Не плачь, палач

Екатерина Бренти, 2022

У Маши, кажется, есть все, к чему стремится среднестатистический человек в расцвете своей зрелости: любимая работа, верный муж и смышленая девятилетняя Люба. Все меняется в один роковой день, когда ее дочь трагически погибает в горящем кинотеатре. Мария теряет себя, интерес к жизни, веру в Бога, надежду на счастье, любовь ко всему живому. В попытке справиться с душевной болью, она уезжает в старый родительский дом в глуши. Здесь Маша встречает детей, подвергающихся жестокому обращению со стороны неблагополучных родителей, и находит в этом свое спасение. Теперь их судьба – в ее руках, но новый путь будет полон риска, борьбы и шокирующих открытий. Комментарий Редакции: «Не плачь, палач» – это тяжелая современная драма (но по сути своей, конечно, больше трагедия), которая тем не менее читается категорически легко, вопреки всему напоминая о важности жизни – своей и чужой.

Глава 6

Почувствовав действие обезболивающих, я вернулась самостоятельно в ванную, чтобы обработать йодом раны на лице. Пришлось смотреть в зеркало — я выглядела чудовищно. На раковине лежала коробочка с Любиными заколочками и резинками, расчёска с её волосами. Закрываю глаза и вспоминаю, как расчёсывала дочку маленькой и чистила ей зубы, а уже с первого класса она начала ухаживать за собой сама. Она с детства была чересчур самостоятельная, будто хотела успеть изучить больше вещей, чем принято в её возрасте, познать этот мир, выйдя за пределы родительской опеки. Может, она чувствовала, что ей отмерена совсем коротенькая жизнь, желая ежедневно достичь новых лично ею поставленных перед собой целей. Я прижимаю к губам её щетку, вдыхаю запах её земляничной зубной пасты из тюбика. Одни воспоминания сменяли другие, как работающая киноплёнка — 24 кадра в секунду.

— Маша! Ты что так пугаешь! Зову тебя, зову — не откликаешься! — резко открыв дверь ванной, взволнованно закричала мама.

— Всё нормально, не волнуйся. Я не слышала. Красоту наводила, видишь, — иронично добавила я, показав ей ватные палочки в крови и йоде.

— Я уж испугалась, что ты что-нибудь успела сделать с собой за 10 минут, пока я тебя оставила одну!

— Не переживай, мам, правда. У меня сейчас нет суицидального настроения.

— Пошли на кухню, тебе поесть надо. Я гречку нашла, поставила варить. И в морозилке нашла куриные окорочка. Супчик куриный на вечер сварю, как ты любишь. Ты ж ничего не ела наверняка за эти 2 дня. Столько сил и крови потеряла, а стресс какой.

— Почему ничего не ела? Я шоколадную пасту ела с чаем.

— Машка, да ну тебя! Хуже ребёнка, в самом деле! Молчала б лучше! Через 5 минут будем есть.

Меня её реакция даже заставила немного улыбнуться. Узнаю свою маму в такие моменты. Мне 40 лет, но в её компании я порой чувствую себя маленькой девочкой. Мне спокойно, когда она рядом. Мама — мой лучший друг, самый верный соратник, который бок о бок проходит со мною все горести и радости, чью роль должен был взять на себя муж, что подло предал меня. Она же настоящая некрасовская женщина, что «коня на скаку остановит, в горящую избу войдёт», мудра, добра и в меру малословна. Мама была из поколения детей времён Второй мировой войны, которые отличаются умением моментально взять себя в руки при столкновении с любой бедой, стойко проходя испытания с верой и любовью в сердце, сохраняя чистоту души. Современные женщины не сравнятся с ещё живыми нашими бабушками, какими бы успешными руководителями и лидерами своей жизни они ни были. Как часто мы говорим, что старики невозможны, вечно жалуются и занудствуют. А может, они имеют на это право? Мы восхищаемся вымышленными супергероями из комиксов, с упоением смотрим про них фильмы и следим за жизнью актёров, исполнивших их роли. Но в реальности мир спасён в середине ХХ века не «железным человеком» и не «бэтменом», а нашими родителями, совершившими неимоверные подвиги во имя светлого будущего. Мы живём в эпоху абсолютного эгоцентризма человека в гонке за бесконечными удовольствиями, где правят алчность и царит беззаконие. Когда ты на коне — люди стелются перед тобой, а столкнувшись с несчастьем — ты одинок, на помощь готовы прийти только психологи и адвокаты за энную сумму денег. Вспоминаю отца… Я его так любила, он умер 15 лет назад… Надо беречь маму…

— Маша! Ну сколько можно? Остынет! Иди уже кушать.

