Доктор Хаос

Евгений Захаров

Город потрясен серией кровавых преступлений. Люди вздохнули с облегчением, когда убийца по прозвищу «Доктор Хаос», был наконец-то пойман. Но по нелепой случайности маньяк вырывается на свободу. Вооруженный невероятной силой экспериментальных лекарств, которыми его пытались излечить от агрессии, Хаос планирует устроить резню в торговом центре. По следу Хаоса идет задержавший его ранее оперативник Костян. Удастся ли ему остановить жуткие планы Доктора?

Глава 8

Костян проснулся от Машкиного крика и поначалу не мог понять, где находится. Буквально секунду назад он сражался со здоровенным кашалотом, швыряя в него гарпун за гарпуном с борта лодки, крутящейся в пенных бурунах. И вот уже лежит в своей кровати, ощущая в ушах звон от пронзительного крика Машки.

— Маш, что опять? — он потряс жену на плечо. Она открыла глаза и несколько секунд смотрела на него с диким ужасом.

— О-о-о, — протянул он, — ясно. Сон, все тот же сон, проклятые сны, и тому подобное? Этак вы, гражданка, скоро станете совсем как этот старик из «Золотого теленка», как его..

— Хворобьев, — слабо подсказала Машка.

— Точно, Хворобьев. Мария Хворобьева, сновидица-экстремалка. Иосиф, Ванга и Мария Алексеевна Боровицкая, урожденная Ермолаева, а ныне Хворобьева.

— Вот ни разу не смешно, — Машка уткнулась в подушку и оттуда глухо сказала. — Дурак.

— Это сны у тебя дурацкие, — Костян залез к ней под подушку и начал целовать плечо, потом перешел к шее. — И как на этот раз я умер? Меня съел лев?

— Козел тебя съел, — проворчала Машка. — Такой же, как ты. М-м-м..

Это Костян дошел до маленького Машкиного смешно оттопырившегося ушка, которое начал легонько покусывать.

— Я живой, дурилка, — прошептал он. — Хочешь, докажу?

Доказательства заняли около получаса. После того, как Костян, усталый, откинулся на подушку, Машка сдернула с него одеяло.

— Пшел вон в ванную, — рявкнула она. — Мне тут вонючих мужиков не надо! Простыни чистые!

— Мне, что характерно, тоже не надо тут вонючих мужиков, — заметил Костян. — Дай поваляться-то чуть-чуть!

Машка хлопнула его по голому волосатому животу.

— Пошел, сказала! Обезьян.

— Я вот сейчас кому-то покажу обезьяна! — взревел Костян и, толкая перед собой Машку, побежал вместе с ней в ванную, шлепая босыми ногами по линолеуму.

— Эй ты, я вообще-то имела в виду тебя, мне можно было и поваляться! — протестующее кричала Машка, но Костян шлепками по голому заду загнал ее в ванную, открыл воду и сам встал вместе с ней под горячие струи. Он обожал эти утренние (да и вечерние) купания, чувствовать тело Машки в своих объятиях, гладить ее восхитительно гладкую белую кожу, которая и не думала увядать, хотя жене было уже сильно за сорок.

— Коть, — сказала Машка, уткнувшись ему носом в грудь.

— М? — ответил он, наслаждаясь моментом.

— Не умирай, ладно?

— Фу ты, мартышка, — Костян погладил ее волосы, уже чуть прибитые водяной струей, но еще торчащие после сна в разные стороны рыжими кольцами. — Да брось ты эти глупости.

— Ничего не глупости! Не может один и тот же сон сниться неделю подряд! Как я без тебя?

— Ну, так же, — попробовал пошутить Костян. — Только скучнее.

— Придурок, — она отвесила ему подзатыльник.

— Есть немного, — он провел руками по ее спине, она выгнулась и замурчала. Потом выпрямилась и треснула его по плечу.

— Так, без рук, моемся и на выход.

— Есть, мой капитан! — Костян отдал честь, а затем все равно не отказал себе в удовольствии поласкать ее груди, за что был вознагражден весьма болезненным тычком в живот.

Пока Машка плескалась, Костян успел поставить на огонь скороводку и уже кокнул в нее четыре яйца, покрошил зелень и щедро посолил. Когда она появилась в дверях кухни, закутанная в шелковый синий халатик, украшенный японскими иероглифами, Костян уже дорезал огурцы с помидорами.

