамоту, свернутую в трубку и перевязанную шелковой тесьмой, сказал:

— Эту грамоту передашь моему сыну Александру. Там все написано. О нашем долгом пути и о тебе. Будешь служить у моего сына в его дружине. Воин ты знат — ный. Я думаю, что у тебя будет возможность отомстить татарам, дай только срок. Сейчас Александр собирается в поход против литовцев. Совсем страх потеряли, уж сколько раз Александр давал им бою, да так, что бежали без оглядки, а нынче опять стали делать набеги, грабить и угонять в плен людей. Да и весточку от меня привезешь моим сыновьям, что жив, здоров и уже добрался до Орды.

— Сумею ли я один преодолеть такой путь? — с сомнением спросил беглец.

— Сумеешь, — ответил князь и добавил: — С тобой я отправляю еще пять своих воинов и несколько лошадей, навьюченных пропитанием. Так что, готовься. в пу — ть пуститесь сей же час, время не ждет, а мне надо поспешать в Орду.

Михаил встал, радостно заулыбался и с готовностью произнес:

— По твоему велению, великий князь, я готов пуститься в путь хоть куда!

— Тогда снаряжайся в ратные доспехи. А люди и навьюченные

кони уже ждут тебя.

7

День для великого князя Миндовга сегодня начинался на редкость удачный. Во — первых, он был ясный, солнечный и не холодный, что предвещало хорошую охоту на кабанов, на которую он уж давненько собирался, но никак не мог вырваться, то из — за занятости, то из — за непогоды, которая не располагала для выезда в лес.

Утром, проснувшись, князь окончательно решил для себя, что сегодня он на славу проведет время, охотясь на кабанов. Он поцеловал в губы молодую белокурую красавицу — жену, бодро встал и направился умываться, кликнул слугу:

— Клястутис, неси холодной воды.

Слуга, зная пристрастие князя обливаться холодной водой, уже все приготовил. И как только хозяин встал в огромное деревянное корыто, стал обливать его крепко сложенное тело с головы до ног, ежась от холода.

А Миндовг от удовольствия только покрякивал и кричал:

— Лей же побыстрее! Ох, и хорошо!

Затем, схватив толстое холщовое полотенце, висевшее на плече у слуги, стал растираться, постанывая от удовольствия. Растерев свое тело так, что оно стало розовым, князь потребовал подать одежду. С помощью слуги Миндовг надел одежду из тонко выделанной кожи с металлическими бляхами на груди, натянул телячьи ботфорты, пристегнул длинный кинжал. Он уселся за широкий стол, ожидая, когда служанка принесет завтрак. Полногрудая высокая светловолосая женщина принесла глазурованную кружку с молоком и краюху свежего душистого хлеба на серебряном подносе.

Великий князь по утрам любил пить парное молоко со свежим хлебом, и это было его любимое блюдо. Этой привычке он почти никогда не изменял, исключая походы, когда приходилось есть что придется.

Управившись с завтраком, князь вошел в обширную палату с высоким кожаным креслом, украшенным медными бляшками, напротив стоял длинный широкий стол с лавками. Не успел Миндовг сесть в кресло, как к нему подошел один из его ближайших помощников, его дядя Викинтас, и сообщил:

— Приехали от папы римского два монаха — иезуита, Гавидо и Витал.

Князь от удивления поднял бровь, спросил:

— Чего они хотят?

— Они хотят с тобой встретиться. Говорят, что посланы папой Иннокентием четвертым.

Великий князь с раздражением проворчал:

— Опять, наверно, со своими указаниями. Как будто мы и без них не знаем, что нам делать. Хотят, чтобы мы подчинились немцам и жили под ними в рабах.

— Да ты, племянник, сильно не распаляйся, сперва выслушай их. Узнай, чего они хотят. Может, что и дельное предложат. По крайней мере мы должны узнать, что они на сей раз задумали.

— Ладно, приглашай их ко мне, а князьям, которые собрались на охоту, скажи, пусть немного подождут.

В княжескую палату не торопясь вошли иезуиты. Один из них был худощавый, высокий ростом. Одет он был в плащ из грубой льняной ткани, подпоясанный веревкой. Другой небольшого роста, с крупной головой, с черными навыкат глазами, одетый так же, как его собрат. Монахи медленно подошли к князю. Тот, не стесняясь, в упор некоторое время их рассматривал. Затем, улыбнувшись, пригласил сесть их на лавку. Монахи молча сели, ожидая, что скажет литовский князь. На какое-то время наступила тишина, никто не начинал разговор. Выдержав паузу, Миндовг спросил:

— С чем пожаловали, монахи?

Худощавый иезуит произнес:

— Посланы мы к тебе римским папой Иннокентием четвертым по очень важному делу.

— Тогда говорите, что от нас хочет папская церковь, — и подумал про себя: «Опять, наверно, хотят заставить Литву подчиниться Тевтонскому ордену. Чтобы мы выполняли их волю».

— Папа римский Иннокентий предлагает тебе, великому князю, союз против русских княжеств и татар. Одна Литва не выстоит против ордынцев и русских, а вместе с нами тебе ничего грозить не будет. Папа коронует тебя королем, а немецкие рыцари тебе будут помогать, если враги на тебя нападут, — ответил высокий монах.

Великий князь усмехнулся и произнес:

— Немецких рыцарей позови только на помощь, а потом и не выгонишь. Нет уж, как — нибудь мы тут сами справимся. Русских нам сейчас бояться нечего. Татары пожгли и разорили их города. Только княжества Ярослава и новгородские земли, где княжит Александр, уцелели, и то, возможно, татары снова войной пойдут на них. Если Ярослав в Орде не договорится с Бату — ханом.

Второй монах, небольшого роста, по имени Витал, пристально глядя на Миндовга, запальчиво заговорил:

— Вот и настало сейчас время вам со своей ратью сходить на Русь. Князь Ярослав уехал в Орду, отпор дать вам некому будет.

— Зато его сын Александр умелый полководец, сумеет защитить княжества, — возразил литовский князь.

— Пока Александр соберет ополчение, пока явится, вы уже возьмете большую добычу и скроетесь в своих лесах. Так что не теряйте времени, а действуйте. Если русские на вас пойдут войной, и вы отбиться от них не сможете, наши рыцари вам помогут, — вкрад — чиво посоветовал высокий монах Гавидо.

Великий князь молчал, обдумывая про себя неожиданное предложение. Конечно, он на немецких рыцарей никаких надежд не имел. Он знал, что они только и хотят, чтобы литовцы и русские воевали, а они будут на этом руки греть. Дождутся, когда те и другие ослабнут от войн, чтобы взять их голыми руками. Но идея напасть именно сейчас ему понравилась. И действительно, почему бы не поживиться в русских княжествах, взять там хорошую добычу и пленных. Сейчас он чувствовал себя очень уверенно. Он подчинил все мелкие разрозненные княжества, образовав единое государство. Пограбить ближние русские княжества для литовских князей было обычным делом. Частенько, напав на руссов, князья совершенно безнаказанно уходили в леса. Сейчас ему хотелась, как никогда, показать перед князьями свою власть, еще раз продемонстрировать перед ними свою силу и способности как умелого полководца. Предложение католиков было заманчивым, но и риск был большой. Ибо он знал, что новгородский князь ему это не простит. Уже неоднократно им были биты литовские отряды за набеги на Новгородское княжество.

Великий князь, с неприязнью посмотрев на монахов, спросил:

— Еще что — нибудь папа вам велел передать мне или это все ваши сообщения?

Гавидо, смиренно опустив голову, перекрестился, ответил:

— Это все, великий князь. Просто подумай, с кем тебе идти, с Русью против шведов и немцев или с русскими против всех. А татары если придут, то спасти ваши княжества будет некому.

Князь на некоторое время задумался, желая ответить посланникам так, чтобы они не расценили его ответ как враждебный настрой. Он встал со своего места и обратился к монахам:

— На ваше предложение ответ я вам сразу дать не могу. Оно очень непростое, и мне необходимо его обсудить с другими князьями. Я не могу пренебрегать их мнением. — Затем открыл небольшую дверь, которая находилась за креслом, крикнул слугу: — Клястутис, иди ко мне.

Слуга тут же появился, вопросительно глядя на хозяина, поклонился в пояс, спросил:

— Что, мой господин?

— Этих служителей церкви устрой на жительство, напои да накорми их как следует. Вели слугам за ними присматривать, чтобы они ни в чем не нуждались, — и уже обращаясь к монахам, добавил: — А вы, божьи люди, поживите у нас, отдохните после дальней дороги, а мы пока решим, какой вам дать ответ вашему папе.

Когда великий князь вышел во двор, все уже были в сборе и готовы к долгожданной охоте. Добротные лошади были привязаны у коновязи. Слуги удерживали собак, специально приученных к охоте на кабанов. Здесь были его племянники Тутвилас, Гедевидас и его дядя Викинтас, они стояли особняком, о чем — то споря. Здесь же были неразлучные друзья Даумантас, Тренета и Вашалгас, которые заговорщически что — то тихо обсуждали. Здесь же были и другие князья.

Увидев Миндовга, все примолкли. И князь сразу почувствовал на себе тяжелый недобрый взгляд Даумантаса.

Великий князь давно уже заметил, что Даумантас и его друзья завидуют ему, его авторитету среди князей и власти, которую он стал иметь на все мелкие княжества. Умный, прозорливый и наблюда — тельный Миндовг понял, что он их не устраивает, что они бы сами хотели занять его место. Но это были лишь его догадки, а доказательств не было. Нужно было ждать, когда они начнут действовать, тогда уж принимать меры.

Князь дал знак слуге, чтобы он протрубил в охотничий рог. Раздался призывный сигнал на охоту, князья стали садиться на своих лошадей. Слуги стали специально не кормленым собакам давать немного корма, сырого мяса.

Миндовг вскочил на резвого гнедого жеребца, которого подвел слуга, и первый выехал с княжеского двора, увлекая за собой остальных охотников.

День действительно сегодня выдался по — настоящему хорош и предвещал отличную охоту.

Охотники вскоре были на месте, где водилось множество кабанов.

Слуги с собаками пошли по лесным зарослям, стараясь издавать громкие крики и трубя в охотничьи рога. Князья же ожидали с противоположной стороны, держа наготове луки и копья. Здесь нельзя было ошибиться, так как разъяренные кабаны очень опасны, особенно секачи. Требовалось точно попасть в цель, чтобы сразить животного.

И вот затрещали кусты, послышался тяжелый топот крупных животных, хрюканье и повизгивание кабанов. На охотников шло большое стадо. Все приготовились. Каждый князь выбрал свою жертву.

Взвизгивая, стали падать дикие кабаны от метких выстрелов, дрыгая ногами, еще продолжая в агонии свой бег.

Великий князь не мог сразу выбрать себе жертву и уже стал расстраиваться, что он останется без добычи. Самолюбивый Миндовг представил, как князья будут над ним подсмеиваться за его неудачную охоту. Но напрасно. Он увидел, что на него движется разъяренный огромный кабан — секач уже с впившимися в его спину стрелами. Князь, прижавшись к дереву, выхватил из колчана стрелу, отставив в сторону короткое копье. Кабан, брызгая пеной из пасти с огромными клыками, несся прямо на него. Миндовг, не теряя самообладания, стал целиться прямо в глаз секачу. В это время он почувствовал, как над его головой, немного задев шлем, просвистела стрела и глубоко воткнулась в дерево, а в кустах мелькнул силуэт знакомой фигуры. Он не стал отвлекаться, чтобы рассмотреть стрелу и с какой стороны она прилетела. Охотник прицелился и пустил стрелу. Она глубоко вошла кабану прямо в глаз. Зверь взревел, закрутился на месте, пытаясь освободиться от стрелы, сломал ее и вновь двинулся на князя. Миндовг схватил рядом стоящее копье, весь напрягся, ожидая разъяренного кабана. И вот огромный секач ринулся на князя. Тот подставил навстречу животному острое копье, которое вошло в грудину зверю. Он взревел и опрокинулся набок, дергаясь в предсмертных судорогах.

