Рассказы о Влодьзимеже Качмареке

Евгений Владимирович Макаренко

Повезло частному детективу, родившемуся в цивилизованной стране, где у каждого преступника имеются чётко выраженные мотивы и цели – такого негодяя искать легко и приятно. И совсем другое дело, если вы родились в Быдгоще, где безобиднейшие с виду люди, творят самую лютую и кровавую дичь по наитию и без злого умысла. И с такими справится только Влодьзимеж Качмарек – славный сын Польши и внук престарелого дедушки Ежи.

Детективное агентство доктора Качмарека

Начало

Тот день начался у Влодьзимежа так же, как и любой другой субботний на протяжении последних нескольких лет: едва продрав глаза ровно в шесть часов утра, сделал зарядку, умылся и почистил зубы, покормил пшеном рыбок, совершенно случайно перепутал пакет обезжиренного молока с бутылью дедушкиного элексира и, не отходя ни на шаг от холодильника, снова уснул. Первая мысль Качмарека, промелькнувшая в гудящей голове, после того как он снова проснулся, была о том, что в их доме никакого спиртного в холодильнике в шесть утра субботы быть не могло по определению — ни дедушка, ни тем более папаша подобных оплошностей никогда доселе не допускали. Неутешительный вывод напрашивался сам собой: на календаре с высокой долей вероятности был обычный будний день, а это означало, что Влодьзимеж по вине незапланированной пирушки пропустил нечто невероятно важное.

Молодой человек не ошибся — ответственейший экзамен по польскому языку, в ходе которого решался вопрос о переводе его в очередной класс в очередной раз обошёлся без его, качмарековского, участия. Снова сделав зарядку, умывшись, почистив зубы и покормив пшеном рыбок, Влодьзимеж сломя голову, обгоняя автобусы и сбивая с ног случайных прохожих, помчался в школу, в тайне рассчитывая на что-то хорошее. Вышедший на порог заспанный и не успевший не то что сделать зарядку, а даже покормить пшеном рыбок, коих у него отродясь не водилось, до смерти перепуганный оглушительным стуком в двери и окна ночной сторож, вытянувшись в струну и приложив ладонь к козырьку форменной фуражки, рапортовал Качмареку о том, что во время его отсутствия ничего экстраординарного и сверхъестественного не произошло, а также о том, что пребывает в школе совершенно один, так как последняя живая душа коей он имел удовольствие любоваться, покинула данное заведение около пяти часов назад.

— Матка боска. — Тихонечко, чтобы никто не услышал, неожиданно для себя выругался Влодьзимеж и уже ожидаемо разрыдался.

Всю ночь Качмарек с мельчайшими подробностями рассказывал храпящему на диванчике, но делающему вид, что внимательно слушает сторожу о том, как делал зарядку, умывался и чистил зубы, кормил пшеном рыбок, думал, что сегодня суббота, по ошибке выпил нечто такое, от чего весь день пребывал в забытьи, а потому не явился на экзамен и теперь ему, скорее всего, небо покажется с овчинку.

Ситуация начала проясняться около девяти часов утра, когда пришедший на работу директор школы пан Фабисяк для начала разбудил, а затем уволил сторожа, не услышавшего заведённого на полшестого будильника, только потому, что Качмареку подумалось, что своим не соответствующим обстановке звоном тот сможет сбить его с какой-то важной мысли, а потому его следует поднять по лестнице на третий этаж. Разобравшись со сторожем, Фабисяк в своём кабинете собрал педагогический совет, и принялся с пеной у рта приводить доказательства неуместности нахождения Влодьзимежа в стенах учебного заведения. Влодьзимеж пытался оправдываться, едва слышно гундося о пшене и рыбках, но его никто не хотел слушать. Единственная, кто заступился за Качмарека, как ни странно, была учительница польского языка и литературы полногрудая пани Плужек. И её речь была настолько горячей, а доводы в пользу мальчишки настолько железобетонными, что прилюдно пристыженному Фабисяку ничего не оставалось, как уволить её вслед за сторожем.

Стоя на пороге школы, полногрудая пани Плужек с узелком и Влодьзимеж с липовой справкой об окончании начальной школы, клялись не позабыть друг о друге уже к вечеру, а также иногда перезваниваться, в надежде застать вызываемого абонента в целости, сохранности и прекрасном расположении духа. За минуту до окончательной разлуки Качмарек осмелился попросить полногрудую учительницу уговорить папашу, ничего пока ещё не знающего о произошедшей трагедии, оставить сына в целости и сохранности, чтобы той было кому звонить, но она вместо помощи порекомендовала Влодьзимежу прочесть «Сказку о потерянном времени» некоего Шварца и поспешила в ближайший кабак возвращать себе прекрасное расположение духа.