Сидя в тишине, еле просовывая ложку в изувеченный рот, меня перекашивало от ноющей боли. Даже ложку держать было сложно, руки также были отбиты.

— Спасибо, мам. Очень вкусно.

— Да брось ты! Гречка на воде с солью, вкусно ей. У тебя холодильник «зацвёл». Всё выкинула. Всё в плесени, ты его, видать, с того дня и не открывала.

— Не открывала… Спасибо, что пришла меня снова спасать. Жаль, мне твои материнские способности не передались. Калечная я у тебя. Замороженная дура.

— Не хочу слушать, как ты себя оскорбляешь. Думай про себя, что хочешь. Но мы с отцом твоим — царство ему небесное — воспитывали тебя, как полагается. Мы вырастили тебя хорошим человеком, образованным, всё что могли, вложили в тебя. Неблагодарно с твоей стороны грязью себя поливать. Я это вижу, как если ты меня в этом обвиняешь.

— Мама, ни в коем случае! Я не это имела в виду.

— Ешь молча и лучше послушай меня. Я долго молчала, а сейчас хочу сказать. Значит так, Маша, бери себя в руки. Люба смотрит на тебя оттуда, — показывает пальцем в потолок, — и душа её страдает, поверь мне. Не хочешь в больницу — отлеживайся дома, но я буду здесь, помогу тебе пока. Не хочешь заявление в полицию писать на своего муженька — не пиши, но подай на развод, нет смысла больше тянуть этот бестолковый брак. Позвони на работу, попроси начальника дать тебе ещё пару недель за свой счёт и возвращайся в офис. Жить ты на что будешь? Долго на мою пенсию мы не проживём. Уже долг за квартиру повис. Тебя в суд вызывают как потерпевшую по делу пожара. Твой долг явиться, написать заявление на выплату компенсации семьям погибших. Надо шевелиться, дочка. Ты должна…

— Мама. Остановись. Я никому ничего не должна. И я никуда не пойду. Я не могу на людей смотреть спокойно! Я презираю сам факт участвовать в этих разбирательствах по делу пожара. Нет нигде справедливости и человечности. Никому не верю. Помнишь, как папа говорил, когда злился, люди — говно на блюде. Вот правильно говорил. Я тебе дам все документы, ты хочешь — делай всё, что считаешь нужным. Я не запрещаю, главное, чтобы меня никто не трогал. А про работу я даже вспоминать не хочу, если бы начальник мой, сволочь такая, не загружал меня работой на выходных, ничего этого, может, и не было бы. И я, как дура, слушалась, горбилась над этими финансовыми отчётами круглосуточно. Фу! Не хочу даже думать об этом!

Мама глубоко вздохнула и замолчала, как обычно. Она меня хорошо знала, спорить и доказывать нет смысла, но и я её тоже знала — через пару дней она вернётся к этому разговору. Доела гречку и еле волоча ноги пошла в комнату к Любе. Следом за мной пришла и мама.

— Дочка, почему ты здесь? В Любиной кровати, что ль, спать собралась? Дай я хоть бельё поменяю.

— Нет! Нельзя! — гневно среагировала я, но быстро сменила тон. — Я ничего не хочу менять. Здесь запах моей дочери. Здесь я чувствую её. Я не готова пока отпустить её до конца, распрощаться навсегда. Пожалуйста, ничего не трогай здесь. Я сама всё уберу, когда буду готова… А ты ложись у нас в спальне. Кровать большая, тебе будет хорошо там. Я всё равно туда больше не прилягу. Я поменяю кровать вместе с замком в двери.

— Совсем с ума сходишь, — пробубнила под нос мама и вышла из детской комнаты.

Я улеглась в розовую в сердечках постель, вдохнула всей грудью еле ощутимый запах дочки. Может, его уже нет, и мне лишь он мерещился. Я закрыла глаза, обняла подушку и одеяло, представив, что обнимаю Любочку, и заснула, по обыкновению, со слезами на глазах.