Тут подоспели его племянники и дядя Викинтас. Увидев огромного кабана, племянник Тутвилас воскликнул:

— Вот это кабанище! И как ты, великий князь, смог его завалить!

Смахнув со лба выступивший пот, князь, обращаясь к своим родственникам, спросил, указав в сторону зарослей молодых деревьев:

— Вы не видели, кто из охотников там находился?

— По — моему, там находились князья Теренета и Вашалгас, — ответил Тутвилас.

— А что тебя так интересует, кто там, в засаде сидел? — в тревог спросил племянник.

Великий князь показал на воткнувшуюся в дерево стрелу, сказал:

— Кто — то в меня стрелял. И кому это нужно?

— Наверно нужно, если стреляли, а для верности еще на тебя огромного секача пропустили, — задумчиво произнес Викинтас.

— Позови ко мне князей Даумантаса, Теренету и Вайшалгаса: — попросил великий князь, обращаясь к племяннику Тутвиласу.

Посланник пошел исполнять волю своего дяди. Уже через некоторое время позванные князья стояли перед Миндовгом.

Великий князь, указав на стрелу, воткнутую в дерево, грозно спросил:

— Кто из вас стрелял?

Князья переглянулись, затем Даумантас ответил:

— Я тоже хотел бы знать, чья это стрела. Но на нас, великий князь, ты думаешь напрасно. Мы правда сперва хотели засаду делать там, — он показал на заросли, откуда прилетела стрела, — а потом перешли в другое место. Может, кто — нибудь из охотников случайно выстрелил?

— Может, и случайно, но почему — то стрела была направлена не в секача, а целились мне в голову. Даже самый неопытный охотник и тот так случайно не пустит стрелу, — ответил Миндовг и добавил: — Конечно, доказать все это сложно, если стрелка за руку не поймали.

— Напрасно, великий князь, ты о нас плохо думаешь. Хоть мы с тобой не во всем согласны и часто спорим, но это не повод, чтобы убивать тебя.

— Ладно, может и правда, случайно прилетела стрела, но всех предупреждаю: узнаю, кто это был, сразу же отправлю на виселицу, — и обращаясь к слуге, велел: — Труби всем общий сбор, будем возвращаться домой.

После всех событий у князя испортилось настроение, он не захотел зажаривать тушу кабана прямо в лесу на костре, как это делалось раньше, с большим возлиянием вина.

* * *

Вечером на своем княжеском подворье Дауамантас со своими друзьями принимал иезуитов Гавидо и Витала. Велись переговоры с монахами о том, чтобы поточнее узнать, что предлагает папа римский Литве.

Иезуит Гавидо рассказал князьям все, что желает католическая церковь от великого князя Миндовга, а в заключение сказал:

— Мы вам предлагаем совместные действия против русских и тататар. Ведь вашему маленькому государству не выстоять против них.

— И что же вам ответил великий князь? — поинтересовался Даумантас.

— Великий князь не дал нам никакого ответа, но что — то подсказывает мне, что он не согласится. Потому что заявил, что если позвать на помощь немцев или шведов, то потом их со своей терри — тории не выгнать.

После этих слов князь подумал про себя:

— И действительно, потом от них не отделаешься. А что если поиграть с ними и при помощи римской церкви убрать Миндовга со своей дороги.

Даумантас со своими друзьями не любили великого князя за его властность, удачливость в походах. За то, что великий князь, сумел создать крепкое государство. Вот за это он и его друзья завидовали ему, боялись и ненавидели.

Отвлекшись от своих мыслей, князь Даумантас сказал, обращаясь к иезуитам:

— Если вы поможете нам убрать великого князя, то мы, пожалуй, согласимся с папой римским.

8

В татарском городе Ярослав Всеволодович в юрты селиться не стал, а попросил у Бату — хана, чтобы отвели ему место для расположения шатров. Татары его просьбу выполнили. И уже через некоторое время русские установили около десятка шатров. В центре стоял большой красивый шатер великого князя, а по кругу расположились дружинники и слуги.

Время шло, а хан Батый не спешил встречаться с князем Ярославом. Татарские воины постоянно находились около шатрового городка и неусыпно следили за прибывшими русскими.

Здесь Ярослав узнает, что в Орду прибыл и черниговский князь Михаил Ярославич, чтобы получить ярлык на княжение в черниговских землях. У него было большое желание встретиться с Михаилом. Но татары никого в его городок не впускали и не выпускали. Пока посольство князя Ярослава жило особняком. Он узнал, что Михаил Ярославич не захотел подчиниться обычаям татар и не стал проходить между огней, заявив, что он их обычай не понимает и не хочет выполнять. Тогда хан Бату сильно разгневался и не стал принимать его, а отправил назад, так и не встретившись. Князь уже несколько месяцев жил в Орде, но Бату — хан его так и не принимал.

Терпение Ярослава Всеволодовича кончалось, и он вызвал к себе своего пере — водчика Борислава и священнослужителя Азария. Ему было необходимо с кем — то посоветоваться и обсудить сложившуюся обстановку.

Приглашенные тут же явились. Князь усадил их за стол, сел рядом и, глядя на прекрасно знающего татарский язык Борислава, который с его сыном Константином провел у татар почти два года, спросил:

— Как ты думаешь, Борислав, что задумали татары, почему Бату нас не принимает?

— Не волнуйся, Ярослав Всеволодович, это у них в порядке вещей. Некоторые князья живут по несколько месяцев, и если его человек не очень интересует, то он долго будет ждать, а потом неожиданно пригласит. Поэтому к встрече надо быть всегда готовым, а уж если позовут, надо отдать уважение их обычаям, слушать внимательно хана, он пустой болтовни не любит, а в конце одарить подарками. Бывает, что расположение хана зависит от числа подарков и их ценности.

— За подарками дело не станет, — усмехнувшись, ответил князь, — лишь бы он нам ярлык распорядился выдать.

— Это кому как, некоторым приходится еще дальше продолжить путь — это в Каракорум. Я тут с некоторыми знатными татарами разговаривал, так они мне рассказали новости. Говорят, что великий хан Угедей скончался и кааном назначен малолетний сын Гуюк, и теперь правит всем Каракорумским царством его мать Туракина — хатун. Очень своенравная и капризная женщина. С Бату — ханом у них не очень — то хорошие отношения, поэтому — то Бату никого и не принимает, даже, говорят, с расстройства заболел.

— Ты бы узнал, Борислав, у татар, когда же хан будет нас принимать.

— Сегодня же и узнаю. К нам назначен ученый писарь Алан, он нас будет везде сопровождать. Скоро он к тебе явится. Если вы с ним поладите, он во многом сможет помочь. К тому, что он будет говорить и советовать, надо прислушиваться. И не забывать дарить ему подарки, татары это любят.

Азарий перекрестился, молвив полушепотом:

— Господи! Господи! Дай удачи Ярославу Всеволодовичу! Укроти гордыню и гнев татарского супостата Бату — хана.

В шатер вошел слуга Ефим и, поклонившись в пояс, произнес:

— Светлый князь, явился ученый писарь Алан, желает с тобой поговорить.

— Пусть заходит. Принеси нам, Ефим, сладкого вина со сладостями.

Слуга, откинув полу шатра, позвал гостя:

— Алан, великий князь ждет тебя, заходи.

Вошел небольшого роста человек, с чалмой на голове, черной с проседью бородкой и, приложив руку к сердцу, поклонившись в пояс, сказал:

— Во имя Аллаха милостивого и милосердного! Мир вашему дому!

— Проходи, Алан. Присаживайся на лавку. Расскажешь нам последние новости двора хана Бату, — пригласил князь пришедшего.

Ученый писарь, не отрывая руку от сердца, кланялся всем со словами:

— Мир вашему дому! — затем смиренно присел на лавку, куда указал Ярослав.

Ефим на большом золотом блюде внес сладости, кувшин из венецианского стекла и серебряные кубки, отделанные золотом.

У Алана при виде золоченой дорогой посуды загорелись глаза, что не ускользнуло от наблюдательного князя. Он про себя отметил: «Жаден татарин, это уже хорошо, можно будет все, что нужно, узнавать у него. Но что — то он не похож на татарина, наверно, восточный человек, из какого — нибудь Багдада, их тут много». И тут же спросил, обращаясь к гостю:

— Что — то ты на татарина не похож.

Алан улыбнулся, ответил:

— Это ты, великий князь, верно подметил. Я действительно не татарин, а восточный человек из Багдада, но в Орде живу давно, с тех пор как попал к ним в плен. Способность к разным языкам дала возможность мне стать ученым писарем при дворе Бату.

— А у нас что будешь делать, вернее, зачем ханы приставили тебя к нам? — напрямую спросил Ярослав.

Сарацин, нисколько не смутившись, ответил:

— Буду вам помогать и направлять вас, чтобы не наделали непоправимых ошибок. Здесь многие посланцы, не зная обычаев татар или не уважая их, поплатились жизнью. Скажу вам по секрету, что Бату — хан очень заинтересован в вашем посольстве и желает в ближайшее время с вами встретиться. Он уважает таких, как ты и твой сын Искандер, как отважных и мужественных нукеров.

Ярослав Всеволодович, внимательно слушая собеседника, разлил терпкое вино по кубкам и предложил:

— Давайте выпьем за великого Бату, да продлит господь ему счастливые годы жизни!

Ученый писарь, масляно улыбаясь, добавил:

— И за великого князя Ярослава Всеволодовича и непобедимого полководца, его сына князя Искандера.

После нескольких кубков вина лицо Алана разрумянилось, он расплылся в улыбке, довольный, что русские его с почетом принимают.

Ученый писарь наклонился к уху князя и зашептал:

— Я знаю тайну, которая вас очень заинтересует.

— Это ж какую такую тайну? — заинтересовавшись, спросил Ярослав.

— Если вы будете ее знать, то избавитесь от многих бед, — ответил гость и примолк. Князь с недоумением глядел на собеседника, ожидая сообщения. Но тот молчал, продолжая улыбаться, поглаживая свою бородку.

Борислав пододвинулся к Ярославу и тихо сказал:

— Он ждет подарка. Дай ему что — нибудь, и непременно из золота.

Князь, недолго думая, отстегнул от пояса нож из булатной стали с искусно отделанной слоновой костью и золотом ручкой. Он протянул писарю дорогое оружие со словами:

— Дарю, Алан, тебе этот кинжал, которому нет цены. Пусть он будет тебе помощником в добрых делах, для того чтобы порезать хлеб или кусочки мяса.

Ученый писарь расплылся в благодарной улыбке. Приложив руку к сердцу, стал кланяться со словами:

— Получить от русского нукера это бесценное оружие — для меня большая честь!

Он в обе руки принял клинок, поцеловал его, сказав:

— Клянусь Аллахом, что этот нож никогда не будет использован против человека, кроме своей защиты! — и пристегнул кинжал к поясу.

— После этого собеседники опрокинули еще по два кубка вина, и уже тогда Алан сообщил:

— Раньше вас в Орду прибыли посланцы из Рима от Иннокентия четвертого папы римского. Хан Батый их принял и остался очень доволен их дарами и предложением жить в мире и дружбе. За это хан одарил их кардинала женой из собственного гарема, — гость опять расплылся в улыбке и даже захихикал.

Ярослав с удивлением спросил:

— А что кардинал, остался недоволен?

— Может, он и доволен, только по их вере они не должны иметь женщин.

— Ну и что он теперь с ней делает? — рассмеявшись, спросил князь.

— Я уж не знаю, великий князь, что он с ней делает, но знаю одно, что от подарков хана никто не имеет права отказываться. Когда он дарит подарки, это большая милость. Отказавшийся объявляется врагом, и его, соответственно, убивают.

— Да! — произнес князь, не зная, что ему делать — удивляться или принять для сведения обычаи татар.

— Вот поэтому я вас заранее предупреждаю: что бы ни дарил Бату — хан, нравится вам подарок или нет, делайте хотя бы вид, что вы очень довольны. А он очень любит дарить своих женщин, это для него ничего не стоит.

— Так и меня, выходит, он может одарить женщиной! — с возмущением произнес князь.