— Помидоры резал частей на шесть, — процитировала Жванецкого жена.

— Чайник, чайник начал шипеть и подрагивать, — в тон ей ответил Костян. — Насыпь, кстати, кофе. Молоко осталось у нас?

— Вроде было, — Машка полезла в холодильник.

— Табуретку подставить? — проявил заботу Костян. — Мелочь пузатая.

— Я попросила бы! — гневно сказала жена, вынимая бутылку.

— А ты на что сейчас обиделась? На мелочь или пузатую?

— Я не толстая!

— Значит, мелочь прокатила?

— Ах, так! — Машка приложила запотевшую бутылку к распаренной спине мужа. Костян заорал от холода.

— Будешь знать, — голосом гладиатора, победившего на арене трех врагов и двух тигров, изрекла Машка.

— Буду, — покаянно сказал Костян, накладывая яичницу на тарелки. — Как проведем эти два выходных, чудесно выпавшие твоему мужу за задержание особо опасного преступника?

— Давай куда-нибудь поедем? На природу, например?

— А вечером? Может, в кино сходим?

— Давай. На последний сеанс. У тебя же еще завтра свободный день.

— Завтра можем к маме съездить. Она жаловалась, у нее уже в огороде сплошной бурьян вместо огурцов и морковки.

— Договорились, — Машка отправила в рот кусок яичницы и поморщилась. — Пересолил, красава!

— Потому что повар был влюблен! — он чмокнул жену в щеку.

— Настоящий повар не дает воли чувствам, запомни!

— А я не настоящий повар, я на полставки. Я завтраковый повар, вот что!

— Слышь ты, завтраковый повар, сейчас договоришься, будешь мужем на час.

— Ну седня на полчаса.. — Костян не успел увернуться и схлопотал щелбан.

Прихлебывая кофе, он принялся рассказывать жене о Жорике. Та ахала, крутила головой и время от времени приговаривала: «Офигеть!».

— Вот, значит, а теперь эта погань наверняка сидит в прекрасной больничке со всеми удобствами, строит из себя сумасшедшего, к которому нельзя применять обычные методы содержания убийц, представляешь? — кипятился Костян. — И ведь не тронут его. Обследования будет проходить, скотина. С особым комфортом.

— А если родственники возмутятся? — заметила Машка. — Они же могут больницу взять штурмом. Разорвут, как пить дать.

— Я думаю, вряд ли. Они еще не знают, шеф не давал команды сообщать, — Костян неаккуратно глотнул, заперхал, оросив стол коричневыми брызгами. Машка дала ему затрещину и, взяв тряпку, принялась вытирать клеенчатую скатерть.

— У нас люди, конечно, горячие, но не настолько. На Кавказе бы пошли на разборки, однозначно. А тут пошумят, может быть, немного. Мы же спокойные, как власти скажут, так и будет.

— Ты бы пошел? — от вопроса Машки Костян немного сбил свой пафос. — Вот если бы твоего ребенка нашли изнасилованного, с трусами во рту и сброшенного в канализационный люк? И ты бы знал, что тот, кто это сделал, сидит в психбольнице. Пошел бы?

— Так то я, — попробовал уклониться Костян, хотя знал, что пошел бы. Взял бы табельный пистолет и пошел. И наплевать, что будет. — Я представитель власти, мы должны соблюдать закон.

— Я думаю, что волнения будут, — мрачно заявила жена, — как только о том, что вы взяли Жорика, пронюхает пресса.

— Я ж говорю, нам приказано молчать, — ответил Костян. — Ну, вот я тебе только, да и Степаныч наверняка тоже Светке рассказал..

— Знает один — знает один, знает Светка — знают все, — философски заметила Машка.

— Будем надеяться, наше высокое начальство тоже понимает, чем грозит огласка, поэтому шумихи не будет. По крайней мере, пока, будет время подготовиться к внештатной ситуации.

— М-м, — неопределенно сказала Машка. — Что-то ты грузишь. Умный стал? Ладно, давай я со стола уберу, а ты одевайся иди, умник. Пойдем гулять.

— Маш, — сказал Костян, вставая из-за стола, — а я ему по шее все-таки вделал!

— Да ты просто страшный человек, — Машка намылила губку «Фэйри». — Гроза детей, старух и инвалидов.

— Поэтому ты меня и боишься, — вставил Костян и спасся в комнату. Полетевшая вслед губка попала ему по спине.