Не плачь, палач

Екатерина Бренти, 2022

У Маши, кажется, есть все, к чему стремится среднестатистический человек в расцвете своей зрелости: любимая работа, верный муж и смышленая девятилетняя Люба. Все меняется в один роковой день, когда ее дочь трагически погибает в горящем кинотеатре. Мария теряет себя, интерес к жизни, веру в Бога, надежду на счастье, любовь ко всему живому. В попытке справиться с душевной болью, она уезжает в старый родительский дом в глуши. Здесь Маша встречает детей, подвергающихся жестокому обращению со стороны неблагополучных родителей, и находит в этом свое спасение. Теперь их судьба – в ее руках, но новый путь будет полон риска, борьбы и шокирующих открытий. Комментарий Редакции: «Не плачь, палач» – это тяжелая современная драма (но по сути своей, конечно, больше трагедия), которая тем не менее читается категорически легко, вопреки всему напоминая о важности жизни – своей и чужой.

Глава 2

Я не спала от своих неутихающих стонов. Не ела, потому что от нервов меня тошнило и трясло постоянно, везде и всюду я чувствовала запах гари. Я драла волосы на голове, карябала ногтями своё лицо и плечи. Шатаясь я бродила из комнаты в комнату, не зная, куда себя деть. Наконец, споткнувшись на ровном месте, упала на пол в коридоре и осталась лежать у порога, свернувшись клубком в обнимку с Любиными ботинками. У меня не было больше ни сил, ни желания вставать. Я ненавидела себя, весь этот мир, хотелось только умереть. Ведь если не есть и не пить — рано или поздно наступит смерть. Быстрее бы…

Я очнулась, словно меня шарахнуло током, потом меня ослепило ярким светом — жуткая боль объяла всё тело, как если бы тысячи игл в него воткнули одновременно. Сквозь белую пелену перед глазами я разглядела людей в голубой одежде, мужские и женские голоса сливались для меня в нечленораздельную речь. Я не могла ни пошевелиться, ни продышаться, ни вымолвить ни слова, и мне было холодно, очень холодно. С горечью осознавая, что я всё ещё жива, почувствовала, как кто-то приподнял мою голову.

— Всё. Всё, милая, теперь поспи, — расслышала я женский голос над ухом, и наступила снова темнота…

Я очнулась в больничной палате, поняв это спустя несколько секунд, после того как удалось приоткрыть свинцовые веки и туман в глазах рассеялся. Я лежала у окна, рядом стояли ещё три кровати с больными. На руке заметила катетер, соединённый с капельницей, на пальце — детектор с проводками, подключёнными к пикающему аппарату, изо рта торчала трубочка. Пытаюсь открыть рот, но голоса нет. Я напрягаю изо всех сил голосовые связки, чтобы позвать кого-нибудь.

— Пить… Пить… Воды… Эй… — услышав своё сиплое шипение мне стало смешно. Кровать содрогалась подо мной от истеричного приступа глухого смеха, который не поддавался моему контролю. Тут вошла женщина в белом халате, большая, с кудрявыми желтоватыми волосами.

— Доброе утро всем. Что тут у нас?

— Я… Я… — прохрипела я, кое-как остановив ненормальный смех, который, собственно, и помог пробиться голосу.

— О, здравствуйте. Вы пришли в себя? Вот как хорошо!

— Пить. Я хочу пить.

— Да-да-да. Сейчас… Сейчас я вам дам водички, — захлопотала она вокруг меня, открыв бутылку с водой, что стояла на моей тумбочке, и вставила в горлышко трубочку. — Вот. Готово. Давайте — приподнимитесь немножко, — она дала мне сделать несколько глотков, придерживала мне голову своей большой рукой. — Пейте-пейте. Умница. Лучше сразу, да?

— Где я? Что случилось?

— Не волнуйтесь, Мария, сейчас доктор придёт, и всё вам расскажет. Главное, не переживайте. Всё хорошо. На ноги мы вас поставим. Рано вы решили помирать, — улыбаясь, подбадривала меня медсестра.