— Вполне возможно, а что ты так, князь, испугался, ты же ведь не монах?

— Так — то оно так, но вот в моей голове не укладывается все это.

— Ничего, князь, привыкнешь, если хан пошлет тебя в Каракорум, то всего насмотришься.

— Неужели пошлет? — с раздражением спросил Ярослав.

— Скорей всего пошлет. А почему? Я тебе все сейчас расскажу. Слушай внимательно и не перебивай. Католики — иезуиты уже встретились не только с Бату — ханом, но с его старшим братом Орду и провели переговоры. О чем шла речь? Я тебе, великий князь, сейчас все доподлинно сообщу. Речь шла о том, что якобы русские князья объединяются, чтобы дать Орде отпор, и будто поведут их против татар ты и твой сын Искандер.

От удивления у Ярослава даже отвисла челюсть, но он, совладав с собой, воскликнул:

— Ну и подлецы католики! Вот гады, что удумали! Решили поссрить нас с татарами, чтобы меж нами война шла! А сами натравят немцев и шведов, чтобы наши земли захватить под шумок. Нет, не бывать этому, сделаю все, что могу, но с татарами договорюсь.

— Это правильно ты рассуждаешь, великий князь, — заметил Алан и посоветовал: — Надо добиваться встречи с ханом Бату один на один или в его узком кругу. Я постараюсь тебе это устроить. Только сам продумай, о чем ты будешь говорить с великим ханом. Надо, самое главное, заинтересовать его.

— Так чем же я его могу заинтересовать? — озадаченно произнес князь. — Разве что подарками. Так ему этих подарков столько дарят, что мои покажутся ничто — жными.

— Не скажи, великий князь. Давая подарки, говори хану, что ты этим ему будешь платить дань. Ты, князь, учти, что у Бату — хана огромная армия, и ее надо кормить. В отличие от немцев и шведов, которые претендуют на ваши земли, татарам от вас нужна дань. За это вы будете в чести у Бату — хана.

— Где ж мне столько дани собрать, чтобы кормить оголтелую армию татар? — с раздражением произнес Ярослав.

— Тебе и собирать не надо. У тебя все это есть в твоих богатых княжествах. Это мед, пшеница, скот, шкуры зверей. Вот это нехитрое богатство очень нужно Бату — хану,

— И правда, князь мой светлый, правильно он говорит. Все эти богатства у нас есть, и мы сможем давать дань хану, — поддержал писаря священнослужитель Азарий.

— Ох, не так просто это будет делать, — в сомнении покачал головой Ярослав Всеволодович и решительно добавил: — Видимо, придется постараться, чтобы спасти Русь от грабежей и разорения.

В шатер вошел слуга Ефим и сказал:

— Прискакал посланник от Бату — хана и сообщил, что хан Батый ждет тебя, великий князь, в шатре и просит немедленно явиться.

От такого сообщения князь даже растерялся, затем махнул рукой и произнес, обращаясь к своему слуге:

— Сообщи всем, пусть собираются. Готовят подарки. Пойдем на встречу к Бату — хану.

— Я пойду с вами на прием и помогу вам во всем, покажу и расскажу, где что делать, что говорить, чтобы по незнанию не нарушить обычаи татар.

Князь удалился во вторую половину шатра, чтобы привести себя в соответствующий порядок и выглядеть как настоящий витязь. И действительно, через некоторое время князь вышел к людям и стал распоряжаться по подготовке к приему хана. Он прекрасно понимал, что от первого знакомства многое зависит, и самое главное, как на него взглянет хан и произведет ли на него впечатление.

Вскоре Ярослав в окружении своих воинов подошел к большой юрте Бату — хана. Князь выглядел великолепно, как настоящий русский богатырь. Он был широк в плечах, на которые была наброшена красная накидка, шитая золотом. На груди сверкали пластинчатые доспехи. На голове — отделанный золотом и серебром шлем. Князь хоть и был уже в возрасте, но выглядел стройным, крепко сложенным. Из — под шлема виднелись темно — русые с проседью волосы. Борода и усы коротко подстрижены. Лицо было мужественное, решительное, а глаза светились отвагой.

Ученый писарь Алан и переводчик Борислав находились рядом.

Алан, наклонившись к уху Ярослава, зашептал:

— Сейчас нукер — сотник даст нам знак идти в юрту хана. Мы войдем к Бату втроем. Остальные твои воины с подарками пусть ждут здесь, когда надо, я их приглашу. Нужно будет пройти меж огней, иди смело, ничего не бойся и ничего не говори и не трогай.

— Зачем идти — то меж огней? — с удивлением спросил князь.

— Таков их обычай. Называется освобождение от злых духов, болезней и всякой скверны. И еще при входе в юрту нукеры снимут с тебя меч. Не вздумай сопротивляться. С оружием в юрту хана никто не должен входить.

— Хоть и не нравится мне все это, но придется подчиниться, — согласился великий князь.

— Ну, князь, пошли, — сказал писарь и подтолкнул Ярослава под локоть.

Первым пошел великий князь, за ним, ступая след в след, Алан и Борислав. Они благополучно прошли меж огней и, отдав оружие татарским воинам, вошли в ханскую юрту. Она была ярко освещена толстыми разноцветными сальными свечами. Пахло чем — то кислым и в то же время приятными благовониями.

Бату — хан восседал на золотом троне, с интересом через узкие щелки глаз разглядывая русское посольство. Его взгляд скользнул по сопровождающим Ярослава и остановился на ладной фигуре великого князя. На лице у хана промелькнуло что — то вроде доброжелательной улыбки, но он тут же сделал лицо суровым и непроницаемым.

Когда приглашенные подошли к трону, Алан прошептал князю:

— Ради Всевышнего Аллаха! Преклони хотя бы колено перед ханом, иначе все испортишь! От тебя не убудет, ты только этим выиграешь и спасешь свои княжества от разорения!

Услышав, что ему нужно преклонить колени перед этим плюгавеньким узкоглазым татарином, князь побагровел, его руки сжались в кулаки. Но он усилием воли взял себя в руки, какой — то голос, наверно свыше, прозвучал в его ушах:

— Сделай это, князь, ради земли русской! Ради всех русских людей и спаси их от разорения!

Ярослав Всеволодович, как деревянный, поклонился в пояс и, преклонив одно колено перед ханом, произнес:

— Великий хан, наше посольство прибыло по твоему приглашению, с миром, дружбой между русскими и татарами.

Бату — хан, с интересом наблюдавший за князем, чуть заметно улыбнулся и кивнул головой, давая знак Ярославу говорить дальше.

— Наше посольство готово обсудить с тобой, великий хан, условия получения из твоих рук ярлыка на княжение в Руси. А также разреши нам одарить тебя, тво — их жен и приближенных подарками, чем богата русская земля.

Бату — хан, выслушав русского князя, ответил:

— О ярлыке на княжение мы сегодня с тобой поговорим вече — ром за пиалой кумыса. А подарки можно и сейчас подарить.

По знаку князя стали вносить в юрту сундуки с подарками.

Князь сам открывал сундуки, показывая богатства, которыми он одарил хана. Здесь была серебряная и золотая посуда, дорогие украшения, меха, отделанное золотой и серебряной насечкой булатное оружие.

Из одного из сундуков Ярослав сам лично достал соболиную шубу. Поднялся на помост к хану и набросил на плечи Бат. Черно — бурый мех заискрился серебряными искорками, красиво переливаясь на свету и легкими волнами пробегая от прикосновения. Шуба была легкая как пушинка, ласкала и согревала хана. Он заулыбался, нежно погладил упругий и теплый ворс, зацокал языком.

Все находящиеся в юрте тоже заулыбались и, как дети, радуясь, захлопали в ладоши.

Бату — хан, обращаясь к князю, сказал:

— За такой подарок, князь, проси у меня что хочешь.

— Большая просьба у меня к тебе будет, великий хан!

— Говори, — отрывисто произнес Бату.

— Давно у тебя томится черниговский князь Михаил Ярославич. Отпусти его с миром домой.

Лицо татарского хана стало суровым и непроницаемым. Он жестко ответил:

— Этот князь не уважил наши обычаи и обычаи предков, тем самым растоптал наше уважение к нему и заслужил смертельное наказание.

— Я очень прошу тебя, великий хан, отпусти Михаила Ярославича.

Бату — хан на какое — то время задумался, затем произнес:

— Хорошо. Но сперва я отвечу на твои подарки своим подарком, — и дал знак слугам, хитро улыбаясь.

Нукеры завели закутанную с ног до головы в дорогие ткани женщину. Были видны только ее голубые глаза, полные слез.

— Это моя лучшая наложница, почти жена. Я дарю ее тебе в жены, — с усмешкой на губах сказал хан, пристально наблюдая за Ярославом, как тот пове — дет себя в такой ситуации.

От такого подарка князь не мог произнести ни слова. Но Алан зашептал ему:

— Благодари хана. Кланяйся ему ради Аллаха.

Ярослав, собрав все свои душевные силы, поклонился в пояс и с трудом произнес:

— Благодарю тебя за подарок, великий хан!

Тот милостиво улыбнулся, сделал знак слугам, и те пригласили в юрту чер — ниговского князя.

Михаил Ярославович с суровым лицом подошел в сопровож — дении татарских воинов к трону хана. Он не поклонился, не преклонил колено перед татарским ханом. На лице его была непреклонная решительность. Черниговский князь молчал, ожидая, что скажет хан Бату. В юрте наступила полная тишина. Все напряженно ждали, что же произойдет дальше. После длительной паузы гнев хана стал нарастать, лицо его побелело, затем покрылось красными пятнами. Он тихо заговорил. В полной тишине его слова были жестки, как удары кнута, обрекая непокорного князя на мучительную смерть:

— Ты нарушил обычаи моих предков! Ты проявил неуважение ко мне, ве — ликому и непобедимому хану, дошедшему до последнего моря! Я повелеваю отдать тебя на съедение собакам!

После этих слов нукеры подскочили к князю Михаилу. Один из них ловко повалил его спиной на свое колено и резко переломил позвоночник. Князь от боли взревел. Затем закричал:

— Придет время, поганый хан, Русь воспрянет и погонит вас назад, откуда вы пришли! А тебя, поганый, привяжут меж двумя березами и порвут напополам! — Михаил пытался еще что — то кричать, но нукеры умело пятками стали бить его по лицу и туловищу. Михаил Ярославич замолчал. Предсмертные судороги прошли по всему его телу. Он заскреб руками пол, напрягся и затих.

В юрте наступила жуткая тишина.

Ярослав Всеволодович с большим трудом сдерживал себя, еще мгновение — и он, не помня себя, бросился бы на хана. Алан и Борислав прижались вплотную к князю, переводчик сжал руку великому князю, шепча:

— Успокойся, князь! Ему ты уже ничем не поможешь, а все дело наше испортишь! Они так же, как его, растопчут тебя на радость нашим врагам! Терпи, Ярослав Всеволодович, нам еще много придется терпеть! Хан тебя жалует, поэтому успокойся.

От напряжения и сознания, что ничего нельзя сделать, князя трясло мелкой дрожью.

Хан Батый, тоже не ожидавший такого поворота событий, встал и дал знак всем удалиться.

* * *

В обед другого дня кардиналы Вильгельм де Рубрук, Иоанн де Поликарпо, монах — иезуит переводчик Гавино были приглашены к хану Орду, старшему брату Бату, который в ярлыках и указах как старший брат ставил свое имя впереди имени Бату — хана. Хотя фактически главой ханства был хан Батый.

Католикам все — таки удалось убедить хана Орду, что русские враждебно настроены против татар, что ярлык им нужен лишь для того, чтобы Ярослав объединил все княжества против татар. Осторожный Орду поверил в это и стал помогать католикам в заговоре против русского посольства.

Хозяин и его приближенные вместе с католиками восседали на подушках, пили первую круговую пиалу за дружбу и любовь.

