Тот, кто меня купил

Ева Ночь, 2018

Он похож на чью-то мечту – богатый и свободный. Он мог бы стать чьим-то счастьем – щедрый и сексуальный. А стал моим мужем – внезапно и неотвратимо. Холодный. Неприступный. Чужой. Он тот, кто разбил моё сердце. Тот, ради кого я продам душу. Но он тот… кто просто меня купил. Содержит нецензурную брань.

Глава 16

Тая

Сложно. Очень сложно находиться рядом с этим непредсказуемым человеком. То он холодный, то горячий. Не понять, когда шутит, а когда говорит серьёзно. И настроение его скачет, как неотрегулированные весы. Но именно это меня скорее привлекает, чем отталкивает. С ним не соскучишься. И даже его жёсткость порой не вызывает отторжения. Возмущение — да. Желание сопротивляться — да. Но нет чувства, когда человек бесит, и ты готов перечить каждому слову. На зло или вопреки. Лишь бы возразить или сделать по-своему.

Я почти была уверена, что это фиктивный брак. Что я ему интересна только как деталь в тщательно продуманном плане для достижения некоей цели. Уже немного понятно, какой. Почему-то ему нужно быть женатым, чтобы у некоего хрыча что-то там отвоевать. Трудно бедному философу. Не слишком близки мне коммерческие тайны и крючки бизнеса. И слава богу. Нет ни желания, ни стремления что-либо понимать в этом бурлящем котле. Опасно. Там кипяток или однажды что-то взорвётся — так я это ощущаю.

— Эдгар Олегович, — встречает нас в ЗАГСе красивая женщина слегка за тридцать или хорошо ухоженные за сорок.

Строгий костюм сидит на ней как влитой. Подчёркивает все аппетитные изгибы и выпуклости. Я мысленно обзываю её Песочными Часиками — она именно такая: пышная в груди и бёдрах и очень тонкая в талии. Причёска, макияж, тяжёлое золото в ушах, на шее и изящных запястьях, брендовые туфли — всё в тему и очень изысканно.

— Анна Сергеевна, — склоняет Гинц голову в поклоне и целует даме смело протянутую ручку.

Она оценивает его глазами. Не нагло, но явно. Уверена: от неё не ускользнул ни единый штрих в его внешности и одежде. На меня она не смотрит: ей достаточно было кинуть один взгляд, чтобы понять, что я ничего собой не представляю.

— Конечно, так стремительно ни одно дело не решается, но иногда бывают исключения.

Она делает многозначительную паузу. Гинц и бровью не ведёт.

— Сделайте его ради нас завтра. Скажем, в три часа. Моя невеста слегка беременна, поэтому нервничать ей категорически запрещено.

Я моргнула, потом ещё раз. А потом захотелось потрясти головой, чтобы проверить: всё ли в порядке у меня с ушами и верно ли я его услышала. Но слух у меня хороший, даже музыкальный: только что из девственницы я превратилась в «слегка беременную». Браво. Просто зашибись.

— Пройдёмте, — показывает она рукой на какую-то дверь. Там нас усаживают в кремовые кресла за стеклянный столик. Явно какая-то крутая комната для избранных. Но зацикливаться на интерьере я не стала, хотя в другое время рассмотрела бы всё с превеликим удовольствием: у меня слабость к красивым вещам и гармонии.

— Беременная?! — шиплю я, как только Песочные Часы выдаёт нам бумаги и тактично уходит, извинившись.

Эдгар лишь бровь изгибает и невозмутимо начинает заполнять форму заявления.

— Импровизация, — бурчит он под нос, и в голосе его слышно довольное урчание хищника. — Не нервничай. Тебе нельзя.

Вот прибить бы его. Стукнуть. Галстук на шее стянуть так, чтобы крякнул.

— Беременная девственница, — язвлю, пытаясь сосредоточиться. Руки у меня почему-то дрожат, а в глазах двоится. От злости, видимо. — Я войду в легенды рода Гинцев, Эдгар Олегович.