Качмареку не хотелось домой ничуть не меньше, чем полногрудой пани Плужек, но ему, не доросшему до нужных лет, вход в питейное заведение был заказан, а потому, чтобы отвлечь себя от грустных мыслей он поначалу направил стопы в парк развлечений, но вспомнив, что не заслужил, впервые в жизни решил посетить какой-нибудь музей. Попав внутрь первого попавшегося, Влодьзимеж сразу же догадался, что развеяться вряд ли получится — паноптикум целиком и полностью был посвящён средневековым пыткам. Прохаживаясь мимо испанских сапог, железных дев, кошачьих фортепьяно и прочих гаррот, Качмарек не только мысленно примерял на себе их нехитрое воздействие, но и угадывал в восковых фигурах палачей папашу и престарелого дедушку Ежи. А вообразив у себя в месте что чуть ниже спины грушу страданий, мальчишка не выдержал и до того истошно заорал от воображаемой боли, что смотрителю музея ничего не оставалось, как вызвать скорую.

Лёжа на больничной койке в отделении проктологии и глядя в окно четвёртого этажа на кота, в прямом смысле мёртвой хваткой вцепившегося всеми имеющимися лапами в верхушку тополя, Качмарек слушал рассказ медсестры о том, что лифт буквально только что починили, а это значит, что к нему, наконец, приедут в гости его папаша и престарелый дедушка Ежи. Женщина сочла уместным скрыть от мальчика тот факт, что лифт починили ещё неделю назад, но у успевших пробыть там двое суток мужчин начался алкогольный делирий, и начальнику отделения психиатрии Порембовичу пришлось истратить на них годовой запас оксибутирата натрия. Вошедшие в палату папаша и престарелый дедушка Ежи заметно нервничали — то и дело оглядывались по сторонам, принюхивались и как можно шире открывали перекошенные рты и безумные очи. Сообщать таким, что тебя навеки выгнали из школы, так и не дав насладиться четвёртым классом, было вершиной безрассудства, но Качмарек помнил о том, что уже находится в больнице, а значит, скорее всего, его успеют спасти. И как в воду глядел — спасти его действительно успели, а отделение психиатрии и несчастный Порембович для начала остались без нейролептиков, а затем и без транквилизаторов, но зато с четырьмя изуродованными санитарами.

Возвращались из больницы домой втроём. Папаша и престарелый дедушка Ежи интенсивно размышляли о чём-то своём и ускорялись всякий раз, когда Влодьзимеж открывал рот для озвучивания какой-то очередной идеи, коих за время лечения у него накопилось не меньше сотни. Как бы быстро не передвигал костыли Качмарек, поспевать за старшими родственниками у него не получалось и горожанам, на каком бы этаже они не жили, приходилось захлопывать окна, чтобы не слышать пронзительных криков, повествующих о том, что если не получилось в школе, то это вовсе не означает что не получится и в университете, в особенности, если это будет Высшая школа экономики в Москве. Влодьзимеж пояснил, хоть об этом его никто и не просил, что где-то когда-то читал, что с экономикой в России печальная беда, а, следовательно, быть особо одарённым для учёбы на экономиста в этой заселённой преимущественно вечно пьяными медведями-балалаечниками и лапчатыми чебурашками стране ни капельки не нужно. Престарелый дедушка Ежи не выдержал и нарушил обет молчания, проинформировав внука о том, что много лет назад в Быдгоще промышляла шайка чиновников чудо-профессионалов во главе с самим мэром, и, не смотря на мастерство каждого из её членов в полном составе оказалась под завалами больницы, на которой они сэкономили для себя и для государства кучу злотых и при всём при этом не побоялись побывать на её торжественном открытии. Вывод из данной притчи престарелый дедушка Ежи так и не озвучил, но и без этого Влодьзимежу стало понятно, что даже в России экономить, не только плохо, но и опасно для здоровья. Очередной хитрый план Качмарека был в одночасье разрушен.