Кумыс был резкий и кислый, имел привкус от бурдюка, от которого кардиналов тошнило. Вильгельм, глотнув из общей пиалы, закрыл рот, пытаясь удержать в себе противный кумыс, еще мгновение — и его бы вырвало, но он с трудом удержал в себе непривычный кислый напиток.

Субудай, который был тоже приглашен ханом, заметив состояние кардинала, ехидно улыбнулся и произнес:

— Ох, и хорош кумыс! Давно уж такого не пивал!

— Да уж, багатур, кумыс просто несравненный! — ответил Рубрук, вытирая шелковым платочком выступившие слезы.

— Вчера мой брат великий хан Бату и князь Ярослав вечером за пиалой кумыса обсуждали мирный договор между Ордой и Русью. Даже меня, старшего брата, не соизволили пригласить, — с обидой сказал хан Орду и продолжил: — Даже я и то не знаю, о чем там шла речь, но мне все — таки удалось кое — что узнать.

— Да и узнавать ничего не надо, с русскими и так все ясно. Для них сейчас самое главное — перетянуть Бату — хана на свою сторону, воспользоваться затишьем, собрать и объединить силы русских князей, чтобы выступить против вас же, — вкрадчиво проговорил кардинал Иоанн.

Орду и Субудай переглянулись. Хан заерзал на подушках, затем произнес:

— Надо сделать так, чтобы князь Ярослав не получил ярлыка на княжение в русских землях. Скоро за ярлыком мы его отправим в Каракорум, путь туда длинный, все может произойти, — с чуть заметной улыбкой произнес хан, обращаясь к католикам.

— Мы уже думаем над этим, великий хан Орду, и все сделаем, чтобы Ярослав не получил ярлыка на правление княжествами.

9

В 1245 году литовские князья, объединившись, вторглись на юго — западе Руси в новгородские земли. Долго откладывал этот поход великий князь Миндовг. Не хотелось ему опять ссориться с русскими князьями из — за прихоти недальновидных князей, которые рвались пограбить города и селения на Руси. Дошло до того, что даже не только его враги Даумантас, Теренета, Вашалгас, но и его родственники, племянники Тутвилас, Гедивидас и дядя Викинтас стали в лицо ему говорить, что он трус и боится напасть на Русь. Они его страстно убеждали, что сейчас самое время сделать набег на русские княжества, так как великий князь Ярослав находится у татар, а его сын Александр сидит в Новгороде. Пока Александр Невский придет на подмогу, их уже не будет, они скроются в лесах. Кроме того, у всех было обоюдное желание пополнить свою казну, захватить пленных для продажи и пополнения работниками своих хозяйств.

Литовские дружины беспрепятственно двигались к городам Беженску и Торжкам, потому как некому было дать отпор, и путь их был свободен. Не ожидавшие нападения русские города и селения почти не оказывали сопротивления. Все это вскружило литовским князьям головы. Хотя великий князь Миндовг разрешил своему воинству дойти только до Смоленска, а затем возвращаться назад, но они нарушили свое обещание и двинулись вначале к Беженску.

Литовцы к городу подошли неожиданно к середине дня. Не теряя времени, князь Тутвилас, который взял командование над дружинами, распорядился сразу же идти на приступ городка.

Город в это время жил своей спокойной, размеренной жизнью: работали мастера, купцы торговали в лавках, работные люди занимались своим делом. Никто не подозревал, что над городом нависла беда, что очень скоро мирная жизнь прекратится, что снова польется русская кровушка, что множество женщин и девушек будут изнасилованы и взяты в плен, а мужчины, не готовые к бою, не смогут защитить свой город.

В этот день даже городские ворота были открыты, так как работные люди возили в город дрова и сено для лошадей. Никто не ожидал нападения.

Литовские воины свирепого вида, одетые в шкуры, на лошадях неожиданно появились у центральных ворот. Стражники, охранявшие ворота, уже поздно заметили врагов. Они попытались оказать сопротивление и закрыть дубовые ворота. Но вражеские воины тут же смяли их и подняли на копья. В город хлынула лавина литовских воинов. Они растекались по всему городу, не щадя никого, кто пытался оказать им хоть какое — то сопротивление.

В этот день в сопровождении дружинников великого князя Ярослава Михаил рано утром прибыл в город Беженск. Ворота города были закрыты, но как только Михаил, показывая грамоту, крикнул стражникам, что он от великого князя с грамотой к его сыну Александру Невскому, его тотчас же впустили и повели их к городскому старшине.

Городской старшина средних лет, широкоплечий, крепко сложенный, одетый в доспехи, опоясанный широким ремнем с желе — зными бляшками, с пристегнутым на боку мечом, уже хлопотал на подворье, снаряжая куда — то небольшой отряд верховых дружинников.

Завидев гостей, старшина широко улыбнулся, обнажая ряд белых крепких зубов, подал руку Михаилу, сказал:

— Говорят, вы от самого Ярослава Всеволодовича, из поганой Орды, с грамотой.

Михаил, пожав сильную руку старшины, сказал:

— Зовут меня Михаилом Романовичем и послан я с грамотой к Александру Невскому.

— А меня называй Никитой Дмитриевичем, я здесь в городе старшина. Я вижу, вы устали с дороги и вам не до разговоров.

Никита, посмотрев вокруг, крикнул:

— Василь, подойди сюда!

Подошел молодой дружинник и спросил:

— Что кличешь — то, Никита Дмитриевич?

Указав на прибывших, старшина попросил:

— Ты вот что, Василь, отведи гонцов в гридницу, пусть они немного отдохнут.

Провожатый не спеша повел путников. Вскоре они пришли в просторное помещение с широкими лавками, застланными волчьими шкурами, и сообщил:

— Выбирайте любую лавку и отдыхайте. Когда выспитесь, приходите на подворье старшины.

Михаил и его спутники, не раздеваясь, легли на лавки и заснули крепким сном.

Снилась Михаилу его жена Анастасия. Одета она была в легкий голубой сарафан, с венком ромашек на голове. Стоят они среди большого поля с цвету — щими ромашками и голубыми васильками.

Михаил наклонился к лицу жены и стал ее нежно целовать.

Женщина улыбалась светлой улыбкой, обнажая белые, словно жемчужные, зубы. Им в это время было хорошо и радостно. Анастасия, оглянувшись, сказала: «А вон наши детки бегут». Михаил тоже оглянулся и увидел, что к ним бегут трое детей, веселых, радостных, и кричат:

— Мама! Мама!

Михаил с удивлением посмотрел на свою жену и сказал:

— Откуда ж эти дети? У нас же не было детей!

— Они у нас будут, — ответила с улыбкой Анастасия.

Вдруг все кругом потемнело, и на горизонте огромного поля показались черные всадники. Они быстро приближались. Михаил стал различать их свирепые лица. Вот — вот уже они настигнут детей и подымут их на длинные копья.

Дети кричали:

— Мама! Мамочка, спаси нас!

Михаил выхватил свой меч и преградил дорогу всадникам. Стал наносить удары своим оружием. Первый воин рухнул со своего коня прямо ему под ноги. Второй воин стал отчаянно сопротивляться, нанося сильные удары по щиту, который едва успевал подставлять Михаил. А черный воин все бил и бил по щиту, что — то кричал на непонятном языке. Михаил собрал все свои силы и бросился на врага, но тут же проснулся, открыл глаза, рядом стоял один из его спутников Алексей.

— Ну, наконец — то! — воскликнул Алексей. — Ох и спать ты здоров!

— Что случилось — то, зачем будил? — недовольно спросил Михаил.

— Слышишь, какой шум в городе и крики? Что — то неладное там творится, — ответил дружинник.

Михаил прислушался. И действительно, слышались крики, лязг оружия, ржание лошадей. Он вскочил на ноги, надел кольчугу, пристегнул длинный меч и кривой кинжал к поясу. Спутники последовали его примеру. Все поняли, что в город пришел враг.

Михаил и дружинники вышли на улицу и были поражены происходящим. Кругом сновали свирепого вида воины в шкурах. Они врывались в дома, тащили и складывали в кучу одежду, посуду. Вязали по рукам и ногам мужчин и женщин. Кто оказывал сопротивление, убивали.

— Так это ж литовцы! — воскликнул один из дружинников. — Вот сволочи, опять набег на наши земли совершили! Почувствовали, что великого князя нет! Вот и поперли!

Тут они увидели, как несколько литовских воинов схватили совсем юную девушку. Сорвали с нее платье, бросили ее на сено. Не обращая ни на кого внимания, двое сели ей на руки, а еще двое широко раздвинули девушке ноги. Другой же воин, видимо старший среди них, навалился сверху на жертву. Девушка кричала, плевала в лицо насильнику, но тот, охваченный страстью, только рычал, схватив за белую грудь непокорную пленницу.

Михаил и его спутники ринулись на помощь девушке. Одним ударом меча был уничтожен насильник и, опрокинувшись навзничь, хватал ртом воздух, в предсмертных судорогах истекая кровью. Та же участь постигла и его соплеменников, они легли рядом, лишенные жизни от смертоносных ударов булатных мечей. Девушка с перепугу завизжала, забилась в истерике.

Дружинники подняли ее на ноги, стали успокаивать:

— Что ты кричишь как резаная. Мы свои, русские. Успокойся и следуй за нами, если хочешь жить.

Девушка примолкла, поняв, что это не литовцы, молча последовала за своими спасителями.

На улицах происходили ожесточенные схватки с врагом. Одни литовские вои — ны вытаскивали из домов вещи и всякое барахло, хватали пленников, связывая веревками, другие, завидев красивых молодых женщин, тут же их насиловали.

Гонцы, а вместе с ними и девушка, стали пробиваться на подворье к старшине, надеясь, что там они смогут в рядах городских дружинников дать достойный отпор непрошенным гостям. Но когда они пробились к подворью старшины, то увидели, что там идет ожесточенная схватка с врагами. Никита Дмитриевич и десяток оставшихся в живых дружинников бились с литовцами. Старшина был ранен, из — под кольчуги стекала кровь. Не обращая внимания на свои раны, он мощными ударами меча разил врагов. Дружинники, сраженные стрелами или короткими копьями, один за другим падали, защищая свой город. Кольцо врагов вокруг старшины и его воинов сжималось, и казалось, что вот — вот близок конец сопротивления последних защитников. Умирая, никто из них не просил пощады, они дрались до последнего вздоха, защищая свою землю, свой дом, своих жен и матерей.

Видя, что вокруг старшины и его воинов находилась небольшая часть врагов, так как остальные в основном были заняты грабежом, Михаил крикнул своим спутникам:

— Вперед, ребята! Давайте подмогнем Никите и его дружинникам! — и первый ринулся на литовцев. Те, не ожидая нападения сзади, растерялись. Вос — пользовавшись замешательством врага, они быстро разметали нападающих. Даже спасенная от насильников девушка, подняв с земли копье, с криком вонзила его в тело одного из литовских воинов.

Михаил, поддерживая старшину, истекающего от ран кровью, отбиваясь от напада ющих, крикнул оставшимся в живых дружинникам:

— Ребята, будем отходить на подворье!

Воины, ощетинившись копьями, закрываясь щитами от стрел, отступили в подворье старшины.

Михаил опять распорядился, обращаясь к ратникам:

— Закрывайте ворота! Здесь мы сможем какое — то время отсидеться и привести себя в порядок.

Михаил осторожно завел Никиту Дмитриевича в конюшню, положил на копну сена и обратился к девушке:

— Как хоть зовут — то тебя, красавица?

— Арина, — ответила девушка. — Говори, что делать — то надо?

— Перевязать Никиту надо, чтобы не истек кровью, а я пойду посмотрю, сколько в конюшне лошадей. Если что, прорываться на лошадях будем. Может, и спасемся.

Михаил прошел в стойло лошадей. Там было около десятка добрых коней, которые, мирно похрустывая, жевали сено. Он вышел из конюшни, позвал к себе двух дружинников и попросил:

— Вот что, ребята, как можно скорее седлайте коней. Как только будет все готово, сообщайте. Прорываться будем. А я пока пойду подмогну остальным держать оборону ворот, чтобы литовцы не прорвались.

У ворот шла ожесточенная схватка. Враги упорно лезли на ворота и плотный забор с заостренными кольями.