Я слушаю её слова, и разум возвращается ко мне… Люба… Моя Люба… Слёзы выстреливают из моих глаз, будто вся оставшаяся жидкость в моём организме разом полилась наружу. Закрываю глаза, и страшные воспоминания наполняют моё сознание. Опять в носу появился запах гари, и я начала задыхаться. Судорожно дёргая руками, пыталась подняться с кровати, но моё рвение было напрасно — я лежала привязанной. Тут прибежала другая медсестра. Та, что большая, налегла на меня всем свои телом, чтобы придержать, а другая крепко захватила мою руку с катетером и ввела в него какое-то лекарство — я моментально отключилась.

На этот раз я проснулась от сильной головной боли и жажды. Всё та же палата, за окном было светло. В ожидании, когда кто-то зайдёт, неподвижно лежала и смотрела в потолок, погрузившись в мысли о случившемся. Почему мне не дали умереть? Разве непонятно, что я не хочу жить? За что, господи? Доченька моя… Девочка моя… Горячие слёзы катились по моим вискам, нос заложило, я громко дышала ртом. Слышу, как пациент с соседней койки громко позвал врача. В палату вошла всё та же большая медсестра.

— Что случилось? Кто звал?

— Это вон та женщина, что у окна, дышит так громко — ей плохо, кажется, — послышался голос бабушки справа от меня.

— А, проснулись? Как чувствуете себя? — наклонилась надо мной медсестра, взяв моё запястье, чтобы проверить пульс.

— Терпимо. Только не усыпляйте меня снова, — тихо смогла произнести я. — Не могли бы вы мне дать попить, пожалуйста?

— Хорошо. Сейчас.

— А почему я привязана? Отвяжите меня. Я в порядке. Это же не психбольница, правда?

— Обычная больница, не волнуйтесь. А привязаны вы не для нашей, а для вашей безопасности. Доктор сейчас придёт, осмотрит вас. Это он всё решает, не я.

— А когда он придёт?

— Сейчас я позову его, — и, направляясь к выходу, добавила, — мама ваша, кстати, здесь. Думаю, после осмотра, ей можно будет зайти к вам.

— Зачем?

— Что «зачем»? Мама зачем? — не скрывая своего возмущения, громко произнесла медсестра. — Да, если бы не она, вас бы уже в живых не было.

Минут через десять пришёл врач, спокойно осмотрел меня, измерил давление, пульс, зачитал вслух показатели моих анализов, после чего отключил пикающий аппарат, убрав все проводки и мочевой катетер, который я даже не замечала, и, наконец, отстегнул меня от ремней, не дававших мне встать. Я ничего не запомнила из того, что сказал врач, так как мне было просто всё равно. Я хотела только выйти отсюда как можно быстрее и броситься под первый грузовик. Тут вошла в палату моя мама, бросившись на меня с объятьями.

— Маша, доченька!

— Мама…

— Да как же так-то?

— Пожалуйста, ничего не говори и не спрашивай. Ничего не хочу.

— Машенька, как же я перепугалась за тебя, — мама целовала мне руки, дрожа от плача.

— Прости меня, мама. Из-за меня умерла Люба, — шептала я сквозь свои слёзы.

— Ты хочешь, чтобы и я из-за тебя умерла? — всхлипывая, перебирая руками палантин, вымолвила она.

— Пожалуйста, не говори так. Ты не представляешь, что у меня внутри.

— Не представляю?! Я только похоронила внучку, и два дня назад чуть не потеряла дочь…

Медсестра зашла в палату и попросила маму выйти в коридор, так как она нарушала покой других рядом лежащих больных. Мне было так жалко её, смотря ей в след, медленно идущую на выход, изо всех сил пытаясь остановить свой плач. Я презирала себя ещё больше, осознавая, сколько боли я ей причинила за эти дни. Маме моей 70 лет, она так слаба — недолго думая, я решила во что бы то ни стало уйти сегодня с ней из этой больницы. Мы нужны друг другу: вдвоём легче пережить горе. Эта мысль заставила меня встать с кровати. Меня качало как ветку на ветру, мышцы будто атрофировались, в глазах темнело. Превозмогая себя, я вышла в коридор следом за ней.