— Не такое уж редкое явление. История знает примеры подобных конфузов. Он поднимает глаза. Они у него сейчас похожи на снеговые тучи — тёмные и мятежные. — Моего отца звали Отто. В своё время он изменил имя. По понятным причинам. К сожалению, документов не осталось. Поэтому я Олегович.

Его слова как снег — охлаждают и отрезвляют. Какая разница? Я могу побыть для него и беременной, если ему так надо. Всё же я ему должна. А он не монстр, каким рисовало его моё воображение.

Я успокаиваюсь и заполняю бумаги.

— Ты смешная на фото, — рассматривает он мой паспорт.

Таким меня не поддеть.

— Уверена: ты на фото вообще как индюк: надутый и злой.

— И красная сопля через нос.

Он что, шутит? Не сдержавшись, я начинаю смеяться и не могу остановиться. У меня слишком живое воображение. Нельзя же так.

Когда Песочные Часы заходит в комнатку, я, вытирая выступившие слёзы, сползаю по креслу.

— Гормоны. Перепады настроения.

Дама понятливо кивает.

— Побудь, дорогая здесь немного. Я скоро вернусь.

Наверное, взятку пошёл давать этой Анне. Я наконец-то успокаиваюсь, и когда он возвращается, уже вполне адекватно себя веду.

Мы заезжаем в мою новую квартиру. Я, наверное, год буду разгребать накупленные вещи.

— Надень это, это и вот это, — командует Эдгар, доставая каким-то чудом те вещи, в которые он надумал меня нарядить. Интересно, как ему это удаётся? Пакеты практически все одинаковые, однако он почти в них не роется. Просто путеводитель в мире купленных шмоток.

— У меня отличная зрительная память, — телепатирует он, наблюдая, как я верчу в руках нижнее бельё. Хочется провалиться сквозь землю. — Раздевайся.

— Может, ты выйдешь? — блею, как перепуганная коза.

— Нет. Раздевайся. И к этому тоже нужно привыкнуть. Очень быстро.

— Послушай, — прижимаю к груди я вещи, — не будет же твой хрыч проверять, спим мы вместе или нет. Стесняюсь я при тебе раздеваться или нет.

— Хрыч? Хм, — прячет улыбку этот несносный мужчина, — Оригинально. Варшавин будет в экстазе от нового прозвища. Правда, лучше не рисковать его произносить вслух. Но со мной можно. Раздевайся.

Я сажусь на кровать. Платье я ещё могу снять. Но дальше?.. Невозможно. Неприемлемо.

— Тебе помочь?

Яростно мотаю головой.

— Эдгар, я не смогу. По крайней мере, не сейчас. Пожалуйста.

— Хорошо. Я закрою глаза.

Лучше бы ты дверь с той стороны закрыл, дубина стоеросовая.

Ладно, это компромисс и лучше, чем ничего.

Он устраивается поудобнее в кресле. Откидывает голову и, вздыхая, закрывает глаза. Собственно, в таком положении, если не поворачивать голову, можно окосеть, пытаясь разглядывать то место, куда я забилась, чтобы переодеться. На всякий случай отворачиваюсь к окну. Спиной к опасному зверю, что притаился и делает вид, будто дремлет.

Я спешу, а поэтому всё делаю не так. Падают вещи. Платье не хочет сниматься — зацепилось молнией за волосы. Я чуть клок не выдрала, пытаясь его освободить.

— Можешь не спешить. У нас есть время.

Голос его — выстрелом в спину. Сердце зайцем, руки в дрожь. Кажется, я вскрикнула от неожиданности.

— Я не говорил, что буду молчать, — его невозмутимость можно на хлеб намазывать. — И я играю честно, не бойся.

Ну, да. Только я никогда в жизни не делала ничего подобного. Я даже при тётке ни разу не переодевалась. И в подсобке, облачаясь для работы официанткой, умудрялась не сверкать своими телесными достоинствами и недостатками.

Но, стыдно сказать: это необычайно остро, когда у тебя за спиной сидит мужчина с закрытыми глазами. И стыд смешивается с чем-то другим, неведомым ранее. Это… возбуждение?..