Русские воины длинными копьями пронзали врагов, а меткие стрелы разили литовцев, которые падали по ту и другую сторону ворот. Дружинники были в более выгодном положении, чем непрошенные гости, но напор их нарастал и необходимо было что — то предпринимать.

Неожиданно для защитников нападающие прекратили штурмовать подворье. По всей вероятности они к чему-то готовились.

Михаил, не теряя ни минуты, велел вывести оседланных лоша-дей и всем усесться в седла. К этому времени старшина после перевязки ран уже мог сидеть на коне. Наконец, все было готово.

Михаил коротко объяснил свой нехитрый план: «Открываем ворота и мчимся во весь опор к городским воротам, до которых от подворья рукой подать, а там скрываемся в лесу».

И вот дружинники, сбросив толстую дубовую закладку, резко отворили ворота. Всадники, не теряя времени, помчались из города.

Литовцы же, утомленные штурмом подворья, решив, что защит — ники никуда не денутся и они еще успеют взять подворье, решили передохнуть перед решительным штурмом. Некоторые из них присели на землю, а иные даже насыщались пищей, которую взяли в ограбленных домах горожан.

Неожиданное появление всадников повергло их в растерянность. И пока они собирались что — то предпринять, русские воины уже мчались к лесу. А там искать и догонять было бесполезно. Один из литовцев, видимо, старший, в досаде плюнул на землю, стал ругать своих воинов за нерешительность.

Всадники еще долго мчались по лесной дороге, чтобы уйти от возможной погони. Но литовским воинам было не до погони, так как они, отягощенные большой добычей и пленными, и не помышляли преследовать какую-то горстку дружинников.

Когда, наконец, всадники остановились, чтобы дать передохнуть уставшим лошадям, уже вечерело. Нужно было где — то искать место для ночлега и отдыха. Один из дружинников подошел к Михаилу и сообщил:

— Ночью, наверно, сильно похолодает, и начинается дождь. Оставаться в лесу нежелательно и опасно, надо собрать последние силы и добраться до деревеньки.

— А далеко ли та деревенька? — обрадованно спросил Михаил.

— Да не так далеко, к наступлению темноты будем там. Лишь бы литовцы до нас там не побывали, а то все, поди, подожгли.

— Будем надеяться на лучшее. Давай подымай всех — и в путь.

Холод уже начинал пробирать людей, многие из них были одеты кое — как, многие ранены. С большим трудом люди двинулись по извилистой дороге к деревне.

Уже было темно, когда, наконец, отряд подошел к поселению.

Увидев дома со слабыми огоньками горящих лучин в окнах, затянутых бычьими пузырями, все обрадовались, оживились, зная, что их здесь ждут тепло и, хоть и скудная, крестьянская пища.

— Слава Богу! — воскликнул Никита Дмитриевич. — Хоть здесьнас Господь не оставил! Видно, литовцы это место обошли стороной.

— А что им тут делать? В этом месте им поживиться нечем, разве что хлеба с мякиной да пленных взять.

10

Московский князь Ярослав Владимирович, узнав, что литовцы направляются к городам Беженску и Торжкам, не стал ждать, когда беда придет в его дом, а спешно снарядил свою дружину и ополчение. Не теряя времени, двинулся на встречу с врагом. Как ни спешил князь, чтобы помочь Беженску, но не успел. Еще подходя к городу, люди в его войске увидели столбы дыма от пожарищ, которые устроили непрошенные гости.

Когда князь и его дружина вошли в город, им представилась страшная картина разорения. Оставшиеся в живых, которые сумели спрятаться от литовцев, тушили пожарища, стараясь не дать огню распространиться по всему городу. Благо, что не было ветра.

Ярослав Владимирович решил в городе не задерживаться, а немедленно преследовать врага. По его приказу к нему привели человека, который согласился короткими путями догнать вражеские отряды.

Когда к князю привели старика, Ярослав внимательно посмотрел на него, улыбнулся и сказал:

— Вижу по твоему одеянию, ты, старец, собрался не только нам путь указать, но и биться с врагом.

— Рука моя еще крепка, и я сумею отомстить за свою дочь и сына, угнанных в плен, а может, даже удастся освободить их.

— Как зовут тебя, богатырь?

— Никитой Святославичем кличут.

— Ну что ж, Никита Святославич, веди нас ближними путями к нашим обид — чикам и разорителям земли русской. — Затем поинтере совался: — Откуда ж ты знаешь, каким путем их преследовать?

— Я, князь Ярослав Владимирович, тайком проследил, за ними шел по следам до тех пор, пока они не стали лагерем. В городе они, видно, побоялись оставаться, зная, что могут быть отмщены. Поэтому — то устроились на берегу реки. Я ваше войско быстро выведу куда надо.

— Хорошо, Никита, веди.

Вскоре дружинники и ополченцы двинулись за проводником.

Князь и Никита ехали рядом, каждый, думая о своем. Ярослав Владимирович часто с нетерпением спрашивал:

— Скоро ли, Никита, прибудем на место?

— Скоро, — отвечал спокойно Никита и добавлял: — Не беспокойся, князь, как только подойдем куда надо, я сразу же сообщу.

Уже почти стемнело, когда все увидели деревеньку. Кое — где в окнах покосившихся, черных от времени домов горели лучины.

Проводник перекрестился, сказав:

— Слава Богу, что деревенька цела! Видно, не дошли сюда проклятые литовцы, хоть и стоят они своим лагерем совсем недалеко.

Войдя в деревню, дружинники князя и его ополчение, утомлен — ные длительным переходом, стали устраиваться на ночлег. Ратники располагались кто где может. Самые удачливые ночевали в избах, в банях, а кто не успел, устроились в палатках прямо на улице, у костров или зарывшись в сено в коровниках.

Утро выдалось хмурое. Через некоторое время стал моросить дождь, все небо заволокло тучами, предвещая ненастную погоду.

Утомленные походом воины стали просыпаться, готовить на костре горячую пищу.

Князь Ярослав с трудом встал, его мучила головная боль, и жгло в горле и груди. Он быстро оделся в теплую одежду, а затем снарядился в доспехи, пристегнул к широкому поясу меч и обратился к своему слуге:

— Илья, раздобудь молока, вскипяти его, положи туда меда с маслом и принеси мне. А то я где-то простыл, нужно поправить здоровье.

Через некоторое время вернулся Илья.

Князь нахмурил брови, увидев, что Илья не исполнил его указание.

Слуга, перехватив сердитый взгляд Ярослава, торопливо сообщил:

— Я вот что, мой господин, хочу тебе сообщить. Пришли к нам в деревню дружинники, вырвавшиеся из Беженска.

— Кто же их привел?

— Привел их Михаил Романович, посланник Ярослава Всеволодовича, да городской старшина Никита Дмитриевич. Только он тяжело ранен.

Князь встал, накинул шубу на плечи и вышел во двор. Там он увидел вновь прибывший отряд воинов. Их было немного, но они держались уверенно, в их лицах светилась решительность отомстить непрошенным врагам.

К Ярославу Владимировичу сразу же подошел Михаил. Он поклонился в пояс князю и сказал:

— Князь ты наш светлый Ярослав Владимирович! Вот то, что осталось от защитников города, но мы готовы продолжать биться, чтобы прогнать литовцев с русской земли и отбить наших пленных.

Ярослав, выслушав Михаила, спросил:

— А где же мой старшина Никита Дмитриевич? Жив ли он?

— Жив он, жив, только нужно куда — то его положить, промыть и перевязать раны.

Князь подошел к лежащему на телеге старшине, стал его внимательно рассматривать. Никита лежал на спине. Лицо его было бледно, веки дрожали. Он с трудом открыл глаза, вгляделся в нагнувшегося над ним князя и, узнав его, виновато улыбнулся и тут же застонал от боли.

Ярослав поискал глазами слугу, а увидев его, распорядился:

— Я слышал от местных людей, что в деревне есть бабка, кото — рая лечит травами и заговорами. Несите его к ней. Пусть промоет и заговорит ему раны.

Дружинники тут же подхватили Никиту на руки и понесли к старухе.

Ярослав Владимирович, обратившись к Михаилу, сказал:

— Пойдем ко мне и поговорим обо всем. Надо решить, как нам быть дальше.

Они вошли в прокопченную избенку. Князь пригласил гостя за стол, сказав:

— Садись, Михаил Романович, поешь, а то, наверно, голодный.

— Да, не откажусь от вашего угощения, давно уж как следует не ел. То в даль — ней дороге был, то вот сразу же в граде Беженске в битву попал.

На столе дымилось зажаренное мясо, лежал пышный каравай хлеба и стоял кувшин с вином.

Князь немного подождал, когда его гость утолит голод, затем спросил:

— Скажи, добрый молодец, откуда ты путь держишь и куда?

Михаил, пригубив вина, стал рассказывать:

— Я был взят в плен татарами во время взятия ими Киева. Так как был ранен, находился в беспамятстве, то не смог достойно отдать свою жизнь за поруганную и потоптанную татарами Русь. В плену я находился долго, узнал там почем лихо. Но сбежать никак не мог. Непростое это дело — убежать с Орды, так как кругом степь. Либо поймают татарские разъезды, либо волки сожрут, или умрешь голодной смертью. А я отчаялся бежать зимой, да хорошо, что в пути наткнулся на стан великого князя Ярослава Всеволодовича. Иначе не сидеть бы мне с вами рядом. С собой он меня взять не мог, но послал с грамотой к Александру Ярославичу, а сам двинулся к хану Бату.

— Мне бы не хотелось тебя отсылать далее. Мне сейчас хорошие воины ой как нужны! Да и сам князь Александр сообщил, что спешит со своей дружиной нам на помощь. Так что скоро встрети-тесь.

— Конечно, князь, я у вас останусь и помогу чем могу.

— Сколько у вас воинов? — спросил Ярослав.

— Около трех десятков наберется, но все испытанные в бою.

— Тогда сейчас же выступаем бить литовцев.

— Надобно бы послать вперед дружинников. Пусть посмотрят, что предпри — нимают литовцы, а там и будем уже с ними вступать в бой.

— А что смотреть — то? Мне местный охотник и проводник сказал, что литовцы расположились на отдых и к бою не готовы. Вот мы их и захватим врасплох.

— А все — таки, Ярослав Владимирович, может, нам послать людей?

— Не будем терять время понапрасну, сейчас же выступаем.

* * *

Литовские отряды расположились на берегу реки. Воины после набегов на русские города и поселения отдыхали. Истово делили добычу, спорили, иногда даже кое — где возникали потасовки. Пленных же они разделили между собой, и после этого каждый из них должен был кормить и охранять их сам. Поэтому плененные мужчины и женщины были связаны, страдали от жары и голода.

Викинтас, Тутвилас и Гедевидас и еще несколько князей сидели в шатре, обсуждая, что же им делать дальше.

— Необходимо послать небольшие отряды в разные стороны. Пусть осмотрят местность. Поглядят, нет ли где поблизости русских воинов или княжеских дружин. А то попадем в окружение и не сможем отбиться, — предложил осторожный Тутвилас.

— А ведь он прав, надо бы кругом выставить отряды, чтобы русские нас врасплох не захватили. Я уверен, что наши враги уже собирают или уж собрали воинов, чтобы догнать нас и вернуть пленных и нашу добычу, — поддержал князь Викинтас.

— Давайте сделаем так. Ты, Викинтас, и ты, Гедевидас, возьмите воинов и небольшими отрядами осторожно разведайте кругом, да так, чтобы вас никто даже не заметил. И если узнаете, что русские что — то готовят против нас, немедленно сообщайте, — распорядился Тутвилас.

— Я небольшой отряд своих воинов еще с утра послал на разведку. Только вот что — то долго не возвращаются. Не попали ли они случайно в полон к русским? — обеспокоено сказал князь Гедевидас.

В это время в шатер почти вбежал литовский воин.

— Что случилось, Гентарас? Где вы так долго были? Я уж думал, что русские вас в плен взяли. Не знал, что и подумать. Хотели уже за вами и людей послать несколько отрядов. Хорошо, что вы объявились. Садись и рассказывай, что вы узнали, — стал расспрашивать своего воина Гедевидас.