— Мама, не плачь, — я взяла её под руку и отвела от палаты. — Пойдём к окошку, а то все смотрят, ещё, глядишь, подойдут с вопросами. Я тут подумала, и знаешь что — мы сейчас поедем домой вместе.

— Машенька, как же! Тебе нельзя. Ты что! А как же капельницы, лечение? Тебя с того света вытащили только.

— Тихо говори, пожалуйста, — шепнула ей на ухо. — Я сама медик, как помнишь, не надо переживать за меня. Где мой паспорт? Ты его врачам отдала?

— Нет ещё. Мы его не нашли, когда тебя из квартиры уносили. Всё с моих слов записали, а потом я фото паспорта показала, Олег мне прислал картинку, вот на телефон, смотри.

— Не доставай, я поняла. Тогда пошли! У тебя колготки под брюками есть?

— Маша, ты что придумала? Ты в своём уме?!

— Тихо, мама, спокойно. Я тут не останусь, слышишь. И тебя одну не отпущу.

— Так нельзя…

— Много что нельзя! Слушай меня: дай мне твою шапку и иди в туалет этажом ниже. Сними колготки под брюками, верхнюю кофту, палантин и ещё бахилы, — соображала я на ходу, осматривая её с головы до ног.

— Да ну тебя! — махнула на меня рукой мама, не принимая всерьёз мои слова.

— Не спорь, пожалуйста, сделай, как я прошу. Оставь вещи в кабинке на унитазе, выходи из туалета и иди к гардеробу, бери пальто и жди меня. Не бойся, это ж не тюрьма. Ничего тут нет криминального. Всё зло я уже совершила, мне и так дорога в ад заготовлена. Ты всё поняла, мам?

— Что ты несёшь такое, дочка? Помилуй, Господь!

— Господь, по-моему, никого больше не милует…

— Не говори так!

— Ладно. Всё. Хватит. Иди вниз. Шапку оставь тут.

Мама кивнула и пошла. Я осмотрелась по сторонам, все медсестры были заняты своими делами. Только гуляющие по коридору пациенты из моей палаты косились на меня. Плевать. Не важно кто что думает, вряд ли кто посмеет рот раскрыть. Теперь главное, чтобы мама не суетилась. Через пару минут я демонстративно махнула шапкой в воздухе, якобы мама ее забыла, и быстро направилась к лестнице.

Жду маму у туалета этажом ниже, нервничаю, наконец она выходит.

— Маша, я всё сделала, вещи в первой кабинке у окна, — тихо сказала она. — Не нравится мне всё это. Без того страшно жить…

— Умница, мамочка. Жди меня внизу. Я быстро.

Я вошла в кабинку туалета, где лежали вещи, вытащила катетер из вены на руке, сняла больничную сорочку, спрятав её в мусорное ведро, надела мамины колготки, кофту и бахилы вместо обуви — жуткое зрелище. Палантин повязала на бедрах, как юбку, и шапку натянула до бровей. Пока я спускалась к гардеробу, чувство беглеца меня одолевало, казалось, что все странно смотрят — вот-вот меня вычислят и схватят. Не найдя в холле маму, я выбежала от волнения на улицу, намереваясь скрыться где-нибудь.

— Маша! Дочка! Стой! — прозвучал за спиной голос мамы, что вышла из больницы следом за мной.

— Фух! — выдохнула я. — Ты меня испугала… Прости, что убежала, я просто не увидела тебя внизу, — виновато оправдывалась я.

— Горе с тобой сплошное, Маша, — качая головой, ответила она, взяв меня под руку, и мы торопливо направились к воротам главного выхода.

— Поехали к тебе, мам, я не готова пока возвращаться домой. У тебя есть деньги?

— Да есть вроде…

— Давай тогда такси возьмём, а то я в одних бахилах, без обуви…