Так как, по словам престарелого дедушки Ежи, кормить не оправдавшего высокого доверия Качмарека никто не собирался, а поить по причине чересчур юного возраста уж тем более, парню ничего не оставалось делать, как отправиться на поиски работы. Единственное место, в котором, то ли ради смеху, то ли от жалости, согласились трудоустроить Влодьзимежа, была компания, специализировавшаяся на грузоперевозках. В первый же рабочий день, придя по указанному в заявке адресу, парень нарвался на двухсоткилограммовое пианино, сорвавшее ему спину и оба колена, и самую малость вывихнувшее левое плечо. Ползя с работы домой, Качмарек вспоминал обогащённую обсценной лексикой и лютой ненавистью речь некогда произнесённую соседом-инвалидом дядей Янушем, посвятившем жизнь и здоровье нелёгкой профессии грузчика, обращённую к давно почившим в бозе и с высокой долей вероятности горящих сейчас в адском пламени изобретателям фортепиано. И если тогда, слушая его, Влодьзимеж недоверчиво улыбался, то теперь к нему, наконец, пришло понимание, насколько же прав и мудр был тогда, тот благообразный вечно пьяный старик, кроме всего прочего утверждавший, что все грузчики, сколько бы не украли и сколько бы шкафов и тумбочек они не изуродовали в процессе работы, гарантированно попадают в рай.

Весь июль, снова прикованный к постели множественными травмами Качмарек, коротал за просмотром сериалов, преимущественно детективного характера. И то ли Влодьзимеж был чересчур умён, либо сериалы сверх всякой меры идиотскими, но уже к первому рекламному ролику мальчишка со стопроцентной уверенностью мог назвать имя, фамилию, школьное прозвище и мотив преступника и за месяц не допустил ни единого ляпсуса. А главное, у него не осталось никаких сомнений в том, что все предначертанные ему судьбой, генетикой и везучестью годы он, ничтоже сумняшеся, положит на алтарь борьбы с вопиющим беззаконием.

Едва оклемавшись, Качмарек прорепетировал свой первый обыск. Роясь по всему дому в поисках предметов, незаменимых для поимки особо опасных преступников и установления истины, таких как: лупа, бинокль, фотоаппарат и наручники, будущий частный сыщик наткнулся на красный диплом хирурга, подаренный ему престарелым дедушкой Ежи на восьмилетие. Документ на вид был абсолютно новым. Ещё бы — Влодьзимеж воспользовался им лишь однажды, когда ему было доверено прооперировать полногрудую пани Плужек, едва не поседевшую от осознания того, чьим рукам был доверен её аппендикс. Сразу же после операции, вполне себе успешной, но длившейся четверо суток, несостоявшегося мясника пожизненно отстранили от работы в больнице с формулировкой: «за кричащую некомпетентность». Проситься назад в лечебные органы, Качмарек, ясное дело, не стал бы — слишком уж преждевременно записывать себя в патентованные душегубы, но невозможно было оспорить тот факт, что наличие докторской степени, пусть и подаренной, вызывает у обывателя куда больше доверия к её обладателю, чем её совершеннейшее отсутствие.

Кабинет для приёма одураченных мужей и владельцев загулявших собачек был оборудован на чердаке, потому что только там до них не доносился бы пьяный ропот престарелого дедушки Ежи. К тому времени вывеска, сооружённая из оторванной от старинного комода дверцы с громкой надписью: «Дитиктивнаеагенстводоктара Качмарека», уже висела над входной дверью дома двадцать четыре по улице Ягеллонов, и для начала плодотворной работы необходимо было решить лишь два, исключительно кадровых вопроса, уж которую ночь мешавших Влодьзимежу уснуть: ни один уважающий себя частный сыщик не обходится без секретарши, способной на высочайшем профессиональном уровне заливать пакетики с чаем крутым кипятком, и верного помощника, каковым можно было бы всеми возможными способами помыкать, и систематически намекать на его умственную неполноценность.

По словам престарелого дедушки Ежи, у истинно грамотной секретарши должны быть миловидное личико, полная грудь и характер, за который не жалко в любую секунду дать коленом под зад. По мнению Качмарека под это описание, как никто другой походила его давняя знакомая по школе, приснопамятная пани Плужек, обнаруженная детективом в том самом кабаке, куда она когда-то отправилась возвращать себе прекрасное расположение духа. Вряд ли бы одиннадцатилетнего Влодьзимежа впустили в данное заведение, не предъяви он охраннику пенсионное удостоверение престарелого дедушки Ежи, а стало быть, вряд ли он когда узнал, что люди с перманентно прекрасным расположением духа настолько преужасны внешне. Из всех признаков, выдававших в соискательнице чудной должности наличие навыков истинно грамотной секретарши, у некогда полногрудой пани Плужек оставался лишь характер. Фиолетовые круги под глазами, морщинистая кожа, неестественная худоба, выпадающие тут и там волосы, и бьющий в нос нашатырём запах.

— А ещё четыре аборта за два месяца. — Могла бы дополнить некогда полногрудая пани Плужек, общую картину своего состояния, будь хотя бы чуточку вменяемее.