Разведчик устало опустился на лавку, снял шлем, освобождая копну грязных спутанных рыжих волос, которые в беспорядке торчали во все стороны, вытер рукавом пот с лица, медленно заговорил:

— Жители Торжка со своим князем Ярославом уже направились к нам, и ведет их местный житель. Он знает, где мы расположились. Дружина у князя небольшая, но много всякого люда к нему присоединилось и идут к нам, чтобы дать нам бой.

— Откуда вы все это знаете? — спросил Гедевидас.

— Мы взяли в плен русского воина, и он нам под пытками все рассказал.

— А где тот воин? Я бы хотел еще с ним поговорить.

— Мы ему сразу же голову отрезали и закидали хвоей, чтобы

русские его не нашли.

Тутвилас достал кусок пергамента коричневого цвета, велел разведчику принести из остывшего костра уголь. Когда уголь был доставлен, он расстелил пергамент на дощатом столе. Очертил реку, на берегу кружочками показал свой лагерь и дорогу, ведущую к реке. Затем спросил у разведчика:

— Где сейчас русская дружина? И есть ли еще дороги, которые ведут к реке?

Разведчик осторожно взял в руки уголек и стрелкой показал, где идет дружина князя Ярослава.

— Сколько у нас есть времени, чтобы достойно встретить наших врагов?

— Идут они медленно, наверно, боятся попасть в засаду. Поэтому где — то через четыре часа они выйдут к реке, — ответил, немного задумавшись, Гентарас.

— То, что русские знают, где мы расположились, это очень хорошо, это только нам на руку, — задумчиво проговорил Тутвилас.

— Как это понимать? Хорошо, что русские знают, где мы находимся? — с изумлением спросил Гентарас и добавил: — Мы наоборот делали все возможное, чтобы князь Ярослав не напал на наш след.

Князь Тутвилас взял уголек, вновь наклонился над пергаментом и стал что — то чертить.

Все внимательно следили за движением его руки. Наконец, князь оторвался от своей работы и вымолвил, обращаясь к присутствующим:

— А теперь посмотрите. Я думаю так встретить наших врагов.

Место своего расположения мы не будем менять. Но оставим здесьотряд воинов для видимости. Остальные же князья со своими дружинами будут тихо сидеть в засаде. Небольшой отряд наших воинов встретит русского князя на подступах к нашему лагерю. И как только завяжется битва, они начнут отступать. Русские же ринутся их преследовать. И когда они выйдут к берегу реки, вот тогда наши засадные отряды вступят в бой с князем Ярославом, с его воинами. Русские будут зажаты со всех сторон. Впереди река, а кругом наши воины. Вот тутто мы их и разобьем.

— Мудро придумано! — с восхищением воскликнул Гедевидас.

— Нас ждет удача и в этой битве. Вернемся мы домой богатымии с пленными, которых можно продать или заставить работать с утра до вечера на себя, и с отнятыми у русских съестными запасами и барахлом. Я всегда говорил, что ты, Тутвилас, умный и хороший воин! — с одобрением сказал Викинтас.

— Ну, ты размечтался, — насмешливо сказал Тутвилас и вставил: — Надо еще победить противника, а излишняя самоуверенность вредитв серьезном деле. Давайте поспешим, князья, к своим отрядам и будем готовиться к битве.

11

Ярослав Всеволодович проснулся рано. Он долго лежал с открытыми глазами, перебирая в уме все, что произошло с ним с тех пор, как он поехал на поклон к татарским ханам. Все оказалось очень непросто. Кроме русских князей, к татарам в милость пробивались правители многих народов и княжеств и государств, которые месяцами, а некоторые даже годами жили при татарских ханах, добиваясь их расположения. Ему еще повезло, что хан Батый принял его сразу и они провели переговоры, поклялись в вечной дружбе друг с другом. Но сам Бату — хан не мог дать ярлык князю, так как ханша ханум Туракина потребовала от него, чтобы за этим он направлял всех к ней. И он вынужден это делать, чтобы не попасть к ней в немилость. Из всех разговоров с ханом князь понял, что хан Бату не намерен идти войной на Русь и занимать княжества. Единственное, что он хотел, чтобы русские князья в срок собирали дань и отправляли в Орду. Ему нужно было кормить огромную армию, чтобы держать в повиновении народы на большой территории своей Орды. Но в то же время недвусмысленно намекнул, что за непокорность он пошлет свою армию, тогда Русь будет проучена огнем и мечом.

Отправляя князя в далекое путешествие, Бату его предупредил: «Когда будешь в Каракоруме, будь внимателен и осторожен» — а в чем быть осторожным, так и не сказал.

Более двух месяцев длилось его путешествие в столицу татар.

Труден был путь через леса, горы, пустыни и бесконечную степь.

А сейчас более трех недель он живет в Каракоруме, а ханша Туракина так его и не приняла. Что замышляет капризная женщина?

Что там у нее в татарской головушке? Одному Богу известно.

Великий князь медленно встал, немного посидел в своей постели, затем накинул на себя легкую соболиную шубу. Мягкий мех грел и ласкал своей нежной теплотой.

Ярослав потихоньку прошел к выходу из шатра, чтобы не разбудить слугу и подаренную ханом жену Анастасию, которая оказалась на редкость красивой и доброй женщиной. К ней он относился как к сестре, за что она ему отвечала своей заботой. Ярослав частенько исподволь поглядывал на Анастасию, и ему в ней нравилось все, но приблизиться к ней как к женщине он стеснялся, не мог преодолеть барьер своей неуверенности, задавая себе один и тот же вопрос:

А ответит ли она ему тем же?

Он не хотел, чтобы женщина была взята им силой, а скорее безы — сходностью. Зная, сколько она пережила унижения и страдания в татарском плену, боялся ее обидеть.

Как князь ни старался тихо выйти из шатра, но слуга Ефим всетаки услышал его шаги и приподнял голову. Ярослав махнул ему рукой, чтобы тот не беспокоился, и вышел из шатра.

Рассвет только чуть — чуть забрезжил на востоке. Кругом, насколько хватало глаз, стояли круглые юрты, различные по величине и высоте, а некоторые находились на колесах. Кое — где в верхние отверстия юрт тянулся дым. В воздухе пахло гарью. Это татары топили свои очаги кизяками, — соломой, смешанной с пометом животных, — разрезанными на прямоугольные кирпичики и хорошо просушенными на солнце. Рассвет наступал быстро. На востоке небо становилось все светлее и светлее. И вот началась заря. Вначале горизонт стал легко золотиться, постепенно охватывая все больше и больше неба на востоке. Затем в золотистый цвет стали добавляться розовые оттенки, постепенно усиливаясь. И вот уже ярко — оранжевое зарево охватило полнеба. Подул легкий ветерок, принося из степи незнакомые запахи. Солнце начало медленно всходить из — за горизонта. Оранжевый свет стал светлеть, и когда на землю полились яркие лучи светила, все вокруг заиграло золотистым цветом, который пробежал по круглым юртам и полился на бескрайнюю степь.

Начинался новый день. Послышался рев скота. Пастухи выгоняли на пастбища верблюдов, лошадей, овец. Мужчины и женщины спешили подоить кобылиц и коров. Проскакал куда — то татарский отряд, сверкая на солнце своим оружием и доспехами.

Оживала жизнь в столице огромной империи. В этот момент Ярославу особенно остро захотелось на Родину, увидеть родных ему людей. Услышать до боли милое и желанное щебетание птиц, полюбоваться раскидистой березкой. Лечь в траву и вдыхать запах полевых цветов, взять в руки простенький цветок ромашки, понюхать его терпкий запах. Но до этого было еще далеко. Он понимал, что только к зиме сможет вернуться в свое княжество. Ярослав прошептал:

— Если Бог даст и капризная ханша Туракина соизволит принять меня.

И самое обидное было, что он никак не мог повлиять на события, которые происходили при дворе ханши. Даже Алан, ученый писарь, которого с ним отправил в Каракорум Батый, и тот, побывав при дворе, печально качал головой, отвечая на вопросы князя:

— Я уже всех важных ханов обошел. Никто не может повлиять на эту женщину. Пока она не желает встречаться с тобой. Велено тебе сообщить, светлый князь, ждать. Зато католиков она приняла сразу же и почти каждый день встречается с ними и подолгу беседует. О чем говорят, никто не знает. Все у них держится в тайне.

— Во имя Аллаха! Да сохрани нас всевышний!

И покачав головой, задумчиво говорил:

— Ох, неспроста все это! Что — то задумала коварная женщина!

Великий князь долго задумчиво смотрел на восток, откуда взошло солнце, подумал про себя: «Эх, оказаться бы сейчас на своем подворье, да собрать бы свою дружину и разгуляться в ближайшие леса на охоту. А затем, добыв вдоволь дичи, устроить пир на берегу реки».

Он любил эти летние вечера, когда в котлах варилась уха из свежей рыбы, а на вертелах жарилась дичь. Ему нравилось прилечь на охапку свежего сена и глядеть на реку, наблюдать, как уходит заря, играя последними отблесками солнца на ровной глади воды. В то же время краем уха слышать, как его дружинники, ожидая ужина, рассказывают друг другу различные байки и сказания. А потом, когда пища уже сготовлена, дружинники стелили прямо на землю скатерти, раскладывали жареную дичь по блюдам, разливали в деревянные чашки и ендовы уху и меды, открывали бочонок хорошего вина. И начинался пир, с доброй дружеской беседой. Все знали, что великий князь не любит буянов и драчунов, и вели себя прилично, а провинившийся будет жестоко наказан и изгнан из дружины.

Оторвавшись от приятных мыслей, вполголоса проговорил:

— Многое я бы сейчас отдал, чтобы хоть на некоторое время вернуть все это! — Последнее время его мучило плохое предчувствие, приходили мрачные мысли. И чем дольше его посольство не принимала ханша, тем больше он нервничал и подчас даже не находил себе места.

Ярослав прошелся около своего шатра, остановился. В это время ему ничего не хотелось делать. Все надоело, и было отвратительно видеть эти узкоглазые татарские лица и пить их кислый кумыс, который он и на дух не мог переносить, от которого его тошнило. Но ему приходилось, хоть и давясь, его пить, уважая их обычаи. И все это ради Руси, ее будущего он должен был терпеть. Он хотел быть великим князем. Но по всей видимости, ханше этого не хотелось, и она что — то замышляла. Хотя с Батыем они крепко уговорились помогать друг другу. Но так как хана Гаюка не стало, то на получение ярлыков русским князьям по требованию ханши необходимо было ехать в Каракорум. А Батый пока не мог противиться ее желанию, боясь разлада с ханшей. Тем более она его и так не очень — то жаловала. Батый сам переживал большие сложности в связи с вступлением ханши Туракины на престол обширной империи. Но Ярослав решил для себя идти до конца: или он получит ярлык на правление русскими княжествами и останется великим князем, или сгинет в этих бескрайних равнинах.

Откинулась пола шатра, к Ярославу вышла даренная князю ханом Батыем Анастасия. Она оказалась русской и на редкость красивой инужной для князя: и лекарем, и служанкой. Она хорошо знала травы и заговоры и умела лечить болезни. Великий князь вначале был очень недоволен, что хан навязал ему женщину. Но когда присмотрелся к ней, стал мысленно благодарить хана Бату за то, что он сделал ему такой подарок. Эта женщина его просто притягивала к себе. Ему всегда хотелось быть с ней рядом. Но он никак не мог перейти грань от простых отношений служанки к более близким. Хотя он очень этого желал. Ясный взгляд ее голубых проникновенных глаз сводил его с ума. В походе Анастасия для него стала незаменимым советчиком и лекарем. Она лечила его от простуды и от болей в спине. Добрая женщина помогала не только князю, но и всем, кто к ней обращался. Вот и сейчас она подошла к князю, улыбнулась и, ласково поглядев на Ярослава, сказала:

— Светлый князь Ярослав Всеволодович, что-то ты сегодня рано поднялся. Все заботы тебя одолевают? А отвар трав забыл принять. И спину тебе не лечила. Пойдем, великий князь, в шатер, там у меня все готово, чтобы поправить твое здоровье.

Князь посмотрел в лицо Анастасии, в ее лучистые необыкновенные глаза, и на душе у него отлегло. Суровое его лицо посветлело.

Он заулыбался и покорно пошел за своей целительницей.

Женщина заставила князя раздеться до пояса, уложила его на шубу лицом вниз и стала легкими движениями разминать спину, смазывая какой — то душистой маслянистой смесью. С каждым разом движения ее рук становились все энергичней и даже вызывали легкие болевые ощущения. Спина у Ярослава стала красной, а приятное жжение распространялось по всему телу. От удвольствия он закрыл глаза, наслаждаясь энергичными прикосновениями рук женщины. Лечение заканчивалось, и целительница стала легко поглаживать нежными руками спину князя, затем накрыла его толстым верблюжьим одеялом, прошептала:

— А теперь, светлый князь, немного вздремни, встанешь как будто ничего у тебя и не болело.

Анастасия наклонилась над Ярославом, желая поправить одеяло. Но неожи — данно даже для себя самого князь притянул ее к себе и страстно поцеловал в губы. Анастасия от неожиданности растерялась, но не сопротивлялась. Она просто не знала, как себя вести. А князь обнимал и целовал ее в губы, в щеки, глаза. Потянул Анастасию к себе, снимая с нее одежду. Женщина неожиданно для себя стала отвечать на его ласки и помогать снимать с себя одежду. И вот они уже сплелись в страстных объятиях, шептали друг другу ласковые слова.

Ярослав, нежно обнимая женщину, торопливо целовал ее в упругие груди, шею. Он как будто спешил, боясь, что это мгновение его неожиданной любви уйдет. Анастасия же лежала с закрытыми глазами, но ресницы ее подрагивали. Она стонала, всхлипывая, слезы ее катились по щекам.

Наконец князь освободил возлюбленную из своих объятий и надолго замолчал. Анастасия, стыдливо закрывшись одеялом, всхлипывала, смахивая рукой набегавшие слезы.

Ярослав повернулся к женщине, погладил ее по золотистым волосам, прошептал:

— Ты что, милая, слезы — то льешь? Неужто я тебя чем обидел?

Или недовольна чем?

Анастасия молчала, продолжая всхлипывать.

Великий князь поцеловал женщину в губы и опять спросил:

— Ну что, милая? В чем беда?

Анастасия счастливо улыбнулась сквозь слезы. Нежно обняла князя руками за шею и, глядя ему прямо в глаза, тихо сказала:

— Это, князюшка, слезы счастья. Я ведь даже в мыслях не могла допустить, что мы станем с тобой так близки. Я ведь думала, что ты меня презираешь за то, что я была в руках татар.

— За что же тебя, любушка, презирать? В чем же ты виновата? Много сейчас наших русских женщин маются в татарском плену. За что же их винить? Мы, прежде всего, должны сами себя винить за то, что мы, воины, не смогли защитить наших жен, сестер и матерей! За то, что не смогли отстоять Русь! Не смогли усмирить свою гордыню. Не смогли объединиться и стать единой крепкой стеной против нашего врага.

Анастасия, тяжело вздохнув, сказала:

— Правду говоришь, князь ты наш светлый. Будучи в плену, нахлебалась я всего такого, что в страшном сне не приснится. Сколько русских женщин гибнет от голода, непосильного труда и издевательств поганых.

Из — за перегородки шатра послышался голос слуги Ефима:

— Великий князь, только что пришел ученый писарь Алан. Он просит тебя выйти к нему. У него какое — то важное сообщение.

Князь быстро оделся и вышел к писарю. За столом на лавках сидели ученый писарь Алан и переводчик Борислав. Они живо что-то обсуждали. Завидев великого князя, все встали и поклонились в пояс.

Затем Борислав радостно произнес:

— Ханша Туракина через два дня желает тебя видеть в своем большом шатре.

Князь радостно улыбнулся, сказав:

— Наконец — то скоро кончатся наши муки! И скоро мы отправимся в обратный путь. — Затем, вглядевшись в невеселые лица своих слуг, сказал:

— Что вы такие грустные? Тут радоваться надо! А вы?

Ярослав пригласил своих собеседников присесть и еще раз спросил:

— Что же вас так встревожило?

Алан произнес:

— Дело в том, что ханша тебя, светлый князь, приглашает не на переговоры, а на пир, там всего можно ожидать: и насмешек, и издевательства, и даже хуже…

— Что хуже — то? Договаривай.

— Да всякое бывает, — уклончиво ответил Алан.

12

Еще не занималась заря. Только — только забрезжил рассвет. Еще степь не стряхнула с себя ночную дрему. Еще спали птицы и зверье, а уже отряд нукеров в сотню человек мчался в сторону Каракорума с посланием от хана Батыя к Яро — славу со строгим наказом грамоту передать только в руки русского князя.

Быстро мчались татарские нукеры, меняя лошадей, как вихорь неслись по степи. Уже много дней мчался отряд, загоняя лошадей. Лишь на короткий срок останавливались воины, чтобы считанные часы отдохнуть и поесть.

Знал сотник Айкур, что за невыполнение приказа хана его ждет страшная кара, поэтому не жалел ни лошадей, ни людей.

Совсем уже немного — несколько дней пути — оставалось до столицы татарской империи. Люди уже еле держались в седле, лошади всхрапывали от усталости. Совсем уже немного осталось до ямской станции, где их ждали свежие лошади. Но под сотником Айкуром зашаталась лошадь и на всем скаку упала в придорожную пыль. Воин резво вскочил на ноги, благо, что падение было удачным и его не придавил упавший конь. Оскалив в злобе зубы, Айкур выдернул из — за пояса секиру и одним махом срубил лошади голову. Ему тут же подвели запасного коня, сотник молча сел в седло, стегану со всей силы плетью и помчался впереди отряда.

Строгий был приказ Батыя доставить вовремя послание русскому князю, и эти слова постоянно крутились в его голове:

— Если князь Ярослав погибнет от рук врагов моих, тебе, Айкур, не сносить головы!

Короткий ответ был сотника хану:

— Слушаю и повинуюсь!

Железная дисциплина в татарской армии не давала рассуждать, высказывать свое мнение. Нужно было немедленно исполнять.

Молча он взял из рук Батыя грамоту, упал перед ним на колени, поцеловал его сапоги. Бегом побежал к своему отряду, который с нетерпением ждал сотника. И как только он вскочил в седло, отряд галопом помчался в степь, подняв клубы пыли.

Знал сотник, что сейчас решается его судьба, будет он жить или ему сломают хребет багатуры за невыполнение задания самого хана Батыя.

Нукеры вскоре увидели ямскую, где они должны были сменить лошадей. Вихрем влетели всадники к юртам станции. Из одной из них выскочил в поло — сатом халате татарин. Еще не успел он что — нибудь спросить, как Айкур грозно потребовал:

— Срочно давай свежих лошадей! — и, показав пропускную грамоту от хана Батыя, закричал:

— Что стоишь, старый шакал! Быстрее шевелись!

— Вы бы немного отдохнули, пока мы готовим вам лошадей. Испейте свежего кумыса и восстановите свои силы. В путь еще успеете, а до Каракорума уже недалеко осталась. Это последняя станция.

Сотник отправил своих нукеров готовить лошадей, а сам уселся в юрте на ковре, подобрав под себя ноги. От усталости его клонило ко сну. Все тело ныло от бешеной скачки на лошадях.

Айкур взял пиалу в руки, которую ему подала женщина, закутанная, как кукла, в ткани. Сотник стал медленно пить прохладный резкий кумыс. Приятное тепло наполнило его тело, снимая усталость.

Воин задумался, рассуждая про себя:

— Если я не успею вовремя предупредить русского князя, что ему угрожает опасность, что он сейчас находится между жизнью и смертью, что ханша задумала его извести по наущению католиков, если я не успею предупредить Ярослава и не передам ему послание от Бату — хана, то его, как и князя, ждет смерть. Тогда ему лучше не возвращаться в Орду. Жалко, что Батый поздно узнал от хана Орду, что князю угрожает опасность. Хан Батый об этом узнал от Орду, когда они вместе пили вино. Изрядно нагрузившись, старший брат признался Батыю в том, что задумали католики с ханшей Туракиной.

Выпив пиалу с кумысом до конца, сотник вдруг почувствовал слабость во всем теле, глаза закрыла пелена, а потом все потемнело. Айкур пова — лился на ковер и заснул непробудным сном.

В юрту вошли двое монахов, они аккуратно положили Айкура и закрыли ковром. Один из них, усмехнувшись, сказал:

— Вот и успокоился посланник. — Он запустил руку за пазуху к Айкуру, вытащил свиток пергамента, засунул его себе под грубый холщовый плащ. Спросил у своего спутника:

— Как там остальные воины?

— Всем уже поднесли по пиале кумыса, и они тоже отдыхают.

Тут в юрту зашел начальник ямской станции и со страхом заговорил:

— Он же когда проснется, живо мне голову секирой срубит.

— Не срубит, — ответил один из монахов и добавил: — Скажешь, что он сам приказал его и воинов не будить. Он все равно ничего не будет помнить.

— Так это ж посланники хана Батыя.

— Ну и что? Здесь его власть кончилась. Над тобой стоит ханша Туракина, и поэтому ничего не бойся, — ответил все тот же монах.

* * *

Князь Ярослав и ученый писарь Алан сидели за столом в шатре, обсуждали события, которые произошли в последнее время.

Великий князь был задумчив. На лице его была печать усталости. В последнее время ему плохо спалось. Его терзали какие — то тревожные предчувствия. На душе просто скребли кошки. Он не понимал, почему это происходит с ним. Вся его жизнь, проведенная в битвах и борьбе за сохранение собственной власти на Руси, его закалила. Даже перед самыми жестокими битвами он ничего не боялся, всегда был бодр и решителен. А тут еще эти тревожные сны, которые просто терзали его. Ему почти каждую ночь снилась его покойная жена Феодосия, то она его звала за собой, то предупреждала не ходить в черную бездну, на которую указывала рукой. А сегодня и вовсе приснилась она вместе с сыном Федором. Снилось ему огромное поле, и на нем его любимые ромашки, которые кивали ему белыми головками с желтой серединкой. И по этому полю навстречу ему шла его жена Феодосия с сыном Федором. Они улыбались и протягивали к нему руки для объятия. Он рванулся навстречу жене с криком:

— Жена моя! Сын мой!

Но как он ни старался бежать им навстречу, так и не мог приблизиться к ним.

Жена печально улыбнулась ему и сказала каким — то не своим, а мужским голосом:

— Не торопись, князь. Мы потом придем за тобой. И стала вместе с сыном удаляться. Он упал грудью на землю, подмяв ромашки, и зарыдал, крича:

— Феодосия! Феодосия, не уходи!

Услышав стоны и крики во сне, его разбудила Анастасия, и он какое — то время не мог понять, где он находится.

— Светлый князь, что случилось? Или заболел ты, или сон дур — ной приснился? — ласково поглаживая его по плечу, спросила женщина.

Князь встал с постели, вытер рукавом вспотевший лоб, сказал:

— Фу, надо же такому присниться!

Но ласковые объятия Анастасии князя всегда успокаивали, и он снова засыпал тревожным сном.

Алан внимательно посмотрел на своего собеседника, затем потряс его за плечо и спросил:

— Да слышишь ли ты меня, светлый князь?

Ярослав, оторвавшись от своих мыслей, виновато улыбнулся, ответил:

— Задумался я о своих делах.

Ученый писарь нахмурился и попросил:

— Слушай внимательно меня, светлый князь. Потому как я тебе буду говорить важное, и ты должен делать так, как я тебе сейчас скажу. Дело в том, что ханша внесла кое — какие изменения в твою встречу с ней. Будешь разговаривать с Туракиной один на один.

— Что же так? То принимать не хотела, а теперь решила со мной лично пого — ворить? — с удивлением спросил князь.