Качмареку захотелось отправиться восвояси, но в груди что-то ёкнуло и по всей вероятности из-за внезапно нахлынувшего чувства вины. Очевидно же, что защищая именно его от пана директора, некогда полногрудая пани Плужек лишилась и любимой работы и прекрасного расположения духа. Угрожая охраннику и владельцу кабака сложенной в пистолетик ручкой, хотя эти двое даже не думали оказывать сопротивления, Влодьзимеж вывел бывшую учительницу на улицу. Вывел, чтобы последующие две недели откармливать, обильно посыпать пудрой почерневшее от чрезмерных возлияний лицо и уговаривать занять вакантное место секретарши. И, сама не зная почему, то ли от любопытства, то ли от безысходности, вновь полногрудая пани Плужек согласилась принять участие в предстоящем, как она выразилась, глумилище.

Сияющему от счастья Качмареку оставалось лишь подобрать в команду квалифицированного помощника. И тут он, не мудрствуя лукаво, обратил стопы к ещё одному человеку, карьера которого им была погублена и растоптана. Семидесятилетний Яцек Мулярчик, тот самый сторож, основной рабочий инструмент которого Влодьзимеж отволок в ту злополучную ночь на третий этаж школы, мирно удил рыбу на набережной Вислы и явно скучал. Крепко держа арматуру, выполнявшую функцию удилища и глядя на гусиное перо, игравшее роль поплавка, старик вспоминал о пожаре, случившимся в его доме семь лет назад, и в одночасье сделавшем его бездомным вдовцом. Страховку, о которой он грезил, поливая пол кухни керосином, он так и не получил. И откуда же ему убогому было знать, что её надо было заблаговременно оформить в соответствующей конторе? Он терпеть не мог рыбу, рыбалку, рыбаков, испытывал жуткий токсикоз при одном только упоминание червей, но ему очень хотелось хоть что-нибудь захомячить. Надежда Мулярчика на плотный ужин рухнула в тот самый момент, когда подкравшийся к нему сзади Качмарек, не зная как бы поприличнее обратиться к пожилому человеку, просто ткнул того указательным пальцем в печень. От неожиданности старик выкрикнул что-то ненормативное и выронил свою лучшую и единственную удочку в Вислу, а через несколько секунд спустя грозной поступью двинулся на мальчишку, не иначе как замышляя что-то недоброе. Сидя на самой высокой ветке самого высокого каштана в городе, Влодьзимеж, не поддаваясь на уговоры Мулярчика спуститься вниз и получить по заслугам, рассказывал разбуянившемуся пенсионеру, о радужных перспективах, ожидавших всякого, кто согласится работать в его детективном агентстве. Яцек осознанно пропускал мимо ушей елейные речи, но услыхав что-то про бесплатный суп и крышу над головой, внезапно подобрел и размяк. А главное у него напрочь пропало желание в обнимку с Качмареком разделить участь удилища, мирно покоящегося теперь на дне реки. Шагая плечом к плечу с мальчишкой, ведущим его к новой жизни на улицу Ягеллонов двадцать четыре, Мулярчик с неподдельным любопытством выпытывал у того будут ли в обещанном супе плавать клёцки и если да, то какого размера и в каком количестве? Влодьзимеж, в супе которого ничего кроме лука обычно не плавало и видевший клёцки лишь однажды на картинке в книге о вкусной и здоровой пище, дабы раньше времени не огорчить несчастного старика, соврал, что в их доме принято мерить диаметры всех ингредиентов для супа исключительно строительными рулетками — до такой степени они были огромны и сытны. Услышав такое, Мулярчик от счастья упал в обморок и последние два квартала отделявшие их от пункта постоянной дислокации, Качмареку пришлось тащить его на себе. Надо заметить, старик будет падать в обмороки на регулярной основе и исключительно от голода и исключительно на лестницедве недели к ряду, то есть до тех пор, пока не узнает, что обои в его новом жилище держатся на клейстере.

Ожидание первого клиента было мучительным и долгим. Качмарек с раннего утра и до поздней ночи с задумчивым видом сидел у окна и тренировал на прохожих дедукцию и горько жалел, что сделанные им умозаключения не представляется возможным проверить. Полногрудая пани Плужек исступлённо стучала по клавишам пишущей машинки, всерьёз полагая, что её рассказы об очкастом плюшевом медвежонке с пропеллером за спиной и шрамом на лбу обязательно станут бестселлером. А неприлично отъевшийся Мулярчик сидел на полу, забившись в самый дальний угол офиса, и что-то постоянно помешивал в стоящем на примусе котелке.

И в тот самый момент, когда Влодьзимеж уверовал, что всё кончено, что мечта стать детективом припорошена прахом, жизнь не удалась, справедливости в мире нет, и в другое прочее, во что может уверовать одиннадцатилетний человек, в дверь офиса кто-то тихонечко постучал…