— Уж этого я, светлый князь, не могу знать, это ее прихоть. Придется тебе объясняться с ней самому, да и по — татарски ты уже неплохо научился говорить. Я думаю, что вы с ней договоритесь.

— Что же, вообще в юрте никого не будет? — с удивлением спросил князь.

— Не будет никого, — подтвердил писарь и продолжил: — Но самое главное, Ярослав Всеволодович, будь внимателен. И то, что она тебя попросит сделать, выполняй. Иначе накличешь на свою голову беду и на нас тоже. Я чувствую, что она тебе приготовила какой — то сюрприз. Еще раз прошу, будь внимателен и усмири свою гордыню. Когда войдешь в юрту, упади на колени перед ханшей и поцелуй ей полу халата.

От этих слов Ярослав вспылил. Лицо его даже стало багровым, и он выпалил:

— А может, ей еще что — нибудь поцеловать?

— А если попросит, будь добр, исполни, — сказав это, писарь заулыбался.

Князь не на шутку вспылил и долго не мог успокоиться.

Алан стал ему объяснять:

— Ты, светлый князь, сильно — то всякие мысли не бери в голову. Веди себя степенно и, самое главное, спокойно, и все твои желания, которые ты задумал, исполнятся. И не вздумай перечить ханше или показывать свое недовольство. Улыбайся. Если не хочешь говорить, кивай головой.

* * *

Кардинал Иоанн де Поликарпо и монахи Григорио, Густаво и писарь Азат были в это время приглашены в шатер ханши Туракины, для беседы.

Служители церкви основательно подготовились к встрече с татарской властительницей. Все было продумано до мелочей, что и как будет говорить каждый из них, и какие вопросы необходимо обсудить. Но самое основное, нужно было натравить ханшу на русского князя Ярослава.

Католиков к шатру ханши привел Азат из Багдада. Он был еще в Золотой Орде приставлен к католикам, чтобы помогать им во всех делах.

У входа в шатер стояли суровые, как высеченные из камня, крепкого телосложения воины. Их латы и оружие холодным светом сверкали на солнце. Монгольский сотник внимательно осмотрел гостей, забрал оружие и по пути все, что было в их карманах ценного.

Приглашенные медленно вошли в шатер. Там был полумрак. Монахи не могли определить вначале, где же находится ханша, и даже от этого растерялись. Так как не знали, кому кланяться. Но вот прозвучал грубоватый женский голос. Гости все разом повернулись в ту сторону, откуда он раздался. И в полумраке увидели довольно полную женщину в вышитом золотом халате. Она восседала на возвышенности в огромном золотом кресле и приветливо улыбалась.

Католики разом упали на колени перед ханшей, ожидая, что она скажет.

Туракина сделала знак Азату встать и произнесла:

— Усади гостей.

Писарь, обращаясь к приглашенным, попросил:

— Садитесь вон на тот ковер, — и первый пошел на указанное место. Сел, поджав под себя ноги, его примеру последовали другие.

Не успели кардинал и монахи рассесться, как женщины принесли им пиалы с кумысом.

Ханша внимательно разглядывала служителей церкви. На лице ее изобразилось то ли разочарование, то ли презрение, в полумраке было сложно разглядеть. Видимо, произошло это из — за того, что монахи неумело и с трудом подогнули под себя ноги. И по всему было видно, что сидеть в таком положении им очень неловко.

Туракина усмехнулась, глядя, как монахи испытывают муки от непривычного сидения на ковре, затем спросила:

— С чем пожаловали, служители католической церкви?

— Мы пришли выразить тебе, великая Туракина хатун свою преданность и уважение. Мы хотим мира и дружбы с татарским народом. Мы уважаем ваши обычаи и чтим их. Но хотим тебя предупредить, чтобы ты, великая царица, не верила русским князьям. Они добиваются ярлыка, для того чтобы сплотить свои силы против вас, — ответил кардинал Иоанн.

Сменив суровое лицо на улыбку, а затем, усмехнувшись, повелительница строго молвила:

— Моя империя так велика, что у русских не хватит никаких сил, чтобы воевать против нас. Чтобы воевать с нами, надо быть сумасшедшим или полным дураком.

— Но, тем не менее, это так. По нашим сведениям, князь Ярослав и его сын Александр собираются воевать с вами.

Правительница империи совсем развеселилась и, захохотав, спросила у кар — динала:

— В то, что ты говоришь, что русские хотят с нами воевать, я не верю. Лучше скажи, старый лис, что вы со своей братией задумали?

Этот неожиданный вопрос сразу же сбил с толку служителя церкви. Он даже поначалу растерялся и не знал, что ответить ханше. В голове лихорадочно вертелись всякие мысли, нужно было как можно убедительнее истолковать свое сообщение. Иоанн все — таки нашелся что ответить:

— Эти сведения верные, и нам их сообщили наши иезуиты, которые тайно живут среди русских.

— Ладно, монах, с русскими я как — нибудь сама разберусь, — и хитровато улыбнувшись, огорошила католиков: — Знаю, что вы хотите отобрать у русских князей часть их земель. Но русский князь Искандер не дал вам этого сделать. И теперь вы хотите, чтобы мы вам помогли. И на это я вам вот что отвечу и повелеваю. Русские земли мы вам не отдадим. Если мы будем так разбрасываться завоеванными государствами, то нам дань негде будет собирать, чтобы кормить свою огромную армию. Поэтому сейчас и впредь велю: на русские земли даже не думайте наложить свою лапу, иначе пошлю к вам свои несметные полчища, сами все потеряете. А теперь идите. Подарки я от вас получила. Они мне очень понравились.

Ханша, утомленная беседой, зевнула, махнула рукой, требуя, чтобы гости удалились.

13

Чем ближе русские воины подходили к реке, тем настороженнее вел себя проводник Никита. Наконец он остановил лошадь и обратился к князю:

— Михаил Романович, все — таки нужно бы послать отряд вперед и пос — мотреть, что там делают литовцы.

Князь усмехнулся и раздраженно ответил:

— Уже узнали посланные мною разведчики и сообщили, что литовские воины даже не подозревают, что мы идем к ним сразиться. В их лагере даже незаметно, чтобы они готовились к бою. Они отдыхают, жгут костры, готовят пищу.

Проводник с сомнением покачал головой, настаивая на своем:

— А все — таки, пресветлый князь, надо бы еще послать отряд, чтобы он кругом лагеря посмотрел, нет ли там засады. Чует мое сердце, Ярослав Владимирович, неладное.

Князь, с нетерпением ожидавший битвы, опять раздраженно ответил:

— Пока мы будем посылать разведчиков, литовцы уже сами прознают, что мы идем с ними биться, и предпримут все, чтобы дать нам достойный отпор. А неожиданное нападение на них у нас сорвется.

Наконец, узкая лесная дорога стала шире, и все увидели реку. На берегу реки, на возвышенности, расположился лагерь литовских воинов. Кругом стояла тишина. В лагере врага не было заметно движения и подготовки к встрече русских. Горели костры, видимо, готовилась пища. Пахло жареным мясом. С реки тянул ветерок, и дым костров стелился по земле и шел в сторону княжеской дружины, мешая более обширному обзору стана неприятеля.

Князь, привстав на стременах, дал команду готовности к бою, затем резко выдернул из ножен меч, бросил клич:

— Отмстим за разрушенные и пограбленные наши города и селения! За погибших наших братьев и сестер! За матушку Русь! — и пришпорив коня, первым помчался на лагерь врагов, увлекая за собой дружинников.

Казалось, что сейчас русские воины сметут с лица земли лагерь врагов. Но на подступах к лагерю вдруг из — за кустов вынырнули лучники и пустили град стрел в дружинников. Не ожидая такой встречи, русские ратники, не успев защититься, падали, сраженные стрелами. Но это не остановило дружинников Ярослава. Под стремительным натиском княжеских воинов литовцы стали отступать к реке. Ярослав Владимирович, окрыленный первым успехом, отдал приказ теснить врагов к реке. Казалось, еще немного и русские опрокинут противника в реку. Но тут неожиданно литовские ратники отступили на фланги, давая свободный проход русским к реке. В это время из засад литовские князья повели своих людей на княжеских дружинников.

Неожиданно для себя русские оказались прижаты к реке и окружены со всех сторон литовцами. Завязалась ожесточенная сеча.

Окруженный со всех сторон врагом, оказавшись в очень сложном положении, Ярослав не пал духом, а в первых рядах сражался плечом к плечу со своими дружинниками.

Михаил, оценив обстановку, пробился к князю и крикнул:

— Надо, князь, прорываться из окружения, иначе они нас тут всех уничтожат!

— Куда пробиваться? Везде враг! — еле расслышал Михаил ответ

Ярослава из-за шума битвы. Кругом стоял лязг мечей, крики и стоны людей. Русские сражались, как разъяренные львы, но враг был в выгодном положении, и исправить было уже ничего невозможно.

Увидев проводника, сражающегося с двумя литовцами, Михаил поспешил к нему на помощь, ловко сразил пикой сперва одного, потом другого нападающего. С трудом оттащив разъяренного Никиту от схватки, закричал ему на ухо:

— Никита Святославич, есть ли здесь мелкий брод через реку? Нам нужно пробиваться из окружения, иначе всех нас эти звери перебьют.

Проводник закрутил головой, осматривая местность. Затем, указав пальцем на реку, молвил:

— Вот тут под берегом есть брод, сейчас он совсем обмелел и можно легко перейти реку. Литовцы, наверно, этого не знают.

— Тогда надо немедленно уходить на тот берег, — крикнул Михаил и стал пробиваться к князю Ярославу, окруженному со всех сторон литовскими воинами, отчаянно сопротивляющемуся натиску врагов.

Умелый воин, легко повергая литовских ратников, стал бок о бок с князем, отражая наседавших противников, крикнул:

— Ярослав Владимирович, надо немедленно отходить за реку, иначе нас всех тут погубят.

Князь осмотрелся кругом, затем крикнул дружинника, который сражался невдалеке:

— Алексей, отведи свою сотню к берегу, и приготовьте побольше стрел. Будете прикрывать наш отход. — Затем, обратившись к другим сотникам, которые находились поблизости, приказал:

— Отходите постепенно к реке и переправляйтесь на тот берег.

Где брод, покажет Никита. Передайте мой приказ всем.

Тут же русские воины стали перестраиваться и медленно отходить.

Алексей уже со своими лучниками, став плотной стеной, закрывшись большими щитами, метко разили врага, пропуская через свои ряды княжеских дружинников.

Литовцы, воодушевленные отступлением русских, теснили княжеских воинов к реке. Спасало их, что узкая тропинка к броду проходила между высоким обрывистым берегом и скалой, что защищала отходящих и давала возможность уйти через реку.

Туда, где дружинников привел Никита, для перехода реки действительно было неглубоко. Но брод был узкий, и любой неверный шаг в сторону таил в себе опасность погрузиться с головой в воду. Поэтому по всему пути отступления были воткнуты вехи из копий, по которым ратники ориентировались при переходе реки.

Вскоре почти вся дружина князя перебралась на другой берег. Только остались лучники, и те, закрывшись щитами, тоже отходили на противоположный берег, по пути выдергивая копья, чтобы литовцы не воспользовались намеченным бродом.

Воины противника, ободренные победой, ринулись за отступающими, думая, что они так же легко перейдут реку. Но сразу же несколько воинов окунулись с головой под воду. Среди рядов врага началась неразбериха. Передние остановились, боясь утонуть, а задние ряды ратников напирали, сталкивая передних в воду. Всадники же на всем скаку влетели в реку. Но лошади с визгом и ржанием, всхрапывая, начинали кружить, ломая ноги об огромные валуны, которые находились на дне.

Литовцы были немало удивлены происходящим, и многих охватил мисти — ческий ужас. Так как они были поражены способностью русских ходить по воде. И уже через некоторое время, потеряв множество воинов, которые, попытавшись перейти реку вброд, пали под меткими стрелами лучников, литовцы отступили в свой лагерь.

Конец ознакомительного фрагмента.